***
Он шел по ночному Токио, не зная особо, куда идет. Просто в комнате в квартире оставаться было невыносимо, и он чувствовал необходимость проветриться... если это поможет (что вряд ли). Начался дождь, было холодно, но ему было все равно. Разве может замерзнуть воплощение бога огня? Настроение было паршивое, хотелось сдохнуть, не было сил даже курить. В голове осталась единственная мысль - как же все заебало. Заебало быть Капитаном Россия, всем быть должным, оправдывать чьи-то ожидания, и этот статус супергероя давит на плечи так, что кажется, совсем рядом его могильная яма. Сколько можно? Он сжимает кулаки и жмурит глаза, когда кажется, что в глазах собираются дурацкие слезы. Мужики не плачут, это закон. А он не просто какой-то мужик, он, мать его, Капитан Россия... ему вообще нельзя испытывать эмоции. Он не должен. Ему нельзя... и так во всем. ЗАЕБАЛО. И эта операция в Токио, заведомо проигранная... зачем? Зачем они здесь? Чтобы исполнить волю правительства, что Россия везде и все контролирует, в погоне за Америкой? Как же заебали эти политические игры. Почему он? Он потомок, мать его, бога огня, почему он должен в этом участвовать? Почему Тору наплевать на холодные (и не только) войны Америки? Но ему нельзя наплевать... у славянских богов не было своего Асгарда, чтобы он мог сейчас туда сбежать. Так паршиво, что хочется в петлю. Заебало... спасать мир в реальной жизни не так красиво оказывается, как в супергеройских фильмах. И ладно бы, просто спасать... людей, простых людей, которым требуется помощь и защита, как на Ближнем Востоке. Он все понимал, он знал, ради чего все эти жертвы... Но Токио, Лондон, Париж, Берлин, Брюссель... ЗАЧЕМ? Что они хотят и кому доказать? Легион теряет доверие людей из-за таких вот вылазок... Так тошно от этого всего. Мне становится от людей больно, подарите мне крылья вольные... ничего вам не сделаю, кроме. Я устала дышать одиночеством, и одной под дождем стоять холодно, Подарите мне крылья вольные... отпустите меня к нему, больно мне. Только кто же отпустит? Статус Капитана и лидера Легиона означает ограничение свободы еще хуже, чем в тюрьме. Если бы он знал раньше... но что он может сделать? Он иногда думал, что еще чуть-чуть и он постарается выловить Локи в один из его приходов к Тору в Нью-Йорк по каким-то личным делам... и попросить его забрать с собой и оставить где-нибудь в холодном Йотунхейме или пустынном Свартальфахейме. Ей-богу, это будет лучше... он сдохнет от тоски, но так будет лучше. Для них обоих. Он знал, на что идет... конечно, знал. Наверно, так будет лучше... иногда лучше отпустить. Даже если так любишь, что хочется раствориться в нем. Но он птица со сломанными крыльями... он раненая птица. Зачем он ему? Так нельзя... и это гребанное "ты должен" всегда будет отравлять жизнь им обоим. Так разве не лучше отпустить? Как же хочется сдохнуть. Он был бы рад, если бы сейчас какой-нибудь любитель погонять сбил его. Насовсем. Это решило бы разом все его проблемы. Он таки-достает сигарету и курит... но никотин в этот раз не приносит облегчения. Становится еще паршивее. Он долго смотрит на дорогу, и шальная мысль залетает в голову... а что, если? Его рука сама лезет в карман, и холодных пальцев касается мягкий кашемир, на котором до сих пор остается тот самый запах... его запах. Знакомый аромат духов и смесь его запахов... вгрызается в горло и душит, душит, душит. Больно. Почему это все с ним происходит? Когда он успел так нагрешить, за что его наказывают предки? Я устала дышать одиночеством, и одной стоять по дождем холодно... подарите мне крылья вольные. Крылья... а может, пора? Чего ради продолжать терпеть дальше? Уже ей-богу сил нет... Куда там попадают самоубийцы после смерти? Или у славян свой рай и ад? Он смотрит на дорогу, стена из дождя тушит сигарету, одежда промокла, только шарф остается сухим у него в кармане и греет замерзшие пальцы... он сжимает его в ладони и смотрит на оживленную трассу, пытаясь представить, как это будет. Больно? Или смерть наступает настолько быстро, что даже не успеешь ничего почувствовать? А впрочем... он достаточно боли испытал за эти несколько лет, чтобы бояться этой, последней. Он докуривает сигарету, закрывает глаза и долго стоит у самого края дороги. Воспоминания хаотичным потоком атакуют голову, принося столько боли, что кажется, разорвет грудную клетку. Он обожал твои глаза, даже в последних муках, Он летел куда-то в небо, ты держала его руку, Не пускала его, плача, умоляя, чтобы остался, А он молчал так тяжело, ведь он тебе не признавался, Умирает, но будет и на небе любить, Что спасал твою жизнь, чтоб ты могла дальше жить, Он свою отдал взамен, ему несложно было это сделать, Глаза накрыло пеленой белой... Стой, оставайся со мной, Я тебя на землю люблю больше, чем в небе любит кто-то другой. Зачем уходишь туда, там холоднее и тише, Эти слова я кричу, ты никогда не услышишь... Знай, ты только не улетай... Прости мне все грехи мои, мою руку не отпускай. И мы любовь искали от начала до момента этого, Не плачь, я не чувствую - остановилось сердце... Сердце... чтоб его вообще вырвало из груди. Он одновременно и боготворит, и ненавидит это чувство, что сделало его таким слабым. Зачем? Супергерои не должны любить... это закон. Какая любовь у тех, кто рискует каждый день своей жизнью и знает, что где-то на другом конце планеты также рискует человек, за которого ты сам жизнь отдашь? Так банально... как в сопливых мелодрамах. Сдохнуть... единственное осмысленное желание, что осталось в башке. Он открывает глаза, картинка перед глазами плывет то ли из-за стоявших в них слез, то ли от того, что закружилась голова и накрыла слабость, он хватает ртом воздух и понимает, что теряет равновесие... он делает шаг на дорогу, в последний момент рука лезет в карман и хватает шарф, как будто эта спонтанная последняя мысль перекрыла страх перед неизбежным. Отпустите меня к нему, больно мне... Последнее, о чем он успевает подумать перед столкновением - ему не жаль его жизнь. Жаль, что не успел ему сказать... в последний раз. И серьезные голубые глаза-льдинки смотрели на него из темноты вместо ослепляющих фар, ставших для него последним светом. Да, и наступает рассвет... Он бы им всем показал, только его больше нет. Отчаянный крик пронзит тишину ночного города. А на асфальте останется фигурка парня, сжимающего в руке нежно-бежевый шарф, так крепко, что с трудом смогут расцепить безжизненные пальцы, чтобы его забрать и передать товарищам. И пронзительно синие глаза навсегда застыли вместе с утонувшей в них болью. Стой, оставайся со мной... Я тебя на землю люблю больше, чем в небе любит кто-то другой. Больно. Женя, зачем? Зачем, твою мать? Кому ты сделал лучше??? Мне? А ты подумал, как мне жить с этим всю жизнь??? Господи... да за что мне это все? Как мне жить теперь... дальше? Ненавижу. Ненавижу эту жизнь... и тебя за то, что оставил меня. Я привык, что в моей жизни было много боли... с самого начала жизни я с ней жил. Потом война, мама и Баки... я думал, что очнувшись через 70 лет в новом мире, я смогу переступить через свою боль и смогу наконец жить. Были потери... потом появился ты. Я не думал, что еще раз смогу полюбить... любовь казалась не для меня, просто не для моего образа жизни. Когда ты отвечаешь за жизни других людей и каждый день рискуешь собой... как-то уже не до любви. Я знал, на что иду. Это было вдвойне сложно - ведь ты тоже рисковал, и я порой долго не мог заснуть из-за страха за тебя. А вдруг с тобой что-то случится, где я буду в этот момент? Я заставлял себя терпеть, я привык быть сильным. Я не мог позволить себе дать слабину. Я знал, что тебе тоже тяжело... но ты все решил за нас двоих. Господи, зачем? Я бы понял, если бы ты решил поставить точку... было бы больно, но я бы справился. Но я не знаю, как жить в мире, где нет тебя. Просто не знаю. И ты его помнишь навеки как человека, Он любил***
Слепит яркий свет фар, он слышит лязг тормозов и громкий крик кого-то из прохожих, жутко кружится голова, сознание уходит и он чувствует, что теряет равновесие... Последней мыслью перед отключкой было - я не успел ему сказать... затем ему кажется, что чья-то рука хватает его за шиворот и тянет его с дороги на себя, и... тишина. - Женя, зачем... - Слышит он сквозь забытье знакомый тихий голос совсем рядом. - Придурок, я же люблю тебя. Не смей умирать, просто не смей... я же тебя сам убью, если ты это сделаешь... Господи, зачем ты это сделал? Если бы я только знал, что в твоей дурной башке, я бы тебя вообще из дома не выпустил, и плевать мне на ваше правительство... и на наше тоже плевать... Боже, только не умирай... Он открывает глаза и видит вокруг себя слепящий белый свет больничной палаты, его рука перебинтована, но кажется, что не считая этого он остался целым. Он по-прежнему чувствует давящую слабость, кажется, что тяжело даже голову повернуть, а взгляд с трудом фокусируется на мигающей лампочке прямо над ним, в груди непонятная тяжесть, будто тисками сковало грудную клетку, болит голова и вообще он чувствует себя как труп. Интересно, что с ним произошло? Почему он нихрена не помнит? Кроме слепящего света фар... стоп, его что, машина сбила? Тогда почему он живой? Что за хрень с ним произошла? Он помнит, как потерял равновесие и ступил на дорогу, помнит, как ослепили фары и послышался лязг тормозов, чья-то рука его вытащила обратно на тротуар, а дальше... Тишина. Стоп. Стив? Он наконец с трудом переводит взгляд на человека, что сидит рядом с ним на неудобном стуле, чуть свесив голову, и кажется, спит. Вот же блять. Ему стало дурно. А он-то как тут оказался? В Токио-то??? Он собирает остатки сил и с трудом садится, морщась от боли в ребрах и пульсирующей боли в висках, и долго смотрит на него. Это очень странно. Как он оказался рядом в тот момент, когда он сам готов был ступить на эту трассу? Он хотел, черт побери, сдохнуть, и это было осознанно. Но на дорогу ступил больше случайно, чем осознанно, а потом появился он... если у него есть ангел-хранитель, он ему обязан жизнью. Погодите-ка... если у него есть собственный ангел, то он знает его имя. Господи... какой же он идиот. Да как он вообще об этом мог подумать? Блять. Он бессильно падает назад на подушку и закрывает глаза. Казалось, кошмар, продолжающийся в его жизни, никогда не закончится. Но он ведь не всерьез думал покончить жизнь самоубийством... как он мог оставить его одного здесь? Господи. Он сто раз уже думал, что не заслужил его, не заслужил его любви... и вот он это еще раз подтвердил. В голову закралась мысль - что бы чувствовал он сам, если бы на его глазах погиб тот, ради кого он сам отдаст жизнь. И сердце сжалось... это чертовски больно. Об этом невыносимо больно даже думать. И он мог так с ним поступить? Какой он же он конченый идиот. Прости... прости меня. Я не могу без тебя. Я идиот. Я люблю тебя. Он переползает на середину кровати и свешивает ноги вниз, тело сопротивляется стольким движениям сразу, но боль и вина, что сжимают его грудь, оказываются сильнее. Он роняет голову ему на грудь и сжимает его руки в своих, шепчет какие-то слова извинений, чувствуя, что это такое пустое... шепчет что-то о любви, чувствуя, что не заслужил. И сухие слезы режут глаза... Господи, как же гадко-то. Женя, зачем? А действительно? Он чувствует, что еще немного и всерьез расплачется как девчонка, прячет нос у него в свитере и слышит такое родное биение сердца в его груди. Подарите мне крылья вольные, отпустите меня к нему... больно мне. Он не сразу замечает, как он осторожно высвобождает ладони из его рук и легонько обнимает его, гладит по спине и по волосам, шепчет что-то успокаивающее, прижимает к себе сильнее. И в его руках он забывает обо всем на свете... это так привычно и так... больно. А он одним шагом мог разрушить и свою жизнь, и его. Просто потому что показалось, что больше так не может. Господи... Женя, зачем? Разве оно стоило того? Ты же его больше жизни любишь. Разве можно так поступать с человеком, ради которого бьется сердце? Даже если очень больно? - Прости меня... я идиот, я... - Ничего не говори... это ты меня прости. Я должен был быть рядом, и мне страшно представить, что было бы, если бы я не успел. Ты такой дурак... - Я знаю... прости. - Если ты еще раз выкинешь что-то подобное, я клянусь, я тебя таки-пристегну наручниками к батарее... сбудется наконец твое желание. - Я почти согласен... - он слабо улыбается. - Если ты будешь сидеть возле этой батареи со мной. - Буду. Потому что я больше не отпущу тебя от себя... дурака ты кусок. - Дурак... знаю. Но зато твой. - Если ты думаешь, что это тебя оправдывает - ты ошибаешься. Но ты прав, потому что я тебя никому больше не отдам. Никогда. - Я знаю... прости меня. Я... я люблю тебя. - Я тебя тоже. Никогда больше так не делай. Я не смогу жить без тебя. Женя сдвигается на край кровати, из-за природной худобы и последних событий он кажется еще меньше и тоньше, что Стив легко помещается рядом с ним. Он тоже устал, не спал несколько дней, пока Женя не очнулся, но его состояние кажется сущей ерундой по сравнению с тем, что он испытал. Что они испытали. Женя еще очень слабый, он сворачивается клубком под его рукой и проваливается в сон, пряча нос привычно у него в свитере. Стив осторожно прижимает его к себе, гладит по голове и не верит, что не успей он на какую-то жалкую секунду - и держал бы он его руку совсем в другом месте. И думать страшно, что он мог его потерять. Совсем. И это даже не самая длинная разлука в их жизни... это очень страшно. Он не хочет больше это испытывать. Он ощущает его тепло, а сердце сжимается в стальные тиски... и в первый раз в жизни, самый сильный человек в мире не может сдержать слез. Не стыдно плакать, когда едва не лишился самого дорогого в этой гребанной жизни. Он осторожно целует его в висок и зарывается носом в его волосы, ощущая такой родной запах малинового шампуня и каких-то пряностей. И не верит... не верит, мать его, что этот идиот чуть было не шагнул под машину, наверняка из-за большой любви к нему. Зачем, Женя? Какой же ты идиот... но я так тебя люблю. Наверняка я заслужил такое наказание, как ты... но это определенно самое лучшее, что мне послали небеса за всю мою долгую жизнь. И я не смогу без тебя жить. Люблю тебя, придурок. Мой придурок.***
Тишины, тишины хочу... Тишины, в молчании сколотом. Легким ветром вольно пролечу Над крестами, покрытыми золотом. Тишины хочу, чтобы допьяна, Тишины, и не жаль память стертую, Чтобы осень листьями желтыми... Мне накрыла душу распростертую. ...никогда больше так не делай. Потому что в следующий раз ангел-хранитель может не успеть. А ты подумал, что чувствует ангел-хранитель, когда его человек сам отдает себя в объятия смерти? И плачут небеса, потому что теряют сразу обоих... Никогда так не делай. Потому что твой ангел любит тебя так, как может любить только он. Больше жизни, больше неба, больше матери, больше Бога. Цени, что имеешь... Не делай так.