Я сам себя вакцинирую

Белый кругляшок, который можно подбросить большим пальцем вместо монеты, да вот какая сторона бы не выпала, будет белой и совсем чистой, как свет, на который мы все стараемся не идти. Заглатывая белизну моего лица, я становлюсь на один шаг ближе к таинственному сиянию. Но что случилось бы, забудь я принять лекарство? Приблизился бы я к смерти, или с головой упал в ее объятия? Поверхность таблеток отполирована так, что видно отражение лампы. Скошенные края, борозда посредине заставляет думать, что ее можно руками разломать пополам. Приходится брать нож, давить, давить, продавить красную вмятину в ладони и раскрошить таблетку в порошок. Все равно я съедаю обе половинки. Горечь разливается по венам, и кажется, что они побледнели вместе с кожей. Взгляд перескакивает на стены, и я замечаю, что бледной стала вся комната. Говорят, что железо, которое окрашивает вены в голубой цвет, образуется в ядрах потухших звезд. Я не могу понять, гаснет моя комната, или я. Чья-то холодная рука касается моего лба. «…положено будет начертание на правую руку их или на чело их…» Теперь это тело причудливых микроскопических решёток. Они решат, покину я этот мир или умру. Как же легко стоить планы на завтра, когда его не может и не быть. Помнится, я хотел стать пилотом. Если бы мне, как этим несчастным детям с тремя месяцами, разрешили сесть в кабину лётчика, я бы ничего не почувствовал из-за ноющей и раскалывающей головной боли. На вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» я всю оставшуюся жизнь буду отвечать «здоровым», но никто не спросит. Рядом со мной нет никого, кто бы выключил режущую лампу. Никак не уснуть. А решетки кричат «не спать!» и последние часы жизни я смотрю в потолок. Паутину колышет ветер. Никогда не замечал в своей комнате потолка. Я слышу гул соседей и песни, хочу, чтобы так же весело проходили мои похороны. Никто не должен страдать — я делаю это за них. В дверь стучит Бог. «Как дела?» — спрашивает он, такой же бледный, как моя кровь. «Все хорошо», — отвечаю. Спустя минуту думаю, а был ли это Бог. Он снова заходит, уже без стука. Оставляет чай на столике и говорит «Поправляйся». Включился телевизор, я слышал новости. Все вокруг умирают. Я тоже умру, но лечиться надо. Головная боль прошла, и я вышел из комнаты. Квартира была пуста. Я открыл окно и снова обнаружил безлюдные улицы. Прошло уже три дня, и вся еда кончилась. Как и был в пижаме, я собрался пойти в магазин; вышел через входную дверь, и в мои глаза ударил яркий свет.