***
Главная проблема — это Мори. Он сильный противник, не уступающий ни Достоевскому, ни самому Дазаю. У Дазая есть парочка идей, но до единственной верной их не сократишь. Возможно, Мори действует из практичных соображений. Возможно, то самоубийственное задание было необходимостью, а Чуя, хоть и не самый глупый член Исполнительного комитета, но уж точно самый преданный. А возможно, это послание Дазаю. Несмотря на перемирие с агентством, Дазай по-прежнему предатель. Его близкие отношения с членом Исполнительного комитета не могут не вызывать подозрений. И опасений. В любом случае, если Чуя уйдет из мафии, то это все решит. Но Чуя от такого решения будет не в восторге. К тому же, при нынешних условиях это невозможно. Чуя не пойдет на шантаж, как это сделал Дазай, чтобы остаться в живых. Если Дазай попробует его защитить, то не сможет учесть все слепые пятна, несмотря на их эффективную работу в команде. Да и эффективность будет уже не та, если Дазай заставит Чую уйти из Портовой мафии. Нет, серьезно... — Дазай! — рявкает Куникида, и он вздрагивает. Остается неприятное послевкусие. Происходящее тревожит так сильно, что Дазай забыл, где находится. А вот и третий мотив. Хотя нет, сейчас Мори ничего не выгадает от его смерти… — Дазай. — Иду-иду, — нараспев говорит Дазай. — Не торопись ты так, Куникида-кун. Нет, единственный способ решить эту проблему — сделать так, чтобы Чуя ушел из мафии. Добровольно. Надо убедить его — медленно, осторожно. Впрочем, нет. Если Дазай будет осторожничать, Чуя сразу же что-то заподозрит... — Спустись с небес на землю, Дазай, — рычит Куникида, давая ему подзатыльник. — О чем ты все время думаешь? — О женщинах, — говорит Дазай, легкомысленно улыбаясь. — О прекрасных женщинах, которые могли бы совершить со мной самоубийство. Его слова так далеки от правды, что даже смешно. Но бедный наивный Куникида принимает их за чистую монету и пускается в пространственную лекцию об опасностях распутного образа жизни. Дазай пропускает ее мимо ушей. Забавно, что после всех этих лет Куникида все еще воспринимает его всерьез (Чуя, хоть и попадался на его крючок, никогда не воспринимал его всерьез. Приходилось постараться, чтобы одурачить его), но Дазай не в настроении развлекаться. Нет, настроение у него хуже некуда, потому что остался только один вариант действий, от которого он совсем не в восторге.***
— Ты хочешь, чтобы он вступил в Детективное агентство, не зная об этом, — говорит Фукузава. — Да, — отзывается Дазай. — Я заставлю его пройти испытание... — Нельзя «заставить» кого-то пройти испытание. Я не навязываю свою способность, я дарю ее тем, кто нам подходит. Если кто-то не знает, что вступает в агентство и, возможно, даже не соответствует необходимым... — Пожалуйста, — просит Дазай. Что-то в его словах — возможно, отчаяние — заставляет Фукузаву замереть. — Думаешь, со временем он уйдет из Портовой мафии и добровольно присоединится к агентству? — устало спрашивает Фукузава. — Не знаю. — Не знаешь. — Вероятность мала. В лучшем случае, он просто уйдет из мафии. Сомневаюсь, что он присоединится к противоборствующей организации. Возможно, если перемирие продержится достаточно долго... — Ясно, — нахмурившись, говорит Фукузава, и Дазай тяжело сглатывает. — Я подумаю. Ну конечно. Еще один фактор, над которым Дазай не властен. Он ловит себя на том, что не знает, куда деть руки. Сжимает их в кулаки. — Спасибо, босс, — выдавливает Дазай, думая о том, что сам виноват в своем бессилии. Нет, правда — ничего не мешает забить на Чую, пусть саморазрушается себе дальше. Или пристать к Фукузаве, пока тот не уступит. Ничего, кроме выбора. Выбора, который он делает снова и снова — и ради чего? По дороге домой Дазай чувствует давящую пустоту — та следует по пятам, пробирает небывалым холодом. Какой смысл? Ну какой в этом всем смысл? Дазай не собирался идти к Чуе, но вот он, у него на пороге. Стучит. Чуя резко распахивает дверь. — С каких это пор ты стучишься? — рявкает он, пытается спрятать беспокойство за гневом. Выглядит он лучше. По крайней мере, трезвым. Видимо, уже загнал боль в могилу, которую рано или поздно выкапывает для себя каждый член Портовой мафии. Не ответив, Дазай стискивает кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, но — никакого толку. Почему он не чувствует вообще ничего? Как несправедливо. — Что? — спрашивает Чуя, всматривается ему в лицо, и его плечи каменеют от напряжения. Чуя всегда замечал, когда Дазая накрывало ощущением пустоты и он не мог вспомнить ни одной причины, ради которой стоило бы жить. — Что случилось? Дазай отвечает холодным взглядом, и Чуя сдается. Он всегда сдается, когда понимает, что Дазай не уступит. — Ладно, — отзывается он, схватив Дазая за локоть. Пальцы соскальзывают к краю рукава. Чуя использует Смутную печаль — ждет обнуления, чтобы проверить, действительно ли перед ним Дазай. — Дай угадаю: хочешь, чтобы я тебя трахнул? Поэтому пришел? Дазай не отвечает. В любой другой раз он бы как следует позабавился — взбесил бы Чую или, может, завел бы, заставил сорваться. Возможно, тогда он ощутил бы хоть что-то — боль или удовольствие, или их тошнотворную смесь. Но сегодня ему не хватает мотивации даже на это. Он устал. Устал принимать решения, устал выворачиваться наизнанку, устал быть плохим или хорошим — и ради чего? Все равно он ничего не чувствует. Только пустоту. Всегда — пустоту. — Что-то случилось? — спрашивает Чуя и проводит руками по его плечам. Прикосновения Чуи не бывают нежными, но сейчас они по крайней мере осторожные. Дазай тянется вперед, с силой целует его. А вот на физический контакт Чуя отвечать умеет — он меняет их местами, толкает его к стене. Потом отстраняется, оглядывает Дазая с ног до головы. — Ты кого-то пытал? Хочется рассмеяться. Нет. Нет, напротив, пытался спасти, но какая разница? И то, и другое абсолютно... бессмысленно. Чуя без предупреждения впивается зубами Дазаю в шею, хватает за волосы, заставляя наклонить голову, и зализывает укус до тех пор, пока тот не начинает гореть. По спине пробегает дрожь. — Ты больной, — шепчет Чуя. Дазай прикрывает глаза, чувствуя дыхание, холодящее его влажную кожу. — Я? Это ты кусаешься, — отзывается он. Голос сам на себя не похож. Вздохнув, Чуя отстраняется. — Чего ты хочешь? Дазай решает ответить честно: — Наверное, умереть. — Он сползает вниз по стене. — На мгновение ощутить истинную радость и, наконец, просто сдаться. Чуя хватает его за воротник и дергает на себя. — Не знаю насчет истинной радости, но я могу помочь почувствовать хоть что-то. Давай. Поднимайся. Чуя толкает его в сторону спальни. Усмехнувшись, Дазай не сопротивляется. «Почувствовать хоть что-то». Звучит так просто, но сейчас как будто невозможно, хотя Дазай хочет этого больше всего на свете. Чуя заставляет Дазая обернуться, усаживает на постель. Его движения грубые, как и обычно, но сейчас в них чувствуется что-то похожее на заботу. С каждым проведенным вместе днем ее становится все больше. Это уже не просто собачья преданность, а что-то… лучше. Собачья преданность. Она-то Дазая и беспокоит. Даже когда связь между ними ослабла, сначала истончилась, а потом обвилась по второму кругу и стала крепче… в ней всегда было что-то нерушимое. Порча. Тот факт, что без него Чуя не может использовать силы по максимуму. Если у Дазая получится провернуть задуманное, если удастся вытащить Чую из мафии… то ничего не останется. Никаких гарантий, никакого запасного плана, никакой власти над Чуей на случай, если что-то пойдет не так. Отпускать Чую не хочется. Как не хочется терять уверенность в том, что Чуя не уйдет сам. Если Чуя присоединится к агентству, то сможет контролировать Порчу. И когда это случится... — Хотя бы притворись, что тебе не все равно, — бормочет Чуя. — О чем ты так напряженно думаешь? Дазай смотрит поверх его плеча. — Приподнимись, — со вздохом приказывает Чуя и, сдернув с него брюки, толкает на кровать. Сам садится сверху, закусывает губу. — Уже сдаешься? — равнодушно спрашивает Дазай. — Проклятье. Сегодня ты и правда не в себе, Дазай. На этот раз Дазай устремляет взгляд в потолок. — Ладно, — вздыхает Чуя, слезая с него. — Ты не обязан ничего рассказывать. — Он заставляет Дазая перевернуться. — Никогда не думал, что увижу тебя в растрепанных чувствах, поэтому вполне могу сделать то, чего никогда не собирался. — М-м? — тянет Дазай. Глупость, конечно. Чуя уже видел его расстроенным, но был тогда или вхлам или слишком изранен, чтобы что-то понимать. Странная мысль. Возможно, то, что ощущает Дазай, — это не пустота, а печаль. Печаль, охватившая при мысли о том, что он потеряет Чую или потеряет определенность. Или все дело в бессилии, которое он возложил на себя ради Чуи. Чуя тем временем устраивается у него между ног, приподнимает бедра, разводит пошире. Ему нравится видеть Дазая таким, может, он считает эту позу унизительной, но Дазаю плевать. Он складывает руки и упирается в них лбом. Чуя проводит языком по его бедру. Язык горячий, бархатистый. Наверняка Чуя многое им выделывал. Не секрет, что Чуя питает слабость к проституткам. Возможно, его мать была проституткой. Дазай не раз видел, как тот дает им чаевые, даже пальцем не коснувшись. А когда касается, то старается доставить удовольствие и оставляет стопроцентные чаевые. Дазай уверен: у Чуи было больше трехсот партнеров, как женщин, так и мужчин, и почти все — работники борделя. Как трогательно для члена Исполнительного комитета мафии. И теперь его опыт и талант обрушиваются на Дазая. Дазай ловит себя на том, что невольно улыбается, уткнувшись в руку. О, Чуя. Ты был бы куда умнее, не будь таким добросердечным. Чуя обводит кончиком языка анус, и Дазай рефлекторно сжимается, но потом заставляет себя расслабиться. Чуя отстраняется. — Не притворяйся. — Уверен, что твое самолюбие это выдержит? — Да. — А что, если я так и буду молчать, пока ты лижешь мой зад? Чуя пожимает плечами. Какая ирония. Чуя зависит от него все меньше. Чем ближе они становятся, тем меньше Дазай уверен в том, что Чуя не уйдет. Интересно, это работает в обе стороны? Он привязывается к Чуе все сильнее, в то время как Чуя обретает все больше свободы. Если Чуя уйдет… интересно, каково отчаяние на вкус? Наверное, не как пустота. Чуя впивается пальцами в его ягодицы, проводит между ними языком. Наверняка он делает такое не в первый раз. Даже движения его языка тщательно просчитаны. Что ни говори, а контроль над телом у Чуи безупречный. Дазай прикрывает глаза, почувствовав, как в него толкается теплый язык. Как хорошо. Впрочем, наверное, Ода имел в виду другое, говоря, что на стороне добра чувствуешь себя хорошо. Но удовольствие дает лучший эффект, чем боль. И Дазай не сопротивляется, только вздрагивает, когда Чуя дотрагивается до чувствительных мест на его бедрах. Чуя толкается в него языком, касается так, что волоски на ногах встают дыбом. Скользнув пальцами за мошонку, надавливает снаружи на простату. Обводит анус, заставляя член Дазая подрагивать. — Знаешь, притворство помогает мне чувствовать, — шепчет Дазай. — В какой-то момент я перестаю отличать выдуманное удовольствие от настоящего. Чуя отстраняется. — Сегодня тебе совсем хреново. Что ты натворил? Дазая спасает звонок мобильного. — Кто это? — интересуется он, когда Чуя, нагнувшись, вытаскивает телефон из его кармана. — Твой босс, — тихо говорит Чуя. — Надо ответить, — отзывается Дазай ему в тон. Он не ожидал, что Фукузава примет решение так быстро, и теперь ощущает что-то… похожее на беспокойство. Чуя передает ему телефон. Дазай окидывает Чую выразительным взглядом и тот, закатив глаза, затыкает уши. — Да, босс? — говорит Дазай, приложив трубку к уху. — Ты сможешь заставить его пройти тест? Дазай бросает взгляд на Чую, который стоит к нему спиной, все так же заткнув уши, и бормочет: — Да, босс. Повисает короткая пауза. — Я не стану возражать, но только если ты сделаешь все возможное, чтобы вытащить его из Мафии и чтобы он хоть как-то помогал агентству. Дазай не знает, что именно чувствует, но это точно не пустота. — Да, босс. Спасибо. — Он прощается и заканчивает звонок. В груди — странная тяжесть. Теперь это реально — Чуя, отпущенный на волю. Чуя, у которого… нет причин оставаться. — Что? — спрашивает Чуя. — Тебе устроили разнос? Знаешь, все лучше, чем разносы Мори. — Нет, — говорит Дазай, заставляя себя улыбнуться, и прислоняется к плечу Чуи. — Прости, Чуя! Сегодня я сама унылость! Тебе не обязательно пытаться меня взбодрить. Чуя отшатывается. — Эй, — рычит он тихо и настороженно. — Давай без глупостей. Я знаю, что ты притворяешься. — И? — Я же просил не притворяться! Дазай обдумывает его слова, потом улыбается. — Хорошо, Чуя. Он снова ложится и ждет. — От тебя у меня мурашки по коже, — бормочет Чуя, склоняясь над ним. — Чуя, можно тебя кое о чем попросить? — спрашивает Дазай. В конце концов, возможно, это последний раз. Последний раз, когда Чуя его терпит. Чуя выпрямляется, и у него на лице отражается недоумение. — Конечно, — отвечает он, потому что Дазай никогда не просит, а просто берет. — Я хотел бы на тебя смотреть. Чуя растерянно моргает. — Ладно, мне без разницы, — бормочет он и переворачивает Дазая на спину. Окидывает его удивленным взглядом, потом раздвигает ему ноги. — Я знаю, что ты любишь притворяться, пока не втянешься, но... попытайся что-нибудь почувствовать. — Я всегда пытаюсь, — шепчет Дазай с легким смешком, и Чуя вздыхает. Проводит языком между его ягодиц. В этот раз Дазай вздрагивает по-настоящему. Как интересно. Он пытается понять, что именно сейчас чувствует. Чуя тем временем проталкивает в него кончики пальцев и чуть разводит их, чтобы втолкнуть язык поглубже. Дазай боится. Боится потерять Чую. Резкий контраст между страхом и теплым удовольствием наконец — наконец! — помогает ему почувствовать по-настоящему. Дазай шипит, когда Чуя проталкивает в него палец и касается простаты, не вынимая языка. Дыхание учащается, Дазай прикрывает глаза локтем, пытаясь наслаждаться каждой секундой происходящего, потому что завтра он сделает все возможное, чтобы разорвать их с Чуей связь.***
— Почему помогать тебе должен я? — ноет Рампо. — Потому что со мной Чуя держится настороже, — отвечает Дазай. — Впрочем, он думает сердцем, поэтому отвлечь его получится легко. Но на автомате он слушать не будет. Нужно все сделать безупречно. Рампо со стоном растекается по стулу. — Я думал, уж ты-то не влюбишься и не начнешь творить глупости. Хочется схватить за шиворот Рампо и, встряхнув, потребовать ответа на поднимающиеся в груди вопросы: «Я влюбился? Что, правда влюбился?». Но желание быстро исчезает, сменившись сосредоточенностью, необходимой, чтобы обдурить Чую. Но Дазай так долго пытался быть с Чуей честным, что теперь все совсем не так, как раньше. Он нажимает на микрофон. — Танизаки-кун, ты готов? — Да, Дазай-сан, — раздается в ответ. Звонит телефон, и Дазай ощущает вспышку… наверное, страха. Это ведь прощание, а Чуя и не знает. — О, Чуя! — жизнерадостно говорит Дазай, ответив на звонок. — Поверить не могу, что ты командуешь мной по телефону, — ворчит Чуя. — Нашел что-нибудь? — Пока нет, прости! Ты в доках? — Ага. Тут полно наемников, и, похоже, они хорошо вооружены. — Ацуши-кун вот-вот появится, — говорит Дазай. Как же это странно — использовать Ацуши, чтобы обмануть Чую. Как же это странно — иметь желание настолько понятное, что Ацуши согласился принять участие в этом фарсе. Рампо поднимает карточку с инструкциями. Дазай издает удивленный звук и говорит: — Чуя, я только что выяснил, что там за бомба. — Что? Какая еще бомба? — Она называется «Черная Гадюка», это... — Бомба массового поражения, — заканчивает за него Чуя. — Такая сотрет полгорода. — Да. — Долгая пауза. — Извини, Чуя, я не знал. Дождись Ацуши и... — Он уже здесь, — отзывается Чуя. — Мы позаботимся об этом, а потом я тебя при… Твою ж мать! Все фигуры на местах. Ацуши «погиб», гордость Чуи ранена тем, что он кого-то потерял, а сам Чуя теперь один на один с опасностью. — Черт, — говорит Чуя. — Дазай, я потерял Ацуши. Я… ты далеко? — Мне нужно минимум двадцать минут, чтобы добраться... На заднем фоне раздается пронзительный сигнал. — У меня нет столько времени, — говорит Чуя. — Слушай, просто... Мне надо тебе кое-что сказать. «О, нет», — думает Дазай. «Следовало это предвидеть», — показывает Рампо то, что уже успел написать на карточке. Дазай в ответ показывает язык. — Чуя, не надо, — почти искренне просит он. — Я люблю тебя, — говорит Чуя. — Меня это бесит, и я знаю, что… как бы ты ни старался, ты никогда не полюбишь меня, но… — Чуя, пожалуйста, — пытается вставить Дазай. Хуже всего то, что это все равно прощание, пусть и не то, прощание, к которому готовится Чуя. — Я рад, что ты попытался. Я рад, что у тебя это почти получилось, хоть ты и ебанат и... Жаль, что у нас было так мало времени. Мы никогда бы не стали нормальными, но мы могли бы стать… чем-то. Понимаешь? — Да, — шепчет Дазай. И Чуя кладет трубку. На мгновение Дазай закрывает глаза, а потом выходит из своего укрытия, которое находится прямо за складом. Проскальзывает внутрь. Чуя уже врубил Порчу на полную катушку. Взглянув напоследок на то единственное, что удерживает Чую рядом, Дазай хватает его за руку. Чуя отступается, но не падает — использовал Порчу недостаточно долго. Непонимающе смотрит на Дазая, моргает. — Сюрприз, — выдавливает тот. Чуя выдергивает руку из его хватки. — Какого хрена? Танизаки бросается прочь, и созданная им иллюзия спадает. — Какого. Хрена, — повторяет Чуя, схватив Дазая за шиворот. — Ну, в последнее время ты был не в духе, — отзывается Дазай. — Я подумал, что небольшая встряска пойдет тебе на пользу. — Нет. Не пойдет. С чего бы? Рассмеявшись, Дазай пожимает плечами. Он мог бы рассказать правду, но не хочет признавать ее. — Прости. Чуя смотрит на него во все глаза. — Нет. Ты не настолько туп. Что это было, Дазай? Дазай вздыхает, делая вид, что Чуя загнал его в угол. — У меня выдался тяжелый денек, когда я был у тебя в прошлый раз. Я почувствовал себя уязвимым, поэтому… — Нет, — перебивает Чуя. — В деле участвовали твои люди. Ты, конечно, прекрасный манипулятор, но… — Я сказал им, что это было... Чуя прикладывает Дазая о стену, да с такой силой, что у того чудом не ломается плечо. — Скажи мне правду, — рычит он. — Ради чего такого важного ты это сделал? — Хотел услышать, что ты думаешь, — отвечает Дазай. А вот эти слова привлекают внимание Чуи. Его глаза широко распахиваются. — Ты… ты заставил меня поверить, что я умру, чтобы узнать, что я думаю о наших отношениях? Немного обидно, что Чуя верит именно этому. — Я не понимаю, что делаю, — говорит Дазай. — Даже ты понимаешь больше. Мне это не нравится. Немного искренности, чтобы сделать ложь правдоподобнее... Чуя заносит кулак, в его взгляде столько злости, что даже не верится, и... Дазай закрывает глаза. Вот и все. Кулак Чуи окутан гравитационной бомбой. Время расплаты. Вскрикнув, Чуя вдруг отпускает его. Хватается за руку, сдерживая бомбу, пока та не разрослась. Он тяжело дышит и смотрит на руку так, словно она может его укусить. Дазай отводит взгляд и тяжело сглатывает. — Какого хрена? — спрашивает Чуя. — Дар босса. Он позволяет членам агентства управлять своими способностями. Ты прошел тест, — говорит Дазай. На секунду его охватывает ужас, боль, отчаяние… а потом все проходит. Как и всегда. — Ты… — Тебе решать, что делать дальше. Я решил, что после последнего приказа Мори контроль над своей козырной картой тебе не повредит. Все еще стискивая свое запястье, Чуя смотрит на Дазая во все глаза. — Я могу… могу использовать Порчу? — запнувшись, спрашивает он. Дазай прислоняется к ящику и смотрит на стропила. — Да. — Без… тебя. — Да. Где тот страх, который в прошлый раз с Чуей заставил его по-настоящему почувствовать? Почему все, что есть в его жизни, ускользает сквозь пальцы? Почему он ощущает лишь пустоту? — Ты… — выдавливает Чуя, — ты... Он выглядит так, словно готов ударить Дазая, но его гнев испаряется, и руки свободно падают по бокам. А потом он уходит прочь. Уходит, и Дазай не чувствует ничего.***
Добравшись до дома, он ходит кругами вокруг здания. Пытается воскресить в памяти ту глубину эмоций, которую испытал на складе, но не может. Думает о том, что больше не увидит Чую, думает о том, что Чуя махнул на него рукой, но — ничего. Лишь оцепенение. Через некоторое время Дазай оказывается в ванной. Пусть он не ощущает эмоциональную боль, но физическую уж точно почувствует. Он берет самый острый нож, кладет руку на бортик ванны. Чуя вряд ли забьет на него. Это не в его характере. Но Дазай не может ничего гарантировать. Он больше не контролирует ситуацию. А он привык все контролировать. Чуя может уйти. Скорее всего, он останется, но теперь он может уйти. Лезвие ножа скользит по коже, капает кровь — Дазай пытается почувствовать как можно больше боли. Он крепко зажмуривается. Чуя. Может. Уйти. Дазай вжимает нож до тех пор, пока пальцы не начинают подрагивать, а на глаза не наворачиваются слезы. Он вспоминает склад, вспоминает охвативший его страх… Наконец, по щеке стекает одна-единственная слезинка. Потом он чувствует, как вокруг пояса обвивается рука, не давая пошевелиться. Чуя осторожно вынимает нож из его пальцев. — Что ты делаешь? — интересуется он. Его голос звучит скорее устало, чем взбешенно. — Если придется тебя потерять, то я хочу чувствовать хоть что-то, — хрипло выдавливает Дазай. Чуя заставляет его сесть и опереться спиной на бортик ванны, а сам принимается осматривать его руку. — Знал, что ты выкинешь какую-нибудь глупость, — говорит он. — Мне надо было немного подумать, но я не мог просто взять и уйти. Сначала решил проверить, не самоубьешься ли ты. Чуя вздергивает Дазая на ноги и тянет к раковине, смывая кровь под струей воды. Дазай не сопротивляется. — Если так подумать, когда я вообще использовал Порчу в последний раз? Как будто я уйду сейчас, когда могу контролировать ее. Дазай прикрывает глаза. В них стоят слезы. Он хотел бы заплакать, но не плачет — не получается. Но желание не пропадает, и прикосновения Чуи, когда тот бинтует ему руку, кажутся мягкими и приятными. — Я больше тебе не нужен, — говорит Дазай, чувствуя, как сдавливает горло. — Я знаю, что ты не уйдешь. Но не понимаю, почему. Я больше ничего не понимаю, Чуя. Лицо Чуи ничего не выражает, и Дазай впервые не может понять, о чем тот думает. Он знает Чую как свои пять пальцев, но его преданность, его зависимость от Дазая — это неизменная составляющая, которая теперь исчезла. Просто взяла и исчезла. Перед ним стоит другой Чуя — Чуя, которым Дазай не может управлять. — А тебе обязательно? Понимать? Я здесь, вот и все. — Чуя почти с нежностью заканчивает перевязку. — Когда в следующий раз захочешь порыдать об отношеньках, как какая-нибудь девчонка, просто порежь лук. Дазай чувствует, как уголки губ невольно приподнимаются. Чуя садится на бортик ванны. — Ладно. Что происходит? Дазай на пробу сжимает пальцы и морщится. — После того приказа тебе пришлось нелегко, — тихо говорит он. — Я решил… Что было бы неплохо, будь у тебя возможность уйти. — Уйти, — повторяет Чуя. — Из Портовой мафии. В отличие от меня, у тебя нет таланта к шантажу, а значит, тебе надо будет обезопаситься по-другому. Контроль над Порчей мог бы в этом помочь. Чуя смотрит на него не мигая. — А меня спросить ты не подумал? — Тест не сработает, если о нем знать, — отвечает Дазай. — И… я не нашел в себе сил рассказать об этом. Чуя потирает лицо ладонью. — Ты же знаешь, что для меня значит верность. — Да, — грустно улыбается Дазай. — И все равно за меня решил разорвать связь? — Необязательно уходить из мафии, если ты этого не хочешь. — Связь с тобой, придурок! — рявкает Чуя. Тяжело сглотнув, Дазай поднимает взгляд. Чуя выглядит неуверенно. — Я о том, что... Знаю, я сказал, что не уйду, но… но Порча крепко нас связывала, и ты… так просто… Ты хоть понимаешь, сколько всего изменил, даже не сказал мне об этом? Дазай отводит взгляд. Конечно, понимает. Конечно. Чуя вздыхает. — Я не знаю, что и думать, — говорит он. — Я все еще пытаюсь в этом разобраться. Просто… не убейся, пока я не определюсь с тем, что чувствую. — Конечно, — бормочет Дазай. Чуя со стоном поднимается. — Увидимся, Дазай. Когда-нибудь. Почувствовав панику, Дазай выскакивает в коридор. — Чуя, — тихо зовет он. Остановившись на пороге, Чуя ждет, что он скажет. — Ода был прав, — говорит Дазай, уставившись на пол. Сейчас он не в силах смотреть Чуе в лицо. — Он сказал, что я никогда не заполню пустоту внутри. Но… иногда мне удается поверить в то, что с тобой я смогу ее заполнить. — Он прижимает к запястью палец, пытаясь ощутить то, что должен сейчас чувствовать. — Эй, — шепчет Чуя и протягивает к Дазаю руку, словно пытаясь сказать, чтобы тот перестал себя калечить, но молчит. Наверное, он знает, что Дазаю это нужно — нужно хоть как-то чего-то почувствовать. И это срабатывает. Рука дрожит, касаясь повязки, и по щеке соскальзывает еще одна слезинка. — Странно об этом думать, но теперь ты нужен мне больше, чем я тебе, — наконец говорит Дазай. Лицо Чуи превращается в бесстрастную маску. Он открывает рот, словно хочет ответить, но молчит — и захлопывает перед лицом Дазая дверь.***
Проходят недели — от Чуи ни слова. Дазай ни дня не прожил без приклеенной к лицу маски (да и как, если сам он — сплошная пустота?), но сейчас кажется, будто эта маска пошла трещинами. Дошло до того, что о нем начали беспокоиться в агентстве. Как глупо. Зато он однозначно ощущает настоящее, искреннее облегчение, когда, вернувшись однажды домой, видит Чую, который ест его ужин и пьет его саке. — Знаешь, — говорит Чуя, тяжело навалившись на стол, — иногда я по-настоящему тебя ненавижу. Дазай выдвигает стул и садится напротив. — Это «иногда» вселяет надежду. Вздохнув, Чуя откидывается назад. — Мори-сан согласен с тем, что будет лучше, если я… со временем покину ряды Портовой мафии. — Вот как. — Думаю, ему не нужен подчиненный, который спит с предателем, — бормочет Чуя. — Он был вне себя от радости. Дазай ловит себя на том, что изо всех сил держится за край сидения. — Теперь ты доволен? — тихо спрашивает Чуя. — А ты? Вздохнув, Чуя задумчиво ерошит волосы и хмурится. — Что ж, мне больше не придется подчиняться ничьим приказам. Наверное, это... неплохо. Наверное. Дазай отводит взгляд. «Неплохо» — чувство, которое хорошо ему знакомо. Чуя пожимает плечами. — Я привыкну. Со временем. — Вот как. — Как странно видеть тебя взволнованным, Осаму, — говорит Чуя, и его голос звучит на удивление мягко. Дыхание перехватывает, и Дазай вскидывает голову. Никто не зовет его «Осаму». Даже он сам так о себе не думает. — Ха! — довольно улыбнувшись, Чуя откидывается на спинку стула. — Знал, что подействует. — Он кладет ногу Дазаю на колени и игриво пинает. — К такому можно и привыкнуть. Дазай со стоном сбрасывает его ногу. — Что, серьезно? Только потому, что тебе удалось меня удивить... Чуя смеется. — Научись проигрывать достойно, Осаму! — говорит он. — Не волнуйся, я знаю, что подловил тебя только потому, что ты сам загнал себя в угол. — Он встает и обходит стол. — Подумать только. Я даже не могу одержать над тобой верх без твоей помощи. Как унизительно. Все внутри кричит об опасности. — О. Чуя, не говори, что ты… Чуя хлопает в ладоши у Дазая над ухом и притягивает его ближе. — Но я еще с тобой не закончил. Я все еще злюсь из-за того, что ты ничего мне не сказал, — шепчет он Дазаю на ухо, и от его голоса по спине пробегает холодок. Чуя вздергивает Дазая на ноги, толкает в ближайшую комнату и набрасывается на него, утягивая в голодный поцелуй. Дазай закрывает глаза. Ох, как же хорошо: страх сталкивается с облегчением, эти противоположные, противоборствующие чувства складываются в четкие, резкие линии. Дазай сжимает рубашку Чуи с такой силой, что пальцы немеют. Они падают на футон. Чуя сверху, горячий и жаркий, он терзает губы Дазая, с легкостью срывает с него одежду. Поднимает его запястья над головой, удерживая их одной рукой, а другой возится с… Не успевает Дазай понять, с чем именно, как Чуя, на долю секунды отстранившись, ловко натягивает ему на глаза повязку — Что, я смог удивить тебя во второй раз? — со смешком спрашивает он. — Чуя, — предостерегающе зовет Дазай. — Не волнуйся, я о тебе позабочусь, — отзывается Чуя, оборачивает галстук вокруг его запястий, потом тянет их вниз и прижимает коленом. — Знаешь, я всегда удивлялся, почему в мафии так редко используют этот способ. Заковать жертву цепями до тех пор, пока она не сломается. Но в итоге такими вещами всегда занималась Коё со своими девочками, да и то, доставляя удовольствие. Полагаю, так проще вытащить информацию. С этими словами он сует Дазаю в уши затычки и отстраняется, оставляя его наедине с пустотой. Дазай пытается выровнять дыхание. По идее, депривацию переносить не сложнее, чем боль, а Дазай прекрасно умеет переносить боль. Он пытается пошевелить запястьями — напомнить себе, что все еще может чувствовать. В ушах грохочет сердце, и Дазай не уверен, было бы лучше, если бы он не слышал совсем ничего. Следовало считать секунды. Дазай понятия не имеет, сколько времени прошло, и трудно предположить, куда делся Чуя. Их отношения изменились, и Дазай не может сказать, о чем Чуя думает. Вдруг он решил оставить его в таком состоянии? Решил вывести его из равновесия, помучить? Без Чуи так... пусто. Вжав ногти в ладони, Дазай тихо зовет: — Чуя? Ответа нет, и его захлестывает волна ужаса. Настоящего животного ужаса… После пустоты и мучивших все эти дни раздумий о том, потерял ли он Чую навсегда, чувства накрывают с головой. Дазай никогда такого не испытывал. Чуя берет Дазая за руку. Вздрогнув, тот машинально хватается за него. Через секунду Чуя вытаскивает затычки у него из ушей. — Хотел оставить их на время секса, — говорит Чуя, и Дазай еще никогда не испытывал такого облегчения от звука его голоса, — но не ожидал, что тебя так накроет. Дазай сглатывает. — Ты тогда говорил серьезно — о том, что я нужен тебе больше, чем ты мне. — Чуя смеется, проталкивая в Дазая смазанный палец и надавливая на простату, отчего того прошивает болью пополам с удовольствием. Ощущения настолько острее, чем обычно, что перехватывает дыхание и горло сжимается. — Какая странная мысль. Я все еще не знаю, как к ней относиться. Он проталкивает в Дазая второй палец, немного приподнимая его, чтобы найти правильный угол. Дазай этого не переживет. — Я что, правда помогаю заполнить эту пустоту внутри тебя? — спрашивает Чуя. — Да, п-постепенно, — выдавливает Дазай. — Но после в-всей этой пустоты... Чуя впивается зубами ему в шею, одновременно добавляя третий палец. Дазай невольно вскрикивает. Впервые в жизни Исповедь неполноценного человека — его анти-способность, эта черная дыра — кажется лишь фоновым шумом. Его пронизывают столько чувств — облегчение и страх, и неуверенность, — которые сливаются во что-то такое реальное… — Пожалуйста, Чуя, пожалуйста... — Рассчитай для меня прогноз, — шепчет Чуя, улыбаясь ему в шею. — Сколько ты будешь привыкать? К тому, что нуждаешься во мне, но никак не можешь удержать? — Чтобы привыкнуть к новой динамике п-понадобится несколько недель, — выдавливает Дазай, пока Чуя поглаживает его изнутри, заставляя пальцы на ногах поджиматься, а бедра — подрагивать. — В эмоциональном плане я… не зна… о, черт, Чуя… В эту секунду Чуя входит в него во всю длину, и он не может выдавить из себя больше ни слова. — Хорошо, — говорит Чуя и, прижав Дазая к кровати, с силой толкается внутрь. — Потому что за эти несколько недель я тебя так затрахаю, что ты даже свое имя забудешь. Несмотря на то, что мир сейчас переворачивается с ног на голову, а мозги кипят, Дазай умудряется улыбнуться: — Жду с нетерпением.