Утренний аромат чайных роз

Облако красного шёлка по вельвету лилового неба Как цветок, только ещё стройнее и нежнее, в облаке нежного красного шёлка — неуловимое движение рук, и сквозь прозрачную ткань тусклый свет со стен кажется почти волшебным — терпкое вино в бокале. Как тихая мелодия, смущённый взгляд из-под длинных ресниц; как слабое дуновение свежего ветра в жаркий день; как аромат моря, когда пахнет солнцем и луной одновременно; как деликатное, но неожиданное прикосновение. Криста смотрит во все глаза, забывая слышать и дышать. Акварельное, тонкой кисточкой, вот бы запомнить её всю… Девушка стоит перед ней, крепко держа в обеих руках маленькую бутылочку воды без газа, и испуганно смотрит то на Кристу, то на несчастную продавщицу. — Взяла и выпила всю,— в четвёртый раз жалуется продавщица,— не заплатила, и не говорит ничего. Мигает свет фиолетовым, девушка в красном и сказочном тихо шепчет что-то, и Криста разбирает: «честно, я давала деньги, но она не брала, у меня только франки и лиры»,— глаза нараспашку, потому что сначала поняла, а потом осознала: на французском. Девушка шепчет на старом наречии, на южном диалекте, виноградном и тёплом, и удивительно, почему это кажется понятным. С почти мягкими шипящими это звучит очень трогательно. Криста кивает, достаёт из кармана несколько монет и аккуратно кладёт на прилавок. Девушку в красной шёлковой накидке — поверх невесомого шарфа до пояса, поверх зелёной бледной рубашки до колен и карминно-красных коротких шаровар,— очень необычно видеть в крошечном магазине у железнодорожной станции: шоколадки, булочки, кола и тёплое мороженое, батарейки и средство от комаров, да ещё две тихих бутылки красного вина. Девушка босая, с тонким бронзовым кольцом на щиколотке; Криста кидает быстрый взгляд на её ноги на клетчатом полу, берёт за руку и выводит на солнце под тихое, как вентилятор на слабых оборотах, ворчание продавщицы. Девушка в красном, испуганно глядя под ноги, спускается по щербатым ступенькам на тёплую землю, и тогда только Криста спрашивает, вспоминая школьный французский: — Расскажи, что случилось? Дует ветер, распахивая красную накидку, и небо чуть темнее — бегут облака. У девушки в красном алый цветок в чёрных берилловых волосах, заколотых в сложный узел. Полыхает прохлада из полумрака «Облака зачёсаны на одну сторону, приглажены, как мягкая шерсть, и вызывают сонную улыбку. День — пушистый и хлопковый. Отчего же я так туманна, отчего я пою тихим голосом мои песни? Что за девушка на склоне, поросшем травой, почему так поникла её голова?» Лохматый пёс с добрыми глазами в целом доволен, что его гладят и чешут, но взгляд его настолько красноречив, что Криста отдаёт остатки бутерброда. Бутерброд мгновенно исчезает внутри пса, и девушка, вздохнув, ещё раз треплет лохматое существо за ушами и расчёсывает его пальцами. Пёс удобно укладывается рядом и блаженно жмурится. — Ты кот, а не собака,— говорит ему Криста.— Ты осознаёшь это? Электрички нет уже третий час, а запасы провизии истощены. Девушка, ругая себя за излишнюю доброту и сговорчивость, отодвигается с солнца в тень. Солнце в странном танце неожиданно появляется из-под облаков, и в это время смотреть больно даже на шерсть пса, далеко не белоснежную. В тени можно жить, но тень исподтишка перемещается всё дальше. Плитка на перроне разогрелась, как реактор звездолёта, и горячая даже сквозь ткань юбки. Криста сдвигает шляпу на глаза и размышляет, не зря ли она отдала бутерброд встречному псу? Но иначе бы он остался голодным. Девушка прячет карандаш и неоконченный рисунок в сумочку. В шляпе жарко, но без неё даже её короткие светлые волосы становятся горячими. От жары немножко легче, хоть футболка и в капельках пота. Криста рада, что солнце кипятится — можно отвлечься от мыслей, не дающих спать. От одной высокой и черноволосой мысли, вечно в чёрной рубашке и узких джинсах; стильный, с мощными запястьями и чуть насмешливыми глазами, с широкой грудью и обаятельной улыбкой; Криста вздыхает и прикусывает губу. «Ты очень милая»,— тепло пишет он,— «просто я сейчас не могу связывать себя обязательствами». Ага, злится Криста, вежливые сказки для совсем маленьких и глупеньких девочек. «А ты всегда в своём мире, тебе нужно творчество, свобода и полёт». Скажи проще: ты странная. Девушка встаёт, разувается и идёт босиком по траве в тень дерева. Ощупывает в кармане мелочь. Высокая и черноволосая мысль неизбежно растворяется среди обычного: практику не прошла, потому что в гимназии ремонт; едва устроилась на работу, как начальник романтически уехал к своей новой возлюбленной, и всех сотрудников виновато попросил приходить через пару лет; дома всем недовольны, как обычно; сказала, что уехала на турбазу — конечно, тоже ворчали. Криста бросает кроссовки под дерево, ложится на траву и смотрит в небо. «И никому я не нравлюсь». Облака смущённо разбегаются, не зная, чем тут помочь. Пёс виновато находит ладонь и трётся об неё носом. — Ты точно кот,— улыбается Криста.— Знаешь что? Я тоже проголодалась. Идём что-нибудь купим? Она натягивает кроссовки и легко вскакивает на ноги; лохматый пёс остаётся ждать её у дверей грушёво-жёлтого магазина, маленького, почти карманного. Девушка распахивает дверь, звенит колокольчик, густая прохлада сочится из полумрака, но с последним звуком колокольчика Криста останавливается и, вполуха слушая причитания продавщицы, смотрит во все глаза на цветочную девушку — в пионовом красном, легковесном, растерянную и трогательную с бутылочкой в руках, с влажными губами. Наперегонки с ветром «Пусть она сердится, пусть щёки её краснеют, пусть ветер треплет волосы, и она обеими руками придерживает шляпу; только пусть мысли её будут летними, а не слякотно-осенними». Половины мгновения хватает, чтобы купить и второй билет, вернуться к растерянной незнакомке — «простите, что затрудняю вас; мне нужно к морю, меня потеряли, но на побережье всё будет хорошо»,— Криста успокаивающе держит её ладони в своих и, старательно подбирая слова, объясняет, что до моря шесть часов на поезде, и она, конечно, постарается помочь — «вы слишком добры! Мне ужасно неловко»,— тихо шепчет загадочная принцесса, но в глазах её облегчение и звёздное сияние. При свете солнца одежда её нежно поблёскивает и переливается, и Криста против воли проводит ладонью по воздушной глади то ли накидки, то ли платья, сплетённого с рубашкой и трёхслойным шарфом, который ощущается в руке, как тёплая вода сквозь пальцы. В ткань рубашки вплетена гладкая лента, которая заканчивается плоской сумкой, почти карманом; практично, решает Криста, потому что ещё и незаметно и красиво. Кожа у девушки светлая, почти бледная на солнце, с голубой пульсирующей жилкой на открытой шее, и кисти рук как из подводного мира. «На самом деле я сбежала, поклонник был слишком настойчивым, и я сначала играла, а потом устала и сбежала, вот и потерялась, и никто до сих пор не нашёл меня»… — Вот как,— говорит Криста, и взгляд её затуманивается. Электричка сердито и устало шипит, останавливается у перрона, и едва девушки — пёс следом повилял хвостом, но затерялся где-то в траве — забегают в вагон, в сердцах захлопывает раздвижные двери и мчится дальше. Криста решает довезти девушку до города, всего лишь пять остановок, объяснить ей, как обменять деньги и как ехать дальше, а сама — сама она ещё не придумала. Подальше от дома, хоть на луну, хоть к океану, только подальше от водоворота мыслей и неудач. Так и не поела, горюет Криста, сидя на краешке сиденья и исподволь рассматривая спутницу; но спутница улыбается ей и достаёт из сумочки на боку гроздь винограда, слишком аппетитного, чтобы удивляться, но Криста всё равно поражена: как она уместилась там? Криста держит гроздь за хвостик, и обе отщипывают по очереди ягоды, сладкие и сочно взрывающиеся между языком и нёбом. Пальцы от сладких ягод липкие — девушки выходят в тамбур и поливают друг другу на руки остатками воды из бутылочки. Криста улыбается, и они уже бегло болтают друг с другом по-французски, возвращаясь на нагретые солнцем сиденья. Криста рассказывает про свои неудачи, про голодного пса на станции, они вместе смеются над сердитой продавщицей. — Но вообще,— говорит девушка в красном,— нельзя быть такой доверчивой. — Почему? — спрашивает Криста и растерянно замолкает. Русский язык неожиданный и почему-то даётся с трудом. Она думает, что на русском у девушки тоже недостаточно мягкие шипящие, и досадует, что это так трогательно звучит. И правда, нельзя быть такой доверчивой, думает она. Ей стало ужасно стыдно за свой убогий французский. В тишине под стук колёс она вдруг видит, что в вагоне есть и другие люди, и перед ними ей тоже стыдно, хотя никто, конечно, ничего не слышал, и лишь редкие взгляды останавливаются на её яркой спутнице. Девушка улыбается и по-русски продолжает: — Ладно. Не сердись. Ты меня спасла — я без воды долго не могу. А денег не было совсем. Вот я и придумала небольшой маскарад. — Но её маскарад совсем не впечатлил,— грустно понимает Криста, глядя в пол. — Не впечатлил,— кивает спутница.— Эй. Ты, похоже, обиделась.— Она вытягивает перед собой босые ноги и легонько толкает кроссовки Кристы. Криста поджимает ноги и смотрит в окно. Глупо, и не выйдешь — следующая станция ещё через десять минут. — Контролёры,— говорит девушка в красном,— а я без билета. Криста хмуро перебирает содержимое одного кармана, потом другого, потом бледнеет и встаёт, запуская руки глубоко в карманы юбки. Билетов нет, и в сумочке тоже, и она растерянно глядит на спутницу; девушка хватает её за руку, и они выскальзывают в тамбур, в следующий вагон, и в тот момент, когда два усталых и красных от духоты контролёра заходят за ними, двери на волю с шипением раскрываются, девушка в красном сбегает вниз, крепко держа за руку Кристу, и шепчет: — За мной! Криста ещё секунду глядит ей вслед, потом, прижимая сумку локтем и придерживая шляпу, чтобы не улетела, бежит вслед за спутницей — красные и дождливо-зелёные волны ткани развеваются по ветру, шарфы переплетаются, и тугой ветер бьёт навстречу; под ногами насыпь, из-под подошв летят камешки, и Криста поражается, глядя на мелькающие голые пятки девушки, как ей не больно. «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» — на последнем вдохе, и девушка в красном уже наверху, протягивает руку, хватает Кристу за запястье и втягивает внутрь, в соседний вагон, позади ушедших контролёров. Криста садится на корточки и пытается отдышаться. — Почему мне всегда так не везёт? — Ты про билеты? Даже не думай. Я постоянно всё теряю,— беззаботно говорит девушка и отряхивает пыльные ступни, неустойчиво стоя по очереди на одной ноге. Криста молчит. Девушка, поправив перекрутившуюся длинную рубашку, садится рядом с ней прямо на пол и вытягивает ноги. — Ты всё ещё сердишься. Это потому что ты голодная. И протягивает Кристе шоколадку. — Воды у меня не было, зато вкусненького навалом. Криста протяжно вздыхает, берёт из её рук шоколадку и снимает с неё обёртку. Делит шоколад ровно пополам и вторую половину отдаёт сияющей девушке. — Я рада, что ты не сердишься. Ты даже улыбаешься. — Ничего я не улыбаюсь! Девушка, наскоро проглотив шоколад, кончиками пальцев растягивает уголки губ Кристы. — Перестань,— смеётся Криста. — Теперь ты вся в шоколаде,— сообщает спутница.— В буквальном смысле: он сильно растаял, и сейчас ты перепачкаешь футболку. — Ой. — Воды у меня больше нет, руки помыть нечем. Криста смотрит на довольно улыбающуюся девушку и понимает, что обижаться уже не хочется. — Ваши билеты, пожалуйста. Девушки испуганно вскидывают головы и удивлённо смотрят на двух контролёров, запыхавшихся и сердитых. Ровно через четыре минуты девушки стоят на полустанке без названия и смотрят вслед удаляющемуся хвосту электрички. У Кристы в носу щиплет, как будто она хочет расплакаться. Не может же настолько не везти, думает она. — Они тоже считают, что я не похожа на заблудившуюся иностранную принцессу,— беззлобно замечает девушка в красном.— Одна ты мне веришь. Но это уже кое-что! Утро в розовых зарослях «А вылечит тебя море, ровно в тот момент, когда ты войдёшь по колено в воду. Тебе нужно оказаться вдалеке от привычного берега. Тебе нужно по-новому услышать пронзительные крики чаек и по-настоящему увидеть чёрное небо перед грозой. Да, и ещё сдобные булочки». — Франков и лир у меня на самом деле достаточно, целая пачка,— говорит девушка, поблёскивая глазами из-под тёплого одеяла.— И ещё эскудо, и марки, и кроны есть, но всё такое старое, столетнее. Утром покажу. Целая коллекция! — Ты ещё скажи, что ты на самом деле беглая принцесса, и только притворяешься, что говоришь по-русски,— Криста улыбается. — Я бы сказала,— притворно вздыхает девушка.— Но ты же всё равно не поверишь. Ну и вообще, какие на станции Красный Буерак принцессы? Криста смеётся: — Это точно. Она переворачивается на спину, поплотнее укрывается стёганым покрывалом и смотрит в небо. Крыша наполовину разобрана, так что сбоку небо усеяно россыпью мерцающих звёзд. К ночи подул свежий ветер, и дневная жара кажется чем-то далёким и небывалым. Следующая электричка так и не пришла, поэтому в поисках дороги девушки набрели на заброшенные обветшавшие дачи, выбрали ту, что внушала доверие, и устроились на высокой веранде. Криста у стены, на толстом матрасе без подушки, а спутница в полуметре — протянуть руку, и можно потрогать шёлк, выскользнувший из-под одеяла,— рядом, ближе к двери; она натаскала себе тонких покрывал и соорудила из них постель. — Я так и не поняла, что это за Красный Буерак,— говорит Криста, исследуя карту на телефоне.— На картах ничего подобного нет. — Это всё загадочно,— соглашается Таис и возится, устраиваясь поуютнее. Услышав её имя,— по дороге в сумерках, при неясном свете далёких огней,— Криста переспросила: — Это от Таисии? — Нет, просто Таис, и никак иначе. А тебя? — Криста. — Это от Кристины? — Мне кажется, кто-то дразнится. И ещё кто-то мстительный,— кротко замечает Криста, и её спутница фыркает.— Нет, полное имя — Кристалла. Я не знаю, почему так родители назвали. — Это ужасно красиво,— признаёт Таис восхищённо.— Вот почему. Кристалла. Драгоценный камешек. Криста вспоминает её слова и улыбается, прячась под тёплым покрывалом. Ветер приносит запахи из леса и с воды. Пахнет кувшинками, и ночные птицы протяжно поют вдали. Таис уже спит — из-под одеяла видно непослушную чёлку и кончик носа. Край одеяла снизу завернулся, открыв ноги девушки. Криста приподнимается и поправляет на ней одеяло, чтобы Таис не замёрзла. Где-то рядом задумчиво считает дни кукушка, монотонно и бесконечно долго. От порывов ветра дребезжит уцелевшая черепица на крыше. Наутро Криста просыпается от запаха чайных роз и понимает, что ночью шёл дождь. Вокруг всё мокрое, капает где-то тихо вода, в саду вокруг веранды дикие розы и шиповник блестят в розовом воздухе, а рядом с её растрёпанными волосами лежат две груши, свежие, в капельках воды. Криста задумчиво откусывает от сочной груши, глядя на растерзанную постель Таис. Девушки нигде нет, и шагов её не слышно. Криста выбирается из-под тяжёлого покрывала, спускается с веранды в мокрую траву и босиком исследует сад. В дальнем конце у покосившегося забора живёт смешное пугало, по виду — железный дровосек. Криста нарекает его Храбрым Тотошкой и поправляет ему голову. Малина одичавшая и почти кислая, зато освежает окончательно. Криста находит в сумочке деревянную расчёску, сидит на высокой дощатой веранде и, болтая ногами, ждёт, пока окончательно взойдёт солнце. Она чувствует себя очень спокойной. Звенит звонок, и в сад по заросшей дорожке въезжает на велосипеде Таис. Она всё в том же многослойном одеянии, в утреннем свете нежно и таинственно сверкающем, и на руле у неё целая корзина, пахнущая сдобным. Криста втягивает носом воздух и непроизвольно сглатывает. — Я нашла деревеньку поблизости и очаровала местного булочника,— сообщает девушка, садится рядом, разламывает пополам хрустящий свежий хлеб и отдаёт половинку Кристе.— То есть пекаря. Мне даже не пришлось ничего сочинять: он сам придумывал мою биографию, надавал мне вкусного и теперь ждёт в гости. Но я не стала уточнять дату прибытия. Он живёт с мамой, а не с молодой женой, представляешь, как мне повезло? — Девушка чихает. — Ты не заболела? — обеспокоенно спрашивает Криста.— Ты замёрзла? — Нет,— Таис снова чихает.— Это всё мука. А мой нежный благородный нос слишком чувствительный.— Она вытягивает ноги перед собой и кивает на мокрые босые ступни: — Как я могу простудиться? В общем.— Девушка достаёт из корзины термос с чаем, сыр, яблоки и варёные яйца с ветчиной.— До полудня нам хватит. — Почему до полудня? — Пока ты вместо меня изображала спящую царевну, я разузнала, что в полдень автобус идёт на юг, к морю. Ты со мной? Криста недоверчиво смотрит на неё: — Ты же хотела там встретиться с кем-то… — Ах, какая же ты доверчивая, Кристаллочка. Нет, нам просто нужно на море. Тебе даже чуть больше, чем мне.— Таис распускает тяжёлые чёрные волосы и пытается привести их в порядок. — Почему это? — Роман твой неудачный, нужно, чтобы он выветрился из головы. А морской ветер с солью способствует. — Роман…— Криста вспоминает про высокого и черноволосого однокурсника. — Ты мне весь вечер про него рассказывала, но поверь, со стороны виднее. Он слишком увлечён сам собой, чтобы оценить кристальную свежесть твоего сердца. — Спасибо, конечно, только… Криста задумывается. А почему нет? Она берёт расчёску и помогает Таис расчесать густые волосы. — Полезли завтракать на крыше. Там сзади есть лестница,— предлагает Таис, жмурясь от удовольствия.— Я уже опробовала, и крыша подо мной не провалилась. Очень выгодная точка обзора. Рассвет был ужасно красивый, но мне жалко было тебя будить. — Полезли,— улыбается Криста.— Кстати, а велосипед откуда? Тоже булочник подарил, окрылённый надеждой? — Нет,— Таис с хрустом откусывает яблоко.— Я угонщица. Нашла на соседней даче. Напомни потом вернуть на место. Маленькие пыльные бури «Чем ближе к югу, тем больше неба, горячего ветра и хорошего настроения. Ещё бы вина и высоких волн». Автобус, конечно, опаздывает на полчаса. Две молоденькие девушки-студентки сидят в тени почтовых ящиков и каштанов прямо на бордюре, вытянув ноги и спустив лакированные туфельки с пяток. Обе элегантные, с короткими причёсками, в юбках, блузках и кардиганах — ранцы нараспашку, на коленях тетради, в глазах безысходность. У них на носу пересдачи, планшеты и учебники вперемешку, поэтому Криста сидит с ними рядом и терпеливо помогает с уравнениями математической физики. Никогда бы не подумала, удивляется она, что это может пригодиться. Основы как-то за чашкой чая объяснял веснушчатый однокурсник, поминутно поправляя очки и ужасно волнуясь, а дальше она сама увлеклась. Студентки с благодарностью смотрят на Кристу. Будущее уже не кажется им неопределённым и трагичным. Таис где-то беспокойно бегает, и по автобусной станции гуляет горячий пыльный ветер. С очередным порывом ветра Таис, сияя, появляется в облаке красного шёлка и сообщает торжественно: — Теперь у нас есть человеческие деньги, и я даже купила билеты! — Ты где-то обменяла свои франки? — уточняет Криста. — Ага, нашла коллекционера. — Они же наверняка стоили целое состояние… — Ну да,— беззаботно кивает Таис.— В любом случае, он за них заплатил, а забрать забыл.— Она вытаскивает из сумочки целый ворох помятых старинных банкнот, и девушки-студентки смеются и угощают Таис и Кристу лимонадом. Таис поправляет свежие цветы, вплетённые в волосы, достаёт из своей удивительной сумочки остатки провизии, и все вчетвером успевают подкрепиться. — Ещё коллекционер подарил мне бинокль,— застенчиво сообщает Таис. — Бинокль-то тебе зачем? — Увидишь. Автобус, усердно пыхтя, неловко разворачивается на крошечной площади, и пока усатый водитель подкрепляется кофе на станции, девушки занимают лучшие места. А когда за окном начинают мелькать перелески и солнечные поля, Криста достаёт блокнот и начинает рисовать пассажиров. Крупную сонную парочку в соседнем ряду она рисует в виде тюленей на отдыхе. Старушка с восемью сумками превращается в осьминога в цветастом платочке. Таис уткнулась подбородком подруге в плечо и хихикает над рисунками; Криста чувствует слабый аромат розового масла. Студентки, поминутно отвлекаясь от математики, тоже заглядывают в блокнот, забравшись коленками на сиденья, и с их подсказками страницы превращаются в зверинец на каникулах. Через несколько остановок они, обменявшись на прощание телефонами с Кристой, выходят и машут руками, стоя на остановке. Мальчишка с третьего сиденья, устав от нравоучений строгой бабушки-учительницы, отправляется к водителю и подсказывает ему, куда ехать и где поворачивать. Водитель улыбается в обширные усы, когда мальчишка ободряюще вопит: — Заворачивай, заворачивай! Ты справишься! Молодец, я так в тебя верил! Криста рисует мальчика пузатым капитаном на мостике. Таис говорит: — Твой ход мыслей на правильном пути, как ни странно. Криста пихает её локтем в бок. Таис смеётся, достаёт из сумочки диковинный музыкальный инструмент и тихо перебирает струны, а ветер в раскрытые окна почти попадает в мелодию. Ежевичное вино сиреневым вечером «Говорят, что море пахнет солью, или йодом, или тревогой. Но когда море внутри тебя, оно ничем не пахнет, оно просто есть». В городе сиреневые сумерки, и девушки пьют вино на крыше с пологим скатом, молча глядя на закат. Зарядив телефон в кофейне и напившись кофе, Криста рассказывала Таис про художественные мастерские, про приятные запахи растворителя и масляной краски, и Таис, неуловимо поднося к губам чашку с горячим шоколадом, внимательно слушала, блестя черешневыми глазами. Криста, разглядывая её в полумраке и водя пальцем по каплям пролитого кофе, отмечает, что лицо девушки похудело и осунулось. Она гадает, это усталость или пора начинать беспокоиться? Таис, накрывая половину зала невесомой бордовой тканью, бежит к бармену и возвращается с бутылкой тёмного вина и двумя бокалами; Криста снимает кроссовки, и девушки гуляют по остывающим крышам, придерживают друг друга за локти и любуются на просвет на цвет ежевичного вина в бокалах. Таис ненадолго засыпает, прислонившись к дымоходу, и Криста тихо сидит у её ног, вдыхая ароматы вечернего города, близкого моря и прохладного вина. Три бордовых пятнышка от вина на нежно-зелёной ткани; рельефные ноги, с бронзовым кольцом на щиколотке, светлые, с тонкими пальцами; мерно поднимается грудь, и губы чуть приоткрыты, зрачки под закрытыми веками беспокойно бегают. Ладони сжаты вместе, узкие и поникшие. Усталая Таис кажется ещё бледнее, чем обычно; Кристалла рисует её спящей, боясь дотронуться и помешать покою; волосы опять растрепались, а вплетённые цветы начали увядать. На щеках ни капли румянца, и Криста босиком спускается в вечернее кафе и покупает сэндвичи, чтобы Таис могла подкрепиться, когда проснётся. Таис просыпается и с удовольствием жуёт сэндвич. Потом достаёт бинокль, наводит резкость и долго смотрит на бухту, виднеющуюся между крыш. Потом отдаёт бинокль Кристе и направляет, куда смотреть. — Видишь яхту? — С розовыми парусами? — недоверчиво переспрашивает девушка. — Это они при вечернем солнце розовые,— улыбается Таис.— Всё. Идём. — Куда? — Море совсем рядом. — Тогда бокалы надо вернуть. — Ничего. Бармен не обидится, я точно знаю. — Ты мелкая воришка,— укоризненно говорит Криста. — А ты мелкая сообщница,— резонно отвечает Таис, и девушки спускаются на узкие улочки, едва освещённые и едва мощёные, рыбные и винные, кофейные и усталые, и Криста едва поспевает за бодро шагающей подругой, которая уже уместила бутылку с остатками вина и бокалы в свою сумочку. Берег каменистый, изрезанный, в заводях маслянистые волны лениво плещутся, а за скалами шумят беспокойно и буйно. Криста ступает на влажные деревянные мостки, шаткие и ненадёжные, но доходит до дальнего конца, ставит кроссовки рядом и садится, поджав ноги. Таис красным пятнышком блуждает между камней по колено в воде, а потом — Криста беспокойно упирается руками и всматривается в лунную темноту — девушка заходит в воду по пояс, по плечи… — Таис! — Всё хорошо. Я так давно не ощущала море… С головы до ног мокрая, но улыбающаяся, Таис выходит на берег и идёт по мосткам; вода стекает и оставляет красивый орнамент на досках, и без того мокрых. Девушка садится рядом с Кристой, которая беспокойно вглядывается в лицо подруги. — Тебе немного лучше? Тебе так необходима была вода? — Море,— кивает Таис.— Не могу долго без него. Идём, там привязана лодка.— Она встаёт на ноги. — Ты хочешь на ту яхту? С розовыми парусами? — догадывается Криста. Таис снова кивает и подаёт руку девушке. — Погоди-погоди. Я могу ещё позволить тебе украсть велосипед, но не яхту. — Почему? — смеётся Таис.— Почему сразу украсть? — Она что, твоя? — Она больше, чем моя. Кристалла, идём. Девушка не находит в себе сил сопротивляться. Чуть не забыв кроссовки, она бежит вслед за Таис, для босых ног которой не существует острых и скользких камней. Девушка отвязывает лодку, едва различимую в тёмных волнах, берёт вёсла и просит Кристу направлять её. Скорее для порядка, потому что она легко чувствует направление, и скоро лодка оказывается рядом с яхтой. Борта её низкие, в человеческий рост, и вся яхта кажется небольшой. Таис забирается на борт первой, спускает верёвочную лестницу и помогает Кристе подняться. Тёплые волны раскачивают яхту, и в воде отражается луна. Местами облачно, ожидаются грозы «Живой чувствуешь себя только тогда, когда что-то происходит. Если это происходит неожиданно, то вдвойне веселее. Так странно светит солнце, вполглаза, как будто небо что-то замышляет». Лицо Кристы, веснушчатое и с мягкими скулами, освещается улыбкой, тёплым солнцем и бликами от воды. Она наслаждается запахами скипидара, растворителя, масла, старых фотографий, кожаных футляров и дерева; она гладит кончиками пальцев кисти, тюбики с краской, устанавливает холсты. Сидит, забравшись с ногами в жёсткое кресло, делает наброски, бегает на палубу, показывает, размышляет вслух, любуясь посвежевшим лицом подруги. Лицо Таис покрылось мягким золотистым загаром — да и всё её тело; утром, в бледном туманном воздухе, это не так заметно, а когда солнце в зените, она как тонкая статуэтка в своих широких пиратских штанах. Утром Криста поднимается на палубу, протирая глаза и ёжась от свежего воздуха. Пахнет просмолённой елью. Кварцево-розовый рассвет, влажные ступеньки под ногами — девушка не помнит, где её кроссовки. И замирает от неожиданности: Таис сидит на палубе, на самом краешке, спустив ноги за борт, с обнажённой худенькой спиной. По всей палубе развешана её цветная одежда — свежий ветер хлопотливо треплет тонкую ткань. — Я наловила рыбки,— говорит Таис.— И приготовила сашими. Ты как, не против сашими? — Вообще не против… Погоди, сиди так и не двигайся! Криста бежит за своей сумочкой, достаёт блокнот и рисует девушку на борту, нежную в утреннем холодном свете, чуть подсвеченную абрикосовыми оттенками. Таис, в одних широких подвёрнутых штанах, поворачивается, подтягивает коленки к груди, обнимает их и смотрит на девушку, улыбаясь. Её кожа ещё бледнее от холодной воды. Но на щеках румянец, и Таис уже не кажется измождённой. — Ты плавала? — А ты думаешь, как я наловила рыбки? — Ты очень давно хотела к морю? — Не спрашивай… — Когда ты проснулась? — Я только два часа поспала,— говорит Таис.— Потом волны стали сильно шуметь, и я вышла на палубу. Волны — битый хрусталь, светло-зелёное стекло с нервной пеной. Криста копается в сумочке, находит синюю камеру с мгновенными снимками, фотографирует бесконечную воду и худенькую Таис, не стесняющуюся обнажённой груди,— в своих коротких и широких синих, берлинской лазури шароварах она ходит по палубе босая, поправляет снасти, забирается на шканцы, смотрит в бинокль. После завтрака Таис показывает каюту, где больше всего солнца. Там холсты, эскизы, и весь пол испещрён пятнами краски. На полу плошки с растениями, на стенах — карты, банджо и снова цветы. И везде книги. — Ты можешь обитать здесь. Криста недоверчиво смотрит на неё. У неё на глазах слёзы; наверное, потому что утренняя прохлада пробирает до костей, а она только в юбке и футболке, с голыми ногами. Они снова пьют чай, Криста разбирает засохшие и свежие тюбики с краской, откручивает сильными пальцами крышечки, вдыхает ароматы. Усаживает Таис в глубокое кресло под иллюминатором, фотографирует, делает наброски, приблизительные, одна тень и свет, а потом безбрежно глубокие и цветные. Таис убегает на палубу, а Криста ложится, вытянув ноги, прямо на пол, смотрит в светлый потолок, по которому танцуют ушастые солнечные зайцы, и на губах её улыбка, хоть и дрожат они. Она не помнит, когда ей было так хорошо и спокойно. — Хочу ещё сашими,— говорит она, босиком поднимаясь на палубу, залитую горячим солнцем. — Поздно,— говорит Таис.— Я уже пожарила всю оставшуюся рыбу. Хочешь поплавать? — Вместе. Я одна боюсь. Таис качает головой: — Кто-то должен оставаться на борту. Мы в открытом море. Берегов почти не видно. Где-то в туманной дымке на востоке слабые очертания скал. Криста спускает юбку, стесняясь, стаскивает через плечи футболку и, обняв грудь, покрытую мурашками, отходит к каютам. Разбегается и почти бесшумно ныряет. Под водой неожиданно тепло. Изредка серебристыми бликами мелькает кто-то, солнце неясно пробивается сквозь толщу воды. Разглядывая яхту снизу, девушка размышляет, почему двадцать лет она плавала в купальнике. Глубоко, дух захватывает, и выныривает она далеко от борта, машет рукой Таис и снова ныряет, пока не выбивается из сил. Потом они сидят на борту, закутавшись в клетчатые одеяла, пьют грог и с удовольствием уплетают жареную рыбу. — Медуз не было? Криста качает головой: — Ощущение, что я вообще одна… Даже рыб толком не было. И тишина… — Чёрт. — Что такое? — Да я должна была догадаться. Вот что значит редко тут бываю… — Да что такое? — Криста нервничает. — Шторм будет. До берега уже не успеем добраться. Через полчаса максимум. Низкое давление очень. И ветер посмотри какой. И рыба вся спряталась. Вот я олух… Криста растерянно молчит. — Не переживай так,— говорит ей Таис.— Такелаж не придётся рубить, исключено. Сейчас всё спустим и просто засядем в каютах. Он не может быть сильным.— Она с сомнением втягивает воздух носом. На глади воды неровная зыбь, ветер поднимается, снасти хлопают, и девушки бегом убирают всё с палубы — одежду, припасы… Таис накидывает бесформенную рубаху, в которой она похожа на нерадивого юнгу, закатывает штаны до колен и, спустившись к воде, крепит лодку к тросам. Верёвочная лестница бьётся о борт, но девушка словно не замечает этого. Вдвоём они, наматывая канаты, затягивают легковесную лодочку на борт и крепят её вверх дном. — Зря мы, конечно, пообедали,— улыбается Таис.— Хорошо, что немного. Палубу раскачивает вниз и вверх, и Криста, зачем-то прижимая юбку к коленям, хватается за ванты, потому что её бросает из стороны в сторону. — Идём.— Таис хватает её за руку, тащит вниз, в каюту.— Раздевайся. Пока Криста растерянно смотрит на неё, Таис сбрасывает свою одежду и вручает её девушке, а сама надевает шёлковые шаровары, бледно-зелёную рубашку и красную накидку. И убегает наверх, а когда Криста, переодевшись, появляется на палубе, небо уже сливовое, почти чёрное, и ярко-красная фигурка босоногой Таис появляется то там, то тут, во вспышках молний, в грохоте волн, и Криста тут же мокрая насквозь — ледяные стеклянные брызги окатывают её. Она наконец понимает, что медлить нельзя. Помогает убирать бухты канатов, спускать снасти, закреплять штурвал. В момент затишья она достаёт из кармана свою крошечную синюю камеру и, задержав дыхание, снимает Таис. Таис стоит у рангоутов, глубоко дыша, внимательно смотрит на горизонт, пронзительно-яркая в красной одежде на фоне потрескавшихся лиловых туч. Таис стоит, опершись на бушприт, смотрит вперёд. Её босые ноги едва касаются мокрой блестящей палубы. Таис, вспомнив что-то, забирается к штурвалу, снова и снова укрепляет его, и даже сквозь ткань видно, как напряжены мышцы на её худых руках. На щиколотке кровь — где-то задела, бегая и натыкаясь на углы. Море винного цвета, и берегов нигде нет. Шпангоуты трещат. Первый шквальный порыв поднимает волны так, что замирает сердце, и Таис, мгновенно оказавшись рядом, крепко держится за лестницу у кают и прижимает Кристу всем телом к листам металла. Фотоаппарат исчезает из рук, а волна с грохотом обрушивается на палубу, унося за борт какую-то мелочь. В секундное затишье Таис спокойно говорит Кристе: — Спускайся вниз и запирайся… Но тут же второй шквал поднимает волну, и Таис уже нет рядом — Криста, до боли, до крови вцепившись в металлические крюки, ищет глазами в темноте, видит сквозь мокрую пелену два светлых пятнышка и отчаянно бросается к борту, хватает за руки девушку и, едва удерживаясь на ногах на скользкой палубе, помогает Таис забраться обратно. Порыв ветра сбивает их с ног, они хватаются друг за дружку, за дрожащие перекладины и едва успевают закрыться в каюте, как волна накреняет корабль набок, и они валятся друг на друга, на пол, Криста успевает оттолкнуть Таис, чтобы на неё не опрокинулся стол, к горлу подступает тошнота… Криста хватает за руку девушку, с силой сжимает в руке какую-то металлическую балку, прижимается с Таис к ребристой стене, а потом наступает полная темнота. И шумит за окном листва За пять дней почтовый ящик оказался забит до отказа — коммунальные счета, рекламные листовки, объявления. Криста зажимает всю пачку под мышкой, находит в кармане ключи и, сбросив в прихожей кроссовки, идёт ставить чайник. После чего с размаху падает на кровать. В квартире пыльно и солнечно, и никого нет. Но пол не качается под ногами, уютно шумит зелёная листва за окном, а воробьи деловито грохочут лапками по жестяному карнизу. Криста раскрывает глаза. Она лежит прямо на палубе под лёгким покрывалом. Лёгкий бриз волнует разноцветные паруса. Небо неправдоподобно синее. Солнце где-то рядом, тёплое и умиротворяющее. Под лёгким покрывалом девушка совершенно обнажена. Её одежда сушится поперёк палубы на верёвках, и одежда Таис тоже. Это одежда разноцветная, а не паруса. Паруса в клочья. Покрывало цвета засахаренного имбиря. Руки не двигаются, а только болят. Когда они начинают двигаться, Криста приподнимает покрывало на груди — всё в порядке, нигде не видно даже ушибов. Солнце через покрывало золотисто-медового цвета. Шторм длился всего час. Звонит телефон, и девушка выныривает из воспоминаний. Телефон звонит уже шестой раз, но трубку брать не хочется. Это Роман. Криста пишет ему сообщение о том, что сейчас неудобно говорить, можем созвониться как-нибудь позже, через несколько дней. Или когда начнётся учебный год, если это ещё будет необходимо. «Никогда вас устроит?» — думает она и слабо улыбается. Единственное приятное событие за сегодня — лохматый станционный пёс, который тёрся о её ноги, как кот, и вилял хвостом очень довольно. Он отлично узнал девушку и всем своим видом выражал, что бутерброд он тоже помнит. Прощание вышло скомканным. Ещё два дня они рыбачили и плавали, ныряя по очереди. Любовались солнцем, садящимся за горизонт, и облаками лавандового цвета. Спустили якорь недалеко от острова, полностью безлюдного, и изображали островитянок, одетые лишь в пальмовые листья. Таис подшучивала над ней, спрашивая, не пишет ли ей Роман. Криста показывала ей язык, уплывала и находила на дне раковины с жемчужинами. Золотисто-кофейная Таис плыла за ней, догоняла, надолго исчезала под водой и потом обязательно показывала каких-то чудных обитателей прибрежных вод. Рассказывала о своём путешествии, которое планировала, и у Кристы замирало сердце. «Дальше я поплыву одна». Когда с яхты стало видно город, Криста ушла в каюту, где были кисти и краски, и сосредоточенно писала акварелью пейзажи по памяти. Они получались солнечными и одинокими. Потом Таис проводила её на поезд, стояла в сером утреннем воздухе на перроне одна, худенькая, загорелая, неуместная в своём красном, с тонкими босыми ногами. Махала ей рукой, поправляя разлетающиеся шарфы. Всю дорогу Криста, глубоко дыша, чтобы не разреветься, смотрела фотографии, которых, оказывается, наделала немало. Синий фотоаппарат Таис нашла за лестницей у нижней каюты — удивительно, как она его увидела, в тени, вечером. Фотоаппарат благополучно пережил шторм. Рисунки лежали в сумочке, а несколько из них осталось на корабле, но рисунки Криста пересматривать не хотела. Вдалеке на станции шумит поезд, Криста вздыхает, и в этот момент жалобно поёт чайник. Девушка бежит на кухню, выключает его и садится разбирать ворох почты. Хочется, конечно, просто вышвырнуть всё это в окошко. Окно раскрыто, и снизу галдят соседские ребята. От порыва свежего ветра бумажки едва не разлетаются, но Криста прижимает их к столу. Поджимает босые ноги, замёрзшие на прохладном полу, и раскладывает квитанции, уведомления, предупреждения и рекламу скучным пасьянсом. Среди бумаг находится небольшой конверт бледно-зелёного цвета. Он гладкий, как шёлк, и на нём написано маленькими беспокойными буквами: «Для Кристаллы». Девушка, волнуясь, осторожно вскрывает конверт. «Моя дорогая Криста! Я бы очень хотела рассказать тебе, где я живу, но ты снова сочтёшь меня фантазеркой. И я даже не удивлюсь этому. Поэтому я тебе лучше покажу. Приглашу тебя к себе в гости. Там ещё больше моря, чем ты можешь себе представить, и никогда не бывает штормов. Я хочу поблагодарить тебя — сама знаешь за что. Только сильно не задирай нос. Пока ты не разучилась смущаться и ругать меня за угнанные велосипеды, ты ужасно милая. Мне нужно до конца прийти в себя, а это бывает только в море. Буду примерно через недельку, жди меня. Да, нам нужно будет зайти к тому милому булочнику и вернуть ему термос, я обещала. Возможно, нас покормят вкусными блинчиками с клубничным вареньем. — Таис P.S. Твоя каюта тебя ждёт, я там ничего не трогала». Письмо написано по-французски. Криста перечитывает его восемь раз подряд, заучивает наизусть, и выглянувшее солнце освещает её лицо тёплым персиковым цветом. В небе, запутавшись в высоких ветвях, волнуются белоснежные облака. В конверте ещё что-то есть, и Криста вытряхивает два квадратика бумаги. Это два билета на электричку — те, что она купила пять дней назад.