***
На рассвете они въехали в Хагиберг. — Подожди меня в трактире, — обратился к своему спутнику Уцуро из Мацуи. — Вдруг у чародея обострение, а ты попадешь под случайно сорвавшееся заклинание. Я один с ним… в общем, поеду один. Оборо, конечно, собирался возражать. Он возражал и против письма, клятвенно заверяя, что найдёт другого чародея (и нашёл, но Уцуро не нужен был просто чародей, ему был нужен лучший). После того, как письмо было составлено и отослано, а Уцуро понял, что ждать отказа ему некогда и лучше будет переговорить с чародеем лицом к лицу, Оборо все еще пытался отговорить наставника от этого безумия. — Вы околдованы им, — говорил он. — Вы… он вас… — И тебя тоже, Оборо. И тебя он тоже зачаровал, — успокоил его Уцуро. — Ну можешь списать все на чары, но я же тебе объяснял. Это всё красота. Красота, которую не скрыть эликсирами. Пока Такифугу медленно тащилась к дому чародея, Уцуро раздумывал, только ли красота Шинске из Хагиберга привлекала его. Сколько Уцуро не пытался найти в нем изъяны, вроде «губы тонковаты» или «отсутствие глаза мог бы и замаскировать чарами», но не находил. Шинске был красив подлинной красотой Народа Вишен — своих предков.***
Его юката — опять это сочетание золотого и фиолетового — пахла вишней и клевером. Альтановый дракон обвивал шею, губы изогнулись в неприветливой улыбке. Как же он хорош! Уцуро едва не забыл об истинной цели визита. — Уцуро, дорогой друг! — сказал Шинске, поднимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать воздух у щеки Уцуро. Уцуро взял его за шею и собирался скрепить радость встречи поцелуем, но Шинске отбросил его заклинанием. Довольно средним по исполнению, но Уцуро больно ударился спиной о стену. — Ты полагаешь, именно так следует встречать дорогих друзей? — спросил Уцуро. — А на что ты рассчитывал, дорогой друг? На то, что мы упадём и начнём трахаться? Но мы же дорогие друзья, разве это возможно? — Я вижу, письмо ты получил, Шинске. Как я должен был к тебе обратиться? «Моя любовь» или «высокочтимый чародей»? — Ну вот, только что обратился по имени. Чем плохо, дорогой друг? — Вот по этому назидательному тону я скучал больше всего, — простонал Уцуро. — Может быть, решим дело миром? Примиряться пришлось долго: и на столе, и на кровати и даже в бадье с пахнущей проклятым клевером водой, но Уцуро не жаловался. Этого в письме не передашь — ничего из этого. После того, как Шинске сделал вид, что простил его, он осмелился напомнить о просьбе. Прямо в постели. Это было не то чтобы неразумно, но лучше бы он дождался утра. По утрам Шинске можно было попробовать уговорить: он был расслабленным после сна и потому вменяемым. Уцуро ждал, что заклинание чародея отбросит его к стене или в окно, и приготовился защищаться, но чародей уселся на постели, склонился над Уцуро, и задумчиво перебирая его белые волосы, заговорил: — Пока ты, дорогой друг, подыскивал себе замену среди юного поколения, я провел некоторое время в Башне Орочи, и мне на глаза попалась прелюбопытнейшая рукопись. Ага, на глаза тебе попалось, подумал Уцуро. Ты ее искал и нашел. — Один ведьмак спас женщину с зелёными волосами и чёрными венами на запястьях. И когда все чудовища были убиты, а моря наполнились их кровью, женщина спросила, чего ведьмак хочет за труды, ведь денег у неё нет. Ничего мне не надобно, ответил ведьмак, но женщина спрашивала снова и снова, и тогда он попросил отдать ему то, что у женщины уже есть, но о чём она не знает. Ровно через десять лет к ведьмаку пришёл ребёнок. У него были белые глаза и красные глаза, и он был совсем не похож на мать, потому ведьмак не сразу понял, что это Дитя-Неожиданность, обещанное ему. Ведьмак узнал его по венам на запястьях, ибо они были черны. Ведьмак не стал противиться предназначению и принял ребенка. Много раз ребенок умирал на испытаниях, но поднимался вновь и вновь. Все боялись его, и он рос одиноким и замкнутым. И вроде бы всё ясно, но есть незначительные детали. Кем были те чудовища? Кем была та женщина, и соответственно, кем был этот ребёнок. Уцуро улыбался, глядя снизу вверх на склонившегося над ним чародея. Ну да, все ясно. Та женщина была зримым воплощением планеты, а тем ребенком был он сам, и кому как не Шинске из Хагиберга, знать эти незначительные детали? А чудовища? Он это серьёзно сейчас? — Однажды в одну аристократическую семью приняли ребёнка, найденного в лесу, — сказал Уцуро, ласково касаясь пальцами кожи чародея рядом с альтановым драконом. — К семи годам стало ясно, что как минимум один из родителей ребенка был чародеем. Причем чародеем из Народа Вишен. Он отличался необыкновенной красотой и неконтролируемой яростью, проще говоря, это был Исток, и магия его была дикой и необузданной. Потому им пришлось избавиться от ребенка и отдать его чародеям на воспитание. Кажется, во время обучения он потерял глаз, но зато обрел великое могущество. Зеленый глаз Шинске недобро сощурился. — Зачем ты пересказываешь мне мою биографию? — Ну ты же мне мою пересказал. Зачем-то. Шинске усмехнулся, как бы намекая, что он-то ничего не делает просто так. Уцуро терпеливо ждал. Он понимал, зачем Шинске пересказал ему легенду о его рождении: вероятно его беспокоило происхождение найденного Уцуро Истока. — Этот ребенок. Которого ты нашёл одного среди трупов на поле битвы. Где же он? — Я все изложил в письме. Мальчик остался в Соснах. И я не стал ждать твоего письма, приехал за тобой. Мне нужно, чтобы ты обучил его. — Сделай из него то, что сделали из тебя, вот и все. Ты же вырастил Оборо. Уцуро знал, что он обязательно вспомнит про Оборо. — Оборо был слабым Истоком, он не владел магией. Гинтоки — другое дело, я видел, что он может уже сейчас, а ведь он совсем дитя. Магия — это оружие, с которым может совладать только опытный чародей. Я могу научить его фехтованию, но с этим не справлюсь. Шинске. Помоги мне. Альтановый дракон на шее Шинске вспыхнул зеленым огнем, как бы соглашаясь с Уцуро. Шинске молчал. — Шинске? — Я поеду с тобой в Сосны. Может быть. Завтра решу. Он снова лег, но повернулся к Уцуро спиной. Уцуро прижался к нему и замер. Сквозь закрытое окно было слышно завывание: — «Йенами заплатите». Опять этот шедевр бардовского искусства Оборо. Шинске наверняка это злит: его прекрасные баллады никто никогда не пел повсюду. — Шинске, — позвал Уцуро. — Знаешь, о чем еще говорила моя мать с тем ведьмаком? — О чем? — Что нет такого оружия, которое уничтожило бы всех чудовищ, что терзают ее ежедневно. Чтобы убить их всех, придётся уничтожить её саму. — Чудовищ? О чем ты вообще? — О людях. Дорогой друг, дорогой возлюбленный — проще говоря, дорогой Шинске — ничего на это не ответил Он спал.