Every day is exactly the same

В лазури ее глаз можно утонуть. Иронично, что сама девушка, так отчаянно мечтающая стать принцем, даже не подозревает об этом. Тога кончиками пальцев рисует спирали на обнаженных плечах, очерчивает соски, приподнимает подбородок и не целует – закусывает чувствительную кожу под мочкой, стараясь не смотреть в совсем другие, чужие глаза. Он вспоминает упрямо сжатые губы, когда, разведя красивые ножки в черных чулках, ожесточенно вбивается в податливую плоть под собой. Видит непослушные локоны светло-розового цвета вместо каштановых, разметавшихся по подушке. Слышит звонкое как пощечина «не трогай меня!», игнорируя страстные хриплые вздохи своей нынешней партнерши. Влюбиться в эту вздорную девчонку с миллионом тараканов в голове – так опрометчиво… Он бы и дальше грезил, сжимая в объятиях другую, если бы не полный негодования вопль. Вспарывая насыщенный похотью воздух, тот набатом отдается в висках, почти ранит нежные перепонки и стихать, похоже, не собирается. Кто бы смог доходчиво объяснить Нанами, что входить в его спальню без стука – плохая идея? У него самого, вот, все никак не получается. — Пошла вон отсюда, шлюха! – Вслед метнувшейся к двери голой фигуре летит смятая форма и пара туфель с брызнувшими в стороны, словно комок червей, шнурками. Девушка – кажется, старшекурсница с актерского, – отдуваясь и сверкая следами ночных утех на бледной коже, судорожно собирает свое добро с пола. На лице у нее, несмотря ни на что, расцветает улыбка одержимого. С этими всегда так. Тоге не привыкать. — Нанами. — Дождавшись, пока они останутся одни, он вздыхает, разворачивается к сестре и садится на разворошенной постели по-турецки. — Ты где набралась та… — Да к черту этикет! Сколько это будет продолжаться?! Ты трахаешь каждую юбку, буквально каждую встречную! На прошлой неделе, если мне не изменяет память, в уборной для преподавателей ревела математичка, а на позапрошлой… — Прекращай истерику. — Он морщится, одним точным движением откидывает за спину свою алую гриву и готовится выставить сестру прочь, но в последний момент решает иначе. — Иди спать. Или оставайся здесь, если хочешь. Нанами, конечно, счастлива. Ему ли не знать, какие мысли порой тревожат светлую головку его не в меру ревнивой родственницы. Он скользит отстраненным взглядом по румянцу на ее щеках, задерживается на трепещущих ресницах, слегка приоткрытых губах… И снова возвращается мыслями к той, другой девушке. Девушке-принцу с дерзкой усмешкой и готовностью восстать против всего мира. — Я… останусь, — шепчет Нанами едва слышно и делает шаг ближе. Сестра, если дать ей волю, не просто останется здесь, а с радостью займет место его недавней гостьи. Ей даже влажная от полуночных танцев постель не помеха. Вот только сам он задерживаться не намерен. — Хорошо, — кивает он в ответ и, набросив на плечи рубашку, под недоуменный возглас выходит за дверь.

***

Женское общежитие спит, но слабо различимый шум с внутреннего дворика за углом дает понять, что далеко не в полном составе. Тога, поразмыслив, направляется туда. Тонущий в ночной тишине звук рассекаемого бокеном воздуха наводит на мысли о его тайной музе… Так и есть. Муза, одетая в домашние шорты и майку и, очевидно, совершенно равнодушная к ощутимой прохладе вокруг, раз за разом делает уверенные выпады, бросается на воображаемого противника и разит его деревянным мечом с такой неуловимой грацией, что у Тоги перехватывает дыхание. — Если я предложу тебе себя, — он разводит руки в стороны, и края рубашки, не застегнутые на пуговицы, послушно разъезжаются, — … в качестве тренировочного манекена, согласишься? Она вздрагивает и кривится, старательно демонстрируя, что ничуть не удивилась его неожиданному появлению. — Вот еще. Сама справлюсь, — качает головой, незаметно отступая назад. Незаметно, но только не для него. Усмехаясь в ответ, Тога действует ровно противоположным образом. Он надвигается, неотвратимый, как цунами, как лавина с вершины заснеженных гор… Когда спина Утэны вжимается в шершавую стену здания, а его собственное лицо оказывается всего в нескольких миллиметрах от ее, сдерживаться больше нет сил. Да и не имеет смысла: она все равно уйдет, упорхнет, словно бабочка. А пока этого не случилось, пока ее широко раскрытые глаза так лихорадочно блестят, а слегка обветренные губы подрагивают так близко... Он резко выбрасывает вперед руки, ловит ее лицо и впивается в манящий алый рот, как в последний раз. Девушка-принц сильная. Девушка-принц никогда не позволит себе поддаться, и потому вырывается так же яростно, как он пытается ее удержать. Прокушенная губа полыхает огнем, но Тога этого не чувствует. Он отпускает ее лишь тогда, когда в легких кончается воздух, и они оба захлебываются поцелуем, больше похожим на противостояние двух смертельных врагов. Он криво улыбается под ее гневным взглядом и отступает в темноту, утирая кровь костяшками пальцев. На сегодня хватит. Снова можно жить, не проваливаясь каждую минуту в мысли об этой сумасшедшей девчонке, от близкого присутствия которой у него кружится голова. А завтра будет новый день, новая поклонница и, возможно, новая встреча… Завтра снова будет она.