Почти где луна

Вдали, за каменной набережной, за рекой, светились небоскрёбы, вычерчивая в тёмном небе ломаную линию, словно кардиограмму большого города. Где-то внизу не спала - никогда - столица чужой страны: по дорогам сновали взад и вперёд машины, по тротуарам - люди, а неон рекламных вывесок заменял им солнце и звёзды. Наземный мир казался с такой высоты - небо отсюда гораздо ближе - совсем крошечным, вниз даже смотреть страшно. Но Цзи Ли и не смотрел. Он сидел на перилах балкона более чем в ста метрах над землёй спиной к городу и смотрел исключительно на Бовэня, в плечи которого вцепился до побеления пальцев. Страшно всё равно было, но слезать не хотелось. Это как на каком-нибудь жутком аттракционе в парке развлечений: аж дух захватывает, но очень-очень круто! - Снять? - спросил Бовэнь, конечно, чувствующий, как дрожат пальцы, мнущие ткань его рубашки. Цзи Ли помотал головой. - Нет. Ты же удержишь. Это не было вопросом - он знал точно. В сильных руках Бовэня надёжно даже над пропастью. А когда есть, кому тебя удержать, опасность лишь сильнее заводит, и бояться становится весело. - Ты тискаешь меня, как котёнка. С этого всё и началось. Сложно было поспорить, потому что... с правдой спорить всегда сложно. Они сидели в номере отеля, вдвоём, смотрели какой-то глупый фильм, было так хорошо, так спокойно и уютно, и руки конечно сами тянулись к мелкому - приобнять, погладить, почесать за ушком... Ну как тут удержаться? - Потискать как человека? Цзи Ли фыркнул, подняв голову с его плеча - ну зачем? - и поинтересовался: - Чего ты меня-то спрашиваешь? Тут Бовэнь даже не сразу нашёлся, что ответить. Ну действительно, а кого надо? - В следующий раз спрошу Хэйми, - пообещал он. - Но сейчас её тут нет, так что вариантов особо не остаётся, верно? Всё же в последнее время он совершенно не понимал поведения Цзи Ли. Ведь сам же липнет, провоцирует, едва ли не на руки лезет, но чуть что - сразу на попятный. Играется? Всё прекрасно осознаёт и дразнит нарочно? Сам не понимает, чего творит? Хочет, но боится? В любом случае, Бовэнь не станет принимать решение за него. Это исключено. - Я скоро вернусь. Такие разговоры, чёрт возьми, надо вести в более спокойном состоянии. Ему не помешает охладиться. Потому что он бы потискал, да. Он бы ещё и как потискал... А на улице темно и прохладно. А Бовэнь горячий, и прижиматься к нему приятно. Цзи Ли пришлось приподняться на цыпочки, чтобы выглянуть у него из-за плеча. Внизу тонет в огнях город, щебечущий на чужом языке. Красиво... - А посади меня на перила? - Нигде от тебя не спрячешься, - посетовал Бовэнь. Можно подумать, он пытался. - Не боишься? Цзи Ли пожал плечами. Ну что за вопрос, конечно, он боится! В этом же и смысл! - Удержишь ведь. У тебя сердце бьётся... - Потрясающая новость, Сяо Ли. Голос должен был звучать насмешливо, а вышло как-то... странно. Неправильно? Нет... Непонятно. Сложно. Всё так сложно между ними в последнее время. Почему? Ведь так легко было поначалу! - Слишком быстро, - дополнил Цзи Ли, удержавшись от ответной подколки. Отчего-то совсем не хотелось острить. - Подсадишь? Полоска перил узковата и холодна. За спиной - бездна. Но руки держат, обнимая за талию, крепко. - А как человека... Это как? Ты правда не понимаешь, Сяо Ли? Ты правда хотел бы это знать? Где-то далеко под ними живёт в своём вечном суматошном ритме чужая столица; круговорот огней и звуков под тёмным небом. Смотреть вниз страшно, но Бовэнь и не смотрел. Всё его внимание было приковано к Цзи Ли, который вцепился в него дрожащими пальцами, но в его глазах отражался восторг. Перила такие узкие, Бовэнь вряд ли решился бы умостить на них свою задницу, и от безграничного доверия ("Удержишь ведь") мелкого замирает сердце. За него страшно вдвойне, но ему, несмотря на страх, определённо нравится. ("Ты же удержишь".) Бовэнь, конечно, держит, крепко обнимая его за талию. Ночной город был, безусловно, красив. Но смотреть на Цзи Ли ему нравилось больше. - Как человека - это по-взрослому, Сяо Ли. С намёком: мол, нос не дорос. Возмутится? Отшутится? И в ответ услыхал серьёзно-требовательное: - Расскажи! Цзи Ли всегда нравилось слушать Бовэня, говорил ли тот о местах, в которых побывал; о каких-то своих приключениях; необычных людях из творческих кругов; незнакомой еде - неважно. Он старше, он многое повидал, многое знает и интересно рассказывает. Но слушать его сейчас было... смущающе? - ...Усадить на колени, гладить по спине, постепенно спускаясь ниже. Целовать шею, не давая ни секунды передышки. Укусить вот здесь - над ключицей - одновременно сжав ягодицы... И чертовски горячо. Возможно, всё дело было в тоне Бовэня - без капли пошлости. "Грязные разговорчики" в фильмах - с этим томным придыханием и "сексуальными" словечками - всегда провоцировали только смех. Он же просто говорил, так спокойно, как если бы перечислял дела по дому или продукты, необходимые для ужина. И это, странным образом, вызывало совсем другие реакции. Возможно, всё дело было просто в том, что это - Бовэнь, а с ним в последнее время всегда... так. - Уронить на кровать, прижать к ней, целовать - везде... И не представлять - сложно, нереально. И от этих картин - воображаемых, но таких ярких - уже у него замирает, а потом начинает быстро-быстро стучать сердце. Жар разливается по телу, низ живота скручивает, руки на талии обжигают даже сквозь ткань футболки, и голова кружится, и... Слова не пришлось подбирать долго. Бовэнь давно знал, что он хотел бы сделать. С каждым новым предложением говорить было всё легче, а реакция Цзи Ли нравилась всё больше. Нравилось, как постепенно расширяются зрачки, сливаясь с почти чёрной радужкой, как учащается дыхание и приоткрываются непроизвольно губы... А потом хватка пальцев, сжимающих ткань на его плечах, как-то резко ослабла, перепугав Бовэня до полусмерти. Он дёрнул Цзи Ли на себя, стаскивая с перил на пол, и обнял, притянув к себе вплотную. Тот не возражал. Цзи Ли, приподнявшись на носки, обвил руками его шею и уткнулся лицом в его рубаху. Бовэнь погладил его по спине, пробравшись под футболку. - Как-то так, - закончил свой рассказ он. Дальше должен был следовать очевидный вопрос. Но Бовэнь отчего-то медлил. Просто было чертовски хорошо здесь и сейчас - на вершине мира - стоять, сжимая Цзи Ли в объятиях, гладить, постепенно поднимаясь всё выше - можно и так! - и слушать его прерывистое дыхание и быстрый-быстрый стук сердца. Хорошо - и страшно разрушить этот момент неосторожным словом или жестом. Руки Цзи Ли снова сползли ему на плечи, и теперь он сжимал и разжимал пальцы, совсем как это делают довольные разласканные кошки. - Котёнок и есть, - пробормотал Бовэнь, уткнувшись носом в его макушку. - И что мне с тобой таким делать, а, Сяо Ли? Пальцы снова сжались на его плечах. На этот раз - с силой. - Всё, - последовал решительный ответ. - С самого начала и до конца до которого ты не дорассказывал. Его губы едва не касались шеи Бовэня, и слова вибрировали на коже, бежали импульсами по нервам, усиливая возбуждение. И несмотря на прохладу ночи, здесь, на этом балконе, было очень жарко... А вдали, за каменной набережной, за рекой, светились небоскрёбы, вычерчивая в тёмном небе ломаную линию, словно кардиограмму большого города.