Alive

      Коннор ощутил, как начал просыпаться. Протёр лапками глаза, стирая осевшие пылинки. Он лежал на белом полу. Но в удивительно тёмном месте. И было непонятно, откуда именно брался свет, ведь себя Коннор прекрасно видел, а вот окружение, словно заволокшее чёрной дымкой — нет. Он осторожно встал, сложил коготки у пушистой груди, опустил настороженно усики, нерешительно оглянулся, не понимая, что это за место и как он сюда попал. Он хотел было кого-то позвать, но в горле будто бы першило, и он оставил эту мысль. Может быть, ему стоит пойти куда-нибудь? Поискать кого-то?       Он сделал несколько шагов, но тьма не окружала его. Она словно бы находилась на расстоянии, но закрывала всё вокруг, как если бы вокруг Коннора была прозрачная стена в форме цилиндра, отгораживающая дымку от него. Он несколько раз обеспокоенно вздохнул, не зная к кому обратиться. Может быть, это снова тесты? Коннор чувствовал лёгкую неприятную тревогу в груди, хотя не видел перед собой угрозы.       По полу раздались вибрации. Одна. Ещё. Третья... Шаги. Тяжёлые, массивные. Пугающие. Особенно для такого хрупкого создания. И вдруг из тьмы вынырнула крупная когтистая лапа... Нога. Красная с чёрными круглыми когтями.       Коннор затрясся в испуге и поднял голову, а затем изумлённо в мыслях охнул: «Гэвин!»       Перед ним стоял невиданных до этого размеров змей. Больше самых исполинских и древних деревьев, которые только знал Коннор. Он ощутил в себе прилив тёплого спокойствия, и вся тревога отступила. Он радостно помахал лапкой, и Гэвин медленно улыбнулся с высоты в ответ. И всё с той же улыбкой он наклонился вниз к мотыльку, топтавшемуся на месте, занёс над ним свою огромную ладонь, накрывая тенью.       «Гэвин?..»       Его когти аккуратно взяли по бокам Коннора и подняли наверх так неожиданно и быстро, что тот ничего не понял, и его сердце вновь испуганно мелко заколотилось. Он жалко повис в воздухе, сведя брови и непонимающе глядя в большие рептильи глаза.       «Знаешь, о чём я давно мечтаю?» — вдруг гулко спросил Гэвин.       «Нет», — непонимающе ответил Коннор. Ему осклабились.       «Съесть тебя».       По спине пробежал холодный озноб, и мотылёк беспомощно хотел махнуть крыльями, но их пережали. Он только мог стрекотать и вяло барахтать в воздухе своими лапками. Наружу пополз склизкий раздвоенный язык, который дотянулся до гладкого живота Коннора и мягко лизнул белые пластины тергита, как обычно иногда делал Гэвин, лаская его во время их свиданий. Несмотря на ужасающее волнение, тело неизменно отозвалось. Щекотно. Это всё так же щекотно и приятно. Похоже на игру. Точно, Гэвин ведь часто шутил, что съест его. Это шутка. Не нужно бояться. Язык вдруг целиком прошёлся по телу, заставляя застыть. Коннор не мог зажмуриться, и всё это вызывало в нём настороженность — видеть вообще всё. Он переждал и утёрся лапками. А после...       Широкая пасть открылась, вытянулась, растягивая мягкие ткани по щекам, выдавливая из-под нёба наружу крупные клыки. Когти, державшие за бока, направили мотылька на высунутый мокрый язык, с которого стекала голодная слюна. Коннор почему-то совсем не сопротивлялся. Ведь если это Гэвин — это игра — не нужно бояться. Всё в порядке. Коннора положили животом на язык, чтобы не стряхнуть хрупкую пыльцу, а он позволил себе устроиться удобнее, разложившись и изумляясь таким большим размерам, под одобрительный низкий рокот из глотки. Он смотрел на эти белоснежные загнутые клыки, что сейчас были больше него самого, и испытывал жертвенный, отчего-то приятный трепет перед ними и одновременно восторг. Язык постепенно уходил обратно в рептилью пасть, и Коннор свёл брови домиком, надеясь, что всё будет хорошо. В сравнении с такими исполинскими размерами он выглядел ничтожно маленьким, беспомощным, как изящная крохотная фигурка, которую сломает любое неосторожное движение. Однако даже так он всё равно не пытался сбежать. Он по наитию схватился за клыки, когда целиком оказался в растянутой пасти и почувствовал, как горячий мягкий язык волнами задвигался под ним. Его не пытались проглотить, утянуть ещё дальше, но это походило на какой-то аттракцион. Вверх-вниз, вверх-вниз. От груди до брюшка.       Коготки сжались на клыках крепче, когда Коннор заметил внизу знакомое жжение, поджал рот. Он не показывал этого, но такие знакомые движения ему стали напоминать то, что Гэвин делал с ним. И в такой ситуации почему-то это казалось совершенно неловким, неуместным... но Коннор молчал и позволял всё равно языку скользить под ним, перекатывать, и чем дальше — тем сложнее сдерживаться.       Его маленькое тело посчитало ситуацию весьма уместной и однозначной для того, чтобы раскрыть конец брюшка, выделяя из него токсичный вязкий секрет. И, кажется, Гэвин заметил странный привкус на своих рецепторах. Он хмыкнул в нос с явной усмешкой в тоне, вытащил язык и посмотрел на мокрого от слюны взбудораженного мотылька, который с мелкой дрожью оглядывался на него из-за плеча.       «Ты, правда, можешь съесть меня?..» «Могу». «...тогда сперва насладись мной.» «Хорошо», — благосклонно согласился исполнить просьбу Гэвин и развернул кроху на спину. Раз того собрались съесть — можно больше не беспокоиться о крыльях. Коннора втянули в пасть и продолжили перекатывать, смаковать. В нём не возникало желания сбежать, он совершенно не боялся Гэвина. Наоборот. Наконец-то между ними пропадала та всегда разрывающая их межвидовая пропасть.       Наконец-то Коннор мог стать его частью. Буквально.       Он стеснённо поджал голову к мокрому воротнику из хитина, держась за клыки и смотря в чёрную бездонную глотку, приятно елозя по языку и назойливо потираясь брюшком о него, размазывая в слюне собственный секрет. Из утробы слышались сдержанные рыки, будто Гэвин старался не быть внезапно резким и пугающим и вместе с мотыльком ощущал схожее томное, трепетное желание. В его пасти тепло, мягко и влажно. Чешуйки с крыльев тут же мокли и осыпались с каркаса крыльев, но это больше не имело значения.       «Пожалуйста, скорее...»       Не понимая, о чём именно просил, Коннор зудел нагревшимся гладким до брюшка телом и цвиркал, желанно прижимаясь к острым ядовитым клыкам, чтобы его случайно не проглотили, позволяя кончикам языка себя облизывать. Его практически пережёвывали, но центрировано, не кусая и не размалывая в хитиновую труху. Быть в пасти любимого хищника столь же волнительно и тревожно, сколь будоражаще и безудержно сладостно. С усиков стекали капли слюны, а Коннор лежал в собственных чешуйках и её вязких сгустках, раскинув ноги и истекая секретом из готового брюшка. Его периодически подпирали к нёбу, и он мог прикоснуться к ходам клыков, но не трогал их, чтобы случайно не задеть нежные ткани полости своими коготками.       Ещё немного... Осталось совсем немного до самого конца.       «Гэвин... Гэвин, больше не могу... Пожалуйста, сделай это вместе со мной...»       Коннор отпустил клыки.       Его крохотное тело в очередной раз перекатили по языку с чавкающим звуком, обволакивая в слюне, подпёрли к нёбу. Горячее тело затрещало от перевозбуждения и накала, предчувствуя конец. Перед лицом бездны Коннор стиснул острые зубы, понимая, что остался только один толчок до того мига, как он наконец станет полноценной частью Гэвина. И отдался во власть этого щекочущего в груди ощущения, видя перед глазами только тьму и ощущая накатывающее всё сильнее и сильнее чувство эякуляции, граничащего со страхом перед небытием и неизвестностью.       Одно движение языка — и он забился в оргазменном стрекоте, скользя по корню вниз. В глотку хищника.       В ничто.       В единение.       Перед сознанием вспыхнул резко болезненный для глаз свет. Коннор резко дёрнулся и осмотрелся, напрягая зрение. Всё та же камера, те же скучные стены, большое стекло. Голова слегка кружилась, а внизу тела всё казалось тяжёлым. Крылья за спиной совсем не мятые и целые. И усики не мокрые. Коннор прижал лапку к пушистому воротнику и беспокойно вздохнул. Однако он посмотрел вниз и заметил, как из полураскрывшего брюшка выглядывали две слегка напряжённые корематы. В груди томилось такое необычное, такое приятное чувство... Испытывая перед самим собой стеснение, он вяло ото сна зашевелился.       — Хэй, насекомыш, я вернулся! — Весело ворвался в камеру содержания Гэвин, сменив напарника, посмотрел на мотылька — и замер на пороге. Язык в рефлекторном жесте показался наружу, пробуя воздух.       Коннор пристально следил за ним. В какой-то мученической манере, изнурённо свёл брови и разложился на спине, молча приглашая к себе.       Гэвин усмехнулся бы, если б мог.       — Иди к папочке.