Ибо крепка, как смерть, любовь

После трагической гибели Григория Натали осунулась — ни дать ни взять бледная тень еще совсем недавно жизнерадостной девушки со смеющимися глазами. Дни она коротала в постели, а несколько раз вдруг высказывала интерес к книгам о призраках, но почему-то не выглядела несчастной. Черты ее очаровательного личика заострились, под глазами пролегли тени, но когда она выходила к ужину, то улыбалась и шутила — так, словно это не ее мужа похоронили за кладбищенской оградой. — Хорошо ли спишь, дочка? — спрашивал отец. — Да, папа, все хорошо, все теперь хорошо! — отвечала бледная Натали. Ни тоски, ни муки на ее лице не было. Словно это не она кричала и билась в руках отца и брата на похоронах, словно это не она собиралась постричься в монахини и навсегда уйти в затвор. Какие-то две недели — и она полностью переменилась. Ее бледность беспокоила родных не настолько, чтобы озаботиться приглашением доктора. Это нормально, это пройдет. — По поводу молебна… — начал отец. — К сожалению, никто не принял во внимание твое свидетельство о том, что Григорий Петрович случайно выстрелил в себя во время чистки револьвера. Потому не может быть и речи о том, что перехоронить его и поставить ограду… И о том, чтобы заказать молебен за душу… тоже. Он так боялся ее поранить, но все же сказал эти страшные слова. Однако Натали продолжала спокойно сидеть за столом и улыбаться. — Не волнуйтесь, папа. Ни Григу, ни мне не надобно молебна. Григ… За оградой ему спокойнее.

***

Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Она одна верила в своего Грига, и ей воздалось по вере: ее Григ вернулся к ней. Каждую ночь она оставляла нательный крест на прикроватном столике и открывала окно. Григ всегда был там, ждал ее, чтобы они могли гулять всю ночь. Он приходил в призрачном образе, но это он, ее Григ: она могла коснуться его, и он тоже. О, как он теперь прикасался к ней — при жизни между ними не было такой связи, такой нежности. Это Григ уговорил ее не уходить в монастырь. — Давай, — сказал он, — лучше я к тебе приходить буду. При жизни не пожили хорошо, хоть после смерти поживем. И еще. Умоляю, не молись за меня, а то больше не найду к тебе пути, а тебе будет трудно ночью ко мне приходить. Могила моя у дороги, ограды там нет. — Да, да, будет все, как скажешь, мой дорогой. Руки Грига были пусть и призрачными, но ласковыми-ласковыми. Холодными, но Натали от них становилось тепло на душе. — И чего я, дурак, раньше на Катрю засматривался, тебя, сокровище, не ценил, — сетовал Григ. А она улыбалась сквозь слезы: — Ну теперь-то ты меня любишь, Григ? — Больше жизни люблю. Веришь? Она верила. Если мертвый сказал, что больше жизни любит, то значит и правда очень сильно. Живые не особо ценят жизнь, а мертвые — очень. Мертвым известно, что они потеряли. Редко так бывает, чтобы мертвый обрел после смерти больше, чем потерял, но ее Григ всегда был удивительным человеком. Потому она его и любила. Больше жизни.