Тебя поцеловать я не могу

Пыльно. Грязно. В нос ударяет резкий запах спиртного. Темно и пусто. Уже несколько дней подряд я не выхожу из гостиной. Пью. Иногда проваливаюсь в беспокойную полудрему, из которой меня выводят кошмары. Кошмары о ее смерти. Ее нет. Лили, Лили, моя, нет, не моя, просто Лили, та, которую я так любил. Могу тысячи раз произносить ее имя, думать о ней, но реальной она не станет. Больше я ее не увижу. Подношу руку к лицу и ловлю пальцами слезы, стекающие по щекам. Сколько я уже так сижу? Год? Час? Или день? Рука бессильно падает на стол. Тянусь к стакану, но только отодвигаю его дальше от себя онемевшими пальцами. Рука нащупывает что-то твердое. Книга? Нет, не книга. Дневник. Чей? Сознание услужливо подсказывает, что дневник принадлежит Лили. Судорожно вздыхаю. Лили. Но пальцы сами сжимают переплет. Подношу ближе. Прижимаю руку ко рту. Слезы опять наворачиваются на глаза. Губы дрожат. Пытаюсь подавить рвущиеся наружу рыдания. Боль, не физическая. Боль в сердце распространяется по всему телу. Чувствую, как внутри формируется пустота, всепоглощающая и беспощадная. Она давит еще сильнее. Поддаваясь порыву открываю дневник. Страницы пусты. Неужели Лили даже не записывала сюда ничего? Теперь со мной останутся только пустые страницы. Может мне просто не видно? Поднимаюсь и на негнущихся ногах подхожу к выключателю. Дневник прижимаю к груди, совершенно не хочу выпускать из рук то, что принадлежало ей, Лили. Включаю свет. Сил обратно идти у меня нет. Сползаю по стенке вниз, прямо на пыльный пол. Опускаю взгляд в дневник. Там действительно пусто. Переворачиваю несколько страниц, но и на них ничего нет. Лишь чистые, белые страницы, пустота, такая же, как у меня внутри. Открываю последнюю страницу. Здесь тоже пусто... Нет. Внизу, в углу, бледными чернилами выведено всего два слова - узнаю ее почерк. Завитушки, те самые, что так щедро исписывали пергамент в школе. «Лили Эванс». Лили. Слезы опять льются из глаз, падая на чистые страницы. Прикрываю глаза, но сразу же открываю - перед глазами опять вспыхивает отражение Лили, мертвое, белая кожа, безжизненные глаза. Нет, для меня она навсегда останется жизнерадостной, веселой гриффиндоркой. Открываю глаза, капли со страниц исчезли, так, как будто никогда не капали. Вздыхаю. Возможно завтра я буду жалеть, но сегодня, пока я под влиянием выпитого спиртного... Медленно встаю, отклоняюсь в сторону и хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Прижимаю к груди дневник. Опираясь о шкафы и переворачивая их содержимое, оставляя за собой дорожку из разбитых склянок, подхожу к столу, на котором лежит потрепанное жизнью перо стоит и почти пустая чернильница. Падаю на стул и кладу дневник на пыльную лакированную со следами высохших чернил поверхность стола. Открываю дневник. Трясущимися, онемевшими руками беру перо, макаю его в чернила. «Лили» - стараюсь вывести надпись, но получается криво, рука предательски дрожит, и буквы неровные. Несколько капель чернил падает на белый лист. Бессильно опускаю перо. Осознание того, что я своими руками испортил дневник, медленно пробирается в мысли. Но слова исчезают на глазах. «Северус?» - появляется надпись. Я удивленно распахиваю глаза и падаю со стулом, задевая столик, стоящий сзади. На пол летит бутылка и заливает его своим содержимым. Медленно поднимаюсь, ставлю на место стул. Трясущейся рукой беру перо и, стараясь делать это как можно аккуратнее, пишу в дневнике «Да». Надпись снова исчезает. На несколько минут выпадаю из реальности. Ее дневник зачарован. Лили... У меня все же останется от нее хоть что-то. «Ты зачаровала дневник?» - вывожу более аккуратно. Справляясь со всеми порывами, пытаюсь успокоится. Опускаю перо в чернильницу и с замиранием сердца жду ответа от дневника. «Да, я поместила сюда свою память и частицу своего сознания.» Я хватаюсь за перо. Сейчас! Сейчас я смогу перед ней извинится. Сейчас! Сейчас расскажу ей все! Лили... Лили... Неужели у меня есть еще один шанс? «Прости меня Лили. Прошу, прости за все. За все, что я наговорил и сделал. Лили, я так люблю тебя. Лили...» — дописать я уже не в состоянии. Слезы и рыдания опять вырвались наружу. Сердце содрогается от боли и горя. Начинаю рыдать в голос от бессилия. Фраза исчезает. А я, наконец, справляюсь с собственными эмоциями. Слезы текут, но руки больше не дрожат. «Я давно тебя простила.» — отвечает дневник. Судорожно вздыхаю. Простила... Слова повторяются в сознании и выжигаются яркими буквами, заполняя пустоту теплом. «Что с Гарри?» Слезы моментально исчезают. Даже после смерти она заботится о щенке этого Поттера. Но ярость и злость сразу исчезают, ведь это сын Лили, и она его любит. «Дамблдор отдал его твоей сестре, Петунье.» — старательно вывожу. Надпись исчезает, а я поднимаюсь со стула, чтобы принести новую бутылку коньяка. Но фраза возвращает меня на место. «Забери своего сына от нее.» — я вздыхаю. Она спутала меня с Джеймсом Поттером? «Лили, Поттер погиб вместе с тобой» — трясущимися руками вывожу я. «Он твой сын, Северус. Я боялась тебе сказать». Не могу поверить дневнику, дневнику, который принадлежал Лили. Я сам себе противоречу. «Это правда?» «Да, в тот день перед ссорой я хотела тебе сказать. Но сейчас я даже рада, что так получилось. У Гарри остался жив отец.» Лили... Лили... Я вздохнул. Неужели от Лили у меня останется не только дневник, но и сын? «Имя?» — я хочу написать больше, но радость застряла с неверием где-то в сердце. «Гарри Северус Снейп» — появилась фраза. Фраза, которая сломала пустоту в сердце. Фраза, которая больше не даст мне чувствовать одиночество и тьму внутри. Фраза, которую подарила мне Лили. Мой сын.