IAMX - Kiss And Swallow Acoustic
IAMX - Mercy Acoustic
Неметон видится подростку в каждой точке душного пространства. Дышать вновь становится трудно, сердце заходится в ломаном ритме, а сам Стилински за голову уже машинально хватается, достучаться до сознания пытаясь. «Это просто сон, это сон, Стайлз, — лихорадочно убеждает себя, — проснись. Проснись, Стайлз!». — Это не сон. Химера в отместку шепчет, слова растягивая с наслаждением, наклонившись к пополам согнутому телу. У него времени на это нет — Пустой Стайлз нужен сейчас. Стилински кричит, потому что верить не хочет. Стилински кричит, потому что убеждён, что это — единственно возможный способ проснуться. Он перед собой ничего не видит. Мир расплывается масляными красками, и четким остаётся лишь одно. Чёртово дерево. Стилински кричит, потому что это — не сон. Голова стремительно начинает кружиться, а воздуха не хватает вовсе — подросток падает, уцепиться пытаясь хоть за что-нибудь. Пронзающие иглами острые судороги обездвиживают его на несколько секунд, а после Стилински бьётся в приступе неконтролируемого чего-то большего, чем страх. Рейкен ждёт, пока ночные кошмары утащат под землю хрупкое тело, оставят лишь чернильную пустоту. Ему необходим Пустой Стайлз. Он нуждается в нём. На режущей грани между реальностью и смертельным падением в полумрак несуществования, в расплывающемся сознании проносится мысль: Тео поможет ему. Тео поможет Ногицунэ. Химера делает шаг в его сторону — последнее, что видит Стилински. Поток красно-черного захлёстывает сознание. Рейкен терпеливо ждёт. В аду терпения не занимать. В Тео живое скальпелем вырезали вместе с сердцем. Чудом прижившийся орган в рваной грудной дыре даёт о себе знать, лишь когда Стайлз самого себя теряет. Когда Стайлз в проигравшем сражении падает на землю безжизненной плотью. Когда Стайлз перестаёт нервно ломать пальцы-руки и кожу бледную расчёсывать до кровяных полос. Когда Стайлз — не Стайлз. Он непременно придет — лиса, увы (к счастью), запертой-загнанной быть не любит. Тео терпеливо ждёт. Стоит, склонясь над костлявым телом, да высчитывает слабые импульсы внутреннего метронома. На шестой удар Ногицунэ открывает глаза.________________________________________
Стилински скрыть тремор рук старается чересчур отчаянно, отчего они дрожат в разы сильнее. Тело его не слушается. Тело уже не его. Остекленевший взгляд с проткнутого балкой Донована загипнотизированно перемещается на Тео, встречаясь в темноте со сверкающими желтыми глазами. Химера смотрит. Химера слушает. Химера оценивает. Химера ухмыляется косо, клыки показывая. Так даже лучше. Интереснее. Забавнее. Когда всё, что есть у Стайлза в конкретный момент, — скоротечный отголосок живого, что вот-вот рассеется в холодной тьме. Кричащее чувство совести да спотыкающееся о чужие мысли сознание. Сестра. Донован. Ничья. Кровь не отмоешь — она осталась в коже запахом металла. Разбиваясь на мельчайшие осколки, чернота пронзает навылет. Тео с Ногицунэ в потоке безвоздушного небытия пропадают, до удушливого хрипа ненавистью и влечением давясь.________________________________________
Шумное учащенное дыхание болью отдается по ребрам. Черные зрачки сужаются в точку, а радужка стремительно темнеет. — Ну же, ударь меня! — рычит Рейкен, высвобождая скопившуюся злость вперемешку с вызовом. Кривит губы в ядовитой ухмылке. Стайлз бьёт, вкладывая в этот бесполезный, как сам считает, удар всё то необъяснимое, ноющее, комом застрявшее в груди. Пелена затмевает жалкие остатки человека внутри, втаптывая беспомощного подростка в бушующие агрессией эмоции. Покатав во рту слюну с кровью медленно, будто желая ощутить, Тео сплевывает. Ухмыляется вновь. Так же надменно и самоуверенно. Не перестает ухмыляться. — Давай же, — торжествующе скалится. Стилински замахивается, внимания не обращая на саднящие костяшки и пульсирующий шум в ушах. Слышится скрежет зубов — этого уже мало. — Я пришел за Пустым Стайлзом. На несколько секунд подросток замирает, не отрывая изучающего взгляда от Рейкена, что утирает рукавом кровь. А затем резко набрасывается на парня, хватая за грудки и с силой впечатывая в стену, замечая болезненный выдох. Держит крепко — чувствует, как загнанно колотится сердце. Смотрит прямо — видит, как одурманенно расширяются зрачки. Медленно, словно играясь, тянется, останавливаясь в паре сантиметров от химеры. — Так получи, — горячим шепотом на ухо. Лиса ощущает под пальцами мелкую дрожь, будто покалывания слабого тока. Понимающе улыбается — Тео хочет этого. Тео это нужно. Стилински вновь вбивает Рейкена в стену, чувствуя, как по коже от химеры передается безуспешно скрываемая тряска. Подросток закусывает губы. Древний дух ликует.________________________________________
По рукам стекает бордовая вязкая кровь. Тео выдыхает несколько облегченно — не его. «Пока что». А у Стайлза внутри лиса наружу рвется, разгрызая клыками острыми плоть до жуткой боли. Лиса тоже хочет крови. Стилински лишь бросает прищуренный взгляд на химеру. Это подарок. Чёртово подношение Ногицунэ. Ибо Рейкен предугадать не может, какая из встреч с ним станет последней. Впервые щемящее желание убежать и спрятаться подавляет остальные. Убежать не оглядываясь, не останавливаясь. Холодом колким касаясь, Ногицунэ последнее из него вытягивает: большее, чем можно, большее, чем нужно. Подросток синими ломаными-переломаными пальцами нервный хаотичный ритм выстукивает на белой коже Тео. Тело немеет. В химере уязвимости ровно столько же, сколько нужности Ногицунэ. Он знает, что вероятности исходов совершенно равнозначны: ты либо жив, либо нет. Пустота незаполненной быть не может. Только лишь в изолированной области пространства. Пустота в плоти и крови между атомами должна быть заполнена. Опасаясь, что Пустой Стайлз непременно когда-нибудь убьет его, Тео просит не в этот раз. И Ногицунэ одолжение делает великодушно (забавы ради), сверкая темными глазами; жестокость его внутрь химеры проникает ядом-кислотой, по венам течет реками отравляющими, к пустоте стремясь. Рейкен щурится от плотного потока боли, щеки инстинктивно закусывая. Когда-нибудь это его убьет. Стайлз хищно усмехается, будто мысли беспокойные читает одним лишь взглядом. «Ты не можешь убить меня!». Тео как дважды два знает, Тео на подкорке выжег да привкусом под языком оставил. «Ты убиваешь меня», — в тысячный раз мысль по вискам бьёт разрядом, когда химера чувствовать что-либо перестаёт. Когда не может чувствовать. Лиса-то голодная.________________________________________
Рейкен заливисто смеётся, видя лишённое какого-либо понимания происходящего худое лицо парня. Сердце Стайлза колотится — учащенные удары Тео слышит, как свои, — подозрительный прищур наполовину скрывает радужную оболочку, а сам Стилински дрожащие пальцы выкручивает неосознанно, боли не чувствуя. Будь он оборотнем, давно бы уже переломал. Химера сложившейся ситуацией наслаждается: она его забавляет. Стайлз-то ведь почти ничего не помнит и точно ничего не понимает. Ибо Стайлз ночью не Стайлз. Одержимый разъяренным духом, он ищет Рейкена вместо добычи, по следам ходит, импульсы-волны ловя, да из темноты появляется со сверкающим взглядом, заставая Тео врасплох. Когда Ногицунэ касается, покалывания хаотично пробегают по телу: химические сигналы настолько ярко ощутимы, что лучше психотропов определенно. Они действие своё начинают, поражая рецепторы и чувство насыщаемости, с кислородом в кровь просачиваются и нервные окончания блокируют. Вынуждают бессознательно оставлять красные полосы, ушибы и, всё-таки, ломаные-переломаные пальцы. А наутро Стайлз не помнит. Не помнит косой ухмылки, голодного взгляда и ядовито-ярких жёлтых глаз. Стайлз лишь видит Тео: с бледной кожей, широкими царапинами и откуда-то взявшимися темными кругами под глазами. И ненавидит его всем сердцем.________________________________________
Голова кружится словно при затянутом повороте. Стилински закрывает глаза и чувствует, будто всё поворачивает и поворачивает, бесконечно долго, что создаётся конечное ощущение нахождения на одном месте. — Впусти меня! Подросток уши закрывает, только бы низкого хриплого голоса внутри гудящей черепной коробки не слышать. Он зажмуривается, что красные вспышки пляшут повсюду, мотает головой до тошноты, но от голоса не избавляется, — наоборот, тот становится лишь громче. «Впусти меня!», — по самой коже. «Впусти меня!», — в самих атомах. — Впусти меня, — томный, манящий шепот химера слышит будто в голове. Лиса губу закусывает, нервно смеясь. От голоса не Стайлза воля слабеть начинает, превращается в короткие искрящиеся замыкания на кончиках пальцев. Стайлз равно хаос. Движения Стайлза дерганные, резкие, дыхание сбивчивое, глотками и вдохами-выдохами рваными. Стайлз касается неосторожно, вгрызается сильно, до бордовых пятен. В лисьем прищуре безумие плещется неукротимым волнами. Тео пропитан ртутью. Боль в Тео пропитана ртутью. Она стекленеет серебристой пленкой в болотистых глазах, остаётся на Стилински шероховатыми отпечатками. Ртуть адсорбируется в коже Рейкена. Она мельчайшими каплями застывает между капиллярами и нервными окончаниями. А холодные пальцы подростка — лучший сорбент. В химере боли неощутимой, не его — по горло. Пустой Стайлз чувствует это, стоит едва дотронуться до парня. Лиса, кажется, догадывается: Тео ее вместе с силой забирает, не ведая, неосознанно, дарит посмертный подарок жертвам, своеобразный жест доброй воли. В химере боли — по горло. Через край. В Стайлзе — лиса ненасытная. С каждым разом карие глаза всё больше кровью наливаются, окаймляясь тонкими молниями-сосудами, сужаться прекращают бездны-зрачки. В сине-фиолетовых мешках под глазами копится излишняя боль, которой места в теле уже нет, но которая жизненно-смертельно необходима.________________________________________
Лисы и волки не ладят. Они глотки друг другу перегрызать готовы раз за разом. Возвращаться к истокам да выть и рычать до победного конца. Но тьма к тьме. (Не)чувства Тео и Стайлза на жестокости построены. На жестокости к себе, друг другу и другим. Они до ощущений крайне жадные, что ж поделать, — у обоих в висках пульсирует необходимость острая — животная — в причинении боли. И если подобного источника рядом не оказывается, становятся им сами. Их сущности ненасытны. Выводят, вырывают когтями из спокойного состояния и следом утопают в сводящем с ума удовольствии.________________________________________
— На твоих руках всё равно крови больше, чем у каждого вместе взятого, — победно бросает Рейкен, неспешно обходя подростка. Резко срываясь с места, Стилински в мгновение оказывается крайне близко и за руку грубо хватает. — Я могу с тобой поделиться. Ликующе щурится. Тео понимает, что это не Стайлз, достигнув точки невозврата, — Ногицуне когтями химерьими вспарывает себе (Стайлзу) руку. Рейкен порывисто-неосознанно тянется к бордовым ранам подростка и затем обратно, от него, но Ногицунэ одергивает инстинктивное движение, не позволяя химере сделать что-либо. Ощущая, будто бы тело неконтролируемо отшатывается назад, норовя шагнуть в пропасть с края размытой реальности, Тео ком в горле задерживает, наблюдая за струящейся кровью. Лиса карими глазами смеётся, медленно голову вбок наклоняя. Ногицунэ кожу холодную разрезает от плеча через грудь, ловя импульсы-вспышки бешеных ощущений и чувств химеры. Голова полна шума и запаха крови. Вместе с кровью высвободившаяся тьма обволакивает Рейкена: в рваной дыре сердце зависает до отсчёта «три», а после о ребра колотится явно сильно, едва не проламывает. Лиса показывает оскал. Лиса притягивает Тео непозволительно, опасно близко — в нос забивается соленый металлический запах до возбуждения рецепторов. Ногицунэ химеру теплой кровью одаривает щедро — ему ж не привыкать, не впервой. Дышит глубоко, пропуская внутрь мельчайшие частицы всего, что уловить только можно в данный момент, да удовлетворённо прикрывает глаза. Дух лисицы ликует. Здесь ничего человеческого не осталось. Они — оболочки поглощённых тьмой душ. Они яростно набрасываются друг на друга. Хочется большего. И они получают это. Весь гнев вымещают резко, жадно, рвано, вгрызаясь беспощадно и сдирая кожу. Здесь тьма, вязким веществом затягивает вниз. Здесь воздух, пропах гнилью и сыростью. Здесь кровь, бордовой лужей растекается под ногами. Здесь — горящие ядовитым глаза встречают хитрый прищур карих. Их сущности ненасытны.