exam.

      Уён с самого утра на нервах без мыслей хоть о чём-то кроме проклятого математического анализа. Первокурсник изгрыз весь карандаш, то и дело окидывая отсутствующим взглядом своих не менее омертвлённых однокурсников с высоты подоконника. Злобной уборщицы на бунтаря не хватает, далеко бы летел с насиженного места.        «Говорил же папа: мехмат - не твоё это, оболтус!» – допинывал он себя в мыслях, как будто других факторов для самобичевания мало. Не радовало даже греющее спину солнце, так и облизывающее широкими мазками рисунок розы на толстовке.       Наверное, всё же не стоило прогуливать пары ради «успеем до шести и текила по скидке, бро»; как и спать на задних партах после ночного марафона с очередным ремейком skam. Юная душа всё рвалась к свободе, за что сейчас расплачивается неделей без сна. Бедный парень, предпочитавший сложным формулам кровать, страдает сейчас явно за дело.       Он скрывается от надоедливого солнечного света глубоким капюшоном, проговаривая под нос: — …проходящая через P, что множество M лежит целиком в одной полуплоскости…       В таком скрюченном положении, прижав колени к груди, Уёна находит никто иная, как собственная совесть.       Пак Сонхва – это лечь спать раньше часу ночи, взять на обед в столовой не только кофе с булкой, а по выходным фильмы с охапкой сухих завтраков вместо вредных чипсов (хотя Уён не перестаёт делать попытки склонить старшего согрешить с Pringles). Чон считает его своей совестью заслужено, ведь старший всегда задаст вектор в правильном направлении. Даже сейчас, когда младший душит себя за все те прогулы, Пак прогуливает психологию и приходит поддержать.       С посеревшего с отсутствием сна лица снимают капюшон, затем мягко находя горячим рукам место на щеках отчаявшегося страдальца. — Чего прячешься от солнца, дурак? — теплом обдаёт уже не только от рук - где-то внутри становится чуточку теплее, спокойней. Личный антистресс от любых невзгод.       Уён зеркалит солнечную улыбку – может, не так ярко, но в ней чувствуется явное облегчение в столь напряжённой для него обстановке. — Ощущение - как будто глаз прошибает тысячью иголок, — морщится, продолжая изворачиваться в чужих руках. Сонхва всё норовит рассмотреть излюбленное лицо со всеми синяками под глазами да пробившейся щетиной. Вечно он так, как пропадает в делах с горящими сроками, ни поест нормально, ни побреется, хотя знает, как это Паку не нравится. — Мы слишком редко видим солнце этой зимой, стоило бы ценить эти минуты.       Первокурсник всё елозит, недовольно щёки надувая, совсем позабыв, зачем пригрел зад над этой подоконной батареей. Вечно так – слишком легко отвлекается, а как спохватывается, так уже поздно. Сейчас же торопиться некуда, придётся справляться с тем, что есть в этой ветреной голове.       Пак тем временем технично соскальзывает ладонями на шею, мнёт напряжённые мышцы, пока Уён под лаской разве что не мурчит. Потом скользит на рёбра, и тогда-то на весь коридор раздаётся сначала визг со смехом, а потом не менее громкое: — Йа! Это что ещё за приём?! — теперь смеётся уже старший, пытаясь удержать взбодрившегося подростка за руки. — Зато ты сразу такой бодрый, — едва Сонхва успевает ответить, как из аудитории выглядывает преподаватель. Упс. Уничтожительный взгляд в их сторону не сулил ничем хорошим перепуганному студенту, явно. Она просит заходить по десять человек, после чего снова исчезает в дверном проёме, словно и не заставила секундой ранее одним появлением замолчать три десятка учащихся. — А теперь так же, как ты изворачивался на этом подоконнике, изворачивайся на её вопросах при защите, — первокурсника с вернувшимся ужасом в глазах сдёргивают с насиженного места, тут же ободряюще похлопывая по плечу. — Давай, быстрее сдашь – быстрее доберёмся домой, а там, между прочим, моя младшая сестра с твоими любимыми пирожными наедине. — Ни слова больше.       Уён так порвался в первый заход, разве что пятки не сверкали, стоило лишь сказать ему о награде.

За пирожными всегда следовали самые долгие поцелуи.