Ты мой ангел

На полке в Катиной комнате стояли фарфоровые ангелочки: матушка дарила их ей на Рождество. Если на кого-то помимо Кати Григорий и обращал внимание, то на них: они были мостом между ним, Катенькой и матушкой. Фарфоровые ангелочки всякий раз желали Григорию доброго утра, доброго дня и доброй ночи. Катя не желала ему ничего. Она лишь читала ему вслух, как и его матери: по-французски, по-русски, Григорию было всё равно. Он слушал родной голос девушки, что стала для него наваждением, и чувствовал преемственность поколений: если бы матушка прожила долгие годы, Катя читала бы для неё. Это дворянин не смог бы прожить всю жизнь, читая кому-то романы, а для крепостной девки такая судьба казалась Григорию даже в чем-то завидной. Он не считал, что чем-то ее притеснял, напротив, он был с ней чуток и мягок, ни разу не взял силой то, что принадлежало ему, ни разу не приказал избить ее до полусмерти, как это бывало в хозяйстве. Она просто читала ему, вот и все. Матушка бы гордилась им. Она оставила их, но он, Григорий, позаботился о ее крестнице. День проходил за днем, сознание Григория постепенно становилось все путанее, он все реже понимал смысл слов, а когда зашел однажды на кухню, то обнаружил, что вместо Павлины там хозяйничал кто-то другой. А Катя оставалась при нем. Он не считал часы, минуты и дни, проведенные рядом с Катей. Вот когда ее не было рядом — он считал. Но однажды все должно было закончиться. В то утро он по обыкновению поздоровался с фарфоровыми ангелочками, а потом повернулся к Катеньке и увидел зеркало, а в зеркале себя. На него смотрел седой как лунь старик с осанкой бывшего военного офицера. А за его спиной стояла Катенька — юная, светлая, ничуть не изменившаяся с годами. Он успел подумать: «А возможно ли, чтобы правы оказались братья-голуби? Может быть, его Катенька, свет очей его — на самом деле и не человек вовсе, а...» Он обернулся и посмотрел в ее бездонные глаза, взглянул на кроткую улыбку ее. Нет, она не могла быть демоном. Если она и не человек, то ангел. — Мой ангел, — прошептал Григорий, протянул к ней руку, и она дотронулась. В тот же миг он упал замертво, совсем как его мать, только причиной тому стало всепоглощающее счастье.

***

Его уже давно не звали Андреем, и ему пришлось сменить несколько мест жительства, но Катя нашла его легко, как всегда. Не так много людей в этом мире, кто известен по добрым делам. Где бы ни поселился человек, когда-то носивший имя «Андрей Жадан», о нем шла добрая слава среди людей, что по своей воле или нет, существовали на дне жизни. Он строил больницы для бедных, он спасал людей из рабства, он возвращал веру и у него всегда были на это деньги, заработанные собственным умом. И не иссякали источники тех денег, ибо много добра требует много вложений. Катя нашла его, ведомая серебряной нитью, в скромном жилище. Он встретил ее как всегда: тепло. Он совсем не изменился с их последней встречи. — Раз ты здесь, стало быть, ты отправила душу грешника на небо? — спросил тот, который когда-то звался Андреем Жаданом. — К концу дней своих он что-то начал понимать, но до пробуждения еще далеко, — печально ответила та, что звалась Катей. — Я не справилась. Что мне делать теперь? Он обнял ее крепко-крепко и передал ей часть своего света. И сердце ее утешилось, как всегда утешалось рядом с ним. — То же, что делала всегда. Ты же хотела жить как человек и страдать как люди? И она ответила: — Да.