Сказка / Skazka

Он встречает ее в книжном магазине в Сколграде. Раньше этот город назывался Санкт-Лукасом, столетия назад — Ос Альтой. Он не сразу узнаёт её. С их последней встречи под немилосердным гнётом временипали империи, зародились новые государства, отгремели революции. Сих последней встречи прошла целая вечность, измеримая тысячами мгновений, но все они сливаются в одно, как только он понимает, кто перед ним. Волосы у девушки, что расставляет книги по полкам, мышиного цвета; тусклые, каштановые. Не ослепительно белые. Она кутается в многослойную одежду, будто боится, что до нее доберется разгулявшаяся за окном зимняя стужа. Ее шею — там, где некогда были оленьи рога, — обвивает толстый шарф, в котором она, кажется, вот-вот утонет. Не знай он ее так же хорошо, как себя самого (в чем он уже не уверен, но старательно избегает мыслей об этом), то отмахнулся бы от нее, как от всякого отказника, едва слышного шепотка, или давно забытой фотографии. Вопреки всему, он знает её как никто. Он знает линию ее подбородка, округлый изгиб уха, обгрызенные ногти, даже привычку кусать губы, когда она старается не хмуриться. Ему откуда-то известно, что девушка, которая работает здесь — Алина Старкова, даже если это имя уже много веков никто не слышал. Осознание прошибает внезапно, сбивает с толку. Все это время ему не хватало ее, точно фантомной конечности. Внутри зияет пустота, унять которую под силу лишь ей одной, потому что с каждым разом узнавая Алину, Александр словно вдыхает холодный воздух. В груди становится тесно, но в то же время это отрезвляет. В такие мгновения он будто пробуждается от глубокого сна. На протяжении долгих лет, империй, государств и революций, после того, как их фальшивые тела сожгли вместе на погребальном костре, ему посчастливилось встретить ее лишь дважды. Однажды Еленой, позже — Василисой. Алина Старкова меняла имена точно износившиеся пальто, пряталась за ними, стараясь укрыться от пронизывающего холода. Под какими бы именами она не пряталась, он знает ее настоящую, узнает знакомые черты из тысячи. Рядом с ней он вспоминает, как тяжело дышится на морозе. Нынче ее «пальто» — Марья. Он вычитал это имя на бумажной табличке ее передника. Уголки его губ дергаются в полуулыбке: имя очень распространенное, его носили как крестьянки, так и императрицы. С минуту он просто наблюдает за ней. Она волнует его, и так будет всегда. Алина показательно заканчивает раскладывать книги и, как ни в чем ни бывало, возвращается к работе, словно не чувствует, что кто тенью следует за ней по пятам. Словно не осознает, что он вновь нашел ее. Он знает, что это лишь маска. Днем он просто сидит в кресле, читает и узнает Марью настолько, насколько она позволяет себя узнать. Например, обладательница этого имени заведует магазинчиком и живет одна в квартире этажом выше, питает особую любовь к сборникам стихов, а во время перерыва пьет чай. Постоянные клиенты заглядывают к ней, а перед уходом перекидываются с Алиной парой шуток. Она взяла фамилию Оретцева. Интересно, когда имя умершего сто лет назад мужа наконец сотрется из ее памяти? Он вспоминает их последнюю встречу. Тогда ее звали Василиса, и она носила фамилию «Морозова». Как знать, может, еще не в последний раз. Он даже не помнит, чем провинился в прошлую ссору, а значит, это было что-то не слишком вопиющее. Александр сидит в книжном часы напролет, но, в то же время, не слишком долго — за годы их жизни он научился чувствовать эту тонкую грань. Её рабочий день подходит к концу, Алина наконец закрывает дверь и поворачивается к нему лицом, смотрит выжидающе, но не подходит. Напротив, она скрещивает руки на груди и ждет. Ты нашел меня. Дальше что? Он встает, исполняя ее молчаливую просьбу. Алина не пророняет ни слова, когда он приближается, позволяет себе обвести пальцами контур ее уха, спуститься ниже, к подбородку. Своими прикосновениями он срывает у нее вздох, — не тот, который он желает услышать (пока нет, но на это еще будет время) — когда приподнимает ее подбородок легким, как перышко, невероятно осторожным движением. Они стоят близко друг к другу, что он слышит, как стучит ее сердце — всегда на пару ударов обгоняя его, но неизбежно попадая в такт. — Всего-то двести лет ушло, да? — шепчет он, наклоняя голову и убирая прядь каштановых волос с ее лица. (Он скучает по ее белоснежным локонам, скучает по тому, как одним своим видом она открыто показывала, что сильно отличается от других, скучает по временем, когда она отняла у него кое-что очень ценное и так и не вернула). — «Всего-то». Ее голос – острый нож, приставленный к его горлу. Только ей одной во всем мире под силу заставить его чувствовать себя таким уязвимым. Какая-то его часть скучает даже по этому. Она накрывает его ладонь своей. — Думаю, я делаю успехи. — Он позволяет себе положить другую руку меж ее лопаток, прежде чем спуститься ей ниже, отследить линию ее позвоночника и остановиться в самом низу. Помедлив, она льнет навстречу, будто ладонь у него ледяная, будто ей вовсе не хочется, чтобы он и дальше выводил большим пальцем круги на ее бедре. Но если она решила отвергнуть его, куда логичнее было бы вести себя иначе. Поэтому он молча притягивает ее ближе. Она не возражает. — Выходит, все это игра? — спрашивает она. — Очередные прятки? Он задумчиво мычит в ответ, осторожно подбирая слова. — Надеюсь, ты помнишь, что я играю только тогда, когда у меня есть все шансы на победу. У нее на ответ уходит значительно меньше времени. — Тебе лучше меня известно, что это наглая ложь. У него на лице невольно расцветает улыбка. Он не сдержался бы, даже если бы хотел. И когда Алина медленно ухмыляется ему в ответ, он расценивает это как приглашение. Тепло ее губ освобождает легкие от холода. Ее прикосновения всегда напоминали ему, как дышать.

***

Он просыпается утром. Она все еще спит, прильнув к нему также отчаянно, как кутается в пальто, имена и множество других жизней. Александр обнимает ее обнаженные плечи, притягивает к себе; будто понимает, что она однажды она снова уйдет. Алина прижимается щекой к его груди там, где бьется его сердце. Они две противоположности, двое равных по силе людей, но даже между ними однажды наступает момент равновесия. Алина — его линия на песке, и Александр пойдет наперекор всем своим желаниям, будет пересекать ее снова и снова ради того, чтобы услышать заветное и полусонно-невнятное: «Прошу, останься». Он знает, что в следующий раз, когда она уйдет (она всегда уходит, а он всегда пересекает линию на песке), он не даст ей двести лет форы.