Океан

Шум прибоя. Океанские волны с шелестом накатывают на берег и уходят обратно, оставляя большой след. Это не море, где линия прибоя равна расстоянию от запястья до плеча, это океан, здесь в самых глубинах таится неукротимая стихия. Элизабет часто читала о нём в книгах и старых фолиантах, что находила дома в библиотеке. «Всего в мире четыре океана и Британское королевство омывается Атлантическим. » Глядя на картинки Элизабет, казалось, могла прекрасно представить себе, как на самом деле выгладит этот океан. Но как же глубоко она ошибалась. Его нельзя представить, океан можно лишь увидеть своими глазами, услышать раскатистый шум прибоя, почувствовать солёный аромат его души. Она хотела увидеть побережье ещё в раннем детстве и грезила о том, что увидит его с Сиэлем. Но в свете последних событий эту детскую мечту она загнала в самые глубины своего сердца и лишь иногда, перед сном, она открывала тяжёлый томик энциклопедии и подолгу разглядывала небольшое изображение Атлантического океана. Она и подумать не могла, что в скором времени будет вот так сидеть на его берегу, в пышном бирюзовом платье, одной рукой придерживая белую шляпку с шёлковой лентой и вглядываться вдаль, наслаждаясь океанским закатом. Она робко, словно боясь, что это заметят, повернула голову и исподлобья взглянула на Сиэля: он уже полчаса не отрывался от газеты. Видимо созерцание красоты природы его не сильно прельщало. Она разочарованно вздохнула, совсем не так она всё себе представляла. Они вновь осталась одни, она и её наивность. - Прошу. На свежем воздухе всегда разыгрывается аппетит, что уж говорить о вечере на океанском побережье, - Себастьян галантно улыбнулся и поставил поднос с сэндвичами, черничным пирогом и чаем между Сиэлем и Элизабет. Лиззи взяла фарфоровую горячую чашку в обе руки и тут же чуть не лишилась своей шляпки. Однако Себастьян ловко поймал её, просто дьявольски умело: - Если Вы не против, миледи, я пока придержу её, Вам она будет лишь мешать. - Но Себастьян, ты не собираешься к нам присоединится? – маркиза удивлённо приподняла брови. - Благодарю, но я уже поужинал. Однако я тронут вашей заботой, леди. Столь внимания простому дворецкому, - на лице Себастьяна отражалась признательность, он определённо блефовал. - Ну что Вы, о чем Вы говорите. Для меня, вы, уже член семьи. - Премного благодарен, но это слишком высокая похвала для простого слуги, - Себастьян склонил голову в поклоне. Сиэль фыркнул, отложил газету и надкусил кусочек пирога, запив его чаем: - Дарджилинг? - Да, мой господин, Вы как всегда правы. - Хм, неплохо, - Сиэль сделал ещё один глоток. Элизабет робко взглянула на него. Она хотела вот уже несколько часов кое-что спросить, но не смогла произнести, ни звука. Она боялась услышать правду. На краткое мгновение был слышен лишь шум прибоя. Наконец она решилась: - Сиэль, скажи, тебе действительно не в тягость быть здесь? - В тягость? О чём ты? – он сыграл недоумение так, словно был главным актёром театра. - Ну, эта поездка не дёшево тебе обошлась и я надеялась, что рассказав тебе о своей мечте, ты так же ею загоришься. На самом деле я так и думала, но теперь, глядя на то, как ты даже не поднимаешь глаз от газеты, я понимаю, что тебе всё это не нужно, так? - Ты думала, что я загорюсь мечтой увидеть океан? – Сиэль усмехнулся. Лиззи ненавидела, когда он так делал, от этого незначительного жеста веяло холодом и безнадёжностью. – Ты так наивна, Элизабет, даже больше чем я предполагал. Лиззи вздрогнула и потупила взор. К глазам подкатывали слезы, и тугой ком застрял в горле. «Только не заплакать, только не заплакать. Терпи, терпи, терпи!» - Мой граф, мне кажется, это было слишком резкое заявление, - заметил Себастьян. Сиэль вновь перевел взгляд с чашки на свою невесту: - Ох, вот только, пожалуйста, не плачь! - Я и не собиралась,- Элизабет подняла голову и, пожав плечами, вновь устремила взгляд на алый диск солнца, тонущий в волнах. Она сглотнула душащую обиду. Сиэль был слегка обескуражен: - Хорошо. В конце концов, ты права, эта поездка была затруднительной не только финансово, она оторвала меня от сотни важных дел, - конечно, граф лукавил, - это всё делалось только ради тебя, и ты должна быть благодарна, – наставительный тон в лучших традициях тётушки Френсис был выбран, чтобы слегка пристыдить Элизабет. И у него это кажется, получилось. - Я благодарна, я благодарна тебе всем сердцем. Огромное спасибо, Сиэль, - она была совершенно не способна сдерживать чувства перед этим серафическим мальчиком. - Не за что, - ответил он, вернувшись к чтению. Леди сидела в саду и вдыхала вечерний воздух: он был наполнен ароматом приближающейся грозы, недавно расцветших роз и едва уловимым ожиданием. Порыв холодного ветра заставил её чуть съежиться, маркиза скривила хорошенькое личико. Несмотря на свой уже давно не юный возраст, она умудрялась выглядеть превосходно, разве что седые волоски выдавали её. Однако она научилась их ловко заправлять в причёску. Она всегда выглядела идеально, но только ради одного человека, который за все эти годы так и не пришёл. Кто бы знал, как она устала жить одним лишь «всё хорошо» и каждый день полагать, что вот сегодня он уж точно откроет парадную дверь и вернётся. Уже половина десятого. Видимо всё-таки не сегодня. Но может завтра. Она ждала этого момента так же сильно, сколь и опасалась его. Ей было страшно, что её сломленной и усталой души просто не хватит и вместо тёплых объятий, ей уже понадобиться кольт. Кажется, её уже не спасти. Краем глаза Элизабет заметила, что Себастьян направился к дому, видимо решив оставить их наедине. Она вновь сделала глубокий вдох. Сегодня ей хотелось поговорить о многом: - Скажи, я действительно тебя раздражаю? – неловкую тишину наполнял лишь шелест волн. - Что?! Нет, конечно! – он смотрит удивлённо, но в его глазах легко можно прочесть, что она попала в самую точку. Он врёт часто, но при ней у него это выходит не очень - то умело. - Значит раздражаю. Понимаешь, я ведь совсем, совсем не хочу быть назойливой, мне хочется быть милой и трогательной, ты ведь меня всегда хотел такой видеть. - Знаешь, ты в своём желании быть «милой» бываешь эгоистичной… - А ты не эгоист? - И я, мы все, но ведь ты на идеальную невесту претендуешь? – ещё одна ухмылка. - Прости, если иногда мешаю тебе, мне просто очень хочется проводить с тобой больше времени. Мне тебя страшно не хватает, - она сделала небольшую паузу, - а ещё я хочу быть нужной. Просто нужной тебе, я ведь люблю тебя, люблю больше всех на свете… - Элизабет, любовь – это слишком громкое слово. Просто мы дружим с самого детства. Это не любовь, а скорее привязанность, привычка. - Тогда из всех дурных привычек, ты самая плохая, - уголки губ её чуть приподнялись. - Да, пусть я плохая привычка, только больше не называй это любовью, - Сиэль фыркнул. Он сидел сейчас, обхватив руками колени и уперев в них подбородок. Он казался таким чудовищно уязвимым и трогательным. - Я нуждаюсь в том, чтобы смотреть в твои глаза, а это уже сильное чувство. Не смей так пренебрежительно относиться к моим словам, - она нахмурила брови, но даже не взглянула на него. Сиэль резко поднял голову и ошарашено посмотрел на Лиззи. Он никогда не думал, что она способна сказать нечто подобное. Но её слова приносили больше боли, чем удовольствия, он понимал, что вряд ли когда-нибудь сможет сказать ей тоже самое в ответ. Но попытаться… - Я, я тоже люблю твои глаза, - Сиэль прошептал это чуть слышно и последний слог потонул в плеске волны, что набежала на берег. Но для Элизабет громче и не стоило, на её ресницах уже повисли хрустальные слезинки. В последнее время она часто думала о том, каков на вкус табак. Когда она была младше, ей всегда нравилось наблюдать за тем, как курит Лау, как эти рваные клочки лент дыма поднимаются вверх и таят. Он всегда был таким весёлым и жизнерадостным, вот только она не могла понять: неужели эта трубка делает его таким счастливым? Сейчас она была бы не прочь почувствовать туже самую эйфорию, заменить горечь в сердце горечью отменного табака. И пусть ей было трудно даже представить те ощущения, которые испытывает курильщик, детское любопытство и желание спрятаться пожирало изнутри. Именно спрятаться, как та Синяя Гусеница из книжки про Страну Чудес: надышать бы сотню розовых и голубых облаков дыма и скукожиться там, чтобы никто во век не отыскал. Но после таких мыслей, её тошнило от самой себя, от той, в кого она превратилась: слабая, безвольная, отчаявшаяся, хотя она этого сама не признаёт. Она выдыхает, нужно что-нибудь съесть, желудок сводит судорогой, сегодня у неё целый день снова не было аппетита. Сидя за столом и размазывая по тарелке кашу на завтрак, пюре на обед, а отменное рагу на ужин, она чувствовала себя капризным ребёнком. И ей это чертовски нравилось, у надменных чванных взрослых слишком много проблем. - Леди Элизибет, - Паула выбежала из поместья и сейчас стояла метрах в пяти от неё, - хотите, я заварю вам чаю с пирожными, вы должно быть проголодались. - Чаю? Да, я определённо хочу чаю. - Я сейчас! И идите в дом, заболеете ведь,- вечно живая и жизнерадостная Паула унеслась в поместье. - Чай, это несомненно то, что мне нужно, именно то. Лиззи совсем позабыла про чай, что уже остыл, а холодным она его никогда не любила. Черничный пирог был съеден, да и от сэндвичей не осталось ничего. Видимо Себастьян прав и на природе аппетит сильно разыгрывается. Солнце почти полностью потухло в океанских глубинах. Лишь последние косые золотые лучи поднимались, казалось, с самого дна. Небо потемнело, и теперь можно было заметить, что оно всё затянуто облаками. Пушистые клочки были алыми и золотыми с одного бока и серо-синими с другого, ветер с океана гнал их на восток, и в небе происходило величественное и неторопливое движение. Лиззи позволила себе вольность: она, сняв с ног туфельки и чулочки, зарылась ступнями в холодящий кожу песок. Одной рукой она вынула из волос тяжёлый гребень, что крепко удерживал её кудри, и они рассыпались по плечам. Она ещё никогда не ощущала себя настолько свободной. Сиэль, погружённый сейчас в другие мысли, глянув на Элизабет, невольно залюбовался ею и, скорее задумчиво, нежели заинтересованно, спросил: - А почему ты никогда не спрашиваешь, где я был тогда? Что со мной было, и откуда взялся Себастьян? Элизабет даже не повернула в его сторону голову: - А ты готов мне рассказать правду? Сиэль молчал. - Мне кажется, что нет. Так в чём смысл спрашивать? Если бы ты хотел, чтобы я это узнала, рассказал бы уже давно всё сам. Но ты ведь у нас самый сильный и отважный, ты ведь и сам с любыми проблемами справляться умеешь. Сиэль нахмурился. Пожалуй ответ был верный, но до того неожиданный, что его это сильно смутило. Элизабет, которую знал он, пустилась бы в разглагольствования про чувства, что она могла бы в нём задеть, посмей спросить об этом. И к концу тирады, она бы ввернула этот вопрос обратно. А эта Элизабет рассуждала логически и четко, она была старше его, и теперь это стало заметным. Сиэлю вспомнилась фраза мамы по отношению к Лиззи «Она ведь старше тебя на целую весну». Он помнил, что у мамы время измерялось не в годах, а в вёснах, в этом был свой смысл и своя логика, но тогда, в детстве, Сиэлю казалось, что, прожив на одну весну больше, Элизабет узнала что-то сакральное, какую-то тайну, разгадала какую-то загадку. Он давно позабыл про эту фразу, а сейчас мог с уверенностью сказать, что мама была права. Целая весна, оказывается, многое значит. - Однажды я исчезну Элизабет. Вот просто уйду и потеряюсь и больше никогда, никогда слышишь, не вернусь. Поверь мне, это случиться, что ты теперь скажешь? - Я скажу, что хотела бы, чтобы ты всегда обо мне помнил. Как бы далеко ты не был, вспомнил хоть раз обо мне. - Я буду очень далеко, Лиззи, - Сиэль вздохнул, она не понимала смысл фразы «очень далеко». - Я понимаю, - словно прочитав его мысли, сказала Лиззи, - но прошу тебя пообещать, что будешь помнить обо мне. - Я обещаю. - А ещё ты прав, я эгоистка, но я хочу, чтобы ты по мне скучал. - Хочешь правду,- встрепенулся Сиэль, его жутко забавлял этот детский разговор про «пообещай», - до сегодняшнего дня, даже точнее до самого этого вечера , я был уверен, что не буду скучать по тебе, но теперь мне кажется совсем наоборот. Лиззи тихонько рассмеялась: - Прости, я просто не знаю как реагировать, расплакаться, от того что ты по мне скучать не собирался, или улыбаться от того что ты всё таки решил. - Только не плачь, Сиэль сделала наиграно страшное лицо, - ты, когда плачешь, становишься очень некрасивой. Глаза опухают, нос краснеет… - Спасибо вам, граф Фэнтомхайв, Вы умеете комплимент даме сделать, - она надула губки. - Я не хотел тебя обидеть, но слёзы действительно не идут тебе, - уголки губ Сиэля едва заметно приподнялись. Но через мгновение вновь помрачнел и тихо произнёс: - Это не зависит от меня, я ничего не смогу изменить и однажды, как я уже сказал, я исчезну. Но я хочу, чтобы ты знала, если бы я хоть что-то мог исправить и мог бы остаться здесь, первое, что я бы сделал, это предложил тебе руку и сердце. Прости, но я бессилен, что - либо изменить. - Это лучшее, что ты мог бы мне сказать, - Элизабет откинула волосы назад и глубоко вдохнула солёного воздуха. Сейчас, она чувствовала себя как - никогда счастливой. Элизабет перемешивает чай на дне хрупкой чашки, серебряная ложечка звякает, ударяясь о фарфоровые стенки. Элизабет не любит чай с сахаром и, пожалуй, должна была бы не размешивать его, но этот мерный звук успокаивает, как бой часов, как стук капель о подоконник, как тихие робкие шаги. Она вдыхает аромат чая, в последнее время запахи стали для неё особенно важны. Все те воспоминания, что сейчас пёстрой каруселью проносились в её голове, тот океан, тот единственный серьёзный разговор, те сказанные и несказанные слова… то был август, она это отчётливо помнит. И у того августа есть свой особенный аромат. Вот осень, она пахнет гниющей листвой и яблочно-коричным пирогом, что так прекрасно печёт Паула. А зима, она пахнет цитрусом и хвоей, рождественской хвоей. Весна зелёным Эрл Греем, свежескошенной травой, о которой как всегда позаботился Финиан. А лето пахнет терпким крюшоном и алкоголем. Только август, один лишь август пахнет океаном и её любимым мальчиком. Больше она не была там ни разу. «Он вернётся, побываем вместе», говорит она себе. И с каждым днём эта мысль всё абсурднее и безнадёжнее. Она топит боль на дне этой чашки с приторно сладким чаем, она не плакала уже много, много лет, и не хочется, в принципе. Чтобы хоть как то себя занять и успокоить каждую неделю она пишет письма, письма, у которых всегда был адресат, но никогда не было адреса. Эти письма лежат в коробке, обитой тёмно синим атласом. Когда - то давно, именно в этой коробке ей был подарен плюшевый кролик «Фэнтом». Там собраны маленькие важные для неё вещи: цветок, что давно в детстве подарил ей Сиэль, этикетка от первой шоколадки, которую она смогла спокойно съесть после тяжёлой ангины, любимая алая лента в волосы, семейная фотокарточка, десятки вырезок из газет о том, как великолепно «цепной пёс Её Величества» вновь раскрыл то или иное дело, и наконец, вырезанная из книги иллюстрация к статье про океан. Совсем маленькая картинка, но для неё она значит больше, чем все произведения искусства. Она открывает эту коробку пред сном, перебирает старые вещи, бережно складывает всё обратно и вновь ставит на полку. Она словно боится растерять все воспоминания. Но у неё и не получится, просто не выйдет. От Сиэля не приходит писем, не приходит известий. Он действительно просто исчез, но Элизабет уверена, что он жив. Просто она уже столько раз молилась за него всем богам и даже демонам, что если небо соизволит рухнуть на землю, он останется невредим. Видимо он просто не скучает, по тому и не пишет. Ливень начался совершенно внезапно: несколько крупных капель и вот уже льёт так, словно небо рыдает навзрыд. Элизабет и Сиэль резко встали, она взяла в одну руку свои туфельки и чулки, а в другую пустой поднос, он быстро сложил плед. Ледяные капли бежали по её обнажённым рукам: она полагала, что будет тепло и поэтому выбрала самое лёгкое платье. Шёлк быстро намокал, и в плечах и на груди. Там, где не была корсета, он неприятно прилипал к коже. Она попыталась глазами отыскать гребень, которым были заколоты её пряди, но не смогла. Гребень был, конечно, красив, но совсем не так уж и дорог, так что с его потерей придётся смириться. - И где носит этого чёртового дворецкого! Мы тут должны стоять и мокнуть?! - Сиэль, глянь, - она ткнула пальчиком в сторону лавки под небольшим навесом, - может туда? - Ладно, пошли, не стоять же тут как истуканам. Дойдя до места, Сиэль постелил плед на скамейку. Это какая - то породистая привычка, пытаться всё сделать как можно уютней. Лиззи присела и надела свои чулочки и туфельки. - Ну и где он? Ему вообще всё равно? - Сиэль, успокойся, может он просто не заметил. - Не заметил, что начался ливень? Вот только не надо нести всякую ерунду, ему явно захотелось позабавиться. Я его как только увижу, такое с ним сделаю, - Сиэль сжал кулак. Элизабет, заметив это, взяла его руку в свою и нежно разжала его пальцы: - Не надо ничего ни с кем делать, ведь мы уже не под дождём, довольно уютно сидим, и только взгляни на воду, правда, ведь краси… апчхи! - Лиззи только успела прикрыть рот ладошкой, - извини, - смущённо проговорила она. - Ну вот, ты сейчас заболеешь, а виноват будет он, - Сиэль стянул с себя пиджак, набросил его на плечи Элизабет и пробурчал, - вот, а то потом с тобой хлопот не оберёшься. - Спасибо,- она приподняла его за воротник и уткнулась в него носом, от пиджака пахло таким родным и любимым ароматом. Они сидели так очень долго и молчали. Сказать можно было много чего, но слова совершенно вылетели из головы. Дождь не переставал лить. Серое небо, шум дождя и шелест волн, что стали больше, убаюкивал её. Она знала, что это не совсем прилично, она знала, что стеснит его, но усталость и пережитые эмоции брали верх над рассудительностью, и она склонила голову на плечо Сиэлю. Она словно попыталась спрятаться за воротом его рубашки, горячим дыханием она обжигала его шею, а пряди его пепельно-синих волос касались её лица. - Лиззи? – Сиэль был крайне смущён. - Ты просто знай,- прошептала она, - где бы ты ни был, и как далеко ты бы ни оказался, тебя всегда будут ждать дома. - Спасибо, Лиззи. За окном начался дождь. В спальне маркизы царили уют и спокойствие, а сама Элизабет уже собиралась ложиться спать. Но перед сном она вновь перебирала в памяти те мгновения, они определённо были лучшими в её жизни. Она вспоминала Сиэля так часто, что ему должно быть все эти годы сильно икалось. Элизабет улыбнулась своим мыслям. Он, скорее всего, уже забыл её, если не пишет, если не даёт о себе знать, думает, что его здесь уже никто не ждёт. Элизабет складывает вещи в коробку, забирается в постель и укрывается одеялом. Она задувает свечи, и комната погружается во мрак. Сегодня ночью она сможет увидеть его во сне, они встретятся в беседке в саду, она вновь будет очаровательной девочкой, а её мальчик будет вновь с ней, рядом. Они будут обсуждать всё на свете, и ей покажется, что вот это – реальность, а всё, что приключилось с ней за все эти годы просто ночной кошмар, дурной сон. Но пока леди не может уснуть, и в голове бьётся одна и таже мысль: Вспомни, ну пожалуйста, вспомни.

***

Сиэль Фэнтомхайв стоял на берегу океана и вдыхал солёный холодный воздух. Он проходил сквозь его совершенно пустые лёгкие и выходил таким же ледяным. К таким вещам, когда чувствуешь себя пустым сосудом, трудно привыкнуть, но с этим жить ещё вечность. Рядом стоял Себастьян, ему явно не нравилось быть слугой у маленького демонёнка и выполнять каждую его прихоть. Михаэлис чувствовал себя отцом, причём самого несносного и капризного ребёнка, которого только можно себе представить. Теперь этому мальчишке вдруг захотелось повидать океан. - Элизабет Мидлфорд, неужели ты до сих пор ждёшь меня дома? – Сиэль сказал это полушёпотом. От этого имени Себастьян чуть вздрогнул, оно не звучало из уст графа уже добрых двадцать лет, и сам дворецкий успел позабыть об этой юной особе. Ну да, так вот почему он захотел именно сюда, неужели у Фэнтомхайва что-то внутри зашевелилось. Сиэль не обращал внимания на своего дворецкого. Он смотрел вдаль на бушующие волны. Рука опустилась в карман и сжала золотистый гребень, обладательница которого находилась сейчас за множество миль и лет отсюда. «ты прав, я эгоистка, но я хочу, чтобы ты по мне скучал» «Твоё желание исполнилось, Лиззи, я очень сильно по тебе соскучился».