Черти

      Чем тише омут, тем страшнее черти.       У Шигео черти самые страшные, как на подбор, один другого кошмарнее. Выпустить хоть одного на свободу сродни подорвать ядерную бомбу.       Смертельная красота.       Аратака видел, как прорываются во внешний мир некоторые из них. Потому что всякий раз они являлись на свет именно тогда, когда мальчишке грозила серьезная опасность. И каждый раз колени дрожали и ноги подкашивались. Потому что как бы страшно ни было от происшествий в целом, осознание того, что этот мужчина, имеющий поистине огромную разрушительную силу, защищает его, Аратаку, заставляла все внутри замирать от странного, мучительно-сладкого ощущения.       Черти Шигео любили мальчишку, подчинялись его воле, когда сами того желали, прогибались под юношескими ладонями, но не успокаивались, продолжали бесноваться в глубине угольно-черных глаз, пока не убеждались в том, что у мальчишки нет каких-либо даже самых незначительных повреждений. Они затихали всегда лишь когда Аратака перехватывал горячие руки мужчины своими вечно мерзнущими пальцами, смотрел в бесконечную черноту зрачков, прямо на скрытых за ними чертей, не дрожа перед ними, как другие, и говорил, что все хорошо, что ему ничто не грозит. Поглаживал шероховатые костяшки, держа крепко, пока в родных глазах не появлялась осмысленность, пока телом не овладевал сам Шигео.       Аратаке даже самому себе долгое время сложно было сознаться в том, что Тьма, окутывающая старшего Кагеяму, словно плащ, привлекает его во всех существующих смыслах. Он каждый день приходит в офис после занятий, садится за свободный стол и пишет домашку, потому что якобы в тишине кабинета думается гораздо легче, чем дома. На деле же ему просто нравится находиться рядом с Шигео. Тот большую часть времени выглядит спокойным и безучастным, но Аратака уже давно понял, что если поднять голову и посмотреть ему в глаза, можно утонуть в водовороте эмоций, бушующих внутри. Из раза в раз, стоит Шигео подойти, чтобы узнать, чем занимается его подопечный, мальчишка замирает, как кролик перед удавом, загипнотизированный графитно-черным, словно поглощающим весь свет, взглядом.       Младший Кагеяма, работающий вместе с братом, через какое-то время, видимо, заподозрил что-то, потому что время от времени теперь поглядывает то на одного, то на второго, явно делая в голове какие-то свои выводы, но не встревая.       А мальчишка плавится от каждой микро-эмоции на лице Шигео, от каждого яркого цветного всполоха в глазах мужчины, которые словно являются подтверждением того, какая сила кипит там, под кожей, под неприлично горячими для обычного человека ладонями, какие опасные черти скрываются за кажущимся равнодушным взглядом.       Аратака никогда не мог назвать себя человеком с мазохистическими наклонностями, но Шигео ему хочется довести до открытого проявления эмоций, а его чертей разбудить, растрясти, узнать, что будет, если они прорвутся наружу разок, хотя бы на мгновение не из-за смертельно опасной ситуации, а из-за чего-нибудь другого.       Аратака не знает, каким взглядом на него смотрит Шигео, когда тот чем-то увлечен и не обращает внимания на происходящее вокруг него.       — Ему всего семнадцать, — негромко замечает Рицу, когда старший брат, сам не замечая за собой, прикипает взглядом к мальчишке, пишущим в это время заданное на дом эссе и слушающим что-то очень громкое в наушниках. — Ты не можешь.       Шигео не вздрагивает, но и не отвечает, лишь немного поворачивает голову в сторону, только потом переводя взгляд на брата. Тот ищет что-то в его глазах, но, видимо, так и не находит, либо находит не то, что хотел, поэтому только качает головой и возвращается к разгребанию писем и прочего мусора, ежедневно попадающего к ним в почтовый ящик.       — Дело твое, но потом не удивляйся, если он сбежит.       — Не сбежит, — чуть прищурившись, отвечает Шигео, и именно в этот момент Аратака рывком выдергивает наушники и с победным видом захлопывает тетрадь, откидываясь на стуле так сильно, что металлические ножки пронзительно скрипят по полу офиса, заставляя Рицу поморщиться.       — Написал! Учитель, проверите? — он широко улыбается, сверкая в лучах заходящего солнца, как гирлянда на рождественской елке. Или Шигео так просто кажется, потому что Аратака сам по себе слишком яркий.       В его жизни раньше был только Рицу, и привыкшему к тишине и размеренному спокойствию Шигео приходится слишком сложно, когда в его умиротворенный серый мир ураганом врывается громкое, веселое нечто с медово-рыжей копной волос и широкой улыбкой, с потрепанным рюкзаком наперевес и ангельским светом в темных глазах.       Черти внутри скребутся, подвывают, желая хоть на мгновение прикоснуться к этому свету, мечутся внутри черепа и под ребрами. Ластятся, когда мальчишка касается ладоней холодными пальцами. Рвутся наружу со злобным ревом, когда видят сбитые костяшки, пластырь над бровью и синяк на скуле.       И скалятся в томительном предвкушении, когда Аратака, такой весь светлый и чистый, — настоящий ангел! — замирает перед Шигео, не в силах отвести взгляд в сторону. Они слышат, как колотится сердце у него в груди, видят, как он даже дышать перестает, стоит Кагеяме подойти ближе, чем на полметра. И они этим наслаждаются, шепчут об этом Шигео, воют в несколько голосов и просятся, требуют свободы. Поближе к этому свету, схватить, сжать, оставить побольше следов, завладеть душой и телом, присвоить себе целиком, без остатка.       Шигео глубоко вдыхает и кивает Аратаке. Смотрит, как тот поднимается с места, как отпинывает обратно под стол свалившийся под ноги рюкзак, как хватает домашку и в несколько шагов преодолевает пространство между столами, останавливаясь перед Кагеямой и передавая ему тетрадь, как вздрагивает, когда протянувший ему навстречу руку мужчина перехватывает ее, слегка задевая чужие пальцы своими.       — Рицу, рабочий день скоро заканчивается, — ровным тоном произносит Шигео, открыв тетрадь на последней исписанной странице и притянув с помощью эсперских сил карандаш из подставки на столе брата. Он чувствует тяжёлый взгляд Рицу, видит, как дергается Аратака от этих слов и как его сплетенные в замок пальцы сжимаются чуть сильнее, вероятно, чтобы не было видно дрожь. Черти внутри остаются довольны подобной реакцией и притихают в ожидании, ловя каждое, даже малейшее движение человека перед ними.       — Тогда я уйду пораньше, если ты не против. — Рицу встает из-за стола, собирая документы и все самое необходимое в черный дипломат, закрывает и уже у двери останавливается, чтобы взять с вешалки пальто. — Продукты я сам куплю. Увидимся дома.       Аратака вздрагивает от хлопнувшей за спиной двери, но тут же берет себя в руки и оборачивается обратно к мужчине. Слова застревают где-то в горле. Шигео, внимательно вчитывающийся в писанину, неспешно ведет кончиком графита по строчкам почти не касаясь их, перехватывает длинными пальцами карандаш поудобнее, чтобы что-то отметить и снова вернуться к чтению. Тонкие узловатые пальцы скользят по бумаге, выравнивая помятые листы, а мальчишка взгляд от чужих ладоней отвести не может. Преступление иметь такие руки. Против воли представляется, как эти самые руки гладят его, сжимают бедра…       — Аратака.       Кажется, это не первый раз, когда его зовут. Уши начинают гореть, он чувствует это, но взгляд на лицо мужчины переводит все же с трудом, чувствуя, как медленно, но верно жар поднимается от шеи к щекам, как потеют ладони, сложенные в замок.       — Д-да?       Если до этого Кагеяма-младший хоть как-то разбавлял своим присутствием атмосферу, то сейчас, с его уходом, воздух можно резать ножом. И виноват в этом совершенно точно не Аратака. Ну, может быть, самую малость.       Шигео молча подвигает закрытую тетрадь к противоположной стороне стола, ближе к мальчишке, и подпирает одной рукой щеку, внимательно смотря, как Аратака забирает домашнюю работу, скомкано благодарит и даже пытается в улыбку. Как отходит к своему столу, сгребает учебники в одну кучу в рюкзак и одевается.       Черти внутри терпеливо выжидают нужный момент, скалясь и порыкивая. И будь Аратака чуть внимательнее, заметил бы, как в черных глазах учителя мелькают на мгновение всполохи разжигаемого нечистью огня.       — Всего доброго, Кагеяма-сан, и спасибо за помощь, — совершенно искренне благодарит мальчишка, улыбаясь уже шире и ярче, чем пару минут назад. Видно, на таком расстоянии он чувствует себя гораздо уверенней. Что ж.       Шигео бесшумно встает из-за стола, когда Аратака отворачивается и идет к выходу. Неуловимое движение пальцев, и замок в двери защелкивается как только мальчишка прикасается к ручке.       Ох, как же в тот момент начало колотиться его сердце. Просто музыка для ушей, не иначе.       Сжав ручку пальцами, Аратака оборачивается и тут же делает шаг назад, прижимаясь спиной к двери. Учитель стоит прям перед ним, загораживая собой комнату, и просто смотрит.       — Ка… Кагеяма-сан, что-то случилось? — неуверенно спрашивает он, тут же застывая. Как же сложно не смотреть ему в глаза! Они гипнотизируют, зрачки, кажется, не различить, даже если посмотреть очень близко. Он чувствует себя каким-то маленьким зверьком перед более сильным хищником. Пальцы сами разжимаются, отпуская дверную ручку, и рука свободно повисает вдоль тела.       Черти разжигают магический костер внутри, отражающийся в радужке всполохами красного и лилового, и Аратаке хочется разглядеть их поближе, заглянуть в глаза Тьме, которую не боится, но которая влечет его, как мотылька на свет костра. Сгорит и ладно. Ему не жалко, если будет возможность прикоснуться, ощутить на себе чужую силу, такую привлекательную, такую опасную.       Он сам не замечает, как приближается к лицу мужчины, как протягивает руку и дотрагивается кончиками пальцев до скул. Такой теплый. Проходится подушечками под нижними веками, завороженно смотря на переливающиеся огни в бездонных глазах. И не сдерживается. Не прерывая зрительного контакта, Аратака прикасается к губам. Совсем легко, почти неуверенно, с невысказанным вслух вопросом о том, можно ли.       Нужно.       Черти срываются с цепей, выламывают прутья клеток и выбираются наружу, дорвавшись, наконец, до того, чего так долго жаждали.       Аратака крупно вздрагивает и несдержанно, шумно выдыхает, когда в глазах мужчины лилово-красные огни вспыхивают особенно ярко, а руки обхватывают талию и сжимают, придавливая к двери. Резко, без лишней нежности и мягкости. Так, как надо. Глаза закрываются сами собой, стоит мужчине перехватить мнимую инициативу и углубить поцелуй. Аратака дышит через раз и может лишь беспомощно обхватить чужие плечи, сжать рукава черной рубашки, пытаясь ответить на поцелуй и таять, таять от каждого прикосновения. Он издает тихий полу-вздох полу-всхлип, когда первый укус приходится на нижнюю губу, и мужчина слизывает выступившую каплю крови, а в его глазах кострище похлеще, чем в Аду, разгорается.       Черти приходят в восторг, они беснуются, заставляют сжать пальцы на боках мальчишки чуть сильнее, чтобы услышать такой сладкий болезненный стон и почувствовать, как подросток спасительно цепляется за плечи. Глупый мальчик. Наверняка, после такого обращения останутся синяки. Чертям это нравится. Шигео тоже.       И все же форменный пиджак старшей школы снимается с аккуратностью, пусть и падает секундой позже к их ногам, никому не нужный. Рюкзак валится там же.       Аратака едва дышит, когда нечеловечески горячие, — он чувствует это даже через плотную рубашку, — руки мужчины спускаются к ягодицам и рывком поднимают его, заставляя раздвинуть ноги, обхватить ими талию, прижаться вплотную, чтобы не осталось пространства. И, черт возьми, плавится. Горит от каждого прикосновения. Мальчишка держится ладонями за чужую шею, отвечая на поцелуи, подстраиваясь, губы саднит от укусов, а бедра ноют от слишком сильной хватки, но ему это кажется таким правильным, что вскоре в школьных брюках становится слишком тесно, и он начинает ерзать в чужих руках.       Шигео самому уже сложно, черти внутри мечутся, рвутся.       Ближе, ближе, ближе       И Шигео поддается.       Отходит от двери, удерживая мальчишку на руках, и в пару шагов преодолевает расстояние до ближайшего стола, роняя на него Аратаку.       Тот коротко выдыхает, когда ударяется затылком о столешницу, но боль быстро проходит, и Аратака хочет было притянуть к себе мужчину, но Шигео перехватывает его запястья и прижимает к столу, обездвиживая. Держит так крепко, что кажется еще немного, и на коже останутся фиолетовые отметины. Аратака дергает руками на пробу и немного испуганно смотрит на Кагеяму. И все же по телу проносится дрожь возбуждения, стоит поднять взгляд и увидеть глаза мужчины.       Он тонет в них, как в омуте. И хочется поближе к тому огню, к тем самым кошмарным чертям, которые страшнее живущих в Аду собратьев. И опаснее, в тысячи раз опаснее. Равно как и желаннее. Чертям Шигео он готов отдаться на растерзание без малейших раздумий, и от этой мысли он выгибается, как кот, вытягивает ноги, обхватывая ими чужую талию, пытаясь притереться, довести до грани. Когда уже нельзя будет остановиться, когда уже все равно, что скажут родители на то, что на Аратаке следы, оставленные кем-то, кто не смог сдержать своих чертей при себе.       Мальчишка плывет от одних только мыслей, потому не сразу понимает, что Шигео отпустил его руки, и те теперь держит невидимая глазу сила, придавливая к столу так же, как до этого сам мужчина. Сам же Кагеяма цепляет длинными пальцами подбородок Аратаки и заставляет изогнуть шею, наклоняется ближе, проводит носом по волосам, вдыхая аромат шампуня, ведет по скуле до шеи, легко касается губами кожи и останавливается, когда чувствует под ними неровный пульс. Черти облизываются плотоядно, а Шигео аккуратно целует бьющуюся жилку, сжав чужой подбородок немного сильнее, царапнув короткими ногтями по загривку, с удовольствием замечая, как сбивается ритм сердца.       И кусает вдруг так, что у Аратаки цветные огни перед закрытыми веками вспыхивают, и он громко стонет, выгибаясь то ли для того, чтобы уйти от прикосновения, то ли чтобы повторили. Это больно, это так больно, насколько же и хорошо, так хорошо, что хочется еще, больше, сильнее. Чтобы на чужих губах осталась кровь, а у него самого еще долгие недели полыхали яркими сине-фиолетовыми полумесяцами напоминания о сегодняшнем вечере. Он сжимает ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, а Шигео зализывает укус, целует мягко, пока мальчишка пытается начать дышать, и спускается несколько ниже, скользя губами по шее. Отпускает подбородок Аратаки и начинает, не торопясь, расстегивать его рубашку, пуговицу за пуговицей, целует приоткрытые губы.       Распахнув рубашку, он отодвигается, окидывая таким взглядом юношеское тело, что Аратаке неожиданно хочется прикрыться. Нельзя так на людей смотреть, тут даже самый уверенный покраснеет. А Шигео любуется, пока его черти видят перед собой чистое полотно, которое можно разукрасить как только пожелается. Еще сохранившее небольшую подростковую нескладность, но уже с проглядывающими благодаря спорту мышцами, тело Аратаки хочется пометить, испортить, присвоить себе.       Надавливая на кожу, Шигео проходится ладонями по ребрам, которые выпирают еще сильнее, когда мальчишка судорожно вдыхает, выгибаясь навстречу и прикрывая глаза. Сжимает бока, фиксируя, и наклоняется, чтобы впиться зубами в оголившееся, слишком светлое, слишком чистое плечо. Мальчишка дергается беспомощно в его руках, кусая губы, только ноги соскальзывают с бедер Шигео. Еще один укус в шею, рядом с ключицей, а следом и в нее. Мужчина удовлетворенно прикрывает глаза, вслушиваясь в тихие стоны и сбившееся, рваное дыхание.       Одна рука соскальзывает с бока вниз, к ремню, и еще дальше, прикасаясь к бугорку на школьных штанах, следя за реакцией на чужом лице, когда надавливает немного. Мальчишку подкидывает со сдавленным стоном сквозь закушенные губы, он словно бы старается свести колени, но Кагеяма, пожалуй, даже слишком резко убирает вторую руку с бока и прижимает бедро к столу. В пару движений расстегивает ремень и молнию, приспуская брюки настолько, насколько это можно. Касается четко очерченного сквозь белье возбужденного члена и смотрит на лицо мальчишки, наслаждаясь его реакцией. Казалось, что краснее румянец стать не может, но, ох, он стал.       Не снимая белья, обхватывает пальцами ствол и проводит по всей длине, смотря на то, как напрягается пресс, а сам Аратака откидывает голову, издав какой-то совсем уж непонятный звук. Дернув уголком губ, позабавленный такой чувствительностью, Шигео цепляет пальцем резинку белья и, оттянув немного, отпускает, и та несильно щелкает по коже. Мальчишка вздрагивает, вскидывая бедра.       А у Шигео взгляд на Аратаку, как на подопытного кролика. Черти хотят еще поиграть, попробовать укусить здесь, царапнуть там, посмотреть, что будет, если…       — П-пожалуйста, — выдавливает из себя подросток, смотря на учителя из-под полуопущенных век, изгибается, что становятся видны ребра, ведет бедрами.       Черти заинтересованы. Шигео склоняет голову чуть набок, едва слышно хмыкая, и все же стягивает белье. Обхватывает ладонью член и проводит пару раз на пробу, расмазывая по головке выступивший предэякулят.       Аратаку выгибает, он стонет, беспомощно дергая руками, и вдруг понимает что-то такое, что не может пока что сформировать в логичную мысль.       А Шигео наслаждается чужим безвыходным положением, двигая рукой, слушая протяжные стоны. И все же хочется узнать, что будет если…       Он склоняется над Аратакой, свободной рукой перехватывает его за горло, несильно сжимая, чтобы совсем немного перекрыть кислород. Чувствуя под пальцами учащенный пульс, слыша сбившееся, поверхностное дыхание, давит на горло и с силой кусает за шею, вгрызаясь в светлую кожу над ключицей и сжимая член в руке, доводя до грани в пару умелых движений.       Мальчишка стонет особенно громко, кончая в ту же секунду в руку Шигео, его выламывает, тело дрожит, содрогаясь в оргазме. Судорожно хватает ртом воздух и закашливается, стоит мужчине убрать руки и сдерживающую чужие запястья силу.       Шигео отходит на шаг, пока Аратака старается отдышаться, лежа на столе. Его грудь неровно вздымается, а сам мальчишка пытается незаметно вытереть невольно выступившие слезы. Касается самого последнего укуса и чувствует что-то теплое и мокрое. С трудом приподнимает наливающуюся тяжестью руку и в свете почти зашедшего за горизонт солнца видит кровь на пальцах. Из груди сам собой вырывается смешок, пока Аратака кое-как приподнимается и садится на столешнице, впериваясь взглядом в мужчину перед ним. Он может поклясться, что выглядит после всего этого сейчас просто ужасно, но Шигео смотрит на него так, будто ничего более красивого в жизни своей не видел. В черных глазах переливаются лиловые огни.       Аратака смотрит на губы учителя, перемазанные в крови и громко фыркает, все же отводя взгляд в сторону. Пока заправляет член в белье и застегивает брюки, медленно приходит осознание произошедшего и заставляет вернуться к тому мгновенному осознанию.       Он поднимает взгляд на Шигео, но почти сразу опять опускает на его губы и слезает со стола, чтобы подойти поближе. Рубашка не застегнута и испачкана из-за укуса, но он честно подумает об этом чуть позже. А сейчас Аратака подходит к учителю почти вплотную, вытягивает шею и неторопливо целует его в губы, слизывая с них свою кровь.       Чем тише омут, тем страшнее черти, но…       Чтобы успешно удерживать своих чертей при себе, нужно самому быть как минимум дьяволом.