Голоса убитого прошлого

Невысказанных слов бессчетные страницы Растаявшие в пламени признания и стихи Безмолвный разговор, письмо в когтях у птицы сирени запах ветер унеси

Было довольно забавно, что о сопротивлении он как-то… Забыл? Возможно, не совсем, просто не думал о них уже достаточно долго. У него были проблемы более срочные, более требующие внимания, чем печальная кучка несогласных. Было предостаточно несогласных, которые при этом не желали иметь дел с сомнительной организацией дражайшей матушки, например. А ведь даже и это… В любом случае, после почившего учителя осталась гора дел, с которыми непременно нужно было что-то сделать. Не так хорош был Сноук в организации, как можно было бы подумать. В делегировании полномочий были свои минусы. Например, Кайло потратил уйму времени, чтобы выяснить, откуда поставлялся провиант для тех частей армии, что не находились непосредственно на флагмане. По всему выходило, что правильный ответ — ниоткуда, и этот ответ его не устраивал, потому как был очевидно абсурден. В общем, о сопротивлении он не думал. Забавнее было то, что это никак не мешало ему помнить про нее. Казалось бы, одно обязательно должно было вытекать из другого, она и они неразрывно связаны… О, было очень удачно, что до сих пор выходил такой парадокс. Как только он все же об этом подумал — о том, как неразрывно они связаны — у него началась изжога. Нет, он не забыл о завтраке. Уж в этот день — так точно. Он помнил про нее вовсе не потому, что видел. Нет, дурацкие узы куда-то подевались. И это было к лучшему. Его бы вполне устроило, если бы так и продолжалось. Но дурные вещи случаются, такова жизнь. Все не может всегда идти хорошо. Наверное, Сила могла выбрать момент и похуже этого. По крайней мере, он успел вернуться в свою каюту. Судя по ее виду, она отчаянно жалела, что у нее нет двери, которую она могла бы захлопнуть у него перед носом. Глаза горели праведным гневом, ноздри раздувались. Будь у нее меч… Но меча у нее не было. А у Кайло не было настроения терпеть это молчаливое осуждение. Ей даже не обязательно было что-то говорить, чтобы он почти слышал это «ты все сделал не так, как надо». Она сжала кулаки. О, конечно, она-то точно знала, как ему следовало поступать. Она была в этом уверена тогда, она была отвратительно уверена сейчас. У него тоже не было двери, которую он мог бы захлопнуть перед ней. И, если подумать, это было обидно. Если задуматься, он не так уж часто чего-то хотел в последнее время. Чтобы кто-нибудь из десятка офицеров, которые отвечали за вооружение, дал внятный ответ на вопрос, почему фактическое количество истребителей не соответствует заявленному, например. Он пересчитал лично, три раза, и это отнимало время и… Впрочем, о силах думать было некогда. И хотел захлопнуть дверь. Даже если он не увидит, как она вздрагивает, отшатывается и растерянно моргает. Все равно. Это могло бы дать ему почувствовать себя лучше. Но она не делала ничего из этого — только смотрела этим своим суровым взглядом, будто рассчитывала, что он вот-вот Осознает и Покается. Не допускала и тени сомнения. Даже не задумывалась о том, как мало она понимает. Кайло не знал, что именно его доконало — она все так же просто смотрела. Движение брови? Очередной свистящий гневный вдох? Упрямая непрошибаемость? То, что полчаса назад несколько поразительно неосведомленных людей, которые обязаны быть осведомленными, сваливали ответственность друг на друга, пока круг не замкнулся? Все сразу, наверное. Что же, двери поблизости не было, зато была информационная консоль. Пока была, конечно. Плевать. Заменят. И могут потом говорить там про него что угодно в своих подсобках, трусливо втягивая головы плечи — а вдруг он услышит? По крайней мере, он знал свои обязанности. А она… Пусть смотрит и тоже думает, что хочет. Отвернулась. Молчит. И правильно делает — ему тоже совершенно нечего ей сказать. Рей, признаться — ты удивительна. Нет, воистину невероятный образчик наивного идеализма. Я бы не поверил, что такое бывает, если бы не увидел своими глазами. Знаешь, а я бы послушал. Этот твой план. Готов поспорить, так бы меня никто и никогда не развлекал. «Не иди этим путем». Подожди, подожди… Я попытаюсь отгадать, пусть и не исключаю, что на деле ты все придумала еще более потрясающе — возможно, я слишком скучен и недостаточно оторван от мира, чтобы сочинить что-либо, что сможет сравниться с твоим полетом фантазии. Мы не идем на прием к Сноуку. О, конечно он понятия не имеет, что ты пробралась на флагман, потому что спасательная капсула… Кстати, едва ли мы бы в ней поместились вдвоем, знаешь? На будущее: думай о путях отхода как-то… О, просто думай о них в принципе. Для начала. Может, потом мы угоняем истребитель и улетаем? Очень романтично. И вот мы приходим к этим твоим повстанцам. Которые все как на подбор прекрасные, достойные люди — а как же. И я теперь тоже, должно быть, прекрасный и достойный, потому что умная ты мне открыла глаза, а до этого я и не подозревал. И они все смущены — кого это ты привела? Но ты говоришь, что это Бен, и это все объясняет. Все важно глубокомысленно кивают, расступаются и тут мы видим ее. Лею. И она сначала рассыпается в благодарностях — как же, тебе удалось то, что не удалось ей она не пыталась, в общем-то. Она, конечно, очень рада, но как ни крути, она не очень-то мной довольна, а потому должна выполнить свой материнский долг. Так что, вероятно, следующий час я проведу, стоя в углу в одном из дальних коридоров паршивой старой базы, как там еще потолок не обвалился. Может, ты от бескрайней душевной широты попытаешься развлечь меня разговором, но Лея все же генерал, сенатор… В общем, умеет быть непреклонной. Спасибо. Я давно так не смеялся. На деле, Кайло и сейчас не смеялся. И, наверное, если бы некоторое время назад не бил мечом по всему, что подвернется, до полного исступления, он со злостью смахнул бы лист на пол, размазывая не успевшие засохнуть чернила. Но на это у него не было сил. На то, чтобы пересмотреть часы записей из ангара, чтобы выяснить, не было ли неучтенных вылетов — он надеялся, что не было, это означало бы всего лишь ошибку в учетных записях, что лучше дезертирства или диверсий — тоже не было. Но он все равно встал и отправился это делать, не глядя смахнув лист в ящик письменного стола. *** Наверное, раз в месяц он мог бы это пережить. Если уж проклятые узы не желали исчезать вовсе, то им стоило хотя бы продолжать в том же духе. Не то, чтобы он считал, конечно — просто он обязан всегда знать, какой сегодня день. Уж в космосе — и подавно. На этот раз все было не так уж плохо. Она подняла голову от… Чего-то, с чем возилась. Посмотрела на него пристально, открыто. Заинтересованно? Нет, на это он был не согласен. Лучше ей было делать то, что она там делала. Разумеется, у них постоянно что-то ломалось. Он не видел — видел только отвертку в ее руке да масляное пятно на лбу. А когда понял, что был бы не прочь стереть его, это самое пятно… Стоило дать ей понять, что он тоже занят. Он отвернулся, оперся руками на стол. Ему нечего ей сказать. Взгляд сам собой упал на лист, и сердце вдруг пропустило удар. Мусорщица будто специально издала очень выразительный скептический звук. Пренебрежительное фырканье. Секунды вдруг потекли очень медленно, а он все ждал, когда она исчезнет, твердя себе одно — он не видит, что ее окружает. И она не видит. Но он все равно встал так, чтобы наверняка загородить лист от нее. Исключить малейшую вероятность того, чтобы она увидела. И плевать ему было, что с такого расстояния едва ли можно было бы что-то прочитать. И то только в том случае, если она вообще умеет. У него не было ни одной причины чувствовать себя так, будто он пытается пронести за пазухой килограмм спайса мимо химсканеров, но он ничего не мог с собой поделать. Когда она наконец соизволила исчезнуть, Кайло тяжело рухнул на стул. Знаешь, я понимаю. Правда понимаю, как ты себя чувствовала. Но попробуй взглянуть на это с другой стороны. Я знаю, что увидел бы в том зеркале. Если бы только себя, как ты — я бы посчитал это за счастье. Но там были бы и Лея, и Хан. И Люк, чтоб его. Даже Вейдер. Скайуокер. Знать бы, как он выглядел. И за каждым — горы неоправданных ожиданий, которые друг другу противоречат. Семья — это не так здорово, как тебе кажется, поверь. Если бы ты только знала могла понять если бы ты… ***

Небесной красоты земное воплощенье Неуловимый призрак, исчезающий в ночи Отдавшие тебе своей души горенье Как мотыльки для пламени свечи

Ночная фаза была предназначена для того, чтобы люди спали. Так предполагалось. Увы, с ним явно что-то было не так. Какое-то время назад ему казалось, что он рухнет, не дойдя до кровати, но с усталостью, как и с голодом, зачастую выходит… Не так. Если не предоставить телу то, что оно хочет, вовремя, потом оно может просто отказаться работать, как полагается. Пустой желудок перестает болеть и отказывается что-либо в себя принимать вплоть до тошноты. А усталый мозг не собирается отключаться. Это больное, изматывающее бодрствование, но сон просто не идет — и все. Если бы только ночь могла подбросить лихорадочному сознанию хотя бы нормальные мысли. Не те, что запрещены. Как только кожу на пальцах закололо — воспоминание, что никак не желало тускнеть — Кайло вскинулся, поспешил укрыться за самой прочной ментальной стеной, которую только мог возвести. А потом выдохнул и откинулся на подушку. Отгораживаться было больше не от кого. Сноука больше не было — это подтверждала гора отчетов на его рабочем столе. А значит, он мог думать о чем угодно. Это было нечто новое, и решиться было сложно несмотря на все доводы рассудка. Усталый разум не стал дожидаться, пока он сделает вдох перед прыжком в эту бездну. Воображение живо изобразило ее лицо, глаза, в свете пламени вдруг окрасившиеся в теплый янтарный. Он помнил — прежде, когда она стояла где-то, где капала вода… Дождь? Тогда они были темно-зеленые. Как старый камень, поросший мхом. Она вздрогнула тогда, но руки не отняла. Вспоминать было страшно, воображать — еще страшнее. Но остановиться не было уже никакой возможности. Что еще могло произойти? Каково было бы не просто дотронуться, а взять в руку ее ладонь? Переплести свои пальцы с ее, сжать — несильно, но крепко? Он не имел ни малейшего понятия, как бы это чувствовалось. А если бы раньше, перед этим, она подошла ближе? Положила ладонь на его голую спину, провела вниз… Или даже не на спину. Нет, это было уже слишком. Если бы она вдруг взяла в ладони его лицо? Нет, думать об этом еще хуже. И все равно ни малейшего представления о том, на что это могло бы быть похоже. Не говоря уж о… Узы все-таки не собирались быть пунктуальными. Вокруг и так была тишина, но уши все равно заложило, как под водой. Ей повезло больше — она спала, и этому оставалось только порадоваться. Кто бы мог подумать, что она подкладывает руки под щеку, когда спит. И не распускает этот свой пучок на ночь. И умудряется даже во сне на кого-то злиться. На него, не иначе, на кого же еще? Между бровей залегла морщинка, губы упрямо поджаты. Забавное зрелище. На то, чтобы убедить себя, что она никоим образом не сможет узнать, о чем он только что думал, ушли все остатки его осознанности. Рука, оставшаяся без всякого умственного контроля, потянулась к ее лицу, и Кайло уже чувствовал тепло, исходящее от ее щеки, когда одернул самого себя. Не хватало только ее разбудить. Нет, этого допустить ни в коем случае было нельзя. Впрочем, он даже не был до конца уверен, что ему это не снится. Попробовать вдруг показалось ему очень, очень заманчивым. И кто знает, может он бы дотронулся, если бы она не исчезла прежде, чем он как следует проанализировал возможные последствия. Оно было к лучшему. Писать поверх таблицы с данными, возможно, было не самой хорошей идеей. Однако света все равно было мало, Кайло едва различал буквы, которые выводил. Даже если они где-то сливались с числами, образуя совершенно неясные символы — какое это имело значение? Ему ведь нечего было ей сказать. С мечом вышло скверно. А все потому, что упертостью ты вполне подобна банте в брачный сезон. Не видишь и не слышишь ничего дальше… Неважно. Совершенно неважно. Хорошо, что у тебя больше нет оружия. Даже если ты так не думаешь. Конечно, с тебя станется броситься в драку с бластером, или даже вовсе куском ржавой арматуры. И это будет презабавное зрелище. Но сражением это не будет. И это хорошо. Правда хорошо. Потому что я не хочу не могу не стану причинять тебе вред. И даже не спрашивай, почему. *** Кайло давно перестал задумываться о таких вещах, как счастье и несчастье. В конце концов, все это было эфемерно и расплывчато. Не реально. Он мыслил категориями целесообразности. «Правильно — не правильно». И с такого ракурса жаловаться было не на что. Он делал то, что правильно. Военная машина требовала постоянного внимания — заменить детали там, проверить тут, счистить ржавчину здесь. Что-то всегда нуждалось в починке и доработке, это было естественно. Бесконечный цикл. Изнуряющий? Возможно, но это не имело значения. Все было правильно. Увы, это никак не помогало. От этого космическая пустота за силовым полем ангарного шлюза не переставала завораживать и манить. Казаться более привлекательной, чем все, что у него было теперь. Там, по крайней мере, совершенно точно ему не пришлось бы слушать, как кто-то выдумывает совершенно невероятные причины, по которым строительство новых кораблей взамен потерянных задерживается уже на вторую неделю. Ему было бы не нужно по капле вытягивать более-менее внятный ответ о предполагаемых сроках. Делегирование полномочий его все больше разочаровывало — связаться с владельцем верфи лично было бы проще и быстрее. Наверное, впредь все вопросы действительно стоило решать лично. Что же до сна… Стоило придумать ему какую-то альтернативу. Космическая пустота словно бы оживилась, явно намекая на то, что альтернативы лучше нее в таком деле точно не сыскать. Уши снова заложило. Это происходило куда чаще, чем нужно. Кайло развернулся, чтобы поймать фантомный, едва ощутимый укол. Выстрел? Это они уже проходили. Должно быть, она тренировалась. А меч у нее все-таки был. И, возможно, он ошибался. Это было к лучшему. Это даже делало его счастливее, пусть такими категориями он и не думал. И ему все так же нечего было ей сказать.

Бессмысленно пытаться жить как прежде Теряя понапрасну жизни дни Мгновение любви за годы без надежды…