***
Поезд лязгнул тормозами лишь каких-то полчаса назад, но мы уже стояли здесь, на площади военного лагеря. Отчаянные и отчаявшиеся, парни и девчонки, прибывшие на очередное распределение. Вокруг — середина весны, солнце и легкий мороз. Как же глупо она смотрелась в распахнутом кителе и джинсовых шортах! Будто бы сразу меня выделила. Остальные комиссары лениво обходили строй, отбирая себе подходящих, но эта сразу же устремилась ко мне в облачках морозного пара. Подбежала, заглянула в глаза. Тряхнула багровой гривой. — Ты! Пойдешь со мной! Будешь моим снайпером! — и ее совершенно не смутило, как удивилась я за толстыми стеклами очков. — Н-но… — Никаких но! У тебя для этого глаза хорошие! Похоже, она была абсолютно серьезна. И не одной мне это показалось странным. — Слышь, подружка, а ты к нам из какого аниме нарисовалась? — сплюнула рослая черноволосая девчонка по правое плечо от меня. — Мы вродькак на войну вчера ехали, а в итоге что, в цирк попали? Странная комиссарша не повела и бровью, лишь оглядела грубиянку с головы до ног: — Ага, и ты тоже. Штурмовики мне тем более пригодятся. Чтобы обе были через час у флага Ягодного Батальона! — и немедленно удрала, оставив нас не понимать, чего тут думать. Хотя, если и вправду подумать, эту странность довольно просто было объяснить. Регулярная армия уже не справилась. Отточенные годами тактики — все они были Фронту нипочем. Скрипя зубами, командование изменило вековые подходы. Теперь набрать свой собственный отряд мог кто угодно, достаточно было лишь показать себя как следует на поле боя. Выходит эта — показала. Да уж. Переглянувшись с теперь уже однополчанкой, мы побрели в сторону обозначенного, реющего на краю площади флага. Я — со своим верным радиоприемником на поясе. Она — задумчиво закуривая протезированной рукой. Ни я, ни она совершенно не представляли, что там с этим Ягодным Батальоном, но уже было ясно — попали мы в какую-то анекдотическую историю. Впрочем, для победы над Фронтом любые средства хороши, и если это каким-то волшебным образом сработает, то пускай.***
Что такое Фронт, спросите вы? Оу. Это очень многим хотелось бы знать. Пару лет назад он возник просто из ниоткуда. По всем странам и континентам вспыхнуло черное пламя, отрезая с заводами, домами и жителями целые куски земли. Что за ним — никому не известно. Радары туда не бьют, спутники выходят из строя. И ладно бы только это. Сразу же после появления Фронт начал против всего мира беспощадную войну. Безликие. Они просто вышли из фронтового пламени и просто начали убивать. Черные тела колыхались, словно дымка над подогретым асфальтом, черные лица едва выдавали какие-то черты. Словно фигуры, что видишь под сонным параличом. Большая проблема была в том, что эти — реально существовали. Реально проливали кровь. И никто не знал, как их остановить. Так или иначе, мы попробуем. А что еще остается?***
— Ну ты, нахрен, и соня! — хрипло раздалось с нижнего этажа казарменной кровати тем же вечером. — Заснуть в грузовике, это ж надо было умудриться! Я заворочалась вновь, покрепче вцепившись одеяло. После сна от вчерашней задорной решимости не осталось и следа. Маленький беспокойный зверек, моя настоящая я, вновь захотел поглубже в свою уютную норку. Потому и заснула — нервное напряжение тяжко дается маленьким беспокойным зверькам. Потому и… погодите-ка. — Слушай… — промычала я, садясь и протирая кулачками глаза. — А как я вообще тут оказалась? Снизу раздался ехидный смешок. — Как-как… дотащили мы тебя. Вишня сказала — пусть спит, будить нельзя. С трудом на кровать закинули. Кстати, труселя с лягушатами — очень мило. — Понятно… Блин, да иди ты! — я вспыхнула раньше, чем сообразила, что в жизни у меня такого белья не было. В ответ зазвучал заливистый смех. Собравшись с силами, я сползла с кровати и попыталась нашарить очки на тумбочке. Вот, вроде, они… и еще какой-то пакетик. Что-то типа домашней химии? Ну-ка… В очках мир сразу стал четким. Пакетик отказался пачкой фиолетовой краски. Я непонимающе обернулась к товарке. — Скажешь что-нибудь… А, ладно, все равно ж не скажешь, так подумаешь. Давай! Говорить я все же не решилась. Хотя и вправду очень захотелось. Вид суровой боевой девчонки, тщательно навязывающей на кудрявые черные пряди зеленые бантики, был хорошим поводом для шуток. Вместо этого я спросила другое: — Ты же теперь Ежевика, верно? — Да. И я специально потом спросила — это было всерьез. Абсолютно. Так что хватай свою краску и вали в душ, Черника! Подъем обещали рано. Так я и сделала. И теперь, стоя под прохладными струями, пыталась понять, как к этому ко всему относиться. Вокруг разом стало слишком много ягод, и самой главной из них, разумеется, была она — Вишня. Да, ту странную морозостойкую комиссаршу звали именно так, и другие имена в Ягодном Батальоне были запрещены. Каждой из нас — парней по причудливой воле Вишни в отряде не было — выдали новое имя, а заодно и наказ соответствовать этому имени внешне. Конечно же, все решили, что это была какая-то шутка. Но раз уж даже горделивая Ежевика подчинилась… Как ни странно, у меня это не вызывало никаких особых внутренних возражений. Не то чтобы я по жизни была из тех, кому охота кому-то возражать… но было и что-то другое. От этого безумия веяло каким-то странным внутренним спокойствием. Впрочем, ладно об этом. Стоило поторапливаться — перед сном хотелось послушать последние сводки с полей. Пусть на что-то новое и не загадаешь, так хоть в курсе дел удержусь. В конце концов, эта Вишня с ее безумием в ближайшее время от меня никуда не денется. Остановившись на этой мысли, я потянулась за краской.***
Тренировки начались на следующий же день, и я благодарила всех несуществующих богов за то, что уснула тогда в грузовике. Вишня подняла нас еще до восхода солнца, и уже через час, после короткого завтрака, мы пробежали свой первый круг. Кругов было много. И далеко не только кругов. Короче говоря, уже на обеде я с трудом поднимала ко рту армейскую ложку и пыталась найти во всем теле хотя бы одну мышцу, которой не хотелось болеть. Сделать этого не удавалось. Ежевика молча жевала свою баланду рядом. И как в этой потрясающей идиллии могло обойтись без вечно жизнерадостной Вишни? — Ну что, девочки? — вопросила она, плюхаясь на противостоящий стул. — Как боевой настрой? Усталым взглядом Ежевики можно было убить беса. А то и не одного. Багряной же все было нипочем. — Да ладно тебе! Глянь на свою соседку — формы никакой, а молодцом держится. Даже упала всего одиннадцать раз. Вообще-то, это было обидно. Физическая подготовка никогда не была моей сильной стороной, это правда — но я действительно старалась! На глаза навернулись слезы. — Но-но, Черника. Дождей в сегодняшнем прогнозе не было! Зайди-ка лучше на склад — сразу, как еда закончится. Страсть хочу тебя кое с кем познакомить. Хлопнула по плечу, заставив скривиться от мышечной боли. Отправилась куда-то дальше. — Ну и сволочь! — подвела ей вслед свой личный итог разговора Ежевика. Сложно было с ней не согласиться.***
За полами военной палатки, служившей Ягодному Батальону складом, меня ждали ящики. Ящики, футляры, ящики, коробки и — куда без этого? — еще немного ящиков. А еще — Вишня, ярко лучащаяся гордостью. — Смотри, какого зверя тебе нашла! — кивнула она на длинный черный футляр прямо у ее армейских сапог. — Открывай, чего ждешь? Я предпочла все же поставить его на ближайший ящик. Открыла. То, что лежало внутри… скажем так, мне едва хватило знаний, чтобы сказать, что это было за старье. — Винтовка Мосина! — радостно прокомментировала Вишня. — Едва смогла в свое время достать. Парни из технички как следует над ней поработали, теперь как новая и даже лучше! При виде эдакой рухляди порадоваться мне не удалось. Хотя я прекрасно понимала, почему мне досталось именно это. Все дело, как водится, было во Фронте. Пусть в целом никто и не понимал, как эта неведомая штука работает, кое-что на печальном опыте выяснить все же удалось. После первых поражений в самом начале войны по позициям Фронта были нанесены удары авиацией. Тогда это казалось очень хорошей идеей, ведь со стороны Безликих самолетов замечено не было. Солдаты смеялись, как легко авиабомбы прервали вражеское наступление. А затем из черного пламени взмыл в небо один-единственный бомбардировщик — такой же размытый и темный, что лица бесов. Промчавшись над позициями, он сбросил лишь пару бомб. Разглядеть на гладких склонах воронок хоть какие-то следы оборонявшейся дивизии не удалось никому. В командовании кое-что смекнули — и с тех пор применение авиации на поле боя было запрещено строго-настрого. Более того, следом прошел приказ применять возможно более древние образцы вооружения из доступных. Через пару дней наступление Безликих замедлилось. Так мы и пришли к тому, что имеем сейчас. — Ну что, нравится? — бодрый голос Вишни вырвал меня из раздумий. — Я даже не знаю, что сказать… — И не говори. Уверена, вы с Совушкой замечательно подружитесь. Окей. У этого реликта, оказывается, и имя есть. Что же, допустим. Вишня тем временем уже стояла у входа, протягивая руку: — Хватай винтовку и айда со мной. У вас как раз сейчас стрелковая подготовка. Ты ведь еще не держала в руках оружия, верно? Вздохнув, я вскинула Совушку на плечо и дала увлечь себя наружу.***
— Каблуки! К-каблуки, мать ее в пламя! И как тебе, Черника, это блистательное нововведение?! — пьяненькая по своему обыкновению вечерняя Ежевика грозилась исколоть все вокруг своими шипами. Я пробурчала в ответ что-то невнятное. Схватила радиоприемник и осторожно прикрыла за собой дверь. Товарка справится и без меня. Мне же самой стоит как следует успокоиться. На крыше старой сельской школы, служившей нам казармой, было спокойно и тихо. Лето еще только занималось, вечера еще были темны — самое то, чтобы посидеть и послушать перед сном, что творится на полях сражений. Нацепить наушник, поймать сквозь радиохрусты нужную волну. Привалиться спиной к кирпичной трубе. Расплакаться, как побитая старая псина. Хрен с ними, с каблуками… Стрелять не получалось. Совсем и совершенно. Я ни капли не понимала, чего хотела от меня Вишня. Освоиться с винтовкой на удивление оказалось не слишком сложно — но какой от этого толк, с моим-то зрением? Там, где другие видят сквозь прицел позиции врага, для меня существуют лишь танцы размытых силуэтов. Конечно же, я стараюсь, но… В наушнике, тем временем, шуршали очередные сводки, абсолютно ничем не отличаясь от предыдущих. Тут отступили, там едва удержались, здесь проиграли… Конечно же, на фоне жарких уверений, что бойцы стараются, вот еще чуть-чуть, скоро, вот-вот… Что-то мне это напомнило, прямо аж до боли. — На кой ляд этой безумной суке понадобилось учить на снайпера именно меня?! — в сердцах спросила я у старой крыши. — Долбанутой змее. Мне больше нравятся змеи, — ответила на вопрос темнота чуть сбоку. Сжавшись в комок, я похолодела — и почувствовала, как мякий платок коснулся щеки под очками, стирая слезы. Вишня сидела передо мной на коленях. Нежные движения. Искренне обеспокоенный взгляд. Не очень-то она была сейчас похожа на того строгого смешливого комиссара. — Вишня, ты… что ты здесь… — Следила, да. Я же твой командир, Черника, — улыбнулась, оставив платок в моих руках. — Моя задача — заботиться о том, чтобы каждая из вас победила. Или хотя бы выжила. Как же ты это сделаешь, если будешь такой нюней? Я истерически хихикнула, прикрыв глаза тканью. — Да никак. Даже если не буду. Я же в сарай не попаду, хоть выводи меня из него, хоть нет. Вишня покачала головой. — Брось, дурында. Прекрасно понимаю, что у тебя в голове творится — но поверь, не просто так все это делаю. — на миг задумалась, бросила взгляд на приемник. — Ты вот, гляжу, радио послушать любишь. Про Алую Эфу слышала? — Конечно! Это же та бестия, которая дважды прорывала окружение, когда командиры отрядов… И тут настало время лишиться дара речи. Вишня же приложила палец к губам: — Остальным — молчок. У меня ко всем свои подходы, и уж точно не хочется, чтобы у девчат было слишком дохрена надежды. Осилишь? Кивнуть в ответ мне все же удалось. — Ну и здорово. И ляг хотя бы через часик. Завтра будет не легче, — произнесла Вишня напоследок. И бесшумно исчезла в темноте.***
Ежевика никогда не была спокойной, с самого первого дня нашего знакомства — но теперь она готова была взорваться на месте. Несложно было понять, на кого был направлен ее гнев. — Эй, ты! Комиссарша хренова! — выкрикнула она, выступив из строя сжимая кулаки. — Месяц на каблуках мы так и быть выдержали, и что теперь? Корсеты?! Наверное, кто-то тебе забыл об этом сказать, но здесь война, а не гребаное махо-седзе! Несколько девочек вышли из строя вместе с ней, и я не могла их мысленно не поддержать. Даже учитывая, что я знала… это было слишком безумно. Ведь есть же какой-то предел безумию? Ежевика, тем временем, не унималась: — Посмотри на свой несчастный отряд, который ты зачем-то зовешь батальоном! Среди нас же одни инвалиды! И ты будто специально их учишь тому, что в жизни у них не получится! Так любишь над слабыми издеваться? Вишня отреагировала, не снимая улыбки. Чуть призадумалась, кивнула. — Хорошо, я тебя поняла. Десять кругов, девочки… кроме тебя, Ежевика. Скоро вернусь — а ты пока отдохни. …круги закончились, но Вишни все не было. Я в беспокойстве подбежала к соседке по комнате. Та уже давно избавилась от туфель, корсета, и теперь выдергивала из прически последние ленточки. — Ты… не боишься? — осторожно поинтересовалась я. — И чего мне бояться? Меня и так во всем этом говне застрелят. Считай, просто время сэкономлю. — То есть, ты думаешь… — Да. А что ей остается? Только показать свою силу. В очередной раз избить инвалида, разве что не фигурально. Ежевика сплюнула и вытащила пачку сигарет протезированной рукой. — Так или иначе, мне это уже нахрен надоело. Еще месяц такой жизни, и я… — Вот, возьми, — Вишня снова подобралась незаметно, и в протез Ежевики лег сложенный вчетверо лист А4. — Почитай, как будет время. А чтобы оно нашлось, сегодня будешь выходная. Пошли, Черника! Время продолжить тренировку. Возвращаясь в строй, я бросила беглый взгляд за спину. Ежевика явно не стала тянуть. Развернула листок и читала. Но узнать причину, по которой ее лицо в процессе менялось на глазах, удалось только вечером. Войдя в комнату, я разве что лбом о сигаретный дым не стукнулась. Ежевика валялась на своем этаже в компании набитой доверху пепельницы, свесив руку к полу. В ней была, конечно же, очередная. — Слышь, Черника… — произнесла соседка, когда я рванула к форточке. — Ты ведь знаешь, что такое метопролол? Я замерла на месте, копаясь в памяти. — Э-э… вроде, нет. — А верапамил? — Ну… — А я теперь знаю. И еще много-много таких названий. Думаю, ты не особо хочешь слушать, от чего они помогают. — То есть… — Да. Гадаю теперь, сколько горстей всей этой дряни она съедает каждое утро. А ты… открой уже окно, ч-черт! Даже я тут уже задыхаюсь, ты-то как на ногах стоишь? И правда, вопрос был хороший. Прохладный ночной воздух ворвался в комнату, прогоняя дым, а я… а мне вдруг остро захотелось вновь забраться с приемником на крышу. Догадываясь, кого я там встречу. Конечно же, я угадала. — Ну и что ты скажешь? — вопросила сидящая на моем давешнем месте Вишня, протягивая фляжку. — Не бойся, совершенно безалкогольный зеленый чай. От алкоголя змеи болеют. Случается, и умирают. — Да иди ты… Приняв предложенное, я присела у соседней грани трубы. Вишня отстегнула с пояса нож и приложила руку с расставленными пальцами к черепице крыши. Тук, тук, тук. — Дурацкое развлечение, знаю. Но придавало уверенности в свое время, когда я ровно как ты боялась, что не попаду в сарай. Типа, хоть это да могу. Нет, не предлагаю, просто… Тук-тук-тук. Я отхлебнула, звеня пробкой на цепочке. — Кажется, Ежевика твоя. Вероятно, не только она. По крайней мере, я ее такой еще не видела. Тук. Нож в руках Вишни остановился, а его хозяйка — выдохнула. Очень и очень облегченно. — И то хорошо. — Подожди… Хочешь сказать, ты не была уверена? — А в чем, скажи на милость, сейчас вообще можно быть уверенной? В ответ я лишь молча протянула наушник. Вишня — приняла. По хриплой волне, как и день, два тысячу назад сообщали: пусть Фронт и копирует наши приемы, а средний Безликий в несколько раз сильнее среднего бойца — вот-вот будут блистательные победы. Осталось лишь немного подождать. Буквально пару-тройку недель. Так продолжалось до конца августа. Ежедневные тренировки до потери пульса, уханье Совушки, бурчание Ежевики. Редкие ночные посиделки на крыше. Отступление Фронта так ни разу и не подтвердилось.***
— Ну что, Черника? Готова? Вишня стояла на обрыве черепицы, разглядывая мокрую даль. Китель покачивался на ветру. Осенние дожди уже потихоньку терзали лето, и небо над нами напоминало протекшую крышу ангара. Мы просидели всю ночь, обсуждая последние сводки. — А к чему, скажи на милость, сейчас вообще можно быть готовой? Багряная комиссарша рассмеялась, оказавшись вприпрыжку рядом. — Что мне в тебе нравится, так это твоя неестественная внимательность. Ничего не упустишь! — Да иди ты… — я никогда не умела получать комплименты. — Скажи лучше, ты-то ждешь от нас хоть чего-то хорошего? — Ну, если честно… да. Сама посуди, на неделе ты даже честно попала в сарай! — Вообще-то, до этого сарая было целых пять сотен метров! — Ага. И это где-то на пять сотен метров больше, чем ты брала до того! — Вишня рассмеялась снова. — И, кстати, мне очень нравятся твои новые зубки. Я ничего не поняла. Вишня растянула мои губы пальцами в улыбку. — Да, вот эти. Которыми ты теперь кусаешься вместо того, чтобы рыдать! Пришлось дать ей коленом под колено, лишь чтобы услышать очередной взрыв смеха. Та еще засранка — но, если честно, слышать такое было приятно. — Ладно, шутки в сторону. Грузовики прибудут уже к полудню. Распинаешь для меня Ежевику? Конечно же, я кивнула в ответ. …на самом деле, во всем этом балагане немало было и от задорного веселья кандидатов в висельники. Закидывая свое оружие и личные вещи в грузовики, мы еще не знали, что ждет нас там, в прямой видимости черного пламени. Тем не менее, готовы мы были практически ко всему. Малиновое знамя со стилизованной золоченой гроздью развевалось над первой машиной колонны — я видела во время поворотов, как блестит на нем предосеннее солнце. Рядом, облокотившись грудью о гарду любимой сабли, медитировала на грязный пол Ежевика. Где-то там, впереди, прямо под знаменем, была и Вишня — витающая в облаках фантазерка, выдумщица, местами — та еще дура. Но именно в ее хрупком, набитом медикаментами теле ехала с нами уверенность, что в конечном счете все у нас будет хорошо.***
Вдалеке зазвучали залпы, и мокрая земля взорвалась под нашими ногами. Верная Совушка вздрогнула и выскользнула из рук — а я ведь только-только как следует прицелилась! Впрочем, менять позицию рано. Наплевав на все учебники, Вишня сказала: через три выстрела. Моим делом было исполнять. Гул в ушах затих, сменившись воплями девчат. Первое боевое крещение Ягодного Батальона методично шло по слову на букву «П». Да, возможно это был «план» — но верилось в это с каждой минутой все меньше. Вокруг горела осень, а в ней горели и мы, не оставляя даже тоненькой струйки дыма. Впрочем, вопят — значит, живые. Одним грузом на сердце меньше, по крайней мере пока. Что там? Дослать патрон? А…а…агась. Приникнуть к прицелу? Наверное, есть. Успокоить дыхание? Сердце хотело биться, руки хотели дрожать. Был ли в моем теле хотя бы один орган, который хотел бы сейчас победы? Действительность, как всегда, оказалась не по зубам даже самой отчаянной воинской подготовке — чего уж там нашей, вишенной. Сбитые в туфлях ноги. Стук в ушах. Лезущие в глаза фиолетовые пряди. Не дающий нормально вздохнуть корсет. Я повела прицелом… и сердце мое замерло. Невовремя. Сложно было его винить, ведь там, на сотни метров впереди, лежала в грязной листве Ежевика — словно игрушка, которую не сумели правильно собрать. И я не могла позволить себе думать об этом. В окуляре струились силуэты Безликих — все ближе, ближе, ближе! Время отступить, но… осталось еще два выстрела. Нельзя. Что угодно можно, это — нельзя. Приникнуть к прицелу, успокоить… Ах, пропасть! Марево оскалилось прямо в прицел. Лишь увеличение. Это лишь увеличение. Нужно лишь заставить палец нажать на спусковой крючок, только заставить, и… Росчерк армейского ножа отбросил беса, и я едва не спустила курок от неожиданности. Слава всем несуществующим богам. Хоть здесь, но повезло! Это была она. Вишня. Вскинула клинок в воздух, вскинула и пистолет-пулемет. Задорно улыбнулась. И тут, среди всего этого хаоса, я поняла — ей совершенно не мешали ни туфли, ни корсет. В своем вечном распахнутом кителе, она казалось вообще не думала, что вокруг какое-то там поле боя. — Хей, Черника! — достиг меня сквозь выстрелы задорный крик. — А ну-ка задай им, как ты умеешь! Нам с тобой нужно кое-кого спасти! Возможно, она просто жила даже здесь. Возможно, мне это показалось. Так или иначе, мой палец сам нашел спусковой крючок, и Совушка ухнула во второй раз.***
Навес лазаретной палатки не смог укрыть меня от дождя, но меня это совершенно не волновало. Я просто стояла и ждала, потому что… я должна была стоять. И дождаться. Так и не узнала сколько прошло времени. Да и была ли разница? Пола отодвинулась, и Вишня выбралась наружу. Она знала, что я хочу услышать. Совершенно точно — знала, и не стала медлить: — Жива, — уверенно произнесла она, и бережно помогла сползти вдоль опорного столба моему разом обмякшему телу. — Не буду врать, в норму придет не скоро. Но… сама понимаешь. Присела рядом, запустила руку под китель. — Держи. На этот раз — не чай, и даже не зеленый. Прекрасно убивает змей — но и тревогу, а ее в тебе явно больше, чем змеи! Она не забыла даже удержать, мою руку, чтобы я с непривычки не обожгла себе глотку. Зелье сработало мгновенно, и под кожей, от желудка медленно начало расползаться тепло. — Лучше? А ну-ка, вста… Нет, сиди, есть идея получше. С этими словами Вишня обняла меня за спину, под коленями, и осторожным рывком оторвала от промокшей земли. Я попыталась не согласиться. Ей достаточно было покачать головой. Честно сказать, не очень-то и хотелось. Маленький беспокойный зверек, моя настоящая я, пригрелся на этих заботливых руках, и его ничего, совершенно ничего теперь не волновало. Сгорев вместе со здоровьем Ежевики, теперь он уютно тлел, ожидая возрождения из пепла. Тлел, когда его мягко опустили на койку. Тлел, когда ласковые руки стягивали с него мокрую, пропахшую потом одежду. Дотлевал, пока втискивали в сменное белье, укрывали одеялом. Увидел напоследок бодрую улыбку — и потух.***
После первого боя выжатая до последней капли Вишня проспала два дня. К счастью, Фронт нам каким-то чудом удалось сдержать, ее сон никто не беспокоил — и еще большим чудом стало то, насколько мало было у нас пострадавших. Кроме десятка растяжений, пары-тройки сотрясов и бедной-несчастной Ежевики… да больше по сути ничего серьезного. Как я вскорости поняла — это была невероятная удача. Больше нам так еще долго не везло. Откровенно говоря, теперь я радовалась тому, что Ежевика так переломалась. По крайней мере, не увижу ее в списках погибших. По крайней мере, пока не восстановится, не придет в себя. По крайней мере, если залпы Безликих не достанут и сюда. Когда я аккуратно поняла полу палатки, товарка полусидела на койке, безучастно разглядывая стену. Даже не обернулась. Я присела на видавший виды и получше раскладной стул. — К… как ты, Ежевика? — начать говорить было сложно. Мне всегда было сложно говорить с больными, даже в той жизни, которой больше не существовало. А уж сейчас… Ежевика ответила бесцветным голосом. Конечно же, о своем. — И кто сегодня? — Морошка. — Ты ее знала? — Я… — Хорошая была девчонка. Добрая. Доставай уже, знаю, что принесла. Сигаретная пачка перекочевала куда-то в сплетение больничных одеял. Курить в лазарете, конечно же, было запрещено — но Ежевику мало это волновало. Подожгла. Раскурила. Выпустила в стену дым. — Все они были хорошими девчонками. И ты знаешь, что? Мне даже не столько жаль, что они ушли в черное пламя. Жаль того, что не могу своими руками распылить этих тварей. Ежевика обернулась ко мне. Ее взгляд прочитать было сложно, но я понимала, что она сейчас скажет. — Уж ты-то не подведи. Хорошо? Мне ничего не оставалось — лишь кивнуть. Решительно. Сдерживая слезы.***
Бои продолжались без особого успеха, и стать бы Вишне чернее неба над нашими головами — но что-то явно ее держало. Тем временем, Ягодный Батальон потерял в огне уже с треть своих девчат. Ходило поверье, что Безликие забирают с собой раненых и трупы. Никто не знал, что происходит с ними за Фронтом — но знать никто и не хотел. Никто не видел — но всем было и наплевать. Просто нужно было сжигать гробы. Подрывать недоступные тела гранатами. И надеяться, что они найдут свой путь. Куда-то. Неважно. Главное — не за Фронт. Батальону приходилось несладко. Батальон вял этой осенью, теряя ягоду за ягодой. Последняя атака была самой безжалостной, мы бились, не отступая до самого конца. На следующий день мы сожгли с десяток гробов. Чего ж тут удивляться, что никто не заметил этот новый, необычный блеск в глазах Вишни, когда она объявила очередную атаку. Никто, кроме меня. Но в тот момент я ничего не поняла. Мы выдвинулись как всегда, и грузовики выбросили нас прямо под артобстрел. Бесы маячили перед нами, словно тени из кошмарных снов, плыли, как лихорадочные миражи. Тогда мы просто пошли вперед, и… Что-то изменилось. Словно кто-то на безразличных небесах изменил правила этой паршивой игры. Каждая увидела это по-своему, но что почувствовала я, так захиревший огонь вражеских снайперов. Безжалостно разящие девчат во всех предыдущих боях, теперь они… потеряли свою бесовскую хватку? Ослепли? С убийственным восторгом я смотрела сквозь прицел Совушки, как рвутся они на дымные ленты один за другим. Из этого боя с такой историей вернулась каждая. И даже этого бы с лихвой хватило — но, кажется, мнимая судьба сполна насытилась нашим пеплом. Пронзая порядки Безликих, как острые шипы терновника, Ягодный Батальон взлетел на господствующую высоту. Я помню это как сейчас: вершина холма, заволоченная дымом. Грязная жухлая трава, мороз, желто-рыжие листья. Мы с девчатами — смотрим вдаль, туда, откуда лишь недавно черными реками струились бесы. Дым рассеялся, и звонкие крики счастья разорвали воздух. Взвилось в небо малиново-золотое знамя. Коптящий небо черным пламенем Фронт… Отступил.***
Окрыленный небывалой победой, наш разноцветноволосый лагерь гудел весь вечер и всю ночь. Сказать, что командование охренело от нашего успеха — не сказать ничего. Они не очень-то верили, что это в принципе вообще возможно, и уж точно не ждали этого от нас. Обещали многое. Наверняка, во многом и врали — не могу сказать, не знаю. Но еще на подступах к лагерю мы услышали шум вертушек, и чуть погодя — увидели, как ползут на крепких тросах к земле большие контейнеры. Наш поздравительный груз. Этой ночью было, чему политься рекой. Оно и полилось, наполняя бокалы, желудки и усталые сердца девчат. Я медленно пробиралась сквозь смеющуюся, хвастающуюся, поющую толпу, и очень хотела к ней присоединиться. Хотела — но пока что не могла. Приняла, все же, один из бокалов, приняла десятки разной степени томности объятий — но оставалось у меня одно дело, которое нужно было завершить. Одна, выражаясь по-снайперски, последняя ключевая цель. Я нашла свою цель в опустевшем кузове одного из наших армейских грузовиков. Нашла по звуку работающей радиоточки — несомненно, моей. Уж я-то свою аппаратуру узнаю! Вишня лежала на вечном кителе, нога на ногу, руки за голову, и смотрела в небо сквозь железные арки для снятого на празднество брезента. Услышав шорох, подала задорный голос: — Валите отмечайте, девчата! Я с вами не смогу, почему — знаете, а завтра такой лафы уже не будет! Я, конечно же, проигнорировала. Перевалилась через бортик, едва не плеснув из бокала. — Ах, это ты, Черника, — напрягшаяся было Вишня вновь расслабилась. — Тебе я в любое время рада. Знаю, для командира не дело выделять кого-то из подчиненных, но… Той небольшой части бокала в смеси с задором от недавней победы вполне хватило, чтобы обнаглеть. Присев на колени рядом, я запечатала пальцем губы Вишни. Та замолчала, понимающе улыбнувшись в ответ Сложно сказать, сколько мы просидели так, слушая лишь холодную осеннюю тишину да негромкие радиопомехи. Мы и не считали. Но пришло оно — время говорить, и в этот раз начала я: — Ты ведь не просто так не веселишься, верно? Вишня усмехнулась. — Тебя, подруга, не проведешь! С удовольствием оттянулась бы там, да громче всех. Но, понимаешь, что-то мне в этом во всем не нравится. — Ну-ка… скажи? — Да все это… Нет, я не сомневаюсь — сегодня мы победили. И этой победе нету никакой засады. Но ты ж умная, сама подумай: отбросив слухи, такое ведь ни разу не случалось! — Хочешь сказать — сегодня мы… прыгнули в неизвестность? — Точно! И мне критически не хватает данных, чтобы что-то предсказать. И вот что мне делать, ответь? Не зря ведь очки носишь? Как ни странно, в Вишне не чувствовалось никакого напряжения. Она не парилась и не паниковала. Просто видела перед собой проблему, но не могла подобрать к ней ключи. Я отхлебнула из бокала остатки и ласково погладила ее по волосам. — Ты ведь и не поверишь. — Валяй! Поверю. — Просто возьми и забей. Что ты сейчас поймешь, перегоняя из полушария в полушарие давно известные факты? Вишня закрыла глаза. Похоже, эту мысль, явно непривычную, ей стоило тщательно переварить. Я не смогла не фыркнуть, когда невольно подумала, что она будто ушедшая на обновление старая ЭВМ. Наконец, я снова увидела ее взгляд. А еще — улыбку. А еще — вскочила на ноги, схватила ее за руку и потянула. Конечно же, веселиться. — Вот же нахалку я из тебя вырастила! — засмеялась Вишня. — Еще скажи, что жалуешься! Да, изменилась. Да, вся теперь в тебя, — ответила я. А затем — повторила, только добавила в конце еще одно слово. Которое давно хотела сказать, да все некому было: — Да, вся теперь в тебя… подруга!***
Со следующего утра жизнь в расположении Ягодного Батальона начала возвращаться в привычный ритм. Про лафу Вишня несколько соврала — с неделю точно она смотрела сквозь пальцы на то, как девчата потихоньку допивают остатки. Но разведывательные вылазки небольших групп начались уже через день. Фронт молчал. Безликие, хоть и маячили где-то вдали среди рыжих листьев, от черного пламени далеко не отступали. Отчеты разведчиц стали на редкость однообразны. Да, бесов видели. Да, там-то и там. Нет, далеко от Фронта не суются. Я бы сказала, что жизнь начала становиться скучной — если бы не знала, сколько боли несет отсутствие этой скуки. Лучше уж так, чем палить костры. Была и еще одна хорошая новость. Может, помогло тому веселье, а может и нет, но так или иначе Ежевика быстро пошла на поправку. Я как раз помогала ей учиться ходить, опираясь на костыли, когда в лагерь вернулся очередной разведотряд. Приветствия, приветствия, немного объятий. Ничего нового или интересного, лишь напоследок одна из них бросила довольно странную фразу: — А Вишне-то нашей, кажись, без дела в лагере не сидится! — Да неужели? — с сомнением переспросила Ежевика. — А то! Видели ее сегодня там, поближе к Фронту. И зачем только нас посылает, если и сама тоже бегает? Это был и вправду хороший вопрос. Ближе к вечеру, как пересеклись, я прямо задала его Вишне. И та, по обыкновению, не стала изворачиваться: — Прости, подруга, не скажу. Но ты и сама поймешь. Думаю, уже скоро. Ну и как это прикажете понимать? Следующим днем лагерь жил своей обычной жизнью. Жила и я. Полдня упорной стрельбы, полдня возни со скучающей без дела Ежевикой. Лишь ближе к вечеру, все разом и для всех изменилось. Тогда, когда каждая девчонка в лагере нашла под своей подушкой письмо. Я нашла свое, когда совсем уже собиралась отрубиться. Есть у меня такая привычка — валяться перед сном, обнимая то одеяло, то подушку, как прикажет сегодня настроение. И вот нашлось под ней что-то, чего там быть не должно. Сгорая от любопытства я тут же распечатала конверт — и сердце екнуло. Я сразу узнала почерк. Тот самый, который разбирала Ежевика перед своим дымным вечером: «Сегодня мне придется уйти. Когда найдете это письмо — не паникуйте, а главное — ни в коем случае не отправляйтесь меня искать. Это приказ. Оставляю Ежевику за главную. Если не вернусь к следующему вечеру — сворачивайте лагерь и отступайте. Это тоже приказ. Комиссар Ягодного Батальона, Вишня». Первые секунды я и правда не знала, как реагировать. Но затем… затем мысли в моей голове сами выстроились в правильную линию. Корсет. Каблуки. Тихонько прокрасться в сторону склада. Закинув Совушку на плечо, не бросив назад и прощального взгляда, я уверенно шагнула в ночь.***
Не знаю, услышало ли что-то дымное небо. Услышало или нет — откровенно говоря, плевать. Рывком поднявшись на ноги, я подхватила верную Совушку. И отправилась в свой последний путь. Оставались бы от бесов какие-то подобия трупов, видел бы меня теперь кто-то — описал бы простой старой фразой: «Видно было, где она шла». Я даже почти не скрывалась — просто продвигалась вперед. Укрытие за укрытием, выстрел за выстрелом, обойма за обоймой. Хорошо, что взяла их с лихвой. Я даже не чувствовала, что сопротивлялись. Нет, конечно же они стреляли, они бросались — но эти мелочи я даже не запоминала. Чего стоили какие-то там пулевые раны? У меня уже и так отняли жизнь. Два раза одну не отнимешь. …так бы достигла я самого пламени, расстреляла все до последнего патрона. Узнала бы, может, что делают с ранеными бесы. Да только встал на моем беспорядочном пути вдоль берега очередной пригорок — и Совушка вновь выскользнула из опустившихся рук. Ведь там, на этом пригорке, сидела Вишня. С ног до головы — живая. Сидела и благодарно смотрела в мою сторону. Следующие минуты я куда-то потеряла. Даже и не знаю, сколько их было. Но когда пришла в себя — сразу же увидела ее улыбку, окаймленную водопадом багряных волос. Почувствовала под головою мягкие колени. Вишня осторожно приложила палец к моим губам. — Знаю, у тебя ко мне целая тонна вопросов. Но для начала — приди-ка лучше в себя. Я не могла. Схватила ее лицо в ослабевшие руки… — Так ты… — Как видишь, жива, — спокойно и нежно ответила она. — А там, на обрыве? — Не я это была. Не я. Успокойся, — она на мгновение задумалась, помотала головой. — Нет, не так. Прости меня, дуру. Ты должна узнать все сразу, как только захочешь. Готова послушать? Вновь обмякнув на коленях Вишни, я едва заметно кивнула. — Скажу сразу одну очень важную вещь, — начала она, ласково поглаживая меня по волосам. — Спасибо, подруга. Просто… спасибо. Если бы не было тебя, я бы даже не знала, на кого смогу рассчитывать. Я не знаю, как тебя отблагодарить, и смогу ли когда-нибудь… Вот. Я вдруг поняла, что ей совершенно непривычно говорить такие слова. Как бы не непривычнее, чем мне — их слушать. И в этой неуклюжести было столько наивного очарования, что я даже смогла немного успокоиться. — П… продолжай. — Разумеется. Начну издалека. Ты сотни раз слышала по радио эту вещь — что фронт зеркалит все наши боевые приемы, усиливая в несколько раз. Именно из-за этого запретили практически всю боевую технику, верно? Так вот, меня давно это интересовало. Знаешь… такая очевидная формула. Она же буквально просится для того, чтобы… — Применить ее как оружие? — я не смогла не перебить. — Конечно! Ты моя умница. Оставалось только придумать, как. Будучи Алой Эфой, я много чего перевидала. Не о всем готова рассказать, даже тебе. И много чего перепробовала. И в начале этой весны, наконец, поняла, что нашла. Вишня вдруг хлопнула себя по лбу и вытащила из-за пазухи фляжку. Я приняла ее с благодарностью. Вишня продолжила свой рассказ: — Я сразу же подала на создание отряда. Девчата, мне нужны были вы. Ты, конечно, сразу же почувствовала — что-то не так. Да, будем честными, все это сразу почувствовали. Но именно в вашей слабости заключалась и ваша сила. Она взяла на секунду фляжку, тоже сделала глоток. — Понимаешь, Фронт… он сильный. Совершенно непонятный. Но я предложила, что он при этом немного тупой. Точнее говоря, работает по одному весьма предсказуемому принципу. Он ведь копирует далеко не все — только то, что доказало ему свою эффективность. Более того, оказалась, что ему подвластна только форма. Фронт не сможет скопировать наши навыки. Лишь усилить форму в несколько раз. — Да иди ты… — пораженная, выдавила я. Теперь, когда это рассказывала Вишня, все разом стало проще простого. — Ага, я вижу. Ты уже догадалась. Набрать людей, неполноценных по форме. Снарядить неполноценным снаряжением. Вопреки всем их недостаткам, достигнуть успеха. И тщательный, но туповатый Фронт все аккуратно скопирует и усилит. Слепые снайперы, колченогие штурмовики и прочий зоопарк, который мы так весело разнесли на той высоте. — Теперь — яснее ясного. Но… — воспоминания заставили передернуться. — Что я видела там, на обрыве. Вишня вдруг стала очень и очень грустной. — Понимаешь, подруга… Все я учла, все, кроме одного. Того, что я сама стану эффективной. А еще — что Фронт все-таки может развиваться. — То есть… — Да. Он просто взял и скопировал меня. Это стало крайне неприятной неожиданностью. Потому я и ушла, оставив лишь стопку писем. — И знала же, долбанутая змея, что я этого приказа не послушаюсь! — Конечно! За это я тебя, подруга, и люблю. Впервые с начала разговора мне удалось расслабиться и улыбнуться. Маленький беспокойный зверек снова грелся в потоках тепла… но оставалась еще одна странная и непонятная вещь. — Но зачем тебе нужно было, чтобы я пошла за тобой? Вишня ответила легко и простодушно: — А я не знала. Просто не знала, смогу ли победить ту, другую Вишню. Зато была уверена, что ты сможешь отличить фальшивку. Такие дела. А теперь кончай портить момент — тебе давно пора бы уже уснуть и дать мне отнести тебя домой! Лишившись преград, тепло наполнило меня до краев. Я и правда поняла, что только чудом еще не отрубилась, и теперь медленно, но верно начала погружаться в сон. Я не знала, что будет дальше. Если Фронт выкинул такое — у него в запасе явно еще немало козырей. Я не знала даже, что об этом думать. Зато точно могла сказать одно: Ягодный Батальон продолжит идти вперед, пока его все еще возглавляет она. Витающая в облаках фантазерка. Выдумщица. Местами — та еще дура. Моя единственная настоящая подруга Вишня.