Gwrach

      Нервно. Все очень и очень нервно. Стало быть, в таких случаях курят? Она курить не любит и не хочет. Пить тоже. Сидит, как воробей, нахохлившись, постукивает белыми пальцами по аккуратной, затянутой в тонкий темный капрон острой коленке. Сидит, впрочем, на земле. Грязной и бордовой. И только не говорите, что вы не догадались, чем пропитана почва...       Не старая, но и не молодая женщина. Блекло-каштановые, покрытые чуть заметным слоем серого пепла волосы, сведенные к переносице брови, хмурая складка на лбу и морщинки у глаз, курносый нос с парой царапин на нем, скорбно опущенные уголки бесцветной линии губ и прозрачно-карие глаза, поблескивающие необработанным грязным золотом из-под тяжелого навеса припухших век с такими же блеклыми ресницами. Другая ладонь крепко прижата к ране на животе.        «— Я не хочу в этом участвовать не потому что являюсь трусихой, а потому что знаю, чем все закончится. — Голос звонкий и холодный. Разбивающийся о черепную коробку множественным эхом.       — Брось, это всего лишь легенькая миссия. Слабая семья. Всего лишь припугнуть, не более! — Та, другая смотрит в зеркало прямо с яркой улыбкой. Ей так легче представить, что она не сошла с ума.       — Конечно, а еще черви летают, а киты несут яйца… — ироничные слова звучат лениво, раздосадованно и зло.       — Не иронизируй. Так ты согласна? — Девушка лучисто улыбается, продолжает смотреть в отражение.       — Ты знаешь, что разговаривать с личной шизофренией, которую ты почему-то зовешь Интуицией, глупо? А уж спрашивать у нее разрешения…       — Не увиливай! Так ты согласна?       — В который раз…»       — Ну что, тварь, больно умирать? — на поле боя раздался противный крик человека, который пятью минутами назад выстрелил в женщину.       — Тебе честно или пафосно? — усталым тоном спросила Она*.       — Что?.. — удивился здоровяк, а затем, разозлившись, рявкнул, — отвечай!       — Значит честно, — сделала вывод девушка. На минуту замолчала и продолжила после очередного окрика (ей богу, как будто бы без демагогии и льющегося из всех щелей триумфа убить не получается!), — в целом, черт его знает. — Девушка пожала плечами и доверительно сообщила, — хозяйка тела отключилась от боли, а я так, автоответчик. Даже боли не чувствую, — в доказательство достала пулю из собственного тела голыми пальцами и с ленцой метнула ее под ноги противника.       Мужчина бандитской наружности с начала ошалело захлопал глазами, а потом насупился, низко зарычал и начал резво двигаться к раненой. Вдруг под его ногами хрустнула чья-то кость. Женщина поморщилась и буркнула:       — Аккуратнее ты! Он же пианист. — А затем неловко сплюнула кровавый сгусток и поправилась, — ну, да, был…       Член семьи Третта, а вернее немного глуповатый брат самого Босса этой семьи, надвигался на нее с неотвратимостью цирроза печени у заядлого алкоголика. Одна из огромных рук схватила тонкую шею девушки, тем самым поднимая ее тело над землей. Андреа Третта снова взвыл:       — Больно?!       Шатенка устало посмотрела на рослого мужчину очень недовольным взглядом. В нем так и читалась невысказанная претензия на вроде: «Прошу прощения, но вы меня немного душите — я не могу ответить». Андреа скривился и бросил ее на землю. Кровь забила из раны с утроенной силой.       — Веришь, нет, но вообще наплевать, — хрипло ответила Она и удобно устроилась на оторванной ноге кого-то из Хранителей хозяйки тела. Вроде какой-то Яма…тонто? Ямакото? Даже не запоминала. У нее отрывчатая ассоциативная память, поэтому Она запомнила только… яму. А от познания японского Она всегда была далека. Это все проблемы хозяйки тела. А Она тут гость пришедший.       Поскорей бы уйти и не возвращаться…        — Ах, ты, сука! — тяжелый удар ногой сломал девушке ребра и откинул ее сломанной куклой к другому трупу. «Вроде бы его звали… Рев… Ревей? Какая-то глупость. Не помню.»       С разных сторон все сыпались и сыпались удары. Хозяйка тела как-то вяло начала шевелиться в сознании. Вселенке пришлось заталкивать ее подальше: проснется — улетит сразу же. Она не хочет чувствовать боль этого тела, увольте. И так понятно, что котенку пришел каюк. Вроде бы даже вот прямо сейчас.       — Запомни, тварь, семья Третта будет жить всегда! — взвизгнул Андреа.       — Ага… счастья вам… здоровья, — булькающе из последних сил рассмеялась девушка.       Пока эти идиоты делали тут засаду на Вонголу из всех сильнейших людей семьи Третта, Капореджиме (как бы вспомнить его имя…) целенаправленно и педантично разносит остатки семьи Третта. Всех остальных, кроме Босса семьи Третта, его брата и еще пары-тройки воинов, убили Дечимо и ее Хранители. Хотя погибли и сами. Скажем так, условия глупые, ситуация странная. Она чувствует как сердце отбивает последние удары.       Вечернее небо такое красивое. Вон там первая звезда! Или нет? Может, вон та? Какая разница, какая разница…

***

      Она недовольна, Она очень недовольна. Ладно, что Ее сознание снова попало в какую-то невероятную по своему абсурду ситуацию, но то, что прилетела Она в него с хозяйкой своего старого тела… А у нового тела и так был хозяин.       Если кто-то скажет, что у Нее завидное посмертие, Она первая кинет в него камень. Если у Нее будут возможности прошлого тела, то этот камень будет весить не менее трехсот килограмм.       Кажется, из их триады Ее сознание включилось первым. Зря. Ой, как зря!.. Предположительно, карма разом решила заплатить ей за все увиливания от принятия боли тела. Теперь Она — основа. Которая даже имени своего не помнит. Волшебно.       — Блять, — сквозь зубы на выдохе.       Позвоночник восстанавливается медленно. Со скалы на камни? Оригинально. Спасибо. Она охренела. Все свои силы, что Ее сознание с таким трудом собирало в течение прошлой жизни, в один раз ушли на активацию регенерации во всем организме. Ее энергия. Не тела. Если бы Она могла, Она бы сейчас так вдарила владельцу тела, но, увы, портить собственные труды глупо и является непомерной роскошью. Вот уж точно, теперь даже эта кожа стоит миллиарды. А кости немного просвечивают сквозь нее… черт, почему все всегда через одно всем известное…       — Ицы, где мы? — пронеслось в голове.       — Могу ответить только в рифму, Тсунаёши, только в рифму…       «Поэтому покажу». Мыслеобразы поплыли перед глазами быстрой вереницей. И меньше акцента на смерти Хранителей, меньше…       — Они все… погибли… — истерично с придыханием из, теперь уже, собственного тела. Но боль от впившихся в руки камешков все равно чувствовала Она.       «Блять.»       — Что? Кто здесь? — возник в голове третий холодно-угрожающий мужской голос.       «Просто за какие, блять, грехи?»       — У меня тот же вопрос, — послышалось со стороны мужчины в странной клетчатой маске с тростью в руках.       «Просто скажите: я насиловала младенцев?»

***

      В целом, все было ясно как солнце в погожий день. Владелец тела — съехавший с катушек от одиночества и постоянной боли Савада Эиджи**. Та, кого в него направили после смерти владельца тела — Савада Тсунаёши — милейшая Донна Вонгола в одном из миров Три-Ни-Сетт. Та, кто помешала уйти Эиджи в дальнейший путь — Она. Или, как ее зовет привыкшая к тому Тсуна, Интуиция. Просто Ицы. Девушка, которой на самом деле нет. Как ей кажется. Смешная шутка судмедэкспертов: нет тела — нет дела. Слову «дело» можно привить разные значения. Пусть это будет значить существование. Никому от этого не плохо.       Шаман смотрит на безэмоциональное лицо мальчишки, который отдирает от кожи запекшуюся корочку крови, со смесью недовольства, недоверия, настороженности и, неожиданно, обреченности. Здесь, у небольшой скалы около какого-то озера вообще веселая компания собралась: ненавидящий сам факт своего существования юноша; несущая траур по своей семье молодая девушка; безразличная к этой жизни женщина, которую в пору уже называть старухой; и Хранитель Равновесия этого мира.       Он хочет уничтожить Её. Она паразит, если так подумать. Её не должно было быть ни здесь, сейчас, ни раньше, в предыдущей жизни. Не уследил. Девочка, на которой из последних сил держится вся эта ситуация, уже привязалась. Не уследил! Не уследил! И Она, черт побери, проснулась первой.       Посмей Её убить. Ты же можешь!       Самоповтор. Самообман. Не может. Убьешь одного — убьешь всех. И эта фраза описывает не только этот странный конструктор из трех сознаний. Весь мир.       Три-Ни-Сетт любит девчонку. Издевается. Если бы Система не хотела, чтоб к Саваде Тсунаёши привязался паразит, она уберегла бы ее от этого. Все идет так, как должно идти, да? Тогда пусть идет. Он слишком стар, помните?

***

      Шаман, как его назвала пришедшая в себя Тсунаёши, Кавахиро ушел. Молча. Усталый и злой. Савада спрашивает ее почему. Она все-таки ее Ицы, ее Интуиция. Она, конечно, знает. Она ненавидит знать.       — Ему до этого всего нет дела. Мы не разрушим. Мы починим, — вслух. «Наверное? Стоит надеяться? Это твоя обязанность, Тсунаёши, только в тебе есть надежда, помнишь? Запоминай.» — в подсознании.       Эиджи молчит. Он вообще молчаливый. Его вообще как будто бы и нет. Вдруг Она вспоминает последние разложенные ее руками карты Туз Жезлов, Смерть, Императрица, Шут и Отшельник. Она не придерживалась правил расклада Таро никогда. За это Ее сторонились другие люди из этой… «профессии». Называли Ее больной. Она рушила все, что было до Нее. Про Нее говорили, что Ей воздастся за все, что Она делала.       Почему-то Она всегда оказывалась права. Но не рада. Абсолютно. Ей платили много, у Нее была целая кодла постоянных клиентов. Если Она обещала, что после Её действий человек умрет, он умирал. Её пытались обвинить в убийстве после. Эти люди тоже умирали. У Неё было много денег. Она не потратила ничего. Вспомнить бы, как Она стала такой…       Не по своей воле. Была ведь обычной. Счастливой. Муж, дети, крепкая семья… Пока не стала преданной. И не важно то, как вы прочитали это слово: все равно предать может только тот, кому ты предана. Кто-то умер. Она больна. Была. Потом все изменилось. Кладбище. Много раз туда ходила. Карты нашла на одной из могил. Ржавый ключ — там же. Вернулась домой. Легла спиной к стене, руки под голову, колени к груди, глаза — закрыть. Не может уснуть. Пьет. Курит. Повторяет это все много раз. Несколько дней. Уже дурно. Выбрасывает весь оставшийся алкоголь и начатый блок сигарет в окно.       Не от счастливой жизни вспоминают то, чему научили в детстве. Не от счастливой жизни становятся ведьмой, да, Маргарита? *** Только ведьмами зваться уже нельзя. Моветон. Да… Она экстрасенс. Самый лучший.        «— Если б я когда-нибудь узнала, что я экстрасенс, то удавилась бы в первые минуты данного открытия.       — Но вы же экстрасенс…       — Я слишком поздно это заметила.»       Слишком рано.

***

      Они возвращаются в то место, где живет Эиджи. Что-то между проходным двором и психдиспансером. Тсунаёши внутри паникует — они все в крови. Эиджи молчит, либо смеется приглушенно. Иногда плачет. Она фыркает раздраженно: это проблемы не ее. Юлить? Скрываться? Было бы зачем.       На ржавом ключе выбит древний знак…       В нее целятся из пистолета. Дитя. Ему где-то пять лет. Она удивляется: «какой большой обман». Она разочарована. Теперь нельзя доверять даже детям, да, Эиджи? В Ней проклевывается что-то старое и давно забытое. Сострадание и материнский инстинкт. Ты просто родился не в том месте. Воспитан не теми. Жил не так. «Таких, как твои родители, я проклинала», — Она шепчет доверительно.       Тсунаёши удивлена — Ицы никогда не рассказывает про прошлое, хоть девочка и знала, что оно есть. Девушка далеко не дура. Она была Донной Вонголой. Как по ней, абсолютно бездарной. Но все ее боготворили. Умирали с её именем на устах. Понять, что Интуиция — не интуиция вовсе легко. Понять, что Тсунаёши нужна Ицы ровно настолько, насколько ей нужна Ицы — еще легче. Эиджи тоже должен это почувствовать. Мальчишка-лиловый дым.

***

      — Почему ты небо? — вопрос сквозь зубы таким писклявым голосом, что это должно быть смешно, но юноша спокоен. — Ты почти бездарен, мальчишка! Твое спасение — то, что дано тебе по праву крови. В остальном — полное ничтожество.       — Я знаю… — он медленно уходит в свою комнату. Какая яркая реакция! Стоило всего лишь обозвать брата Ничтожеством и, вуаля, такая экспрессия!       Боли нет. Эмоций нет. Наблюдать за людьми забавно. У них эмоций много, они разные. Столько комбинаций! Запоминай — потом будешь использовать.

***

      Она уже давно плюнула на все обязательства Савады Эиджи. Конечно, ее пытались заставить. Она с удивительной верткостью уходила от проблем «за секунду до». У кошек есть врожденная грация? И у Нее это все такое же… врожденное.       «— Шуми и взрывайся!..       — Заткнись.»

***

      Стоит на пороге кухни и долго всматривается в глаза брату. Она помнит, что у нее родни не было. Только семья, с которой произошло что-то. Не важная информация быстро улетает из краткосрочной памяти. Ее жизнь — неважная. А вот жизнь вот этого конкретного мальчишки… есть в нем что-то, видимо. По настороженным взглядам присутствующих здесь мальчишек, девочек и мужчин заметно. Эиджи их враг?       Тсунаёши растерянно рассказывает о крови. Братья… девушка мечтала о брате, но мать после первой тяжелой беременности больше не смогла иметь детей. А тут братья-близнецы…       — Вы так не похожи, — шепчет Тсуна довольно, — но ведь страдал только ты. По сути… нечестно.       — Близнецы повторяют судьбы друг друга — их плата за возможность родиться одновременно…— отвечает Она.       — Так ты согласна? — насмешливо.       — В который раз…       Савада Эиджи внимательно смотрит в глаза Саваде Тсунаёши. «Воруете имя, господа?» — Донна Вонгола шипит не хуже змеи… но ей просто необходимо хранить обиду хоть на кого-то, чтоб не сойти с ума. Она опять все видит. Она опять все знает. Раньше для этого требовались кладбищенские карты. Сейчас — только видеть. С каждым разом все хуже. Не с видениями, с самочувствием. И действительно. Сейчас нет уже даже искорки злости, что была раньше. То, что Она живая, понимаешь только под конец и в самом начале. В остальном — краше только труп. Она больна.       Туда, куда Эиджи затолкали, Тсунаёши нырнул. Сам. Его считают сильнейшим. Хитрейшим. Гением. Он — не он. Их сразу и много. Привычно называет это «маски», насмешливо изгибая губы. Мужчина с алыми глазами отзеркаливает ленивую расслабленность. Маленький киллер. Хотя, если честно, для Нее оба юноши маленькие. И мелочные. Обмануть того, кто хочет спасения? Идеально. Совершенно! Так по-людски…       Она отодвигает сознание Эиджи далеко-далеко. Ему — только отдых. Если она накопит сил, то первое, что она сделает — идеальный мир. Натерпелся. Натерпелись. Пора брать все в свои руки. Тсунаёши, неизменное спасение, согласна. Королева будет править. Но… не Вонголой. «Рухнет храм старой веры и создастся новый храм — истинной», **** да? Лучший выход, так как проверен временем. А последним будет десятое поколение. Так как десять — начало чего-то нового. Помним, знаем.       Уходит. Мрачный и спокойный. Она все решила. Война — всем, кому угодно, но не Ей. Она все же паразит…

***

      Он держит в руках шкатулку с половинками колец. Смотрит долго. Этот юноша… Бэзил? Объясняет никому не нужные правила. Она все знает и так. Нужны Хранители? «Свои — сбежали», — тихо напоминает Эиджи. Он уже отдохнул немного. Он иногда помогает им. Рад помочь. Искать иных? Позвольте! Их и так слишком много в одном теле. Савада Тсунаёши — все же воин. Она хочет победить Варию одна… чтобы избавиться от непролитых слез по тому, чего у нее уже не будет. Воинственная королева… Кто Она такая, чтобы мешать ей?        — Круши, раз хочется…       — Ты не против? Ты со мной согласна?       — В который раз…

***

      Тсунаёши, тот самый гений Тсунаеши потерянно смотрит на поверженных друзей. Эиджи не мог выиграть. У него не было шансов. Он был один…       Его брат спокойно ходит между рядами живых, но покалеченных тел. Срывает тонкими пальцами блестящие на солнце цепочки. Соединяет половинки в целые кольца. Бросает косые взгляды в сторону Ёши и его Хранителей.       — Ну, что? — спрашивает у сестер-судей.       — Победитель — Савада Эиджи.       Глаза Внешнего Советника блестят торжествующе… и расчетливо. Она брезгливо морщится. Смотрит на кольца. Замечает — барьер снят. Подходит к брату. Смотрит долго. Хватает цепко окровавленными пальцами его ладонь — вкладывает в нее горсть холодного металла. Тот теплеет — приветствует последнего хозяина. Она наклонилась к уху мальчишки. Шепчет проклятия на древнем, слишком древнем языке. Над кольцами взвивается сизый дым. Дождь начинается. Такой привычный. Ледяной. Как смерть неизбежный. Для всех, но только не для Нее, конечно.       Исчезает.

***

      Ржавый ключ откроет Три-Ни-Сетт. Ведьма снимет проклятье и исчезнет, забрав с собой ребенка — душу — помнить об этом своем детстве ему не надо. Просто родился не в том месте. Воспитан не теми. Жил не так. Исправим все. Королева будет править. Старик Кавахиро проводит всех и, наконец, уйдет на покой.

***

      Кто знал, тот знал. Кто не знал, тот узнает.