катя знала, что это случится, еще до того, как оно случилось на самом деле: волны поднялись к небесам и опустились, упали на землю.
и ее маленький город ушёл на дно.
за пару дней до крушения, до погружения, птицы пытались жить. они бились о стены и залетали в открытые окна. на закрытых чертили кровью полосы.
вся катина улица была в перьях. она шагала по ним, и они были облаками. катя не была ангелом, чтобы представлять себя такой, это получалось само. она шагала, они летели и терялись о ее ноги, а потом опускались в грязь. порыв — зажать нос пальцами и с закрытыми глазами рвануть вперед, где видно землю хоть чуть-чуть.
порыв — упасть и зарыдать, папа, где ты.
за пару дней до крушения звезды сыпались с неба, ломали хребты рисункам. катя сидела у дерева в саду, фонарик дрожал в ее руках, и ей (боже, что происходит) так хотелось спрятаться и никогда никого не встречать. катя хотела закрыть глаза и увидеть маму в синем сарафане и папу с мячом в руках, но в городе будто не было никого.
кроме сошедших с ума птиц.
за пару дней до крушения ее любимая кошка пропала: терлась сначала о ноги, беспокойно металась из комнаты в комнату, кричала, а потом — совсем неожиданно — умолкла.
вышла на улицу, села у двери и замерла.
она не вернулась к обеду, пропустила ужин, и катя, забеспокоившись, натянула дрожащими руками на ноги резиновые сапоги. сапоги были ярко-желтыми, почти новыми, она любила их больше, чем любую свою обувь. хотя бы потому, что в них можно было ходить по лужам (не сейчас, подумала катя, сейчас опасно).
она казалась себе слабой и старой, у нее почти не получалось ровно стоять. что-то давило ее, как неосторожный шаг давил муравья.
если бы у кати не было дурного предчувствия, она бы осталась дома., но предчувствие было. терлось о ладони и кусало за уши. мальчик из шкафа в прихожей недовольно зашипел: куда ты идешь, идешь куда, глупая, на гибель идешь.
он чувствовал недоброе и дверцу захлопнул у нее перед носом. чуть пальцы не прищемил.
кошка чувствовала недоброе и не вернулась.
катя ушла за ней в ночь.
было не понятно, что хлюпало под ногами — кровь или следы дождя, и ветер холодный грыз кончики ее волос. катя хотела закричать, чтоб он остановился, но не решалась. голос прерывался на самой тихой из нот, она не могла будить соседей — маме бы не понравилось.
тогда в ее ладонях (впервые за долгое время, года за три) вспыхнул голубой огонек. слабый и тощий, он исчез от одного ее дыхания, но через пару шагов появился вновь. когда пропал совсем, катя уже знала, куда ей идти, но побежала в другую сторону. быстрее, быстрее,
быстрее. огонек не оставил следов, но оставил понимание. оно зародилось недели назад, сидело в ее груди и иногда перекатывалось к переносице, но не оставляло. катя лежала в темноте и смотрела в потолок, а оно шептало еле слышно, грустно., а сейчас оно кричало, вопило, выло. катя в опасности, мама в опасности, весь город в опасности, потому что
вода уже близко.
катя ворвалась в дом, дверь хлопнула-вскрикнула за ее спиной, и мальчик в шкафу недовольно завозился, уронил пару коробок. катя замерла у порога на секунду, думая, сбросить сапоги или сразу закрыться в ванной, и решила все-таки сначала сбросить. мама бы оценила.
оказалось, под ногами хлюпала грязь. катя вздохнула облегченно, ей нравилось птицы, но она потеряла кошку. это было плохо, очень плохо, и катя бы взорвалась от жалости к ней и к себе, если бы не происходило что-то странное.
она передумала идти к ванной (слишком далеко) и забралась в шкаф.
— подвинься!
у мальчика в ее шкафу не было имени и семьи, и катя с радостью предложила ему поселиться у себя. он не был разговорчивым, у кати обычно дома пусто и тихо, так что… да, это было выгодно обоим. катя любила молчать, мальчик любил ее шкаф. один раз он даже рассказал ей, почему пришел и остался, и где его родители, и кто он такой. и что это большая тайна.
темнота уперлась ладонями в ее лопатки, но кусаться не стала. катя закрыла глаза, так будет лучше, лучше будет, ничего не случится, если я
не буду смотреть, подумала катя. чужие руки скользнули к ее лицу. пришлось моргнуть.
если катя умрет, если мир разрушится, это будет его вина!
мальчик грустно посмотрел на нее из-под длинной челки. он молчал, молчал долго и упорно, но катя видела, что он понял.
поняла и сама катя: в шкафу не спрятаться.
(мальчик пытался не одну сотню лет)
катя решительно распахнула дверцу (мальчик из шкафа спрятался за маминой старой шубой) и вылезла наружу. громыхнуло, у нее сердце будто через соковыжималку прокрутили, а сок по полу разлился некрасиво. что же делать, что же делать, катя хотела спрятаться опять, но она была уже взрослой девочкой, да, взрослой девочкой, а взрослые девочки не боятся грома и всякого такого.
мама не приходила домой уже неделю. кате оставалось ждать и надеяться, а не спасаться бегством, так что она пошла в кухню, поставила чайник (когда море опустится, будет ли еще существовать чай?) и залезла на высокий стул. папин, подумала катя, он раньше тут сидел. мама не приходила домой неделю, папа — третий год, он не звонил, не писал и не поздравлял ее с праздниками. иногда катя думала, что это из-за того, что он не знал про огоньки в ее ладонях.
иногда — что ушёл как раз из-за того, что о них знал.
катя спрыгнула на пол, открыла холодильник (тот облегченно выдохнул) и нашла шоколадку. у кати дрожали руки, она хотела в кровать и под одеяло или к мальчику в шкаф, но у нее было много работы. например, выпить чай или почистить зубы перед сном.
зачем чистить зубы, подумала катя, если море (рядом с ее городом не было моря, не было даже реки, если честно, но она чувствовала, что вода будет соленой, точно, так и будет, катя очень хотела на море, и море решило прийти к ней само) всех укроет?
чай сгорел ее горло; захотелось смеяться долго, тягуче. катя взяла кружку в свою комнату и поставила рядом со стопкой учебников. ей нужно сделать домашнее задание, чтобы никто на нее не ругался. если она будет хорошо учиться, море передумает топить их?
если она будет хорошо учиться, папа придет домой?
///
птицы были первым знаком, огонь в ее ладонях — вторым (он даже не грел, а кате было так холодно в эти одинокие весенние ночи). потом пришли дожди. бесконечные и долгие, они залили лужайку перед домом и маленький огород.
вода падала на землю так долго, что заточила три первых ступени крыльца уже к четвергу, а в пятницу катя не пошла в школу.
не поплыла, точнее.
она боялась, что мама будет кричать или что папа вдруг позвонит и скажет, как сильно он в ней разочарован, что из-за нее он ушёл, что это она его позорит, поэтому схватила бледный зонтик и выскочила на улицу. вода хлынула в дом, пробежалась по паркету и толкнула папин стул. кате пришлось остаться и до половины десятого драться со слезами и дождем. и водой. ее было так много, что не хватало тысячи маминых кастрюль, чтобы вместить ее. приходилось открывать окна и лить на улицу, лить и лить, пока оставались силы.
еще немного, подумала катя, и мне придется искать новый дом. ей этого не хотелось, и она с усердием мыла окна и посуду. нужно было делать хоть что-то, чтобы море их пожалело.
но у него, у моря-из-пустоты, сердца, к сожалению, не было.
поэтому когда в три часа ночи она открыла глаза, все было уже не так. мальчик из шкафа стоял у ее кровати:
— шубы намокли! — с ужасом прошептал он. — и обувь намокла, все намокло!
(для него это было ударом)
прямо над его головой проплыла старая соломенная шляпа (ее кате купила бабушка), и катя поняла, что это уже произошло. море подпрыгнуло, затряслось и наступило своей огромной ногой на их город. или только на катин дом?
что, если море решило прийти только к ней, а она, как очень плохая хозяйка (мама бы не одобрила), даже не открыла ему дверь? но с его стороны было очень некультурно пробираться в дом без разрешения.
катя села на кровати, ее движения стали медленными. и она совсем-совсем не понимала,
как это она все еще дышала?
мир вокруг не был туманным, размытым, он просто стал совершенно другим и в то же время оставался прежним. катя сползла на пол, простыня поднялась над матрасом, и ее пришлось придавить подушкой.
у этого нового было много секретов, с первым катя хотела разобраться раньше остальных — везде ли это? но мальчик из шкафа страдал, его нужно было успокоить.
— все хорошо, — катя сжала его плечо, — это же не ты виноват.
не помогло, со временем он привыкнет.
катя проплыла по лестнице в прихожую, через кухню и столовую. когда коснулась ступнями травы, поняла, что море обосновалось рядом с нею конкретно. с нею.
и с десятками тысяч других.
было темно (всего три с лишним часа ночи), и катя вдруг с испугом подумала, что все это могло быть сном.
а как же
свет?
///
никто ничего не заметил.
катя глянула на свои ладони спустя пару дней, но огонь не появлялся. он и раньше пропадал, надолго, и всегда был слишком слабым, но происходило же что-то странное…
после папиного ухода он не появлялся три года.
а потом вдруг вспыхнул среди ночи, чтобы сказать, что они все утонут, погас тоже внезапно, резко и навсегда (и спустя десятилетия катя не чувствовала покалывания в руках, иногда только — мельком и по-детски).
никто ничего не заметил: соседка вышла во двор и уселась на кушетку, почтальон развозил утренние газеты, как и сотни раз
до этого. мальчик из шкафа не переставал ругаться, но ему было лучше.
и только через неделю, когда на пороге, пошатываясь от усталости, возникла мама, катя услышала в новостях о необъяснимом явлении. катя прижалась к теплому маминому боку и уснула на диване.
люди не паниковали, не собирали вещи и не булькали моторами автомобилей. цифры в катиных школьных тетрадях не расплывались, электричество не пропадало. их город был лучше всех, и катя любила его еще, еще больше, чем раньше.
///
солнечные лучи вяло лизнули катины ноги. она была в самой высокой точке, выше некуда, правда, и ловила остатки воспоминаний. солнце не заглядывало к ним неделям и месяцами, приходилось перехватывать его на крыше, где течения сливались в единое и холодное. оно ломало катины волосы.
катя (далеко) не впервые подумала, что это их (далеко не) новый ветер.
шаг, еще шаг, и она у края. в их городе не водились акулы. рыба вообще редко выплывала из обычных лесов. катя постучала в треснувшее офисное окно. ей не открыли, естественно, хотя она заметила, как что-то густое прильнуло к противоположной стене.
это мог быть домовой или маленький затерявшийся тигр, иди это кто-то, кто любит пустые квартиры? катя постучал еще раз, и еще. если там кто-то есть, решила она, то пусть выходит.
течение толкнуло катю в плечо, и она вдруг вспомнила, что мальчик из ее шкафа простудился, что она обещала раньше прийти домой и посидеть у дверцы.
может, они даже поговорят.
— эй, я еще вернусь, — пригрозила она темноте за стеклом.
ей нужно было спешить.
катя училась хорошо, но ее не пожалело ни море, ни папа. зато у кати были вечно исчезающая мама (обычно с пакетом апельсинов) и мальчик в шкафу, и тысячи новых-новых идей. у кати было много дел и занятий, но иногда вечерами она смотрела на телефон и ждала, что вот-вот, прямо сейчас, ну давай же…
но папа не звонил, а ей.
ей было, чем себя занять.
///
чай, кстати, пить больше не получалось.
