Первое свидание

Иголка в пальцах хрустнула, и Вульфвуд чертыхнулся: уже вторая за сегодня и последняя из его запасов. А осталось еще три пуговицы. Он потянулся к сигарете, дымившейся в пепельнице, но на полпути остановился: не хватало еще на рубашку пепла натрясти или дыру прожечь. — Ёж, у тебя ведь иголки есть? Одолжи одну. — Справа, второй карман сверху, — Вэш пересчитывал коробочки с патронами, делая пометки на листе бумаги, и едва повернул голову. — Сломаешь опять — будешь новую покупать. — Угу. Вульфвуд закопался в сложное устройство походного мешка, подпиравшего угол, не особо надеясь на точность инструкции, но уже через пару минут нашел коробочку с иголками. — Чего это тебя разобрало? — Ёж покончил с самой важной частью своего дела и снова был не прочь поболтать. Тем более, что повод для любопытства был: чинить и приводить в порядок одежду Вульфвуд брался только в самых крайних и уже практически безнадежных случаях, но сегодняшний ремонт не вписывался в обычные стандарты. Вульфвуд тоже был не прочь поболтать, поэтому со вздохом признался: — Сегодня у меня свидание. С Милли, — зачем-то уточнил он, как будто тут могли быть варианты. — О! — на лице у Ёжа расцвела широченная улыбка. — Поздравляю! Это ведь прекрасно? — на всякий случай удостоверился он, потому что Вульфвуд положенной радости до сих пор не демонстрировал. — Угу, — буркнул Вульфвуд и, поднявшись на ноги, заходил по комнате. — Прекраснее некуда! Вэш нахмурился — с недоумением и как будто даже гневом. Все правильно, никто не имел права обижать Милли. Даже сам Вульфвуд. — Так ты не хочешь идти? — ровным опасным голосом уточнил Ёж, и Вульфвуд понял, что для некоторых случаев и грубого безыскусного мордобоя знаменитый пацифизм Вэша Урагана делает исключения. — А куда, по-твоему, здесь можно пойти?! Кругом пустыня одна. Червей гонять? И в салуне бухать? Глаза б мои его уже не видели и местное пойло! — это, черт побери, было по-настоящему обидно. Словами не передать, хотя Вульфвуд честно старался. Лицо Вэша немного прояснилось: скотиной Вульфвуд больше не был, всего лишь круглым идиотом. — Ну подождал бы немного, — он пожал плечами, объясняя очевидное. — Через неделю в Декабре будем, там бы и позвал. Там и танцы, и кино, и… — Да в курсе я! — оборвал Вульфвуд. — Только от Декабря до приюта рукой подать, ты же знаешь. Я поеду, надо: детей и тетушку навестить и вообще… объяснить, — он вытащил новую сигарету, сунул в рот, и тут же вынул: — Мне нужно, чтобы она… Милли… что-то решила: она со мной, или потом приедет, или… вообще нет. Об этом он думать не хотел и говорить совсем не хотел, поэтому закурил. Вэш слушал, подперев подбородок рукой, внимательный и неподвижный, как изваяние. — А как можно что-то решить, если мы даже на свидание не ходили? А?! От крика Ёж ожил: заморгал и улыбнулся. — Так ты хочешь жениться на Милли? Вульфвуд подавился дымом и закашлялся. Он думал о Милли много и долго, и о себе, и о них вместе, но никогда — так. Ёж определенно был гением формулировок. — Совсем что ли?.. — Вульфвуд еле отдышался, но пока дышал изо всех своих сил, все вдруг понял. — А может и хочу, — он зыркнул на округлившего глаза Вэша и предупредил на всякий случай: — Заржешь — пристрелю. Но Ёж не заржал. Хуже: тут же заморгал растроганными мокрыми глазами, словно заранее готовился. — Милли замечательная. — Замечательная, — согласился Вульфвуд и сунул сигарету обратно в рот. — А я вот не очень. Ежу не надо было объяснять, о чем он. — Думаешь рассказать ей? — осторожно спросил Вэш. Вульфвуд фыркнул: — Ты как себе это представляешь? «Знаешь, я не совсем священник, точнее, я совсем не священник, а наемный убийца-сектант. И мне всего девятнадцать, а выгляжу я на пятнадцать лет старше, потому что мне все внутри перепаяли и какой-то дрянью потравили». Что, думаешь, она на это скажет? Если вообще скажет. Я б самому себе из стангана в морду ебанул. Или по яйцам — и все, — он задрал голову к пожелтевшему в трещинах потолку, выпуская самый горький в мире дым. — Хотя если я лет через пять превращусь в беззубого пердуна в маразме, она тоже не сильно порадуется. — Мерил видела, как из меня перья росли. И еще разное, — сказал Вэш негромко, — и ничего. Милли поймет. «Помню я это «ничего», — хотел сказать Вульфвуд, но кое-как сдержался. Тем более что Ёж был прав: по большому счету и правда «ничего». Вот только даже спустя все время, проведенное вместе, и целую цепь событий, существенно изменивших взгляд Вульфвуда на порядок вещей, он по-прежнему считал манеру Ежа взаимодействовать с миром и решать проблемы несколько… неразумной. А еще честнее: пиздец какой ебанутой и подходящей только ему одному, да и то, если крупно повезет. С другой стороны, что может быть проще: все рассказать и посмотреть, что будет. В компании Ежа все вещи почему-то становились очень простыми и это, как ни странно, срабатывало. — Зато теперь ты точно сможешь жениться, — подал голос Вэш и избавил его от раздумий. — Что? — Вульфвуд нахмурился. — Священникам же нельзя жениться? Так что это даже хорошо, что ты не священник. Как всегда, Ёж нашел самый ебанутый аргумент из возможных. — Я не знал, что ты такой на этот счет замороченный. — Я — нет, зато ты — да! — рассмеялся Ёж. — То есть, это значит, что сам ты жениться не собираешься? Это был самый идиотский из их трезвых разговоров, решил Вульфвуд, но почему-то ему все равно нравилось. Ёж пожал плечами: — Да какой священник меня обвенчает? Только ты один и смог бы. Но ты, оказывается, не священник. — Гражданская церемония? — Вульфвуд не терял надежды загнать Ежа в угол. — У меня нет документов. Даже фамилии нет, — развел руками Вэш. — И меня так часто объявляют в розыск, что я не всегда в курсе. Может выйти неловко. Вульфвуд окинул мыслью жизненный путь Вэша Урагана. — Да кто вообще согласится на такое? — пробормотал он. — В точку, — вздохнул Вэш. — Еще одна причина, и, наверное, главная. Поэтому я и не женат. Вульфвуд уставился на него во все глаза: это уже было что-то новенькое. — А как же Мерил?.. Потому что если кто-то и мог согласиться, так это Мерил. Еще, может, и обрадовалась бы, если Вульфвуд хоть что-то понимает в девушках и в том, на что похожа эта чертова «настоящая любовь». Вэш совсем повесил нос: — Я… Я предлагал. — А она что? — Она спросила, как я себе это представляю. — Хм, — Вульфвуд нахмурился, — не захотела, значит. Почему-то он почувствовал разочарование. Ёж мотнул головой: — Нет, не то чтобы… Она просто спросила. С каждой минутой Вульфвуд понимал в их брачных играх все меньше. — Так и сказал бы что-нибудь. Про завтрак в постель, номера люкс и это… Ну что ты там хотел?.. — В этом-то и проблема, Вульфвуд. Я никогда не… Не думал, как буду жить после. Я не слишком надеялся… Вульфвуд кивнул: это он как раз прекрасно понимал, потому что тоже не слишком надеялся на какое-то там «после». Но сложить его из смутных отблесков счастья — подсмотренного, услышанного то там, то тут — было совсем нетрудно. Так ему казалось. — Ну и что теперь? — Я думаю, — лаконично объяснил Вэш, а Вульфвуд про себя посочувствовал Мерил: она сама не знала, что натворила: мысль Ежа была неумолимой, результат — непредсказуемым, а процесс — сколь угодно долгим. Лучше бы ей сразу сказать свое «нет» и не выпендриваться. Или «да». — Ты, это, не затягивай, — на всякий случай предупредил Вульфвуд тоном ни черта не знающего знатока, а потом снова сел за стол и принялся за пуговицы. Закончил он без приключений и точно так же без приключений вымыл пыль из волос под ледяным душем, побрился и привел в порядок всю остальную одежду. Вычистил и тщательно осмотрел пиджак и брюки, высыпал песок из ботинок и от души прошелся щеткой, проклиная сквозь зубы неумолимое течение времени, цены на приличную обувь и ее отсутствие. Все было в полном порядке, кроме самого главного: свежих планов за все это время у него так и не родилось, а никакой способности к внезапным озарениям Вульфвуд в себе не ощущал. — Что-нибудь придумал? — жизнерадостно поинтересовался Ёж, успевший за это время почитать газету, перебрать собственные вещи, навестить продуктовую лавку и помочь передвинуть шкаф пожилой даме в доме напротив за символический двойной доллар. Теперь он изнемогал от безделья и дневной жары, полулежа на скрипучем ободранном диване, на котором, должно быть, скончалась еще прабабушка хозяина гостиницы. — Нет. Придется опять напиться в салуне под присмотром Мерил и под ее же нравоучения. И в твоей компании. Конечно, Вульфвуд помнил, что у Милли полно родственников, и он наверняка не понравится ее отцу, матери, старшим сестрам и особенно братьям, когда дело дойдет до по-настоящему серьезных вещей, но все они были где-то далеко и только предстояли ему, если все сложится. А вот Мерил была рядом постоянно и во время всех совместных посиделок превращалась в особенно неприятное сочетание ехидной подружки, нудной тетушки и стервозной начальницы. Рядом с ней Вульфвуд даже напивался в три раза быстрее обычного. — А вот и нет. Не дождешься, — засмеялся Вэш, — Мерил уезжает. Он выудил из кармана ключи от машины и встряхнул, подкинул и поймал, хвастаясь самым откровенным образом. — Ты же не умеешь водить, — прищурился Вульфвуд: кажется, ему наконец-то представилась возможность поймать Ежа на бессовестной и непростительной лжи. — Не умею, — не поддался Вэш. — Мерил поведет, но я достал машину. — И куда это вы собрались на ночь глядя? — поинтересовался Вульфвуд со всем доступным ему равнодушием, стараясь не показывать ни жгучего любопытства, ни слишком сильной радости: и вечер, пусть даже это обычные посиделки за жестким, как подметка его ботинка, стейком из индейки и мутным пивом, и комната, если совсем уж повезет, остаются им — ему и Милли. — Хотел кое-что показать Мерил, — ответил Ёж, но как-то неуверенно. Наверное, не знал, понравится ли ей. Вульфвуд чуть было не задал новый вопрос, но сумел понять, что знать не желает, что именно Ёж собрался показывать Мерил в пустыне темной ночью. Что бы это ни было, ему-то точно не понравится. Ожидание потянулось снова, вот только ждать спокойно, предаваясь законному ничегонеделанью, на этот раз почему-то никак не получалось. Вульфвуд уже от души походил из угла в угол их небольшой комнаты, постоял у окна, глядя на жизнь пыльного раскаленного добела безжалостными солнцами городка, и дважды проиграл Ежу в разбитые и кое-как склеенные шахматы. Не найдя нового занятия и чтобы хоть как-то поторопить время, оделся. Вычищенный костюм и белоснежная рубашка смотрелись в зеркале почти шикарно, и Вульфвуд остался доволен собой. Вот только собрался он слишком рано, потому что до будущей встречи с Милли оставался по крайней мере еще целый час. Он похлопал по карманам, проверяя: сигареты, снова сигареты, зажигалка, ключи, коробочка с маленькой резной безделушкой-подарком для Милли; ствол в кобуре с полной обоймой — это мирный городок, но всякое бывает, уж это-то он… Так. Вульфвуд оглядел комнату, лихорадочно вспоминая. — Что такое? — спросил Вэш, от которого не укрылось его замешательство. В лавку на другом конце улицы он, в принципе, еще успеет, если поспешит, есть время до закрытия. Вот только ее хозяйка, дородная дама преклонных лет и строгих нравов, успела завести нежную дружбу с Милли на почве любви к домашним пудингам и домашней же настойке, от которой у самого Вульфвуда глаза на лоб лезли. Она его намерений, хотя они были пока только туманными надеждами, точно не одобрит. Или, что еще хуже, поймет превратно и расскажет Милли. Чтоб не связывалась с таким блядуном. — Ёж, у тебя есть презервативы? — рискнул Вульфвуд. Вэш недоуменно нахмурил лоб: — А? — Презервативы. Гондоны, — процедил Вульфвуд, уже жалея о просьбе и теряя терпение. — Есть? — Презервативы? — Вэш задумался окончательно, и Вульфвуд почти потянулся за пистолетом. — А! Да! Есть. Где-то были. Сейчас. Начались новые долгие поиски в бездонном Ежином мешке, в процессе которых на поверхность были извлечены: потрепанный сборник рецептов «100 лучших блюд из индейки», стеклянный шарик с кружащимся блестящим песком внутри, уродливый розовый будильник и компактный желтый зонтик. Сожаление Вульфвуда достигло точки кипения, но тут раздалось победное: — Нашел! — и ему в руки полетела маленькая коробочка. Нераспакованная, оценил Вульфвуд свою удачу. И странно выглядящая. Очень странно. Вульфвуд так и сяк вертел ее в руках, разглядывая рисованную блондинку с необъятными сиськами и в ковбойской шляпе. Призрак удачи стремительно таял. — Ёж, они еще «доковчежные», — он метнул презервативы обратно, мстительно целясь в голову, но Вэш исхитрился уклониться и поймать. — У них срок годности истек почти год как. Где ты вообще это старье нашел? Вэш озадаченно потер затылок, словно спрашивал сам себя: действительно, как — и рассмеялся высоким фальшивым смехом: — Ну надо же, обманули! А я и не заметил, купил вот по случаю… Так их что, теперь выбрасывать что ли? — Ёж, черт тебя дери! Ты совсем дебил? Как такое вообще можно не заметить? Их такие и не выпускают сейчас! — Я просто… — Как только Мерил тебя еще не прибила за всю эту херню, а?! — Мерил? — Вэш тут же посерьезнел и даже встревожился: — Причем здесь Мерил? Вульфвуд застыл, пытаясь понять хоть что-то, но не мог и поэтому полез за сигаретой, хотя торжественно пообещал самому себе не курить по крайней мере ближайший час, чтобы запах лосьона для бритья (дорогой хрени для особых случаев) не пропадал зазря, и Милли было что оценить. — Вы что… то есть, ты с Мерил не… — слова от удивления не находились, но ему действительно, снова до жути, стало любопытно. Никогда еще Вэш, с тех пор как из него полезли перья, не казался ему настолько странным созданием. — Похвальная забота о ближних своих, Вульфвуд! — почему-то Ёж его не послал, наоборот, развеселился: — Все с нами в порядке. — То есть ты хочешь сказать, — Вульфвуд вынул изо рта сигарету, чтобы она не мешала формулировать мысль как следует, и продолжил с расстановкой, — что ты трахаешься, но без резины? И Мерил тебе это позволяет? — Если забыть о том, что это вообще не твое дело, — со значением произнес Вэш, давая понять, что неуважительно отзываться о своей подружке он не позволит, — то почему она не должна мне что-то позволять? Вульфвуд принял к сведению и нашел самую обтекаемую формулировку: — Ну, не слишком-то это безопасно. Ёж развернулся к нему всем телом: расслабленный идиотизм пропал с его лица, уступив место по крайней мере столетней усталости. «Ты выглядишь сейчас на свой возраст», — подумал Вульфвуд, как уже думал когда однажды, но это по-прежнему было очень грубо, и он решил промолчать. — Я же не человек, Вульфвуд, — ответил Вэш, — так что вся эта ваша «защита» совершенно бесполезная, с какой стороны ни посмотри. Мне не нужно. Об истинной ежиной сущности Вульфвуд, конечно, помнил и не забывал никогда (такое забудешь, пожалуй!), вот только… — Ты, главное, не говори потом, что я тебя не предупреждал. Когда Мерил придет выцарапывать тебе глаза однажды утром, — он представил сцену и ухмыльнулся. — Не придет, — отрезал Вэш. — Ты меня видел. И моих сестер видел. — Так-то оно так, — согласно кивнул Вульфвуд. — Вот только на нас ты похож куда больше, чем на девочек в лампочках… большую часть времени. И с нашими девушками ты явно лучше совместим, чем со своими. Для чего это все, ты не думал? Сначала Вэш открыл рот, чтобы возразить, но потом фантастическая идея добралась до его сознания и начала пожирать, словно гигантский песочный червь. — Вульфвуд… — Ёж стал таким же серым, как его поношенная рубашка. — Только не говори, что это тебе ни разу не приходило в голову. Да ты совсем дурак тогда! Вэш застонал и в отчаянии вцепился пальцами в волосы, превратив свою дурацкую прическу в неуправляемый хаос, и уставился перед собой остекленевшими глазами. Не приходило, вдруг понял Вульфвуд и на миг ощутил всю глубину и безнадежность такого одиночества. Ёж почти сотню лет жил среди людей, был неотличимо похож на человека во всем, так, что почти никому и в голову не приходило, что с ним что-то не так. Ел человеческую еду, пил и дрался с мужчинами и спал с женщинами, проливал такую же алую и горячую кровь, чтобы сделать их жизнь хоть немного светлее, но так ни разу и не смог забыть, что он — другой. Чужак, которому ни за что не стать своим. Это Вульфвуд знал по себе: есть отличия, которые не стереть так просто. Их вообще никак не стереть. — Я и правда дурак, — Вэш окончательно впал в уныние. — Да ладно, Ёж, может, ты и прав. И тебе, конечно, виднее. А я так сказал. Вульфвуд почувствовал себя виноватым: Ежа было забавно выводить из себя (хотя почти никогда и не удавалось), ругаться с ним из-за всякой ерунды и даже обмениваться зуботычинами, чтобы выпустить пар время от времени, а вот расстраивать — нет, совсем не прикольно. Нужно было как-то исправить сделанное, и Вульфвуд двинул к холодильнику и извлек две ледяные банки с пивом. Плюхнулся рядом на продавленный диван, обиженно взвизгнувший всеми пружинами, и сунул запотевшую банку в руки Ежу. — Давай. Давно мы не выпивали. — Позавчера только, — мрачно напомнил Вэш, но банку взял и тут же со щелчком открыл. — Я и говорю: давно. Они сделали по первому глотку и еще немного посидели. Вульфвуд глянул искоса: лицо Вэша как будто немного прояснилось, и он решил, что пора сказать еще что-нибудь утешительное. — Расслабься, если Мерил не гоняется за тобой со своими пукалками и не орет на всю пустыню, то по-любому пронесло. Хоть так, хоть эдак. Конечно, любовь любовью, пусть и самая настоящая, решил сам Вульфвуд, но таких сюрпризов девушке лучше не делать, тем более такой, как Мерил. Да и Милли, если смотреть здраво, тоже. Да и вообще никому, если уж по чести, даже если у них нет никаких дерринджеров и станганов. Вэш одарил его долгим взглядом без тени веселья; для него опять все было серьезно. — Я представил, что когда-то могло и не пронести. Но я бы почувствовал, — Вульфвуд про себя позавидовал этим удобным плантовским фокусам с телепатией, которые решали и столь приземленные проблемы. — А сейчас да, пронесло. Прозвучало это снова не слишком радостно. Вэш сделал из банки большой глоток и вдруг закашлялся. — Вульфвуд! — он аж подпрыгнул на диване, а Вульфвуд чуть не разлил пиво на драгоценные свежепочищенные брюки и едва не подавился сам. — Мерил вчера с утра было плохо, помнишь? Что, если… — Охренел совсем, так орать? — Вульфвуд отодвинулся подальше на всякий случай: никакие душевные метания Ежа не стоили его костюма. — Помню, а как же. Если бы я выпил столько же той настойки, мне бы тоже было плохо! — Так ты и выпил. Еще больше. Больше меня даже, — Ёж кое-как взял себя в руки. — Ага. И тоже блевал с утра. Но я-то точно не беременный, будь уверен. Вульфвуд отхлебнул еще пива и растекся по дивану поудобнее, вынув из-под спины завалившуюся коробочку с просроченными гондонами. — Одного я не могу понять. Что ж ты их таскал, если думал, что все равно не нужны? Еж немного пришел в себя и тоже расслабился. — Потому что так положено: предлагать. Все нормальные парни так делают, — он допил пиво одним долгим глотком и метко зашвырнул жестянку в мусорное ведро на другом конце комнаты. — И что, часто предлагал? — Вульфвуд с облегчением вернулся к их обычным подначкам. — Всегда лучше быть готовым, чем нет, — уклонился Ёж. — Так что ж тогда Мерил не предложил? Вэш покраснел и спрятал глаза. — Не успел как-то. Видеть Ежа в неловком положении было приятно, но, к досаде Вульфвуда, тот никогда не оставался в нем надолго. — Чего ты вообще ко мне привязался? Пошел бы и сам купил, чем клянчить. Стесняешься? — Кто — я?! Стесняюсь?! — предположение возмутило Вульфвуда до самой глубины души — своей абсурдностью и наглостью. Да что там, оно было попросту оскорбительным! Как будто он — краснеющий прыщавый задрот, трясущийся перед первым свиданием. — Ты за кого меня принимаешь вообще? — За очень молодого человека, — Ёж уставился на него невинными ясными глазищами, которые были способны ввести в заблуждение практически любого жителя Гансмоука. — Мне не пятнадцать! И не все такие святоши, как ты! Поэтому я умею то, на что тебе только дрочилось! И даже не вздумай меня осуждать! — Я не святоша, — Вэш пожал плечами, совсем не обиженный. — И я не думал тебя осуждать. Просто сказал, что ты очень молод, вот и все. — Молод! — фыркнул Вульфвуд. — Скажи честнее: я сопляк. Особенно рядом с тобой. Но знаешь, вот это, — он одернул пиджак, — здорово всё меняет. Пока я был пацаном, они даже головы не поворачивали в мою сторону. Будто я пустое место. И пофиг, что я там умею, как стреляю и сколько крови пролил. А мне хотелось… ну, замутить что-нибудь. Вот у Учителя было полно баб. Некоторые даже не шлюхи, а нормальные. Добрые. Кормили меня и жалели: он им пел, что я его племянник, сирота, а они уши развешивали и ноги раздвигали, даже замуж хотели. Совсем дуры набитые! А потом, — Вульфвуда уже несло по черным и горьким волнам воспоминаний, — я стал таким и оказалось, что и делать ничего не надо, проще простого все. Вэш не перебивал, не спрашивал, просто слушал — и Вульфвуду почему-то хотелось говорить, словно Ёж мог что-то исправить или хотя бы объяснить. Он ведь действительно очень и очень многое повидал. — Я как оклемался и поехал один на первое задание, так сразу и подцепил девчонку в салуне. Красивую. Пялился просто, как всегда, а она взяла и подошла. Сказала, что взгляд у меня какой-то там, что у нее мурашки по спине. Ну, я выпить ей купил, чтобы поухаживать или вроде того… А потом, не знаю как, оказался у нее в номере с расстегнутыми штанами и обещанием, что денег не возьмет, — Вульфвуд усмехнулся, вспоминая, как кружилась голова от поцелуев, и вкус дешевой помады, горячую и влажную от пота чужую спину — и приятно, и страшно, и противно немного, но очень хочется. — Обманула? — только и спросил Вэш. — Неа. Я наплел, что сейчас мигом, туда и обратно — и сбежал, испугался, что ничего не умею. А оказалось, через пару дней, с другой уже, что и уметь ничего не надо, все сами сделают и любой херне поверят. И что, мол, «люблю смелых женщин» и просто что устал как собака, только хер и стоит от ее красоты неземной. Если она запала, то уже все, еще и не отвяжешься. Поначалу весело было, а потом… Этого Вульфвуду рассказывать не хотелось: и интересного ничего, и гордиться нечем. Только стылая скука, вранье, усталость и снова вранье, потому что такую правду даже шлюхе не расскажешь, а приличной девушке и подавно (хотя таких он как огня избегал), да и зачем? Разве что по морде получишь, а то и пулю в голову. Мороки в итоге больше, чем радости, потому что какая радость притворяться кем-то другим, чтобы кое-как выебать несчастную девчонку, которая врет и притворяется тоже, потому что ни один заезжий на пару дней хрен даже с самой большой пушкой не поможет ей и не решит ее проблем. Он так ничего и не сказал, только сидел и мял пальцами пустую уже банку, но почему-то ему все равно казалось, что Вэш и так знает обо всем этом, причем намного-намного больше. — Так что трахаться я умею, — заключил Вульфвуд. — Я не умею на свидания ходить. — Я тоже, — тяжело вздохнул Ёж. — Не гони. Вы с Мерил каждый вечер внизу сидите, за руки держитесь. — В этом-то и дело! Думаешь, только тебе здесь надоело? И потом — рано или поздно приходишь ты, и Милли, и получается… как позавчера. — Эй, ты сам меня позвал! Рукой помахал! — возмутился Вульфвуд. — Я из вежливости. А ты уселся, — насупился Вэш. — Мог бы и догадаться. — А ты сказать бы мог! — огрызнулся Вульфвуд. — Помнишь, ты мне как-то сказал, что мы все наверстаем. Ну, с девочками. Сам он помнил хорошо: это была последняя спокойная ночь перед начавшимся адом, и они еще могли строить такие дурацкие планы. — Ага. — Тогда я и не знал, что все будет так сложно. За окном начали растекаться синие сумерки и зажигаться огни; лавки закрывались, и горожане потянулись домой или в салун, заканчивая свой день кто как мог, а Вэш принялся за приготовления. Бутылка вина, коробка пончиков, сэндвичи с лососем и индейкой, термос со сладким чаем, теплый плед, лампа… Кажется, сам того не понимая, он представлял свою жизнь с Мерил очень и очень хорошо, и уже мог дать ответ, который ей бы понравился, и судьба его стала бы совершенно и окончательно удивительной, потому что Вульфвуд еще не видел историй, где настоящего героя ждал бы действительно счастливый конец. Сборы самого Вэша были куда хаотичнее и куда быстрее: за каких-то полчаса он умудрился принять душ; клацая зубами от ледяной воды, натянуть чистую одежду, восстановить свою фирменную прическу и нырнуть в неизменный плащ — все это, тревожно поглядывая на часы. Наконец все было готово. Вэш подхватил мешок с вещами, сгреб ключи со стола и двинул к выходу, словно на битву, сосредоточенный и серьезный. Уже почти на пороге он обернулся: — Вульфвуд, как ты думаешь: Мерил же убьет меня не очень больно? Если что. — Я думаю, — Вульфвуд сосчитал до трех и картинно выпустил облако дыма, — что она убьет тебя не до конца. Это все, на что я бы на твоем месте рассчитывал. — А, ну хорошо! — заулыбался Вэш, как будто услышал что-то очень обнадеживающее. — Пока. Хорошего тебе вечера! — Вали. Греши и до утра не возвращайся, сын мой! — Ну и какой ты после этого священник? — возмутился Вэш напоследок. Вульфвуд остался один. Мимо двери торопливо, но мерно процокали каблуки: Мерил. Он распахнул окно и стряхнул пепел: в душную от дневного солнца комнату ворвалась приятная прохлада. Там, внизу, Мерил заводила машину, Вэш хлопал дверями, а Милли кричала что-то прощальное из окна. Взревел мотор, взвизгнули лысые шины, и ржавая развалюха рванула куда-то прочь из города в ясную звездную ночь. Вульфвуд загасил сигарету в переполненной пепельнице. Начинался его вечер и его ночь. К двери подошли и тихонько постучали. — Да! — откликнулся он, и в комнату заглянула, а потом и зашла, сияя глазами, Милли в платье, похожем на полуденное облако. — Мистер Вульфвуд, вы уже готовы? — Николас. Ник, — машинально поправил Вульфвуд, а Милли засмеялась. — С тобой хоть на край земли, милая! Он незаметно поднял и сунул в карман помятую коробочку, так и брошенную в углу дивана. Не потому, что всерьез на что-то там рассчитывал; наоборот. Вульфвуд ведь никогда не был на настоящем свидании, а значит, наверняка где-то да облажается, потому что всего не предусмотреть. Но по крайней мере, его хватило на то, чтобы убедиться, что внизу точно будет цейлонский чай и ванильный десерт со взбитыми сливками. И никакой чертовой домашней настойки. И кое на что этот картонный гробик несбывшихся надежд и порушенных планов все-таки годился. Например, дать понять, что он, Николас Вульфвуд, по-прежнему достаточно приличный парень, которому девушка может доверять, что бы ни натворил и каких бы ошибок ни наделал. А еще на то, чтобы показать, что вот уже очень-очень долгое время ни одна женщина, кроме «железной» Милли Томпсон не занимает ни его ума, ни сердца, ни других частей тела. В конце концов, все это было несомненной и чистейшей правдой.