Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

В последующие за ее экспрессивной эскападой десять минут Гермиона пережила весь спектр эмоций от неконтролируемого гнева до смущения. Большую часть этого времени Драко Малфой со страхом и отвращением на лице доказывал ей, что никогда и пальцем не прикасался к Джинни Уизли. Он готов был дать Непреложный обет, выпить Сыворотку правды и поклясться своей магией. Если по первому пункту его еще можно было обвинить в голословности – какой такой обет без третьей стороны (не дежурного же аврора звать, чтобы провел темномагический ритуал?), по второму – в надежде на отсутствие Веритасерума в кармане Гермионы, то по третьему – чистокровный маг вроде Малфоя не мог не понимать, чем грозит нарушение такой клятвы. Но все это произошло чуть позже, сначала негодующий Малфой обвинил ее в том, что они придумали этот план, чтобы поиздеваться, потом – чтобы завладеть его деньгами, в общем, когда они дошли до клятвы, Гермиона почти поверила в его непричастность (ну нельзя же полностью верить Малфою?!). Тут-то они и обнаружили, что стоят лицом к лицу, ну хорошо – лицом к груди (когда это хорек успел так вымахать?), и Малфой крепко держит Гермиону за плечи, прижимая ее локти к туловищу. Драко резко отдернул руки и спрятал за спину. Почему-то Гермионе даже стало немножечко обидно, весь их предыдущий разговор казался почти нормальным, ну да, сначала она его ударила, потом он ее обвинил черт знает в чем, но в целом они говорили на равных, ни разу не коснувшись вопроса ее крови, а тут такое демонстративное пренебрежение. Похоже, Малфой каким-то шестым чувством уловил, о чем она думает. – Извини, я не хотел так сильно сжимать, – пробурчал он. – Успокоилась? Грейнджер кивнула, не зная, как реагировать. Драко Малфой перед ней извинился, наверное, ад замерз и черти в нем каток устроили! – Твоя мелкая Уизли врет, – снова захотелось дать ему по физиономии, но Гермиона сдержала порыв, – хотя бы потому, что у меня не может быть детей, пока на пальце это кольцо. Он продемонстрировал перстень, который появился у него курсе на третьем-четвертом и был многократно осмеян в гриффиндорской гостиной. Это сейчас Грейнджер готова была признать, что серебряное массивное украшение отлично смотрится на бледной удлиненной ухоженной кисти экс-слизеринца, а несколько лет назад охотно фыркала с остальными однокашниками. Гермиона обнаружила, что у нее в голове нет нужной информации по родовым артефактам, чтобы поверить ему или обвинить во лжи. О таких вещах не писали в общедоступной литературе, потому она приподняла бровь, мотивируя Малфоя к продолжению рассказа. И ад таки замерз со всеми вытекающими, потому что вместо гнусностей по поводу происхождения она услышала внятное лаконичное объяснение: – Кроме того, что защищает от всякой мелочи вроде сглазов, перстень имеет одну очень ценную функцию. Пока он у меня на пальце, ни одна женщина не может от меня забеременеть. – Контрацептивный перстень? – не было никакого способа сдержать хихиканье. Малфой не удивился, не переспросил, наоборот, несмело улыбнулся и пожал плечами: – Можно и так назвать. В него вложены мощные чары, чтобы наследник не мог… наследить, пока не женится. – Умно, – с сарказмом ответила Гермиона, – видимо, твои предки не рассчитывали, что наследник просто будет… ммм… держать себя в штанах. Малфой снова равнодушно пожал плечами. – Перестраховаться не грех. Кольцо я получил на тринадцатилетие. Грейнджер сдавленно охнула. – Эй, это не значит, что я в тринадцать… – наконец Малфой смутился. – Просто так заведено. С тринадцати до семнадцати… – он прервал себя на полуфразе и внимательно посмотрел на бывшую однокурсницу. – Что? – подбодрила она. – Ничего, – глаза Малфоя стали холодными, он закрылся, – ничего, что тебе нужно было бы знать. Основное я сказал: пока у меня на пальце кольцо, ни одна женщина от меня не забеременеет. Не то чтобы я сильно этим злоупотреблял, – зачем-то добавил он. Версия была стройной, Малфой выглядел уверенно. Гермиона уже почувствовала знакомый зуд, ей просто необходимо было наведаться в ближайшее книгохранилище. Вот только куда? Местная библиотека пострадала во время битвы, замок самовосстанавливался, Макгонагалл сказала, что он будет готов к началу учебного года. И, явившись сюда, Гермиона поняла, о чем речь – в стенах гудела магия. Но у нее не было времени до сентября! Ей нужны ответы, ей нужны книги! Можно было бы заглянуть на Гриммо, но после разговора не хотелось пересекаться с Гарри какое-то время. Малфой снова будто прочитал ее мысли. – Грейнджер, – он смотрел странно: взгляд был задумчивым, тяжелым, но слегка расфокусированным. Все это время Малфой вертел на пальце упомянутое кольцо, – если тебя впустили ко мне, арестованному, то, наверное, ты сможешь попасть и в мэнор. Ее передернуло. Отправиться туда, куда их с Гарри и Роном привели егеря? Да Малфой спятил! – Дракл, я и забыл, – Гермиона и себе толком не смогла бы объяснить, почему эти слова ее зацепили. – Нет, не забыл, такое до конца жизни не забудешь. Просто сейчас не подумал, – когда это Малфой стал так хорошо понимать ход ее мыслей, он же не владеет легилименцией? Или владеет? – Грейнджер, у меня даже палочки нет, – снова ответил он на неозвученное. – Тебя читать элементарно, каждая мысль на лице отражается. Гермионе захотелось протереть глаза, потому что это обман зрения, не иначе. Малфой широко улыбнулся. Не ухмыльнулся, не скривился, не фыркнул, ей-богу, улыбнулся, пусть не ей, пусть в сторону, но… ух! Улыбка выглядела странно на лице, которое чаще всего приходилось видеть с приклеенной к нему гримасой отвращения. Гермиона потеряла нить беседы. Малфой замер, будто его поймали на чем-то предосудительном, прочистил горло и в который уже раз за этот то ли бесконечный, то ли короткий разговор пояснил: – В библиотеке мэнора есть литература. Сама понимаешь, мне туда не попасть. Я мог бы сделать так, чтобы ворота тебя пропустили, и объяснить, где искать, однако… я понимаю, почему ты отказываешься. Целую вечность Гермиона сомневалась, но… нет. Пока она не была готова к такому. На лице Драко почему-то отразилась мысль «значит, не получилось». – Где-то здесь содержат и мою мать, можешь у нее поинтересоваться, только не нужно вываливать на нее информацию, которую ты вывалила на меня. У нее и так нервы ни к черту. – Ты готов был поклясться магией, – робко напомнила Гермиона. – Да, гиппогриф дери! Только, вижу, тебе мало! – вспылил Малфой. – Клянусь своей магией, что никогда не касался мелкой Уизли… – Джинни, Джиневры. – Джиневры Уизли и па… – Стоп! Перефразируй, – Гермионе стало не по себе, мало ли… каким бы гнусным ни был Малфой, не хотелось лишать его магии из-за того, что он когда-то ненароком задел Джинни. Драко замер в ступоре, затем вполне искренне, что было тоже в новинку для Гермионы, поблагодарил и приступил к новой формулировке: – Клянусь своей магией, что никогда не занимался сексом с Джиневрой Уизли и что она не может быть беременной от меня. Гермиона снова напряглась. Мысль была внезапной, но запоздалой: что, если кто-то наложил на Малфоя Империо и отдал приказ соблазнить Джинни? Но он бы помнил – смутно, но помнил. Тогда Обливиэйт? Черти полосатые! Если она лишила магии ни в чем не повинного… – Ну и как нам проверить, что я не лгу? Ты, конечно же, не позволишь мне воспользоваться твоей палочкой. – Конечно не позволю! – возмутилась Грейнджер. Малфой в это время бормотал что-то вроде: – Не уверен, что и сам взял бы Ее палочку в руки. – Трус, – фыркнула Грейнджер. – Я видел достаточно того, что сделала эта палочка, чтобы испытывать к ней отвращение. В отсутствии критического мышления у присутствующих здесь ведьм я не виноват. Но, заметь, я не обзываю тебя безбашенной. Гермиона бросила быстрый взгляд на Малфоя – понял ли он, что признал в ней ведьму? Драко тем временем вздохнул, сцепил большой и указательный пальцы и направил их на стол, где находились несколько листов пергамента: – Вингардиум Левиоса! Верхний лист трепыхнулся, будто под порывом ветра, и остался лежать. – Прости, все, что могу, – развел руками Малфой. – Беспалочковая мне плохо дается. Не было никакой возможности сдержать восхищение во взгляде. – Вау, это круто, Малфой! Предмет ее внимания потупился, но перед этим в серых глазах мелькнуло самодовольство. – Я его даже с места не сдвинул, – стал отпираться, что было чистой воды кокетством. – Это гораздо больше, чем… – ну нет, она не будет признавать, что уступает ему в чем-то, что волшебство без палочки – единственный вид магии, который никак не хочет ей покориться, – чем могут многие. – Да ладно тебе. Любопытство сдержать тоже не вышло: – Как ты ее освоил? – С мамой. Ну конечно! Пока Гермиона с подачи мамы и с мамой проходила курс неотложной помощи, постигала тонкости ухода за ротовой полостью, прослушивала лекции о взрослении девочек и защите от нежелательной беременности, Малфой занимался самой сложной магической наукой! Все, чему учила Гермиону мать, полезно и интересно, но, увы, не беспалочковая магия. В ее распоряжении были только книги, а у Драко наличествовал живой учитель, вот поэтому… но раньше, чем успела себя остановить, она попросила: – Можешь научить? Что-то мелькнуло на лице Малфоя. Это что-то сильно не понравилось Грейнджер, хотя она и не могла точно описать его эмоцию. – Могу. И тут до Гермионы дошло, кого и о чем просит. Это же надо, чтобы почти нормальный разговор с тем, от кого она за шесть лет не слышала ничего, кроме оскорблений, так ее дезориентировал! Но, с другой стороны, что такого? Все равно от Малфоя никуда не деться, он необходим, чтобы разобраться с ситуацией Джинни, почему бы параллельно не использовать его полезные навыки? – Что ты на меня смотришь, будто прикидываешь, сколько галлеонов за меня можно выручить? – вскинул брови бывший однокурсник. – Знаешь, – не отреагировала она на попытку юмора, – думаю, вам нужно поговорить с Джинни. Раньше, чем к опешившему Малфою вернулся дар речи, Гермиона развернулась и выбежала из комнаты.