You would never break the chain

Вечернее солнце освещало сады и здания Ватикана, окрашивая их в разные оттенки розового, жёлтого и красного. Сестрицы со звонким смехом стирали бельё, жмурясь от брызг тёплой воды, летевших в лицо.     Кардинал Войелло, кряхтя от внезапной боли в спине, присел на каменную скамью. Сняв очки, мужчина протёр вспотевший лоб платком, затем убрал его обратно в карман чёрной рясы. Резкий звук сзади заставил его дёрнуться от испуга. Это сестра Мэри вновь играла в баскетбол.    Женщина взяла в руки упавший мяч, прищурилась, бросила его и, после долгих попыток, несчастный мяч, наконец-то, угодил прямо в кольцо. Это её маленькое достижение за сегодня. В конце концов, она уже не молода, и попасть ровно в кольцо для неё - уже подвиг. Мэри радостно кружится, полы её чёрной рясы поднимаются на ветру. Она уже и забыла, что такое искренне радоваться чему-то столь непримечательному для неё в молодости. О, как она играла в баскетбол, когда была молода! Если бы она не отдала свою душу служению Богу, точно пошла бы в женскую сборную, не меньше. Но в любом случае, одно не мешало другому, это она только недавно поняла, когда её подопечный стал новым Понтификом. Смогла бы Мэри стать секретарём Папы Римского, будучи членом женской сборной по баскетболу? Однозначно, нет.    Увлёкшись этим внезапным порывом радости, сестра не сразу замечает, что была всё это время не одна. Анджело и не видно за терновником, поросшим на ограде. Кардинал молча кивает ей в знак приветствия, женщина делает то же самое и спешно уходит.     Её появление здесь было так же неожиданно, как и внезапные тучи, нависшие над Римом. Приезд сестры Мэри, ставший внезапной прихотью Пия XIII выбил привычную жизнь Ватикана и его, самого Анджело Войелло из привычного русла. Женщина сразу же взялась за своего бывшего подопечного, читала ему морали о том, как нужно делать, как нельзя, будто бы, собираясь руководить целым государством, пускай и карликовым, за него. У Анджело, как и у остальных кардиналов к ней было откровенное недоверие. Какая-то американка строит из себя не пойми что! Но потом стало легче, то ли это Мэри остепенилась, то ли он привык. Просто уже стало привычно приходить в сад и видеть её играющей в баскетбол, наблюдать из своего окна, как она курит, стоя в этой изношенной футболке, ловить на себе её мимолётную улыбку...     Анджело не понимал, что с ним происходит. Почему его отношение к этой женщине так сильно изменилось за столь короткое время? Ну, не влюбился же он? Хотя, что мешает? Почему он не может любить и Бога и женщину одновременно, в равной степени? Однако, жуткая мысль пробежала в его голове. Не слишком ли он стар для таких чувств? Живя в миру, он бы не обратил на это внимание, но здесь, в Ватикане, когда он, как никогда близок к посту Папы, незнакомое ему, до этой поры, чувство любви могло хорошенько подпортить его репутацию "железного кардинала." Но что делать, если одного доброжелательного взгляда сестры Мэри хватало, чтобы растопить ледники души Войелло? Кто-то однажды сказал, что в сорок лет жизнь только начинается, что ж, видимо, у Анджело она началась в шестьдесят с небольшим...     Когда убивают Дюсолье, у Мэри, будто бы, отбирают частичку её души. Отрывают безжалостно, безбожно. Всё, что ей остаётся - лишь безутешно рыдать у себя в комнате на кровати. Ленни слышит это, но что он может сделать? Не воскресит же он Эндрю, хотя он страдает, не меньше её.    Лишь Анджело видит эту картину со стороны. От слушанья громких рыданий из соседней комнаты летней Резиденции, у него щемит сердце, ну, или то, что от него осталось. Отчаявшись уже улучить подходящий момент, он, наконец, видит её сидящей на скамейке под старым дубом.     Войелло осторожно присаживается рядом с ней. Сестра настолько подавлена, что не придаёт его приходу никакого значения, продолжая сверлить землю взглядом. Кардинал внезапно берёт её за руку, Мэри смотрит с удивлением и непониманием. Но на эту реакцию Анджело лишь улыбается. - Всё будет хорошо... - мягко говорит он. И сестра Мэри позволяет ему держать себя за руку, но сейчас такая ситуация, что поддержка нужна ей больше всего, даже от такого человека, как Анджело.    Кардинал больше ничего не говорит, как и сестра, но это и не нужно. Войелло просто чувствует её доверие. У неё теплая, мягкая рука, как он и представлял. Однако, вскоре Мэри уходит, аргументируя это важными делами. Видимо, лимит доступного, на данный момент, исчерпан. Но сейчас ему и этого достаточно, сестра не оттолкнула его, а это уже хорошо.     Мэри закрывает дверь в свою комнату. И что это сейчас было? Сам Государственный Секретарь только что держал ее за руку? Сказать, что женщина была удивлена - ничего не сказать. И всё же, видеть такую метаморфозу в человеке было неожиданно приятно. Вот Кардинал Войелло, который хочет заполучить власть через шантаж, Войелло, у которого в доме целая коллекция книг, портящих его репутацию. А сейчас рядом с ней сидел просто Анджело, который ухаживает за парнем-инвалидом, который улыбается ей при встрече и смотрит, как она играет в баскетбол, Анджело, который только что держал её за руку и поддерживал. Удивительно, как она раньше не замечала этой его черты?    Анджело не умеет ухаживать. К такому его жизнь не готовила. Учить его искусству обворожения женщин было некому, поэтому Войелло решил полагаться только на себя. Однако, вскоре понял, что это была не лучшая идея. Когда он внезапно брал за руку сестру Мэри, она лишь пугалась этого неожиданного жеста и уходила. "Нас могут увидеть." - единственная отговорка.    Но сестру Мэри вовсе не прикосновения пугают. Сначала она воспринимала соединение двух рук, как обычный, ничего незначащий жест, но когда почти все в Ватикане начали пускать глупые слухи о том, что Войелло влюбился, стало не до шуток. Как это возможно? Он же, почти в буквальном смысле, человек из стали. А хотя, разве это плохо? Могла бы она полюбить его в ответ? Ну, хоть раз в жизни она же должна это испытать, в конце концов каждый священнослужитель с этим сталкивается. Если бы её чувства были возможны? Как бы это выглядело? Что бы подумали остальные? Что бы подумал Ленни? И ещё множество похожих вопросов. Мэри смотрит на себя в зеркало, на свою растянутую футболку и пижамные штаны и понимает, что, сложись их жизнь по-другому, она бы с удовольствием пошла бы с Войелло на танцы для тех, кому за тридцать, выпила бы с ним по чашке чая в одном из маленьких кафетериев Рима, терпела бы его ничегонеделанье во время футбола по телевизору, да, чёрт возьми, она бы и сама стала болельщицей "Наполи!" Но это было бы в другой (не) реальности, где в Божий дом они ходят только по воскресеньям. Но сейчас всё слишком сложно. Смогла бы она его полюбить? Скорее всего, нет... Самолёт начинает беспорядочно трясти, а Ленни всё молится, не взирая на нестабильность лётной машины. Да, полёт в Африку не задался с самого начала. Ещё одно неловкое движение пилота, самолёт трясётся сильнее. Сестра Мэри тихим шёпотом начинает молиться, со страху хватая сидящего рядом Анджело за руку. Это из-за стресса. Это она боится. У них на всё есть объяснение. Тогда ей было плохо, сейчас она боится. Кардинал уже хочет сжать руку женщины в ответ, но тряска вдруг прекращается, самолёт стабилизируется. Опять, не повезло... Солнце садилось, здесь, в африканской пустыне были красивые закаты, не то, что в Риме. А они все сидели вместе под палящим солнцем в этих тяжелых сутанах. Сестра вновь ему улыбается, как и Кардинал ей. Снова это короткое расстояние, снова улыбки, снова непреодолимая стена между ними. Ещё одна попытка взять ее за руку. Это касание длится от силы несколько секунд, пока сестра не вскакивает с насиженного места. - Нет. - Извините... Снова возвращаться в Ватикан, снова видеть друг друга ежедневно. Мэри уже не может этого терпеть. Но смогла бы она позволить ему ухаживать за собой здесь? Скорее всего, нет... Этот слух выбивает её из привычного ритма. Папа больше в ней не нуждается. Она уезжает из Ватикана. Хочется верить, что это неправда, но быть в одном месте с ним сложнее и невыносимее. В конце концов, у Папы для неё важная роль - руководить всеми Деревнями Добра в Африке, быть с детьми. Своих детей у сестры никогда не было, но для чужих она себя не жалела, Мэри была благодарна ему за такую должность. - Перед отъездом, если хочешь, конечно, можешь попрощаться с Кардиналом Госсекретарём... Звучит так, будто Ленни уже обо всем догадался. Конечно, прощание бы только преумножило боль разлуки, но, чисто из вежливости, Кардинал, всё-таки, приходит её проводить вместе с остальными сестрицами. Они оба молчат, пока за спиной сестры Мэри гудит винт вертолёта. Кажется, Анджело на грани слёз, Мэри тоже плачет. Они ничего не говорят друг другу, даже когда женщина уже сидит в вертолёте, прижимаясь к стеклу, Анджело молчит, только машет рукой, смотря на небо. Он жалеет о том, что не было сказано раньше и о том, чего он не сказал сейчас. Но, кажется, слишком поздно... - И вот, мы снова возвращаемся к старому, как мир вопросу... Кто сказал, что я не могу любить и Бога и женщину одновременно? Джероламо, ты же давно догадался, что я влюблён в ту женщину? Но мальчик в ответ лишь мычит что-то бессвязное и продолжает смотреть в одну и ту же точку. А дальше всё понеслось, будто снежный ком. Кома Ленни, конклав, смерть Томассо, поездка в Англию, знакомство с Сэром Джоном. Эти философские разговоры. - Вы часто плачете, Ваше Высокопреосвященство? - Слишком часто. Чаще, чем ожидают от госсекретаря. - И от чего вы плачете? - От голливудских романов, друзей, которые страдают. А Войелло плачет, когда в очередной раз понимает, что сестра Мэри больше не вернется. И это очень часто, уж поверьте. - Расскажите мне о любви, Войелло... - Признаться, я слаб в этом вопросе. Конечно слаб, если любимую женщину взять за руку - большая проблема для него! А сестра Мэри играет с детьми где-то в Африке и чувствует себя (почти) счастливой. Только засыпает плохо из-за того, что думает о тех словах, которые были не сказаны. Ну, а в конце концов, что страшного случилось бы, возьми он её непроизвольно за руку? Вот именно, ничего! Так, позволила бы она продолжать эти неловкие ухаживания? Скорее всего, да. Смерть Ленни настигает их внезапно. Но мечта Войелло внезапно и неожиданно сбывается. Он, наконец-то, Папа. Только прочитав первую проповедь, он просит подготовить самолёт для визита в Деревни Добра, только без огласки. И вот, несколько часов перелёта, тряска в автомобиле на бездрожье и, наконец, перед ним цель его приезда. Как ему говорят, сестра сейчас молится, она о приезде ещё не знает, Анджело пришёл без предупреждения. А сестра Мэри молится неистово уже несколько недель. Ещё один ее мальчик погиб. Ещё одну частичку её души безжалостно отняли. Ленни, её любимец, ушёл на небеса. Но, значит, так захотел Бог. Но, неужели, Ему всё равно на то, что Белардо нужен всем на Земле, не только ей. Дверь в церковь открылась, впуская в помещение поток света. Через мгновение она, с характерным скрипом, была кем-то закрыта. Сестра Мэри оборачивается. Это он... Он снова приехал её поддержать. Это сам Анджело Войелло, в белой сутане, в своих старых очках и с виноватой улыбкой на лице. Она снова плачет, на этот раз от радости. Сестра встаёт с колен и, утирая слёзы, бежит к нему. Анджело роняет на пол дорожную сумку и принимает её в свои объятия. И сейчас абсолютно неважно, что на улице ждут другие сёстры и дети. Он наконец-то может обнимать её, ведь Мэри его не отталкивает. Так, смогла бы она его полюбить в этой жизни? Однозначно, да.

And if You don't love me now You will never love me again I can still hear you saying You would never break the chain.