Солнце зашло за длинную линию горизонта: на портовый город Харгеон степенно опускались сумерки, скрыв узкие улочки во мраке. Вдыхая прохладный воздух полной грудью, стоя у опустевшей пристани, Кагура приобняла себя за плечи – тело вздрогнуло. Надменная тень одиночества ехидно горбилась прямо ней, склонялась ближе к уху и насмешливо шептала гадости. Гордая русалка вновь отправилась на задание одна: когда Миказучи проливает кровь, лишние свидетели не нужны.
От войны остался только пепел да горстка путаных воспоминаний. Здесь, в Харгеоне, они бок о бок бились не на жизнь, а на смерть. Сейчас всё это растворилось и ушло из памяти: лишь только шепот одиночества рокочет близко-близко, больно терзая внутренности. Кагура свыклась с тем, что рядом никого – ещё в тот день, когда Симон ушёл из жизни. Но время не залечивает раны, наоборот, они нарывают всё сильнее каждый раз, когда тот славный день их общей битвы отдаляется – и время стирает даже силуэты.
Они ей больше не товарищи – они друг другу теперь никто.
В спокойный вечер врывается громкий взрыв, по правой улочке, за углом. Оборачиваясь, Миказучи видит лишь взмывшее облако пыли, и крепко перехватывает катану рукой. Это враг? В порыве исступления она бежит по пристани, прямиком туда, в самое жерло – и внутри, посреди лёгких, всё горит от возбуждения. Влетает в дымку, прикрывая лицо локтем, и замирает у входа в переулок. Кагура щурит глаза, пыль мешает рассмотреть происходящее, но никто не движется. Ее ладонь лишь крепче держит рукоять катаны, нахмурившись – приготовившись атаковать – она сделала осторожный шаг вперёд.
– Покажись, – требует надменный голос. Выставив оружие вперед, Миказучи замерла – в конце улицы мелькнула фигура, но сразу скрылась за углом. – Тц, сбежал…
Пыль оседает на земле, взрыв был не сильный – здания в порядке. У нижних этажей заметны выбитые стёкла. Как насчёт раненных? Чуть дальше, в паре метров от неё, кто-то горбился на асфальте, гулко кашляя. Насупившись, Кагура опустила свой клинок, двинувшись вперед. Вряд ли это враг. Скорее, пострадавший.
– Вы в порядке? – подойдя со спины, холодно спрашивает: в голосе нет ни заботы, ни должного волнения – только лёд.
Перебиваясь кашлем, человек поднимается с колен, и статная фигура распрямляется – это мужчина. Скинув с головы широкий капюшон, он оборачивается – и тело тут же замирает. Нельзя сказать от страха ли, от ненависти, от радости. Всё тот же ровный взгляд голубых глаз, взъерошенный синий волос. По правой стороне причудливый рисунок.
Её сейчас стошнит.
– Это ты… Жерар, – проговаривает себе под нос, глотая подступающий ком негодования. – Ты в порядке? – замечая его помутневший взгляд, Кагура поддалась вперед, подхватывая падающего Фернандеса.
Ноги совсем не держали мужчину. Вцепившись ладонью в плечо, он тяжело дышал, пытаясь что-то сказать. Ей противно и мерзко, неприятно – Кагура проговаривает про себя гадкие слова, чтобы не забыть о собственных враждебных чувствах, не усомниться в них. Перекинув его руку через свои плечи, обхватив Жерара за бок, она остро ощутила, как он шумно выдохнул ей в шею – горячий воздух обжёг так сильно, что Миказучи скривилась, больно сжав пальцами его одежду.
– Что случилось? Ты ранен? – она продолжает спрашивать, но вопросы остаются без ответа. Двигаясь вдоль по переулку, Кагура не может взять себя в руки и понять, чего хочет: тело на автомате держит Фернандеса, но подсознание кричит ей «брось его и уходи». Пытаясь заглушить свои сомнения внутри, она бесцельно повторяет вслух: – Что это было? Ответь, ты меня слышишь, Жерар?
Миказучи никогда не прошла бы мимо, и не бросила бы его. Так ли сильно ей хотелось защитить человека, что был дорог Эрзе? Так ли сильно ей вдруг захотелось защитить человека, что неожиданно оказался очень необходим?
Жерар потерял сознание по дороге, и Миказучи дотащила его до номера гостинцы, который был снят по приезду в Харгеон. Она наблюдала за ним со стороны, сидела в кресле и напряженно смотрела за спящим на широкой кровати мужчиной, размышляя над собственными мотивами. В его аккуратных чертах Кагура видела что-то противно манящее, о чём боялась признаться себе сама. И искусственно взывала к внутренней ненависти, не желая нарушать данные самой себе обещания – ей было физически больно предавать их.
В этой комнате, наедине с самым страшным врагом. Она будто бы попала в ловушку. Это проверка на стойкость? Кагура слишком сильно боится поражения, но понимает, что уже близка к провалу.
Вжав одно колено в мягкий матрас, девушка с опаской поддалась вперед, опуская ладонь на грудь Фернандеса – он медленно дышал. Такой беззащитный, убить его ничего не стоит – хватит простого желания. В прошлый раз Миказучи сохранила его жизнь ради Эрзы. Сейчас она думает, что сохранила бы его жизни и ради себя тоже – но стоит этой мысли коснуться сознания, нутро сразу же отвергает её, и Кагура отдаляется, убирая руку резко – как от жгучего пламени.
– Не думай об этом… Не думай об этом… Боже, о чем ты только думаешь, – прикрыв лицо руками, она торопливо начала качать головой из стороны в сторону, тихо бормоча себе под нос. Ей так хотелось прикоснуться к запретному – но мешала гордость, которая одергивала юную волшебницу от необдуманных действий.
Звук дыхания сменился. Кагура опустила ладони, замечая, что Жерар пришёл в себя. Пребывая в минутной дезориентации, он сразу уперся взглядом в Миказучи, долгие секунды неотрывно пытаясь рассмотреть её лицо в деталях – Кагура несмело протянула ладонь вперед, проскальзывая ей под непослушную челку пострадавшего и прижимаясь ко лбу.
– Как самочувствие? – сходу интересуется. Его внимательный и растерянный взгляд вернул былое презрение – она ощутила, как прошлые мысли уходят на второй план. – С кем ты сражался?
Присев, Жерар неприятно сощурился и прижал ладонь к правому боку – отодвинув край кофты, он заметил пожелтевший синяк. От резких движений боль проходила через всё тело.
– Это темная гильдия. Они готовят к отправке груз – неизвестный наркотик. Завтра к пристани причалит судно, я здесь для того, чтобы остановить их, – развернуто ответил мужчина. Осмотрев помещение, он коротко добавил: – Где здесь ванная? Я хочу промыть раны, ты не против?
– По коридору, дверь слева, – Миказучи указала ладонью в сторону. – Так значит гильдия… Я здесь по заданию, нужно вернуть груз заказчику – они похитили его со склада.
– Я не рассчитывал на компаньона, – коротко бросил Фернандес, уходя в коридор.
– Какое совпадение – я тоже, – раздраженно отозвалась девушка.
Вздохнув, когда Жерар прикрыл за собой дверь ванной комнаты, она устало опустила плечи. Ситуация выходила из-под контроля, общество Жерара взывало к странным волнениям внутри, которые не нравились девушке. Сомнения закрадывались вглубь сознания: Кагура спрашивала у себя, в чём причина столь резких перемен? Он не заслужил её прощения, но прошлой злобы просто не осталось. Внутри горело от стыда: так нелепо предать Симона? Невозможно.
Поднявшись с кровати, Кагура проследовала вдоль по коридору, остановившись около уборной.
– Я схожу… – невольно проглядев сквозь дверную щель – Фернандес не удосужился плотно закрыть комнату – Миказучи оторопела, уткнувшись взглядом в широкие плечи Жерара. Резко отпрянув, она плотно прижалась к стене справа от двери, рефлекторно зажмурившись. – Я спущусь вниз, за ужином. Сейчас вернусь, – торопливо добавила девушка, чтобы скорее заполнить возникшую паузу.
– Эм… спасибо, – послышался растерянный ответ – вероятно, волшебник был сбит с толку проявленной заботой, но не воспротивился.
Тяжело выдохнув, Кагура оттолкнулась от стены и потянулась к ручке: приоткрыв входную дверь, она невольно замерла. Волнительная дрожь прошлась по телу, внутренности взбудоражились: перед глазами стоял недавний образ своего заклятого «врага», но чувства мало походили на враждебные. Ей уже давно за двадцать, ему – почти тридцать. Вместо прошлой обиды в голове почему-то вспыли цифры, и Миказучи вспомнила, что они – прежде всего мужчина и женщина, а уже после презирающие друг друга волшебники. Под кожей предательски кольнуло, и жар в грудной клетке распалился: что-то тянуло обратно.
Закрыв дверь – но не «с другой стороны», а оставшись в коридоре – Кагура обернулась. В душевой журчала вода, но дразнящая полоска света всё ещё выбивалась из ванной комнаты, приманивая подсмотреть. Она уверяла себя: ей противно, неприятно, ненавистно – только так, никак иначе. Но тело изнывало любопытством, да так, что всё ломило – её тянуло, противиться не получалось, и Фернандес стал желанным. Ох, не стоит быть такой наивной: Миказучи всегда интересовали жестокие битвы, но не мужчины – однако против природы идти будет глупо.
«Ты просто хочешь его» – с укоризной повторилась про себя Кагура. Когда пришло осознание, намертво сдерживающие кандалы звонко лязгнули вниз – она сорвалась. Теплая улыбка сестрицы Эрзы смылась лавиной подступающих чувств, и Миказучи не чувствовала себя виноватой: эгоистичное нутро взяло верх. Кагура всегда забирала то, что хотела. Это не изменится.
Среди людей нет совершенных – она не станет исключением.
От воды больно щипало раны: Фернандес ступил внутрь кабинки, под теплые струи, и поморщился. Усталость опустилась на плечи тянущим к земле грузом – хотелось размякнуть, раствориться и исчезнуть. Он слышал, как хлопнула входная дверь – с уходом Кагуры вернулось чувство безопасности, и Жерар невольно расслабился. Позволил себе немного беспечности: прикрыл глаза, направив лицо прямиком под напор душа, и с горячим паром выдохнул. Кровь смешалась с водой, струилась по коже и собиралась помутневшим багровым цветом у ступней.
Кагуре не было страшно – она ничего не боялась с того дня, как потеряла самое ценное. Пиджак легко скатился по рукам, юбка одним движением осела наземь, и девушка вышагнула из её «кольца». Сбросив остатки одежды, оставшись в неглиже, Миказучи подобрала пальцами длинные волосы и методично прогладила их, оставив на правом плече. Словно хищник, высматривающий жертву: её острый взгляд остановился на фигуре Фернандеса, и Кагура застыла. Сильные плечи, до противного рельефные изгибы: по коже неряшливо рассыпались старые шрамы – от пыток, от рабства, от тюрьмы. И желание оставить такой же глубокий порез смешалось с тягой потрогать – почувствовать. Золото её глаз блеснуло от желания, щеки зарумянились, и в исступлении Кагура поддалась вперед. Ладонь мягко опустилась на правую лопатку, соскользнула выше и сжала надплечье.
Обернувшись и сразу попятившись назад, лицо Жерара оттенилось замешательством – но вопрос застыл на губах, и Миказучи резко приблизилась и прильнула к ним, обхватив ладонями его голову. Тело пробило острой иглой, оно легко взмыло вверх от новых ощущений, но мысли потянули вниз тяжестью. Резко стало холодно – то ли от кафеля, то ли от озноба – и Фернандес попытался отвернуться, чтобы избежать нежеланных прикосновений. Подхватив Кагуру за предплечье, он захотел оттянуть её от себя, но рука неуклюже скользила по мокрой коже.
– Что ты делаешь? – хрипло выдавливает из себя мужчина.
Нельзя не заметить – тело волшебницы источает заразное тепло. Её щеки горят, глаза сверкают золотом. О том, как красива эта хищная русалка – уж точно не лгали. Лишь на секунду опустив взгляд вниз, коснувшись им глубокой ложбинки меж груди, Жерар сразу поднял его и напряженно посмотрел на Кагуру.
– Какие варианты? – голос дрожит, но Миказучи старается язвить. – Просто и без обязательств, ты ведь большой мальчик, – тихо проговаривает, перебиваясь тяжелым дыханием, и исподлобья поднимает взгляд.
Руки движутся от шеи дальше, огибают плечи. Кожа горячая, под пальцами хорошо чувствуются мурашки. Она уже не представляет, как ей отстраниться и уйти. Но взгляд мужчины нарочно остужает пыл: хмуро сдвинутые брови к переносице, Жерар всем своим видом намекает, что он против. Его губы плотно сомкнуты, а в глазах так пусто – что Кагуре противно от самой себя. Но даже если он пытается отстраниться и закрыться от нее, то делает это с присущим достоинством. Фернандес осторожен, аккуратен, сдержан – его выдержке стоит только позавидовать. Но как теперь уснуть? Внизу так жарко, тело скулит от ожидания, и если не Жерар – то кто-нибудь другой, иначе просто не уснёт.
– Извини, но я не могу, – достаточно вежливый отказ в такой ситуации. Волшебник мягко опускает свои ладони на острые плечи девушки, уводя печальный взгляд в сторону – такой привычно скромный и стеснительный, от которого трепещет сердце. – Мне нравится другая женщина.
– Сестрица Эрза? – сходу спрашивает. Тело Жерара вздрагивает, и Кагура попадает точно в цель. Но ей не стыдно и не ревностно – ей всё равно, она его не любит, а просто хочет. – Ты никогда не переспишь с ней – ведь ты боишься, что тебе снесёт крышу.
Неловкий румянец задевает щеки Фернандеса, и он лишь сильнее хмурится. Откуда столько проницательности? Кагура совсем его не знает – она просто слепо ненавидит убийцу собственного брата. Но слова на повторе крутятся в мыслях, и когда Жерар представляет разгоряченное лицо Скарлетт под ним – ниже живота резко сжимается крепкий узел. Мечница сразу чувствует эту перемену.
– Ты так жалок, – медленно цедит Миказучи, пальцами закрадываясь в лазурные волосы мужчины. Она дразнит его и специально задевает. – Такой голодный, истязающий себя – она даже не успеет сказать «да», прежде чем ты возьмёшь то, чего так хочешь.
Хитро растянув губы, победно «ударив» точно в цель, Кагура смеется. Жерар в одну секунду меняет позиции: Миказучи спиной чувствует холод плитки, лопатками ударяясь о стену, и морщится от боли – пальцы волшебника крепко впились в её кожу у предплечий. Поддался на провокации? Значит, проиграл.
Ослабив хватку, Фернандес опустил ладони по обе стороны от девушки, нависнув сверху. Она любопытно склонила голову вбок: липкие от воды волосы холодом рассекали кожу.
– Что за бред ты несёшь… – раздраженно бросает мужчина, но взгляд всё еще не поднимает – смотрит в сторону. – У тебя помутнение?
– Но это правда, – Кагура плотнее прижимается к холодной стене позади, запрокидывая голову. Губы растягиваются в жалобной полуулыбке. – Ты сорвешься, если позволишь себе взаимность. Не вздумай меня обмануть: когда тебе нужно снять напряжение, ты представляешь сестрицу и делаешь «это» в одиночку, – дразняще растянув слова, Миказучи украдкой посмотрела на Фернандеса и поддалась ближе.
Её руки красными ожогами остаются на коже. Жерар невольно прикусил губу – он чувствует себя предателем. Когда Кагура утыкается носом в шею, плавно чертит линию вдоль и невольно проводит жгучим шершавым языком – пальцы на концах немеют. Тело бросает в холодный пот, потом – кидает в кипящее жерло, и снова возвращает в прохладу. Трезвые мысли теряются в вязком и мутном: голова пустеет, оставляя после себя только мурашки от волнующих прикосновений. Ему нравится, но признаваться в этом – значит, изменить «ей».
Пальцы оседают на талии Кагуры, сминают мягкую кожу. Её упругая грудь плотно жмется к нему, следом за теплом приходит лихорадочный жар – кажется, тело исходит паром. И взгляд тухнет вместе с сигнальными позывами отстраниться.
– Её звали Икаруга, – опустив голову, соприкоснувшись кончиком носа с Миказучи, выдохнул Фернандес. – Девушка, с которой я перепал ещё там, в «Райской башне», – молчаливая пауза. – А потом я вновь встретил Эрзу... И она вновь заняла все мои мысли.
– На протяжении девяти лет, – дополнила за него Кагура. Горячее дыхание напротив опаляло губы, шум воды заглох – всё заполнил тихий голос Жерара.
– Я думал только о ней, – он виновато отвел голову вбок, напряжение между ними в одну секунду сошло на «нет». – Это похоже на сумасшествие: я даже не думал, что будет так тяжело. Меня ломает, и это схоже с «выгоранием». Каждый раз, когда вижу её, – пальцы крепче сжимают мягкую кожу, Жерар трогает губами острую скулу Кагуры и сбивчиво выдыхает.
– Ты свихнешься, когда «почувствуешь» её.
– Я свихнусь. – Грубо прильнув к губам, позади остались любые сомнения. Под кожей всё пылало, но чувство вины глушило излишне страстные эмоции: он утоляет голод тела, но хочет оставаться верным ей – чувства не изменятся.
Фигура Кагура словно горы, нисходящие в равнины – линии плавные, постепенные. Её кожа горячая, очень гладкая, на ней мало шрамов, но много округлых изгибов. Спускаясь ладонью вниз, он подхватывает её за бедро, плотнее вжимая девушку в стену.
Жерар предаёт Эрзу – и мысли об этом смешиваются с ощущением лениво перебирающего языка внутри полости, когда он углубляет поцелуй.
Кагура предаёт Симона – и её тяжкий грех испаряется под гулом учащенного сердцебиения под грудью.
Всё, что сдерживало, осталось позади: процесс двигался за счет желания, а голова помутнела, находясь на грани с тем, чтобы просто отключиться. Происходящее воспринималось через чувства: парадом правило сплошное осязание. Не было ни стыда, ни страха преследующих последствий. Ударивший в мозг импульс, который хочется прочувствовать – все, что будет после, не волнует.
Кагура плотнее прижалась ладонями к щекам Фернандеса: раз за разом перехватывая его губы, коротко целуя и отстраняясь. Рука сошла ниже, к ключицам, после чего она крепко обхватила Жерара за плечи, впиваясь острием ногтей в кожу. Одной ножкой обхватив того в районе бедра, его естественное возбуждение хорошо почувствовалось и она рвано вздохнула. Подхватив задеревеневшими пальцами Кагуру за ягодицы и приподняв, Жерар с резким толчком впечатал её в холодную плитку позади. Миказучи сцепила ноги у него за спиной, пальцами прошлась к шее, запрокидывая голову Фернандеса и с вожделением проникая глубже в рот: вода струилась по его лицу и мешалась с вязкой слюной, стекая с уголков губ. Каждый сантиметр тела исходил испариной, и оно совершенно не поддавалось контролю: лоно ныло пульсацией, изводя Кагуру, и она в охватившем голову порыве прокусила тонкую кожу губ. Внутри всё дрожало: от желания, от предвкушения, и терпение – треснуло.
Проскользнув рукой вниз, прокатываясь по рельефному торсу, Кагура с вожделением улыбнулась, замирая, – после чего пальцы цепко обхватили подрагивающий член, и с интересом прощупали вдоль. Фернандес удивлённо выдохнул, и нехотя заскрипел – прикосновения точным зарядом прошлись через всё тело, а на выходе онемели конечности. Внутри распалилось пламя, во рту – всё испарилось и ссохлось. Миказучи делала всё ловко и точно: плавные движения снизу вверх, слегка подразнивающие ноготочки на верхушке. Ей нравилось быть доминантой, и она явно получала удовольствие, наблюдая, как лихорадочный румянец жжет на щеках Жерара. Скольких невинных она соблазнила?
Точно хищница. Точно – русалка, которая так и тянет на дно.
Умело подстроив ладонью член, Кагура плотнее сцепила ноги за спиной – и Фернандес податливо толкнулся вперёд, вжимая пальцы на бедрах и насаживая девушку глубже. Резким движением он вошел во всю длину, и Миказучи громко выдохнула, прогибаясь.
Забытое чувство окольцевало голову: мысли застелило дымкой, внизу стягивало плотное лоно, в котором нарастало торопливое желание. Мягкое тело Икаруги извивалось под ним так давно: воспоминания остались, но чувства испарились. Теперь по коже струились длинные волосы Кагуры, как стальные тонкие прутья – такие же холодные. Сама она злобно насела когтями, как хищник – впилась точно под кожу, и тихо хрипела, сдерживая возбуждающие стоны. В слепом помешательстве тело двигалось по нарастающей: глухие шлепки звучали где-то на отдалении, и Жерар чувствовал лишь как тлеют внутренности от напора возбуждающих чувств. Холодная плитка натирала кожу, лопатки вопили от боли, но кровь мчалась по венам с такой скоростью, что всё стороннее буквально испарялось из окружения.
Это просто секс – там, где заканчивались ощущения, не начинались чувства. Была пустая пропасть, Фернандес чувствовал её. У Кагуры сложнее – в её пропасти бурлила лава ненависти, в которую так опасно провалиться. Она сжимала чужие волосы меж пальцев так, что фаланги наливались белым – остервенелые движения то ли заглушали собственные крики неприязни, то ли рвались закончить всё быстрее. Липко, горячо, волнительно – всё дрожало. И на верхушке собственных терзаний – тело резко насело на острую иглу, и непослушно конвульсивно содрогнулось.
По коже мягким шуршанием растеклись приятные мурашки, и в паре ленивых толчков – Фернандес кончил. Из тела будто вышло всё живое – вслед за жаром пришел озноб, и только тепло воды струились по коже вниз. Из рук ушла вся сила, Жерар ослабил хватку, и Кагура сползла по стенке. Едва ощутив под ногами землю, затекшие ноги приятно защипали, и она выпрямилась.
Тело – словно тяжелый мешок. С выдохом навалившись вперед, Жерар прильнул к губам Миказучи с неожиданной мягкостью и устало отстранился. Приобняв мужчину за плечи, она уткнулась носом в его щеку. Ненависти не осталось. Возможно, симпатия? Кагуру тянуло к нему как любую другую сознательную женщину: к красоте, скромности и могучей силе, сокрытой под флёром сдержанности.
– Ты должен сказать Эрзе, что любишь её, – тяжелое дыхание рвало слова, выдерживая меж ними паузы. – Если тебе не всё равно на то, что с ней станет – просто сделай это.
Фернандес отозвался слабым кивком головы – всё это будто бы разыгравшаяся фантазия или бурный сон, но никак не правда. Случившееся липло к коже неприязнью к самому себе, странной тягой к Кагуре – к её теплу. Вокруг него всегда были женщины: Уртир, Мереди, Сорано. Жерар был им неинтересен – они ему, впрочем, тоже. Но сейчас всё иначе.
Но к чему это приведет – попросту жутко представить.
***
Застегивая пуговицы своего пиджака, чувствуя возникшее напряжение в повисшем молчании, Кагура отвела взгляд в окно. Фернандес сидел на краю кровати, вытирая волосы полотенцем. Прошлое недоразумение испарилось, утекло в водопроводный сток вместе с этим поминутным помешательством – между ними опять возникла непреодолимая пропасть, которая полнилась бурлящей лавой ненависти и пустоты. Миказучи не спешила что-либо менять, и такой расклад её вполне устраивал. Но долго ли они смогут притворяться, что ничего не было?
– Я схожу проветрюсь, – торопливо бросила Кагура, обернувшись.
– Ст… – входная дверь хлопнула, и Жерар осел на кровати. – Стой…
Устало вздохнув, он растер ладонями лицо, стараясь справиться с неприятным наваждением. В комнате не горел свет – только от уличных фонарей из окна – и царила мрачная атмосфера. Упав спиной на кровать, он поднял глаза наверх, к потолку, и вдумчиво подвис. Ему стоит продолжить своё задание, и желательно – без Кагуры, чтобы не испытывать лишнего влечения.
Но как скоро он сможет увидеть Эрзу вновь?
***
Холодный воздух возвращал желание жить, земля вновь твердо ощущалась под ногами. Широкий шаг Кагуры стремился в никуда: держа одну ладонь на рукояти «заклятого врага», она бездумно брела по узким улочкам, уходя всё дальше от гостиницы. Убегая прочь от этих грязных соблазнов, чтобы вновь не сорваться. Прошлое беспечное наслаждение сменилось терзающим душу страхом: Симон её возненавидел – если мог бы; Эрза не простит Кагуре такого предательства – её «хотелка» наворошила кучу проблем.
Отношения – хаотичная паутина. Порой делаешь что-то простым наваждением, нутро тянется – ты поддаешься, но последствия оседают в душе грузным камнем, который опускает на дно. Внутри – вздулся вакуум, который нечем было заполнить. Нет ни любви, ни радости, ни счастья. Отвратно от себя, отвратно от мыслей о близких людях.
Кагура просто хотела избавиться от нарастающего одиночества, но кажется, что в итоге – всё стало только неисправимо хуже, и теперь рядом нет никого.
Круглая дура. Законченная эгоистка. Теперь – обречена на одиночество.
– Кагура, неужели ты? – ровный голос резким движением выдергивает со дна собственных размышлений, и она поднимает голову.
Вдох – глоток свежего воздуха остужает легкие, но тело моментально пропускает через себя заряд в несколько сотен вольт. Холод крадётся по коже, а цепкие лапы её бывшего товарища – одиночества – заключают в объятия со спины.
– Эрза-сан? – почти шепотом произносит Кагура. – Что ты здесь делаешь?
Она падает в пропасть. Земля просто уходит из под ног, и тело слабеет. Это конец.
