Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Вслед за Драко Гермиона подняла глаза на портрет. Это не могло быть ошибкой – нарисованный Снейп ярился, оставаясь совершенно неподвижным. По наитию она выбросила вперед руку с палочкой и четко проговорила формулу контрзаклинания. Под взглядом двух пар изумленных глаз портрет спикировал вниз, а нарисованный Снейп нарочито воздел руки горе́, а затем указал на свое горло. – Портрет находился под Петрификусом? – удивлению Гермионы не было предела. – Разве Петрификус действует не только на живые объекты? Драко, расширенными глазами пялящийся на портрет, пожал плечами. – Может, отпечаток души делает его условно живым. Никогда не интересовался картинами, – сказал он, а затем вернулся к тому, что было важно по-настоящему: – Кажется, на нем еще и Силенцио. С одной стороны, вывод был очевиден, но с другой… – Почему Финита его не сняла? – Гермиона вскочила и забегала по комнате – вдоль дивана, до портретного проема, обратно и снова по той же траектории, краем глаза ловя усмешку Малфоя. Было ведь что-то такое… Точно было… В зельях первого или второго курса… Побочка при применении… – Болтливое зелье снимает Силенцио! У нас точно есть медовая вода, мята и чемерица. Черт! Не уверена, что у Спраут найдется мандрагора. – Предлагаешь окунуть холст в зелье? – Драко, прищурившись, наблюдал за пантомимой на портрете. – Судя по выражению лица, – он одарил покойного преподавателя вежливым кивком, – профессор не одобряет твою идею. Попробуй еще раз Финиту. Все еще ошарашенная Грейнджер послушно повторила заклинание. – Спасибо, мистер Малфой, – раздался еще более неприятный, чем при жизни, голос Снейпа. Ну конечно! Гермиона уже стала забывать эту избирательную снейповскую манеру. Двумя размашистыми движениями палочки она вернула картину на прежнее место. – Я тут при чем? Это все Грейнджер, – а вот Малфой удивил. Гермиона была готова к его снисходительной улыбке и взгляду победителя. Снейп пожал плечами. – Мисс Грейнджер могла догадаться побыстрее и не ронять меня. Ну уж нет, она не позволит над собой измываться отпечатку чьей-либо души, пусть даже такой несчастной и героической, как у Снейпа! – Мисс Грейнджер может наложить повторно оба заклинания, – дерзко ответила она, вскинув подбородок. – И кто в результате будет в накладе? – ничуть не впечатленный Снейп желчно усмехнулся. – Каждый останется при своем, – пожалуй, при жизни профессора Гермиона не позволила бы себе такого вызывающего поведения. Из участка мозга, отвечающего за совестливость, пыталась пробиться мысль, что перед ней изображение героя войны, одной из эпохальных фигур и просто человека, чью жизнь, как разменную монету, положили на алтарь победы. Но поведение нарисованного Снейпа позволило запечатать мысль там, где она зародилась. – Ты серьезно настроена собачиться с портретом? – в малфоевских глазах плясали бесенята. Гермиона почувствовала, как краснеют ее щеки, на кончике языка вертелось «кажется, это портрет серьезно настроен собачиться», но она не позволила детской обиде взять верх. – Нет. Я хотела спросить мистера Снейпа, – на самом деле об очень многом хотела спросить, и сложно было определиться, с чего начать – с Оборотного зелья, чар, лежащих на картине, или… – действительно ли он рассказал Молли Уизли про варварский метод, описанный вашим хваленым Готлингом. – Это был акт благотворительности, – каркнул Снейп. Гермиона расшифровала намек – пояснять он ничего не станет, но обитатель портрета удивил, выплюнув ядовитое: – Проявление милосердия по отношению к Артуру. Еще несколько детей – и их сарай развалился бы, а Молли была решительно настроена родить дочь. – Но… зачем? – Вы спрашиваете об этом меня?! Просто оскорбленная невинность! Гермиона презрительно фыркнула. – Пока больше некого, – ну вот, она не успела наступить себе на язык. – Один пример, чтобы вы могли оценить уровень одержимости, – прозвучало с портрета вполне миролюбиво (по снейповским меркам). – Молли по подсказке какого-то шутника из Министерства начиталась магловских сказок и пыталась вырастить дочку в цветке. Знать не хочу, чем она его поливала. Миссис Уизли всегда казалась Гермионе слегка повернутой мамочкой, но даже для повернутости это было слишком. Грейнджер искренне привязалась к Молли, авторитарной и вместе с тем домашней и уютной, как старые тапочки, и не хотела верить, что та прибегала к подобным методам. И для чего? Чтобы родить девочку! – Но миф… – Может, миф, – неожиданно согласился профессор, – может, нет. – Зачем вейле проклинать волшебника, всех его родственников и потомков? – Грейнджер, – вклинился Драко, – что непонятного? Обманутая женщина. Мать, чью дочь не принял и едва не убил отец. Ненависть способна на многое. – Дело не в причине. Есть факты. Около десятка волшебных родов на протяжении как минимум семи поколений производят только отпрысков мужского пола, – равнодушно сообщил профессор. – Ну и что? – Нарцисса тоже не увидела в этом ничего страшного. А Молли решила во что бы то ни стало победить проклятие. Или, если угодно, справиться с генетическим отклонением. – Генетическим отклонением? Вы интересовались генетикой? – Я много чем интересовался, – отрезал Снейп таким тоном, что всякое желание развивать дискуссию в этом направлении отпало. Гермиону подмывало рассказать про эксперимент с Оборотным, спросить, не пытался ли профессор сам ставить такие опыты, но поняла, что ее любопытству не рады. – И вы ей посоветовали зелье. – Вы читали книгу. Либо беременность от мужчины, в котором не менее четверти вейловской крови (работает и наоборот), либо решение, растянутое на два поколения: зелье Плодовитости с… кровью полноценной вейлы в дни предполагаемого зачатия. – И для того, чтобы снять проклятие с рода, родившаяся девочка должна забеременеть до совершеннолетия, а ее ребенок – остаться в роду… – Не только для этого. Девочка станет стерильной, если не родит в течение пяти лет после полового созревания. Чем ближе подходит крайний срок, тем сильнее в ней проявляются свойства привитой крови. Это либо нестабильность внешности как у метаморфомагов, либо нечеловеческое обаяние. У мисс Уизли я подобного не наблюдал. Она слишком рыжая и слишком наглая. – Глаза… Я должна попасть к Джинни, я должна поговорить с ней! – Потому она и не хотела, чтоб я знал, – с отвращением проговорил Малфой. – Я бы никогда не оставил своего ребенка Уизли. – Но это был не ты! – Слава Салазару. – Думаю, Джин действительно увлеклась, но решила, что тебе никогда не позволят быть с ней, а вот твой ребенок… Она знала, что собирается забеременеть, когда шла на встречу с тобой. Пожалуй, это было бы романтично, если бы над всей ситуацией не витал настолько неприятный душок. – И это был не я, – снова напомнил Драко. – Это был мой двойник. Некто под Оборотным. – Не ты, не ты, – успокоила его Гермиона и вскочила. Она снова стала ходить вдоль дивана, приговаривая «я не понимаю». – Под Оборотным? – раздался с портрета впервые не желчно-высокомерный, а заинтересованный голос. – У вас есть другие версии? – встрепенулся Драко и, раньше чем Гермиона успела его остановить, сжато описал Снейпу ситуацию: – Младшая Уизли в положении; была уверена, что отец – я; мы с Грейнджер даже видели ее воспоминание о… близости, но я точно с ней не спал. – Обливиэйт? Империус? – настроенный по-деловому профессор немножко импонировал Гермионе. – Я клялся Грейнджер магией, что не был с Уизли. Я все еще волшебник. – Что угодно, но не Оборотное. Вспоминайте теорию! Драко не стал вступать в полемику. Гермиона позавидовала его выдержке – как можно оставаться таким спокойным, когда твои знания обесценивают? – Мисс Грейнджер, перечислите ингредиенты Оборотного, – приказал профессор, словно на уроке, и разбудил маленькую заучку из прошлого. Состав зелья она отчеканила как по писаному: – Настойка сушеных златоглазок, водоросли, спорыш, пиявки, рог двурога, шкура бумсланга… – Мистер Малфой, не подскажете, в каких зельях еще используют композицию из водорослей, пиявок и спорыша, какой эффект дает сочетание этих ингредиентов? – О Мерлин! – Что? – Гермиона переводила непонимающий взгляд с профессора на Драко. – Понимаете, мисс Грейнджер, не всякий юный волшебник владеет семейным артефактом, защищающим его от… казусов, а в мои планы не входило устраивать в гостиной ясли, поэтому каждый студент факультета Слизерин старше третьего курса был обучен сварить наипростейшее противозачаточное. Смешно, но первой эмоцией, которую Гермиона испытала после слов Снейпа, была дикая зависть. Вот это забота о своих! Макгонагалл никогда не касалась в разговорах с подопечными щекотливой темы. Грейнджер парировала: Макгонагалл не зельевар, но тут же нашлась, что трансфигурировать подручный предмет в презерватив ее тоже не обучили. На миг она представила Флитвика, разучивающего с рейвенкловцами контрацептивные заклинания, и едва не хихикнула. Не хихикнула, потому что на нее снизошло осознание. Гермиона поняла, что все их исследование было напрасным с практической точки зрения. Скорее всего, на ее лице отразились шок и беспомощность – сквозь шум в ушах донесся голос Драко, объясняющего, будто она, ей-богу, какой-нибудь Гойл: – Грейнджер, твоя Уизлетта не могла забеременеть от кого-то под Оборотным. Эти три компонента – основа противозачаточного зелья.