***
Это был 2010 год. Шумиха, фурор, толпы журналистов, камеры и громкие заголовки газет. Всё и вся вертится вокруг приезда неких французов в Москву. Мюзикл Зорро, завоевавший сердца зрителей по всей Европе, наконец докатился и до России, а если быть точными, долетел бизнес классом «Трансаэро» и теперь тепло принимается самым активным населением Москвы — девушками с плакатами «Лоран, мы любим тебя!» Впервые, он увидел его на конференции. Французский Зорро, встав в эффектную позу, «благословлял» новоиспеченный состав на российскую версию мюзикла, не забывая при этом поминутно стрелять взглядом в объективы камер. «Такой смазливый, обмазанный автозагаром, с неестественно белыми зубами, и, о Боже, с этими двумя разодетыми француженками по бокам, которые так к нему и жмутся.» — таково было первое впечатление о Лоране Бане, сложившееся у одного из актеров отечественного каста Андрея Бирина. Не то чтобы Андрей испытывал сильно заметное со стороны раздражение, наоборот, он пытался быть ко всему безразличным, но почему…почему он настолько самовлюблен, этот француз? Ведь он действительно красив и даже, если присмотреться, автозагар окажется южным загаром, а улыбка естественно белоснежной, но эта его манера мурлыкать каждое слово, привычка поджимать губы во время пения — выводили из себя. По сравнению с Лораном, Бирин не обладал теми чарующими свойствами внешности, обыкновенно содержавшимися во французах и так ловко притягивающими женщин. Ни длинных ресниц, ни аристократично тонких черт лица, ни заостренных скул. Он был двадцативосьмилетним парнем типичной русской внешности с тогда ещё длинными русыми волосами, небольшого роста и с огромными голубыми глазами. Ну вот и всё. Идеальный кандидат на роль Диего де ла Вега, возможно. Во время конференции к Бану было не подступиться, так что Андрей, оставил попытки завязать разговор и просто незаметно смылся в гримерку. Поговорить удалось только у служебного выхода. Лоран стоял на ступеньках, прислонившись к стенду с афишами и, сжав между пальцами сигарету, курил. Было начало октября: неистовый, непонятно откуда взявшийся ветер и ковер пожухлой листвы под ногами. Бирин, открыв дверь, чуть не сшиб Лорана со ступеней. — Прошу прощения, — испуганно выпалил Андрей от чего-то на английском. — Я вас не заметил. Бирин оглядел француза: такой нелепый в этой огромной куртке «Витязь», наверняка утащенной из подсобки, а волосы все такие же растрепанные. — Холодно у вас, однако, — Бан потушил сигарету о поручень и ещё сильнее втянул шею в ворот куртки. — Осень, — пожал плечами Андрей. На этих словах ветер задул ещё сильнее, и тут настал черед Бирина поежиться. — Я видел вас на презентации, — резко сменил тему Лоран. — Почему вы так быстро ушли? — Шумно, людей много… и фанаток ваших тоже. — Можно подумать они не люди, — Бан лукаво ухмыльнулся. — Знаете, завтра у меня обратный билет, но я подумываю, чтобы остаться еще хотя бы на пару дней в Москве. Не составите компанию? «Зачем я ему?» — Разумеется, — Бирин был до одурения рад, а отчего — непонятно. Может потому что теперь можно было не идти на репетицию, а может причина крылась в чем-то другом. — Что ж, тогда до встречи, Андрей. — До встречи, — сдерживая глупую улыбку, Бирин пожал руку Лорану и пошел на последний автобус до Чертаново.***
А потом случилось извержение вулкана в Исландии, и рейс отложили до лучших времен — на две недели. Лоран был в бешенстве, Бирин на седьмом небе от счастья. Виду он, конечно, не подавал, даже изображал всемирную печаль: что же этому вулкану потребовалось столько лет затишья, чтобы потом — когда французский состав в Москве — взорваться. И что это вопиющее безобразие, и что он будет жаловаться (кому, правда, неизвестно) Внезапно у Лорана появилась бездна времени, и тут уже Бирин проявил инициативу. Он буквально выволок француза из гостиничного холла и потащил любоваться красотами столицы. По пути к Красной площади, Бан наконец воспринял отложенный рейс не как превратность, а как подарок судьбы. Он достал, уже надёжно упакованную камеру из рюкзака, повесил её на шею и повернувшись к Андрею, сказал: «Куда я денусь с подводной лодки? Видимо, ближайшие две недели я не буду закрывать засов фотоаппарата.» Так оно и было. И тут потекла такая интересная жизнь. Бирин, отменив все свои репетиции, всё свободное время посвящал Лорану. Они много гуляли, вечерами сидели в пабах. Языкового барьера не было. Английский у Андрея был чуть ли не лучше, чем у Бана, да и после нескольких шотов «чёрного русского» Лоран начинал без особых проблем понимать по-русски. В какой-то из вечеров, сидя на мягком диване в одном из клубов Москвы, Бирин придвинулся к французу чуть ближе обычного. В помещении, окутанном кальянным дымом, этого никто бы не увидел. И Лоран не увидел, но зато почувствовал. Ему тогда следовало понять этот жест, понять намерения, но он не понял. Просто очередной вечер вместе, много выпитого алкоголя, голова кругом, но ничего особенного не произошло. А Андрей, не увидев хоть малейшего отклика на лице Лорана, быстро отодвинулся и навсегда похоронил в себе желание перейти границу дружбы. Пусть так и будет. Повисло минутное молчание. — Лоран, скажи, почему именно я? — Бирин как будто очнулся от дремоты. — Прости? — Ты мог провести эти две недели в компании своих подружек, но предпочел им меня. Почему? — Мне комфортно с тобой. С тобой я могу говорить обо всём и не бояться, что на следующий день социальные сети взорвутся сплетнями. На душе у Бирина стало тепло. Он практически забыл свой провал. — Это мой последний вечер в Москве, а потом домой в Париж. Новые проекты, интервью, телешоу… давай просто закажем ещё мартини, напьемся до одури, а завтра, как будто бы случайно, опоздаем к регистрации? «…а завтра, как будто бы случайно, проснемся в одной кровати.» — Ладно, — Андрей утвердительно кивнул и подозвал официанта.***
Всему хорошему рано или поздно приходит конец. Вот и сейчас Бирин стоял у электронного табло. Голова жутко гудела от вчерашней попойки. Увы, они не проснулись в одной кровати и даже не опоздали на начало регистрации. — Андрей, спасибо тебе за эти московские каникулы. — Тебе спасибо. Обещай, что повторим. — Обещаю, — Лоран крепко сжал Бирина в объятиях. «Надо было тогда записать это «обещаю» на диктофон.» — Тогда до встречи? — До встречи. Андрей ещё хотел попросить, чтобы Бан обязательно ему написал, как прилетит. Но, помните? Он похоронил в себе любое проявление заботы.***
Первые месяцы Бирин честно верил, что Лоран погряз в новых проектах, что ему ни до кого и ни до чего. Но холодная зима сменила осень и покрыла всё снегом вплоть до марта. Лоран не спрашивал как дела, не поздравлял с праздниками — ничего. «Глупо было на что-то надеяться.» И тогда Андрей твёрдо решил, что та «дружба» была недоразумением. И подумаешь, каких приятных глупостей наговорил ему в том клубе Лоран. Всё было ненастоящим. А что же теперь? Прошло десять лет, и вот, вновь два старых друга на одной сцене. Старых — это да, но друзей ли? Как же так получилось? В один день на экране телефона появился входящий. Спустя гребаных десять лет Его Величество соизволило позвонить. И не с вопросом «как дела?», а по «важному делу». Отказать Лорану было выше сил Бирина и оттого он согласился. Если бы даже Андрей отказался, то Бан нашёл бы другого «старого друга» и организовал концерт с ним. А это уже, извините, ревность. Концерт прошёл замечательно. — Через год повторим, — крикнул Лоран в зал. Публика в ответ восторженно загудела. «Через год повторим»…и чего оно ради? Забыть друг о друге на год, чтобы потом как ни в чем не бывало встретиться. Только ради чего это всё?***
Эффект дежавю. Когда-то Бирин уже стоял в аэропорту и провожал Лорана. Теперь только всё сложнее: Дон Жуана отменили, а Бан со всем кастом, возможно, летят в самое пекло. И от всего этого так горько, что хочется скрыться прочь, лишь бы не смотреть в эти карие глаза. Теперь никто не даёт друг другу никаких обещаний, никто не произносит «до встречи». Просто, ничего не обещающие, «пока». Сенсорные двери захлопнулись, и Бирин уставился на зелёную наклейку таможенного контроля. Как сложно выкинуть из головы когда-то сложившийся идеальный образ. Как сложно признать поражение и ещё сложнее — действительность. Только предстоящих зим будет больше и, кажется, они будут куда холоднее.