«Спи, пока не слышны шаги тех, кто придёт за тобой, тех, кто войдёт в наш дом — дом без дверей»
— Спи, спи, — низким шёпотом сходило с изогнутых лаской губ. Таких мирных дней они еще не видали. Отнимая лицо от чужих взлохматившихся русых волос, Николай двинулся на тёплой постели аккуратно, стараясь не разбудить спящего на плече, и погасил свечу. Комнату озарял теперь лишь фрагмент луны, уместившийся в угол окна, как кусок снежного пирога на большом чёрном подносе. Этот свет такой же холодный и ненастоящий, какой видели они в Скворечниках каждый божий день. Пусть даже там ночного светила днём на небе не сыщешь — пропадает, как призрак, как тень, как они сами надеются пропасть. Это мирное пристанище искали они долго, скитаясь и тратя накопления на дрянные постоялые дворы. Денег после этого осталось не так уж много, поэтому придётся искать работу в краткие сроки. Матушка-то ему уже, верно, ни копейки не вышлет? Медленно засыпается Ставрогину на новом месте, долго всматривается он в профиль мирно сопящего лица, в очертания голых ключиц, поймавших частичку лунного дыхания, и долго думает он. Не найдёт ли здесь их кто наверняка? За работой придётся ехать дальше в город, тут, на окраине, рядом с чудесной дубравою, нигде не услышишь монетный звон. И слава Богу, ибо уверен он — не только его уши от этого звона устали, как от собственного отражения в зеркале. Только и остаётся им, думает, друг на друга смотреть. И на себя насмотрелись вдоволь, и на шваль всякую-разную, и на рабов устаревших нравов…«Спи, пока мы так далеки от выстрелов и орденов, пока мы верим, что Бог — это..»
Завтра они проснутся и обязательно насладятся некоторое время свежестью тихого утра здесь, и нежностью, и влюблённым отчаянием. Пока они могут надеяться на счастье, пусть всё пропадёт пропадом, пусть горит вечным пламенем не только Заречье, но и весь город, и вся страна пусть сгорит — может, тогда их кто-то услышит. Предаваясь еще с половину часа мечтаниями об испепелённом ветхом старье в народном сознании, он наконец совсем утомлённо закрыл глаза. Сон был вязкий и тёмный, как сам страх, и только наутро разгладилась залёгшая меж бровей морщинка. Пробудился он, почувствовав движение ладони по обросшей щетиной щеке.«Спи, пока мы так далеки от выстрелов и орденов, пока мы верим, что жизнь — это Любовь»
У бывшего революционера руки сухие, но тёплые, как и взгляд — трогательный, необычайно искренний. Взгляд этот ловить на себе Ставрогин впервые пробует не пренебрежительно и раздражённо, а бережно, отбросив осточертевшую гордость. Он решил для себя, что гордость хоть где-то нужно отбрасывать, и на душе сразу так полегчало, что он почти уж и перестал думать об убийстве себя самого своими же руками. Может, действительно можно так, может, они выживут и даже счастливы будут. Верить пока сложно, как и в Бога было всегда сложно, но он обещает себе, что постарается, а за Верховенским уж точно дело не станет.