Forever Yours

Tengo una huella perdida entre tu sombra y la mía que no me deja mentir. Soy una moneda en la fuente, tú mi deseo pendiente, mis ganas de revivir. (У меня есть след, затерянный между твоей и моей тенью, который не позволяет мне лгать. Я — монетка в фонтане, ты — моё незавершённое желание, мое желание пережить всё вновь) - Зачем ты вернулся? - взгляд чужой, холодный, чуть исподлобья. Татуированные, загорелые пальцы придерживают входную дверь. Торрес оглядывает слегка настороженную, прекрасно сложенную фигуру Рамоса в белой футболке, синих, лёгких шортах и останавливается на голых ступнях. Нервно сглатывает и снова смотрит тому в глаза. Взгляд бывшего товарища по сборной колкий, пытливый, режет без ножа, Фернандо передергивает изнури, но он вымучивает из себя что-то на подобии слабой улыбки и тихо произносит: - Я соскучился по дому. - Тебя больше восьми лет не было дома, прекрасно справлялся...зачем ты вернулся? - упрямо повторяет вопрос защитник, делая ударение на последнем слове. - Серхи...- как-то беспомощно тянет Нандо, но его быстро прерывают. - Ты заявился, зная, что жена и дети могут быть дома, без предупреждения. Для чего? - тон игрока Реала становится более грубым, требовательным. - Мы давно не виделись с Пилар, думаю, она будет рада мне, - беззлобно, как -то по-детски улыбается Торрес, в его голосе не проскальзывает ни капли сарказма или насмешки. Нападающему, правда, нравилась жена его друга, они быстро нашли общий язык, когда познакомились, это случилось только после того, как Нандо снова вернулся в Мадрид. Он помнит широкую, белозубую и искреннюю улыбку брюнетки, когда её муж представил, наконец, своего лучшего друга, о котором она так много слышала. До этого встретиться лично никак не получалось. Рамос шумно выдыхает и сдается. Мужчина открывает большую, резную дверь шире, позволяя гостю войти. Только подходя к дому защитника, воспитанник Атлетико увидел, насколько жилище Серхио отличается от здешних супер модных, современных домов. Игрок обожал свою малую родину и старался привносить её в любой окружающий его пейзаж. Белоснежные стены, темного цвета черепица, резные балконы и ставни. Так выглядели типичные домики в Андалузии и пусть особняк игрока Реала казался раз в пять больше, сделан был в их лучших традициях. На заднем дворе росли апельсиновые и лимонные деревья, их в той же Севилье можно было встретить на каждом шагу. Только протяни руку, сорви и яркий плод твой. Торрес практически учуял их цитрусовый аромат перед своим носом, переступая порог. Широкая прихожая и гостиная остались такими же, какими Нандо их запомнил. Огромное помещение для принятия гостей было поделено на две секции. Справа много мягких диванов постельных оттенков, с подушками ручной вышивки, расставленных полукругом перед огромным кинотеатром и колонками. Дорогие ковры с причудливой вышивкой, так же ручной работы, распластались на полу. Вторая зона была отведена для посиделок. Фернандо хорошо помнил этот длинный, по всем стандартам моды, неровно отесанный стол, будто его только что выдрали из широкого ствола дерева. За ним могли уместиться более десяти человек точно. Сейчас на столешнице в трех небольших, прозрачных вазочках красовались белые розы. Позади стола находился небольшой шкаф с множеством полок, на которые водрузили книги, рамки с фотографиями, статуэтками и другими элементами декора. Там же напротив широкая, во всю стену, прозрачная дверь вела на задний двор. Сквозь нее в помещение лилось много дневного света, придавая комнате еще больше уюта . Рамос показал жестом, чтобы незваный гость присаживался и сухо поинтересовался: - Что-то принести выпить? - Воду без газа, - кивнул Торрес. - Есть, не холодная, как ты любишь, - кинул через плечо защитник и скрылся в направлении кухни. Нандо улыбнулся одним уголком губ. Они знали друг друга до пугающих мелочей, вслепую могли сказать у кого, какая и где родинка находится, так что о пристрастиях в еде и питье говорить не приходилось. И даже спустя столько лет Фернандо совершенно не понимал, как настолько два разных человека могли сойтись. Две абсолютные противоположности. Если бы огонь имел человеческое обличие - это был бы Серхио Рамос. Яркий, неконтролируемый, обжигающий и опасный. Торрес же скорее походил на прохладный, звонко бегущий где-то среди горных пород, спокойный ручей, который, конечно, мог превратиться в бушующую реку, но по сути своей никогда ею не являлся. - Ты, как чувствовал, когда стоило придти. Пилар с детьми на несколько дней уехали к её родственникам, - возвращаясь в гостиную и ставя перед ними на небольшой, дизайнерский, журнальный столик бутылку воды и апельсинного сока, поясняет Серхио. Нандо еле заметно ухмыльнулся. К сожалению, экстрасенсорными способностями он не обладал, за то умел пользоваться инстаргамом и жена друга являлась его активным пользователем, выставляя туда всю необходимую информацию. Но вряд ли Рамос мог додуматься о том, что воспитанник Атлетико опустился так низко и будет шпионить за его женщиной. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, так сказать. - Скажешь, наконец, зачем пришел? - откупоривая сок и вальяжно откидываясь на спинку дивана, спокойно интересуется Серхио. Защитник Реала показывает демонстративное спокойствие, даже безразличие, но в глазах читается с трудом скрываемое напряжение и легкая растерянность. Если бы Фернандо плохо знал друга, то не заметил бы подобной мелочи, но после всего, что было, он умеет читать каждый мимолетный взгляд товарища. Нандо не спешит с ответом. Во-первых, потому что сам толком не понимает зачем заявился нежданно-негаданно. Поговорить? Да, поговорить надо было уже давно. Хотя, после его отъезда в Японию, Рамос четко дал понять, что знать его больше не хочет. Серхио считал это очередным предательством и если с переездом в Англию он смирился в свое время, то данный случай оказался выше его понимания. Защитник вообще с трудом осознавал, как можно оставить любимую, солнечную Испанию, родной клуб, место, где тебя ценят и любят. Торрес никогда не был привязан к корням так, как игрок Королевского клуба. Тот жил традициями страны, Андалузии, на все соревнования возил родные флаги, обожал волшебные переливы гитар, рождающие звуки фламенко, под которые танцевали страстные, жгучие танцы. Ему нравилась жара, защитник Реала мерз в Мадриде в плюс пятнадцать, Рамос нуждался в ярком, обжигающем солнце, которое было так губительно для белоснежной кожи Фернандо. Серхио любил корриду и считал матадоров настоящими артистами, а само представление - искусством, у воспитанника Атлетико только одно упоминание о подобном живодерстве вызывало рвотные позывы. Нандо жаждал нового, неизведанного, хотел преодолевать трудности, выигрывать, побеждать, встречать необычных людей, узнавать традиции других стран, примерять их на себя и так по кругу. Удивительно ли, что в итоге они никогда не понимали друг друга? Конечно, нет. Однако, тот небольшой спектакль, который иногда устраивал друг, если выигрывал важные трофеи с командой, Торрес считал прекрасным. Он перенял традицию у великого Рауля. Защитник выбегал на поле поближе к своим трибунам и изящно, уверено, держа сильными руками разноцветную ткань, водил ею в воздухе, как настоящий тореро. Его собранные в хвост волосы блестели в свете множества софитов, освещавших стадион, мужчина был сосредоточен, артистичен и Нандо точно знал, какую профессию выбрал бы Рамос, не будь футболистом. Бывший игрок Ливерпуля благодарил небеса и всех святых, что все сложилась так, как есть, иначе бы они никогда не встретились. И во-вторых, Торрес скучал. Боже, как он скучал. Каждая клеточка его тела протестовала из-за того, что он так далеко от дорогого человека. Всей душой Фернандо стремился к Серхио с тех пор, как они впервые встретились. Было это на сборах. Обстоятельства при которых случилось знакомство растворилось в памяти , где это было, может на парковке, может на самой базе сборной, а может и в раздевалке. Но он точно помнил, что представлял их Хави и то, как защитник посмотрел на него. Темно-карие глаза, почти черные, необычный разрез, они пронзили Нандо с первой секунды. Взгляд был жадный, полный интереса и в них мелькало мальчишеское озорство. Парни пожали друг другу руки, ладонь у Рамоса оказалась теплая и сжимала крепко, может, даже на пару секунд дольше, чем надо, но Торрес и не был против. Не смотря на кардинально разные вкусы, они тут же нашли общий язык. Серхио чертыхался от любимого рока Нандо и по-доброму шутил над меланхоличностью нового друга, а тот наоборот спокойно принимал буйный нрав южанина, с удовольствием наблюдая, как быстро он становился частью сборной, а значит, частью семьи. Все прекрасно знали, что La Furia Roja - это одна большая, сумасшедшая семья и как бы они не ругались, играя за принципиальных соперников в чемпионате, на сборную и на их отношения в жизни это никак не влияло. Более дружную и сплоченную команду сложно было представить. Воспоминания о том прекрасном времени, когда только всё начиналось: их отношения и их невероятные карьеры, накрыли Фернандо с головой. Он плыл в своём сознании на теплых волнах моментов из прошлого, боясь, что в конце концов утонет. А той самой спасительной руки с татуировками так и не дождется. Нандо моргнул и увидел перед собой грозного мужчину: стрижка короче, черты лица стали жестче и борода, которую будучи молодым совершенно не любил. Юноша с длинными, шелковистыми волосами, ясным взглядом и гладковыбритым лицом в мгновение ока исчез, заставляя Торреса столкнуться с реальностью. С безумно жестокой реальностью, так машины врезаются в бетонные ограждения. - Я не стану врать или придумывать. Я скучаю, не хочу быть врагами, не хочу оставаться в плохих отношениях. Меня не было год, надеюсь, за это время ты остыл и мы сможем сохранить хоть какой-то контакт. Поверь, год полного игнора от тебя - это самый пустой год в моей жизни, - Нандо говорил, глядя куда-то прямо перед собой, немного жестикулируя руками и не подозревал, как внимательно смотрел на него в тот момент защитник Реала. Повисла тишина. Гнетущая, полная ожидания, что прямо в воздухе, из ничего грянет гром, нападающий боялся шевельнуться, боялся посмотреть на друга, боялся нарушить то хрупкое равновесие, которое сейчас трещало по швам между ними. - Я не пойму, я никогда не пойму, - замотал головой Серхио, резко опуская бутылку сока обратно на столик, - Ты мог доиграть тут, если не в Атлетико, то в другой команде в Ла лиге, мы оба знаем, что были предложения и ты мог доиграть дома, на родной земле! Но ты снова ринулся хуй знает, куда, за моря и океаны! Ты потерял год! Потерял год со мной! - к концу тирады Рамос почти кричал, тыкая указательным пальцем куда-то себе в грудь, будто, Нандо не знал, кто тот такой. Торрес молчал, лишь качал головой, поджав подбородок, от досады, кусая изнутри слизистую нижней губы. Стоило ли пытаться объяснять и оправдываться? Фернандо изначально знал, что товарищ его не поймёт, как не понимал почти точно в такой же ситуации много лет назад. Он смиренно приготовился сносить все упреки и обвинения, потому что устал и потому что готов пройти через многое, чтобы исполнить то, чего хотел последний год больше всего на свете - обнять Серхио. Смирение Нандо всегда бесило Рамоса. Раньше такое поведение больше походило на уравновешенность, миролюбие, застенчивый характер, что тоже не редко выводило из себя, но когда нападающий вернулся в Испанию, пытаясь наладить те мосты между ними, которые он сам сжег в далекой Англии, то стал чуть ли не святым. Это выражалось даже, когда они соперничали с друг другом на поле. Защитник всегда играл жестко и даже жестоко, но против близкого друга никогда себе подобного не позволял. Не было, присущих ему эмоций и даже агрессии, которая часто брала вверх в пылу борьбы. И за любую грубую игру они извинялись друг перед другом, хлопали по плечу, подавали руки. У Торреса была дурацкая привычка, когда Серхио, извиняясь за фол, протягивал тому ладонь, Нандо хватался почему-то не за нее, а вцеплялся в запястье защитника, заставляя, чтобы его тянули вверх. Рамос улыбался про себя подобной мелкой пакости и в его сердце расцветала нежность. Как бы плохо для их команд не заканчивался матч, они находили секунды даже во время игры, чтобы поддержать, дать понять, что близкий человек рядом. Мимолетное касание пальцами, еле заметное поглаживание по спине, вскользь брошенные пара слов. Все их традиции пошли прахом после возвращения Торреса в Атлетико. Заглаживая вину, он стал слишком мягким, слишком податливым, даже на поле. Серхио хотел соревноваться, хотел сильного соперника, но тот лишь смиренно принимал любой толчок, любой подкат, любое нарушение. Причем, против одноклубников Рамоса Нандо продолжал биться, как лев, обыгрывал тех, как детей, забивая Реалу потрясающие голы. Четвертый номер Королевского клуба лишь провожал взглядом, летевший в его ворота мяч, который потом пойманной птицей, трепыхался в сетке. Защитник прекрасно помнил, как играет его бывший товарищ по сборной, за долгие годы, проведенные вместе в национальной команде, они научились понимать друг друга на уровне инстинктов, чувствовать, отдавать передачу не глядя, зная, что она точно будет принята. Он предупреждал одноклубников, рассказывал особенности поведения Фернандо на поле. Торрес, словно молния, яркий, быстрый и смертельно опасный, Серхио знал это, как никто другой. Но в основном советы были бесполезны. Кто мог удержать молнию? Возможно, только Рамос, но поддавки ему казались ниже его достоинства, защитник хотел их прежнего неповторимого соперничества, на которое, видимо, Фернандо был больше не способен. - Я не хочу заводить этот спор, он начался еще, когда я только уехал в Англию и не прекращался на протяжении многих лет. Ты сам отпустил меня туда, сказал, что я должен воспользоваться шансом, должен реализовываться. А как только я оказался в Ливерпуле, когда мне была необходима твоя поддержка, ты оттолкнул меня от себя. Начал винить в отъезде, в том, что мы не видимся месяцами и что я охладел, что было не правдой, - скороговоркой, практически монотонно проговорил Нандо. - Я оттолкнул тебя? - прикрикнул Серхио, в голосе его сквозило искреннее удивление и непонимание, - Фер, я желал тебе лучшего. Мне надо было привязать тебя к себе и сказать не уезжай? Я понимал все твои амбиции, понимал, что Атлетико на тот момент был командой не твоего уровня. Но я так же был молодым, неопытным и по уши влюбленным. А еще жутким эгоистом, и где-то в глубине души, конечно, надеялся, что ты скажешь, что не сможешь быть так далеко от меня, что останешься. А потом ты, как с цепи сорвался. Твоя женитьба, беременность Олы. Я тут волком выл. Я никого к себе не подпускал, даже потребности свои удовлетворял уже, когда готов был на стенку лезть, пока ты играл в своей Англии в порядочного семьянина, - от возникшего напряжения, от неприятных, болезненных воспоминаний, Рамос поднялся и прошел на середину комнаты. Когда защитник нервничал, то не мог сидеть спокойно на одном месте, ему необходимо было двигаться. - То есть вереница бесконечных романов с моделями это, что было? Мои галлюцинации? - взмахнув рукой в воздухе, беззлобно поинтересовался Торрес, повернувшись в сторону, где теперь стоял товарищ. Серхио сложил руки на груди и язвительно произнес: - Половина из них чистый пиар, меня просили помочь для раскрутки, мне не сложно было провести время с красивыми девушками. С парой из них что-то да вышло, но абсолютно ничего серьезного. Мои отношения с Пилар, дети, свадьба, семья - все это случилось, когда я окончательно потерял веру в нас, в то, что ещё все может быть хорошо. После этих слов Фернандо почувствовал, как противно защипало в носу. Его долг и его истинные желания все время шли в разрез с тех пор, как они познакомились. Сердце Нандо большую часть времени находилось в Испании, пока он сам находился в совершенно другой стране. Сердцем Торреса всегда был Серхио. В груди резко закололо, он не знал, что ответить. Никакие слова не исправят, тех ошибок, что были совершены. Воспитанник Атлетико боялся признаться себе, что никто его так не любил, как Рамос, возможно, даже Ола. Ждать годами, надеяться годами, годами любить на расстоянии и верить. - Нечего сказать? - разведя руки в стороны, спросил ломающимся голосом защитник. - Я просто рад, что в твоей жизни есть человек, который смог дать тебе, то, что я дать был не в состоянии, - уткнувшись взглядом в пол, тихо ответил Нандо. Серхио прикрыл глаза, его лицо исказилось, словно, от легкой боли, но он старался этого не показывать. К сожалению или счастью, Фернандо никогда не узнает, какого ему было на самом деле. И он даже понятия не имеет, о чем говорит. Защитник Мадрида буквально собирал себя по кускам постоянно и когда ему надоело это выматывающее занятие, он сказал другу "хватит". Да, тот перешел в Челси, в котором у него нихрена не получалось, смотреть на игру Торреса без слез было невозможно. Он просил его тогда не трогать, потому что нападающий не мог разорваться между постоянными неудачами в новом клубе, ролью хорошего мужа и отца, травмами и беспросветной депрессией. На Рамоса у него просто не было ни сил, ни времени. И Серхио освободил Нандо от тяжелой ноши в виде себя. Возможно, данное решение было не правильным, в такие моменты наоборот стоит показывать, как человек важен, но у Фера было, кому его поддерживать, а у Серхио не было никого. Он устал от беспросветного, холодного одиночества, от убивающего ожидания. Только, чего он ждал? Эта сказка никогда бы не закончилась хэппи эндом. Если бы они не были супер известными футболистами , а простыми, испанскими парнями, то смогли бы прожить эту жизнь, как хотели. И ни один человек слова бы не сказал, не поднял скандал, не стал призирать или желать гадостей. Может, на них и обращали бы внимание на улице, если бы они прогуливаясь, держались за руки, но в принципе всем было бы плевать. К сожалению или счастью, никто из них не выбрал простое существование, ребята с детства упорно трудились, чтобы иметь совершенно заслуженно всё, что имеют сейчас. Кроме одного. Серхио благодарен Богу, в которого неистово верит, за прекрасную жену, она спасла его в то время. Пилар знала, что футболист переживает тяжелое расставание, конечно, с кем именно сказано не было, но она не опустила руки и вытащила игрока Реала из жуткой ямы. Окутала заботой, вниманием, любовью и подарила прекрасных сыновей. Поэтому сказать, что Рамос о чем-то жалеет было бы кощунством. Он видит своё продолжение в своих детях и именно в тот момент защитник осознал, почему Нандо не смог уйти от жены и почему уже никогда не сможет. Когда понимаешь, что создал другого человека, когда для тебя в мучениях его выносили и родили, в груди зарождается невероятное теплое чувство и безмерная благодарность. Как можно от этого отказаться, сделать вид, что это мелочь? Счастье Серхио в его детях, вся его безграничная любовь в них. Пилар он уважает, будет благодарен до самой смерти, никогда не посмеет её обидеть, она привлекает его, как женщина. Но не любит. Он её не любит. Сердце Рамоса занято. Давно и ничего с этим поделать нельзя, сколько бы он не старался. В конце концов, защитник просто принял это, как факт, смирился в лучших традиция Фернандо Торреса и попытался стать счастливым, насколько это возможно. - Просто пойми, когда я в очередной раз поверил тебе, как дурак, ты снова сбежал. Когда я поверил, что все, наконец, будет хорошо и теперь ты рядом... - Да не было хорошо! - резко перебил друга Нандо. Он почти подорвался на месте, развернувшись всем корпусом к собеседнику. - Не ври, хотя бы себе. Не было хорошо. Да, первые месяцы эйфория, но потом всё пошло на спад. Ты уже не доверял мне, как раньше, а все мои попытки это исправить, быть более гибким, мягким только раздражали тебя. Ты полюбил не такого человека, но я уже не смогу стать тем, кем был раньше. Я устал от споров, упреков и бесконечного чувства вины перед всеми, поэтому я и сбежал! - выпалил на одном дыхании Фернандо и тяжело выдохнув, уткнулся лицом в собственные ладони. Он потер пальцами глаза и решил, наконец, открыть бутылку с водой. Это правда. Хорошо не было. Точнее рядом с Торресом, в одном городе, когда их разделяло всего несколько улиц, а не тысячи километров было прекрасно. Восхитительно. Но не так, как раньше. В них обоих что-то сломалось, механизм по-прежнему продолжал работать, просто не идеально, с перебоями и заминками. По началу, старались не замечать, думали время всё наладит, но время проходило, а тяжесть на сердце не исчезала, они решили ставить заплатки в виде "больше времени уделять друг другу", "попробовать что-то новое в сексе" и куча других стандартных методов по поддержанию отношений. Но вскоре заплаток стало так много, а изменений слишком мало. Никто не решался признать поражение. После стольких лет и метаний взять и расстаться казалось настоящим преступлением. Отказаться от возможности касаться бархатистой, белоснежной кожи Нандо, глубоко вдыхать его любимый одеколон с лёгкой горчинкой, целовать за ухом, любить его страстно, вдалбливаться в шикарное, накаченное тело, как в последний раз, боясь, что это сон, очередной из тех, которые снились по ночам, когда они были далеко друг от друга. Каждый раз после таких миражей, Рамос подрывался на мокрой от пота постели и в душе тут же образовывалась такая пустота, что хотелось выть без остановки. Она болела и пульсировала, как живая рана, не давая покоя. Переживать всё это заново Серхио был не готов. Торрес же не готов был видеть мучения любимого человека. Он изначально не был тем, кто подходит защитнику, а после того, как их искалечила жизнь, стал не подходить ещё больше. Один раз Серхио пережил его отъезд, переживет и второй раз. Вот такая кривая логика. - Нет. Не ври себе ты. Я бы справился с твоими изменениями. Ты просто струсил. Тебе легче убежать, чем решать проблемы. Просто лучше признайся, что никогда не любил меня, - как-то безжизненно протянул Серхио и подошел к стеклянной двери, что вела на задний двор, уставившись на залитый солнечным светом сад. Фернандо будто дали под дых. В одно мгновение весь доступ к кислороду оказался перекрыт. Он не мог сделать полноценный вдох, а сердце начало колотиться о ребра с такой бешенной силой, что казалось, проломит грудную клетку и выпрыгнет наружу. Уши резко заложило, будто, нападающий погрузился под воду. И почему-то стало страшно. То ли от услышанного, то ли от собственной реакции. Не мог Рамос такого сказать. Лучше бы обозвал последними словами, чем это. Нандо любил его, неистово, не смотря ни на что. До колкой боли с левой стороны, до бесконечного вранья сначала своей девушке, а потом и жене. Кода Ола родила ему Нору, всё о чем мог думать нападающий, глядя на маленький, прелестный комочек, что в такой волнующий момент рядом нет Серхио. Почти все свои голы Торрес посвящал детям и защитнику Реала Мадрид. Ничто не отнимало столько мыслей у нападающего, как его чада и любимый человек. Страшно признать, но Фернандо совершенно точно осознавал, что по силе любви Рамос не уступал родным детям. Конечно, это разная любовь, но одинаково сильная. Безграничная, безусловная, опустошающая. Были настолько тяжелые вечера, особенно в Англии, когда он позволял себе задерживаться допоздна в барах с одноклубниками, потому что не хотел идти домой к жене. Или слишком долго принимал душ. Хотя просто соскальзывал спиной по влажной плитке и сидел там на полу, не в силах взять себя в руки, молча стирая тыльной стороной ладони горячие слезы, бегущие по щекам. Или выматывал себя персональными тренировками и возвращался просто никакой, почти мгновенно засыпал, падая на кровать. Обвинить Торреса можно было в чем угодно, но только не в том, что он не любил Серхио. Нандо резко подрывается с дивана и в несколько шагов преодолевает расстояние между ними. Первое желание - врезать и побольнее, но подобное совершенно не в его духе. Нападающий за тридцать пять лет даже ругаться не научился нормально. Мог на поле в порыве эмоций крикнуть что-то неприятное, но прекрасное лицо при этом не искажалось гримасой ярости, неприязни или злости. Потому что не испытывал этого всего. Не умел. Он не знал, что такое ненавидеть или желать зла, даже сиюминутно. Почти. Кажется, только Рамос мог вызвать в нем подобные чувства. Торрес резко разворачивает к себе друга, хватая за плечо, и буравя того взглядом, глухо произносит: - Признай, что сказал жуткую, несправедливую глупость. Серхио хмыкает. Даже праведный гнев не мог испортить красоту Нандо. Тот все равно оставался каким-то светлым, неземным существом. Изящным до рези в глазах. Какую бы эмоцию не испытывал нападающий, чтобы не делал: просто шел, забивал голы, дурачился с партнерами по команде, его сопровождала природная грация. Любой взмах руки, удар ногой по мячу, улыбка полны врожденной эстетики. У Рамоса всегда дух захватывало, хотя Торрес не делал ничего необычного. Защитник Реала молчит, но не от вредности, просто любуется. Нандо угрожающе делает шаг вперед и их разделает всего несколько сантиметров. Они давно не были так близко друг от друга. Взгляд глаза в глаза. Каждый видит своё отражение в расширенных зрачках напротив. Торрес не выдерживает, прижимается лбом ко лбу Серхио и прикрывает веки. Рамос измученно выдыхает и его горячее дыхание опаляет, сжатые губы нападающего. Игрок Реала притягивает к себе за затылок друга, обнимая крепко, прижимаясь всем телом. Он почему-то вспоминает, как так же обнимал Нандо посреди Сан-Сиро, когда Атлетико в очередной раз проиграл сливочным в финале Лиги Чемпионов. Счастье Серхио описать в те минуты было невозможно. Казалось, его разорвет от нахлынувших эмоций. Он бегал по стадиону, как ненормальный, обнимал партнеров по команде, танцевал, носил сына на плечах, но каждые десять секунд его взгляд приковывала фигура на другом конце поля. Поникшие, в красную полоску игроки матрасников, бродили вдали от победителей, словно, неприкаянные души. Рамос знал, что товарищ плакал. Даже на таком расстоянии это было прекрасно видно. Подобное поведение для Торреса считалось из ряда вон выходящим. Он не любил показывать свои чувства на публике, это Серхио всегда был, как открытая книга. Медленно защитник двинулся по направлению к Фернандо. Каждый шаг давался с трудом, словно, идти приходилось по болоту. Что сказать? Девятнадцатый номер, не смотря на выигранную Лигу Чемпионов до этого, а так же Чемпионаты Европы и Мира, считал данный матч самым важным в своей карьере. И он проиграл его, с родной командой, в которую вернулся спустя столько лет, в которой снова заиграл, как Бог, пройдя невероятно трудные этапы в жизни. А сейчас ему приходится слушать, как болельщики соперников славят свой клуб, видеть, как люди, с которыми он неплохо знаком и даже дружит, радуются его проигрышу и осознавать, что уже никогда не выиграет с Атлетико самый важный клубный турнир. Какие слова тут могли помочь? Поэтому Серхио просто притянул товарища к себе и Нандо, уткнувшись лбом ему в плечо, расплакался, уже не сдерживая тихих рыданий. Он действительно тогда был похож на маленького, невинного ребенка, которого обидели ни за что. Сердце Рамоса в тот момент сделало невероятный кульбит и разбилось на столько осколков, что во век не собрать. Смотреть на слезы Торреса было выше его сил. Просто невыносимая пытка, лучше бы ему иглы под ногти загоняли. После того вечера никто из них не остался прежним. Игрок Реала осознал, что абсолютного счастья не существует. А Нандо понял, что боль в любимых руках становится чуть слабее. - Признаю, - тихо произносит Серхио куда-то Фернандо в шею, еле касаясь губами чужой кожи. Торрес подрагивает от этого случайного прикосновения и только сильнее вжимается в такое родное, любимое тело, блаженно прикрывая глаза от того, что мечта, наконец, исполнилась. Он его обнимает, не смотря ни на что. Рамос поглаживает затылок друга, желая запустить ладонь в копну пшеничных волос, но у нападающего теперь довольно короткая стрижка, темно-русые концы приятно щекочут подушечки пальцев. Серхи скучает по белесым, длинным прядям бывшего товарища по сборной, они придавали внешности Нандо еще большей невинности и какого-то юношеского очарования. К сожалению, от того застенчивого, милого, тихого парня практически ничего не осталось. Игрок Реала ласково проводит носом по щеке Фернандо, потом по другой, этот жест такой щемительно нежный и полон любви, что у Торреса слегка подкашиваются ноги. Они ластятся, словно, два кота, пытаясь показать друг другу без лишних слов, как скучали и как разлука далась невыносимо тяжело. Нандо искренне попытался, пусть и слишком поздно, жить по-другому. Уехать так далеко, как возможно, заниматься только собой и своей семьей, вдали от всех воспоминаний, чтобы любая мелочь в родной стране не напоминала о защитнике сливочных. А напомнить могло, что угодно: любимая кофейня товарища, песня, заигравшая по радио, да и в принце почти каждая вторая локация в Мадриде. Жалкая попытка вычеркнуть столько пережитого вместе, естественно, провалилась. Сердце ныло каждый день, отдаваясь болезненными толчками по всему телу. В какой-то момент Фернандо подумал, что у него стало хуже со здоровьем и попросил внеплановое обследование. Не могло, пусть и от горькой разлуки, так болеть в груди. Оказалось, могло. Результаты показали, что он здоров, как бык и, скорее всего, боли психосоматические. В клубе поинтересовались нужен ли психолог? Хотелось взвыть от данного предложения, потому что никакой психолог в подобной ситуации не помог бы. Если бы врачи могли избавлять от любовных страданий, то мир точно стал бы счастливее. И когда через год его самолет приземлился в Барахасе*, Нандо впервые за долгие годы ощутил себя по-настоящему дома. Он прекрасно чувствовал себя в Атлетико, когда вернулся, но ему по-прежнему приходилось что-то доказывать: болельщикам, клубу, себе, Серхио. Теперь всё кончено, он свободен, больше никуда не надо уезжать, оправдывать чужие ожидания, пытаться что-то изменить. И он вдохнул теплый, испанский воздух полной грудью, как только открылись автоматические двери аэропорта. Торрес устал и впервые за свою жизнь больше не имел никаких амбиций. Кроме желания быть рядом с родными, наслаждаться жизнью в родной Испании и наладить отношения с Рамосом, ничего не волновало. Нандо зарылся пятерней в мягкие, шёлковистые, чуть более длинные, чем у него самого, волосы друга и провел кончиком носа по носу капитана Реала. Он опустил взгляд на пухлые губы и Серхи видел, как светлые ресницы задрожали, поэтому сам преодолел этот миллиметр, разделявший их, и притронулся к сухим, теплым губам Фернандо. Это не был поцелуй, просто мягкое, аккуратное касание, слегка дразнящее. Торрес не выдерживает и впивается в восхитительный рот Рамоса, одновременно запуская тому ладони под тонкую футболку, жадно начиная ласкать голую кожу на пояснице. Нандо сжимает, покусывает, еле позволяя им обоим делать короткие вдохи, у Серхио от такого напора кружится голова и когда он ловит язык друга, начиная аккуратно посасывать его, воспитанник Атлетико вжимается в него с такой силой, что игрок Реала теряет равновесие и если бы не стеклянная дверь позади, они бы рухнули на пол. Торрес прижимает товарища к этой двери с глухим стуком, помогая тому освободиться от ненужной, белой майки. Она летит куда-то в сторону и Нандо на пару секунд зависает, любуясь. Тело Рамоса давно превратилось в прекрасный холст. Чернильные иероглифы, надписи, рисунки на загорелой коже безумно возбуждали и невероятно ему шли. Хотелось каждую расцеловать, провести по контуру кончиком языка. Серхи наблюдает за ним сквозь опущенные, длинные ресницы, глаза лихорадочно блестят от нахлынущего желания, и ждет, что будет дальше. Нападающий становится перед ним на колени, обжигая горячим дыханием нежную кожу чуть ниже пупка, где виднеется широкая резинка от нижнего белья. Нандо покрывает влажными поцелуями рельефный, твердый из-за пресса живот, мышцы на кубиках дергаются от каждого прикосновения, Торрес отмечает это про себя, чуть ли не мурлыкая от удовольствия. Он замечает на правом богу, в районе ребер надпись на английском: "Спасибо Господу за мой непобедимый дух. Я хозяин своей судьбы"**. Ведет по ней пальцами, касаясь совсем слегка, а потом приподнимается и выцеловывает почти каждую букву. Сверху слышится то ли тихий всхлип, то ли шумный вдох, но Фернандо поднимает глаза на друга и их взгляды встречаются. И в этом взгляде всё: безграничная любовь, которая не растворилась во времени, не пропала из-за расстояний, не исчезла, какие бы обстоятельства не складывались, бесконечная благодарность за годы, проведенные вместе, за счастье с привкусом горечи. Ни один из них не променял бы это чувство ни на что другое, потому что оно не сравнимо ни с чем, из того, что им двоим приходилось переживать в жизни, потому что ни с кем другим они не ощущали такой эйфории, потому что их до сих пор не отпускает и тянет, как магнитом. Нандо резко стягивает шорты Серхио вниз вместе с нижним бельем. Он нервно сглатывает, видя не прикрытое, дикое возбуждение товарища, опускает голову и медленно проводит языком по гладкому стволу. Рамос закидывает голову назад, опрокидывая ее на стекло позади и прикрывает глаза. Торрес целует головку, щекочет ее кончиком языка, а потом вбирает в себя член капитана Реала так глубоко, как может. Сверху слышится тихий, удовлетворенный рык. Серхи прикусывает нижнюю губу до боли, он подзабыл, насколько восхитителен влажный плен этого прекрасного рта. Нападающий наращивает темп, впиваясь длинными пальцами в кожу на бедрах Рамоса. Тот не выдерживает, боясь, что скоро кончит, поднимает Нандо за предплечье и страстно, развязано целует, подхватывая Торреса ладонями под крепкие ягодицы, не разрывая поцелуй. Длинные ноги воспитанника Атлетико обвивают талию друга и в два шага они доходят до того самого стола. Губы теряют чувствительность от бесконечных поцелуев, от покусываний где-то содралась кожица и теперь слегка саднит, но никто на это не обращает внимание. Потому что даже, если начнет рушится мир, эти двое ни за что бы не смогли отлипнуть друг от друга. Серхио бережно опускает Нандо на деревянную поверхность и помогает тому освободиться от одежды. Руки трясутся от возбуждения, пальцы путаются на ремне джинс и металлических пуговицах, но в итоге все получается и бесполезные тряпки летят на пол. Рамос хватает Фернандо за икры и подтягивает ближе к себе, заставляя нападающего раздвинуть ноги еще шире, он нависает над ним, как хищник над жертвой, их стояки сталкиваются и Нандо делает судорожный вдох. Влажные от пота плоские животы соприкасаются, горячии дыхания смешиваются, ладони лихорадочно гладят сильные плечи, грудь и бедра. Серхио выцеловывает чуть ли не каждую родинку на лице Торреса, только сейчас осознавая, как он скучал по ним. Раньше капитану Реала никогда не нравились веснушки, ему казалось они портят внешность человека, но с появлением в его жизни этого чуда, Рамос о многом поменял свое мнение. Защитнику нравилось думать, что нападающего поцеловали где-то на небесах, благословляя, тем самым оставляя следы на молочной коже. Он любил Фернандо всем своим существом, восхищаясь каждым его движением, каждой мимолетной улыбкой или случайным взглядом. Серхи вылизывает нежную шею Нандо, опускаясь ниже, покусывает соски и сжимает в ладони горячий, твердый член Торреса. Тот дергается и всхлипывает. Рамос продолжает совершать плавные, но ритмичные фрикции со стояком товарища левой рукой, а на правой облизывает указательный палец, начиная массировать им сфинктер. Он старается не спешить, подготавливает, как надо, наслаждаясь трепетанием бледных век, бесконечным облизыванием языком губ и тихими вздохами Нандо. Когда спокойно входит три пальца, капитан Реала еще какое-то время массажирует чужую простату и понимает, что больше терпеть не в состоянии. Тяжелый жар разрывал низ живота, а хорошим самообладанием Серхио никогда не отличался. Наклоняясь и снова целуя Фернандо в губы, он приставляет влажную от собственной смазки головку к проходу. Нападающий дергается и старается отстранить разгоряченное, тяжелое тело от себя: - Серхи, Серхи, Серхи...я не...у меня...- шепчет он несвязанно. Рамос утыкается лбом в грудь друга и понимает, что тот хочет сказать. Смазка, все таки, нужна или хотя бы крем. Защитник быстро соображает, что в коридоре стоит его спортивная сумка, в ней остался увлажняющий крем для тела. Расстояние от прихожей и обратно он преодолевает за несколько секунд, возвращаясь с белым бутыльком нужного средства в руках. Слегка смазывая свой член и сфинктер у Торреса, Серхио снова наклоняется вперед, устраиваясь между желанных бедер и глубоко, влажно целует нападающего. Войти с первого раза не получается, тугое кольцо мышц не дает продвинуться и Рамос успокаивающе гладит Нандо по гладкой, покрытой тонкой пленочкой пота груди. - Расслабься, ты чего напряжен, как в первый раз - выдыхает он, слегка улыбаясь. Фернандо коротко смеется в ответ. Их первый раз был удивительный, самый лучший, те ощущения ни с чем не сравняться, что не отменяет чувство неловкости, стеснения и абсолютной неопытности, с которыми им пришлось столкнуться. Никто из них ранее не имел сексуального контакта с мужчинами, честнее сказать, никто из них никогда не считал мужчин сексуальными, привлекательными. Они часто говорили о данной странности, ни до, ни после ни один представитель мужского пола не вызывал интереса в них. Возможно верна поговорка, что влюбляются не в пол, а в человека. По факту парни никогда не рефлексировали, что понравились друг другу, этот момент был принят обоими спокойно. Словно, так и должно быть. Больше пугала мысль, что их раскроют. Но за столько лет умение шифроваться оказалось доведено до идеала. Рамос помнил, как ему было жаль Нандо, как тот краснел и прятал лицо, благо поза позволяла, потому что на миссионерскую тот не согласился. Он старался быть аккуратным и терпеливым, постоянно ласкал прекрасное, натренированное тело нападающего, отвлекал приятными ощущениями, как мог. Помогало это не сильно, Серхио понимал, что Торресу все равно больно и в тот момент защитник испытал к нему такое невероятное, большое и сильное чувство, что чуть не кончил, хотя до того, чтобы кончить там было далеко. Они мучились всю ночь и только когда слабый, пасмурный, утренний свет проявился за окнами, с пересохших губ Фернандо сорвался первый стон удовольствия. Не выспавшиеся, уставшие, но довольные, игроки сборной Испании опоздали на завтрак и кое как провели тренировку. Позже Нандо сказал, что секс был прекрасен не потому что удалось кончить или получить удовольствие, а потому что это произошло именно с правильным человеком, они вместе разделили то, чего раньше никогда не делали с другими. Это их прекрасная тайна, тайна, полная чувств, страсти и нежности. Спустя годы ничего не поменялось, каждый их секс прекрасен, ни эмоции, ни удовольствие не становятся слабее, не притупляются со временем. Торрес обмякает в сильных, накаченных руках. Серхио аккуратно скользит во внутрь и Нандо выгибается ему навстречу от удовольствия. У Рамоса перед глазами начинают плыть круги и спирает воздух в груди. Как же хорошо, восхитительное чувство. Он выпрямляется, обхватывает колени друга и начинает двигаться чуть быстрее. Потом быстрее. И еще быстрее. Пространство начинает плыть перед ним. Приятное, тянущее чувство растет внизу живота, желая вырваться наружу. Серхио вдалбливается в это прекрасное тело, падая полностью на Фернандо, целуя жестко, сминая губы. Одной рукой он берет Нандо за затылок, чуть приподнимая, чтобы прижаться лбами, они смотрят друг другу в глаза, не мигая, и в них отражается дикое безумие, от которого рвет крышу еще больше. Другой рукой Рамос надрачивает партнеру, продолжая совершать глубокие толчки бедрами. Они стонут в унисон, Торрес чуть громче. Нандо такой открытый, так доверяет ему, как и всегда, как и каждый раз до этого, выгибается от удовольствия, хочет быть еще ближе, глубже. Капитан Реала не выдерживает, выпрямляется и в несколько сильных движений кончает. Оргазм накрывает огромной волной, жар быстро проходит по всему телу, сбивая с ног. У Серхио подгибаются колени и он медленно оседает на них, хватаясь за край стола. В тишине гостиной раздаются лишь учащенные, громкие дыхания двух людей. Рамос облокачивается лбом о свесившуюся ногу Фернандо, в районе икры, и целует ее. Он всегда боготворил эти невероятные ноги, как впрочем и вся Испания. Эти ноги принесли столько радости миллионам болельщиков по всему миру. Серхио был одним из них. Торрес принимает сидячее положение и тянет за локоть Серхио к себе. Тот поднимается на еще немного трясущихся ногах, обнимает ладонями слегка раскрасневшееся лицо друга и нежно целует его. Они целуются еще пару минут, не желая, чтобы прекрасный момент кончался. Нандо любил эти первые секунды после оргазма, когда совершенно теряется реальность, есть только они вдвоем, никакого чувства вины перед семьями, никаких обязательств, страхов и непреодолимых обстоятельств. Фернандо хотел бы, чтобы эти мгновения не кончались, чтобы навсегда остаться в них, чтобы больше ни на секунду не терять Рамоса. Защитник Реала на пару мгновений оборачивается спиной, пытаясь взглядом отыскать их одежду, и Нандо видит ниже лопатки татуировку. Сердце, пронзенное восемью кинжалами, а под ним надпись: "Шрамы"***. Торрес знает, что эта тату, посвящена ему. Чувство вины снова начинает съедать изнутри, но когда друг поворачивается обратно на него, беззаботно проговаривает: - Мне нужно в душ, - нападающий опускает взгляд на свой живот, на котором блестит белесая жидкость, видимо, его собственная. - Можно с тобой? - хищно улыбается Серхио. Нандо спрыгивает со стола одним легким, грациозным движением и идет в правильном направлении. - Ну, это же твой душ...- улыбаясь в ответ, заигрывающим тоном проговаривает он. После они лежат на изумрудном, идеально подстриженном газоне заднего двора Серхио и смотрят в голубое, пронзительное, без единого облачка мадридское небо. По венам разлилась сладкая истома, солнышко слегка припекло и лень было сделать лишнее движение. В голове у Рамоса крутится совершенно неподходящий для ситуации вопрос, но он хочет задать его с самого прихода друга. - Ола знает, где ты? - Да, я сказал, что поеду тебя проведать, - спокойно отвечает Торрес, продолжая что-то высматривать в небе. Серхио искренне ненавидит Олайлу. Столько лет. Хотя понимает, что совершенно не имеет на это право. Эта солнечная, улыбчивая, добрая и простая девушка полюбила Рамоса с первой встречи. Понимая, что это близкий друг ее мужа, она сразу отнеслась к нему с теплом и искренней симпатией. Звала на семейные ужины, поздравляла с праздниками, присылала открытки, совершенно спокойно относилась к их дружеским посиделкам и поездкам. Они знакомы столько лет, но защитник так и не свыкся с мыслью, что эта женщина в принципе существует. Ведь, если бы они никогда не встретились, Торрес сейчас был бы его, полностью. Дикие мысли. Тогда бы, скорее всего, не родились их дети, а этого представить просто невозможно. Серхио так привык к этой перманентной неприязни, что с годами перестал замечать, она стала, как родная, только иногда ощутимо, покалывая где-то под сердцем. Второй вопрос, который возник в голове капитана Реала было вообще страшно задавать. Но они всегда могли говорить, о чем угодно, даже о самых неприятных вещах. Торрес доверял Серхио, как никому. Нандо по сею пору дружит почти со всеми, кто тогда играл в сборной, но по-настоящему открытым мог быть с парой человек. Это еще друзья с детства и Серхио. Золотой, улыбчивый, тихий мальчик всея испанского футбола всегда был себе на уме и тяжело открывался людям. Но на удивление, Рамосу даже не пришлось долго бороться с этой неприступной дверью, она отворилась сама. Наверное, потому что Фернандо видел, что друг никогда не хотел лезть, куда не следует, навязываться, а наоборот только желал защищать, оберегать, делать, как лучше. Видимо, защитниками и, правда, становятся не просто так. Нандо часто даже в интервью говорил, если его спрашивали по поводу товарища, что этот человек и игрок, на которого можно положиться, он никогда не подведет. Эти качества всегда были самыми важными для Торреса, потому что он сам был таким. - Как же ты теперь без футбола? Рамос тяжело сглатывает и боится посмотреть на Фернандо. Мысль, что, возможно, и ему через пару лет пора будет заканчивать, заставляла сердце пропускать удары. Капитан Реала, все же, неуверенно поворачивает голову, чтобы увидеть, как Нандо улыбается. Одна из немногих вещей, которая в нем не изменилась - это совершенно удивительная, солнечная, всегда немного стеснительная улыбка. От нее в районе груди пробегала приятная щекотка и невозможно было не улыбнуться в ответ. - Я чувствую себя свободным, - продолжая улыбаться, Торрес смотрит на Серхио так открыто, доверительно, с ошеломляющей теплотой, так смотрят только на тех, без кого не представляют своей жизни. - Я отдал этой игре всё, что у меня было. Сколько себя помню, меня всегда окружал футбол. До сих пор удивляюсь, как умудрился создать семью. Ты пока не понимаешь, но и без футбола можно получать удовольствие от жизни. Нандо продолжал говорить, а Рамосу казалось, что в воздухе разносится звон серебренных колокольчиков. Не смотря на то, что Торрес давно превратился во взрослого, опытного мужчину, голос его остался по юношески звонким, нежным, мягким, но при этом грудным. Серхи обожал голос друга, мог часами слушать его рассказы даже о том, что мало волновало защитника, но лишь бы тот не переставал говорить. Когда Фернандо замолкает, Рамос полностью перекатывается на правый бок и почти в плотную подбирается к другу. - Я чувствую себя виноватым...за то, что продолжаю играть, побеждать, выигрывать то, что ты больше никогда не сможешь выиграть, - выдирая травинки из земли перед своей грудью, не уверенно, тихо произносит Серхио. Такая глупость. Ну в чем его вина? Почему ему хочется извиниться? За что? За то, что каждодневным, упорным трудом продолжает добиваться своих целей? Рвет жилы, не жалеет ни себя, ни соперников? Борется за свой клуб и сборную чуть ли не до крови? Торрес накрывает своей ладонью руку, терзающую растения, и все так же ярко улыбаясь, говорит: - И я абсолютно счастлив за тебя. Защитник не может смотреть в эти огромные, темно-карие вишни, поэтому снова переводит взгляд на газон. У Рамоса от этой фразы что-то ломается внутри, он слышит этот глухой, страшный звук и боится, что это его ребра, боится, что острые осколки прорвут кожу и вылезут наружу. Ему плохо от этой искренней улыбки, от этого честного ответа, в уголках глаз начинает противно печь. Серхио быстро промаргивается и слегка поглаживает пальцы Нандо. Опять это его чертово смирение! Фернандо берет ладонь товарища и прикладывает к своей щеке, немного трется о нее, как верный пес, а потом начинает покрывать мелкими поцелуями. Рамос сам не понимает, почему последние несколько минут любое слово или движение Торреса разбивает ему сердце. Он же так хотел, чтобы тот рано или поздно пришел с повинной, показал свои чувства и больше не убегал от него. И вот, желание сбылось. От чего же так горько? Серхио обнимает нападающего поперек туловища, кладя подбородок тому на сильное плечо и тихо произносит: - Я так тебя люблю. Никогда не хватало слов, чтобы описать, насколько сильно. Нандо перекатывается на спину, заставляя Рамоса улечься себе на грудь. Улыбка счастливая и полная нежности не сходит с его лица. - Это не обязательно. Я знаю. Чувствую тебя, как никого в своей жизни. Серхио быстро целует не пухлые, но красивой формы губы нападающего. - Мне просто хочется говорить это. Я люблю тебя. - Я люблю тебя, - эхом отзывается Нандо, смотря защитнику прямо в глаза, на этот раз совершенно серьезно, без намека даже на полуулыбку. Рамос наслаждается мерным биением сердца под майкой у Торреса, этот спокойный ритм почти усыпляет и совершенно никуда не хочется отсюда уходить. - Останешься на ужин? - без тени надежды спрашивает Серхи. - Не могу, обещал детей ближе к вечеру отвести в парк. Так что мне уже пора, - с нескрываемой грустью, отвечает воспитанник Атлетико. - Но, может, завтра? Рамос просто кивает в ответ. Когда Нандо отъезжает от дома капитана Реала на своей машине, тому кажется, будто, друга тут и не было вовсе. Видение, галлюцинация на почве несбыточного желания, чтобы Фернандо, наконец, остановился на месте и позволил просто любить себя. Это предположение разбивает, пришедшее на телефон сообщение. Рамос достает айфон из кармана шорт и открывает уведомление от Торреса. Forever Yours - высвечивается на экране черными буквами. Серхио точно не знает, почему Нандо написал сообщение на английском, возможно, привык за долгие годы нахождения не дома, привык, что во всем мире общаются именно на данном языке. Но главное не это. Кажется, из-за Фернандо он снова поменял свое мнение. Абсолютное счастье есть. Просто у каждого оно свое.