Красота чудовища

      Иногда я просто люблю наблюдать. За обшарпанными стенами и тем, как по ним чёрствым снегом сыпется старая штукатурка. Как скрежет неправильно постеленного пола смешивается с возгласами толпы студентов. Но больше всего я люблю наблюдать за ней.       За бледными руками и двумя толстыми серебряными кольцами на указательном пальце. За неправильными, но притягательными чертами лица. За тонкими губами, кажущимися лишь на полтона темнее светло-розовой стены кабинета, ведь помада явно не подходит бледному оттенку кожи… За плавными, но в какой-то степени дикими и неестественными движениями.       В каждом человеке есть своя доля тайны, и видно её у всех по-разному. Кто-то часто молчит, чтобы не выдать своих главных секретов, а кто-то наоборот говорит слишком много. Некоторые же достигли золотой середины. Например, она.       Любящему всегда держаться тени существу вроде меня не стоит рассчитывать на снисхождение такого видного и авторитетного человека, какой является она. Но иногда стены знают больше, чем мудрейший из нас.       Я волком брожу по коридорам в самый поздний час. Охранник не должен навести на меня своего фонаря. Крадусь к секретарской, где покоятся досье на всех преподавателей. Вынюхиваю посторонние запахи в этом злосчастном коридоре и, наконец, вставляю в замочную скважину дубликат нужного ключа.       В кабинете холодно, и лишь ледяной, но потому и обжигающий пот ручьём бежит по телу. Я вынимаю из ящика папку с её инициалами. Защищено три диссертации. Пять интернациональных проектов с ведущими университетами Германии и США. Докторская степень всего в 31 год. Я захлопываю папку и перевожу дыхание. Кажется, чувство её превосходства надо всеми возбуждает сильнее, чем молочно-белая кожа и светлые, словно копны молодой пшеницы, волосы.       25-я Авеню, блок 45, дом 16, квартира 7. Именно туда я направляюсь сегодня. Через чёрный ход в здании, который никогда не запирают из-за сломанного замка, я покидаю университет.       Пробираюсь через окольные пути и расшатанные дворики в надежде увидеть её в окне родной квартиры. Даже сама мысль о существовании этого человека порождает в испепелённом похотью разуме греховные мысли.       Боковая квартира. Пожарная лестница возле одной из стен. Боги видят страдания больного зверя и дают шанс наесться лакомым кусочком аппетитного мяса.       Я взлетаю на пожарную лестницу и лезу всё выше и выше. Неприятные, серые и душные жилища предстают перед взором! Но я сразу узнаю её атмосферу в жилище на пятом этаже. Белая мебель, куча книг на полках, расставленных по алфавиту и по вышине. Новенький диванчик, прижатый к стене и не разложенный. Пара цветущих кактусов на полках и чёрный кот, сидящий на полу и безмятежно вылизывающий свою гладкую, лоснящуюся шкурку. Чёрный уголёк на секунду встрепенулся, заметив моё отражение в стекле; провёл носом по воздуху, засопел и поспешил в соседнюю комнату. Умный мальчик.       Она вдруг мелькает в коридоре, словно призрак, несущийся в небытие. Я краем уха уловила щелчок закрывающейся запирки — пошла в ванную. Тонкой, кривой, специально подготовленной для меня одним знакомым отмычкой, я поддеваю защёлку на окне. Рама жалостливо скрипит, но мои ногти уже впиваются в старое дерево и раскрывают злосчастную дверцу. Я отодвигаю пару горшков с растениями подальше и вливаюсь в квартиру, склизкая и ледяная, словно ужасная гремучая змея, пожаловавшая в покои прекрасной королевы. Я бесшумно закрываю окно и пододвигаю кактусы на место. Здесь пахнет цитрусом и старым деревом, словно в заброшенной оранжерее. Душно. Но только что распахнутое окно внесло холода в уютное жилище. Я осторожно открываю дверцу комода и прячусь там, подобно волчонку, таящемуся в тёплых сухих листьях в зверскую стужу.       В комнате очень жарко и приторно — ещё и струями льющийся пот испепеляет всё моё существо. Я не могу понять, раскалённый ли он, как лава, или холодный, как январский град. Я не могу видеть того, что происходит в комнате, но слышу — она вернулась. Она ложится на диван и включает негромко медленную электронную музыку. Скорее всего, что-то из старого дарк электро. Любопытство гнетёт меня — я делаю отчаянный шаг и чуть приоткрываю дверцу шкафа.       Она лежит на диване в одном белье и во всё ещё не переодетой с работы серой блузке. Лицо разморённое, розовое, покрывающееся испариной. Взгляд расфокусированный и несвежий, а в руках стакан с бурой жижей. Наркотики? Она явно не в себе. Но я не тороплю события.       Она неаккуратно ставит на тумбочку стакан с пойлом, и больше половины выплёскивается на дорогую мебель. Вдруг её левая рука проскользила вниз по животу и застыла на кружевном белье.       Я отпрянула к стенке шкафа и сглотнула ком, вставший в горле. Любопытство меня убивало не меньше, чем уничтожала ненависть к себе за мерзкое подглядывание. Я прильнула к щели между дверцами и увидела, как её изящные, белые руки ласкали промежность. Я часто задышала, словно собака, долго гнавшаяся за уткой; но мне уже не нужен был охотник. В этот раз зверь справится без человека.       Она издавала сдавленные, призывающие стоны, когда её пальцы касались точки возле половых губ. Я наблюдала из засады, всё ещё ощущая себя безвольным животным, подстерегающим свою добычу.       Её взгляд рассеянно бегал по стенам, а ноги иногда непроизвольно дёргались. Мне было всё равно, что её так ранит сейчас — умнейшее существо вольно само выбирать, как ему уничтожать свой организм. Я поняла, что больше не продержусь так без действий — я приоткрыла дверь шкафа и выскользнула оттуда, по полу прокравшись к её ложу. Своими гнусными, шершавыми руками я посмела прикоснуться к её пальцам и отстранить их от места, куда те так норовили забраться. Она никак не отреагировала на это. Прозрачная влага блестела на половых губах и на белоснежной простыне.       Я всем лицом окунулась в её святилище и принялась аккуратно, но настырно водить языком по набухшему бугорку. Она рефлекторно схватила меня за волосы и вжала ещё дальше в себя. Я сосала и лизала клитор, пока она совершенно не потеряла себя от изнеможения и не провалилась в обморок с развратным, сладострастным криком на губах.       Я отпрянула от её ног и вытерла свой мокрый рот рукавом. Пощупала её пульс и укрыла покрывалом. Всё тем же рукавом протёрла разлившийся на дорогой импортной мебели напиток.       Я покинула квартиру всё через то же окно. Но сил у меня совсем не было, потому я, дрожа от всплеска адреналина, свернулась калачиком на лавке возле одного из подъездов. Холодный пот снова лил с меня, но глаза рефлекторно закрывались, и я провалилась в глубокий сон.       Страшное убийство произошло! Грязная лохматая собака задушила невинную белую голубку… Зато последние дни пса, умирающего в агонии ненависти к собственным же кровожадным действиям, будут счастливейшими.