экстази

лалиса не о таком мечтала, лалиса представляла себе кого-то высокого, широкоплечего, с сигаретой в зубах, татуировка и всем тем, что свойственно типичным таким бэд боям... она хотела поцелуев с привкусом дыма.

У Сокджина соответствие по двум пунктам всего списка в потрёпанном блокноте настолько, что Лалису за его плечами не видно - только подпрыгивать. Но она себя в настолько унизительное положение не ставит. Смотрит дерзко, зло, огрызается, как и привыкла, это вообще её стиль общения такой, и категорически не хочет принимать это пастельное недоразумение метр восемьдесят в их сплочённой, укуренной компании. У них и так комплектация полная - только общих походов к психиатру не хватает, хоть и не мешало бы всем: Намджуну с его озабоченностью и пиздостраданиями по поводу несовершенности современного общества в два часа ночи, Юнги, у которого просто на морде написано капсолоком поперёк лба - мне нравится депрессия, депрессия моё всё, люблю её, а ещё люблю огрызаться на окружающих, даже, желательно, вгрызаться им в глотки, как только меня пальцем тронут. А ну есть ещё и Тэхён, об которого лом можно сломать, но не всё рано не допереть, что с ним не так. Он просто сам "здравствуйте, сегодня я буду ебать вам мозг. что-что? вы не хотите? а в какой позе предпочитаете? ах да, забыл, мне же всё равно на ваше мнение." Просто красота, а не тусовка, одним словом. И что эта розовенькая принцесска вообще в их дурдоме забыла, которая одевается нежнее, чем сама Лалиса - грубые ботинки, рваные джинсы и кроп-топы, сквозь которые рёбра просвечивают. И ещё цепью сверху обмотаться для полного счастья. Но Сокджин в их вселенной вращается регулярно на орбите Намджуна, периодически сталкиваясь с кометой-Тэхёном и облетая за три километра астероид-убью тебя, сука-Юнги. Инстинкт самосохранения у него ещё всё-таки присутствует на панели управления, но сбои точно периодически сдаёт - иначе как объяснить то, что он стоит на расстояние метра от Лалисы, бортовой компьютер которой к такому морально не готов. Наркозависимость она как-то пережила, но вот Сокджин бесит настолько, что у неё по этому раздражению реальная ломка. И здесь шприц не поможет. Радует только, что Юнги её чувства разделяет, когда они в студии запираются с ящиком пива на двоих - Мин рэп читает, а Лалиса двигается так, что со стороны кажется - все кости себе ломает. На самом деле, там внутри у неё уже давно всё сломано и перебито, а с Юнги у них какая-то косая дружеская идиллия, но только, когда выпивка есть. Сокджин весь из себя взрослый, умный и состоявшийся настолько, что Лалису тянет проблеваться в ближайшие кусты. Он учится на четвёртом курсе медицинского (не кулинарного, вау, вот это удивил), ему не нужно оборудование - глазам лазерам может передать большое спасибо. Вот не его Манобан себе представляла, лениво отпечатав на обратной стороне век какой-то сахарный образ (ну вот тут она в чём-то оказалась права), когда Намджун вдохновлённо объявил, что им нужен вокал для нового трека, но голос Тэхёна не дотягивает. Черноволосый Ким тогда чуть с дивана не свалился от возмущения, лягнул пяткой Юнги, получил и дулся на них ещё два часа, пока его душевная рана не была залечена чупа-чупсом Лалисы. Представляла не так, а появился Ким Сокджин и сразу же определил новое значение слова "глобальный пиздец по всем фронтам и направлениям" в лексиконе Манобан. Юнги называет это юношеским максимализмом, но Лалисе уже вообще-то двадцать. У них у всех свои тараканы (у кого-то даже мадагаскарские), но у Джина в голове, за идеальной улыбкой, которую он и-де-аль-но выстраивает на своих пухлых губах, водятся твари, которых Лалисе даже вообразить страшно (она девочка не из пугливых, руки ломает похлеще карамельных чупа-чупсов со вкусом мороженого). Что-то по типу чужих, наверное. - да забей ты, он не такой монстр, как тебе кажется. просто долбанутый, раз с нами связался. Лалиса смотрит на Юнги и не видит его за клубами дыма от их сигарет, но верит. Она просто привыкла ему верить - Мин херни не скажет, особенно, когда подбухнул пива. - тогда более долбанутый, чем ты и тэхён, вместе взятые. Это сложно себе представить, но Юнги хрипло смеётся. Они этот звук не часто слышат, больше, как худощавый рэпер матерится на Тэхёна, а тогда уже ржёт последний, как ненормальный. Только для него это абсолютно естественно, он - Ван Гог двадцать первого века и Намджун свято надеется, что младший не потеряет где-нибудь ухо. Ну, или самого себя. Тоже велика вероятность. Лалиса себя успокаивает (только для того, чтобы через 20 минут накрутить себя по новой) - если за её душой и придёт очень небрезгливый демон, то точно не в обличие Сокджина. Он-то, такое ощущение, что в рае подрабатывает на пол-ставки. Только разве у ангелов такие глаза бывают. Глянцево-чёрные, в которые один неловкий шаг и вытягивай руку с завещанием из этой чёрной дыры. А вот Лалиса умирать пока не собирается, её поезд уже ушёл и шанс был не херовый, но если она попробует сейчас это же провернуть - её Юнги с того света за шкирку достанет, промоет рот своими матами, а потом отдаст на растерзание Тэхёну. Манобан может и параноичка, но точно не мазохистка. А Сокджин её личный ночной кошмар. Ну, или новый сорт героина (она давно завязала, честно-честно, даже Намджун перестал её периодически вылавливать, задирать рукава и проверять целостность тонких вен, которую она сама так часто нарушала), от которого вштыривает просто невъебенно. Просто чем ещё объяснить тот факт, что ей снился этот самый "принц" с чёрными крыльями за спиной и такой улыбкой, что Лалиса проснулась тут же и ёбнулась с кровати вниз, заорав. Ей очень хочется просто набить ему его красивую морду, а аргумент "ты мне поспать нормально не даёшь, сука, даже во снах приходишь" совершенно не котируется, как адекватный. Обратно в наркодиспансер или к психиатру она не хочет абсолютно. Хотя, если это будут единственные места, где можно будет спрятаться от Сокджина, то Лалиса туда первая рванёт и забаррикадируется всем, что только под руку подвернётся. Сейчас она может прятаться (нет-нет, не прятаться, ей просто свет в глаза бьёт или сквозняком дует, это ни в коем случае не побег и не страх) только за спиной Юнги, к которому Ким подходить немного стремается при всей своей чокнутости, а может просто опасается, что его раскроют. Но Сокджин, падла такая, и здесь умудрился схитрить - высокий такой, что запросто за Мина заглядывает и видит вытравленную светлую макушку. И улыбается. Это была хорошая попытка, но мимо, Лалиса. Когда он приходит на тусовку по случаю дня рождения (вечеринку на пол-города, Тэхён хоть и сдвинутый на голову, но просто социальный мотылёк какой-то. а ещё у него всегда лучшие пати и это никто не оспаривает) младшего Кима, то у Лалисы резко появляется желание выйти и "подышать свежи воздухом". Потому что она не хочет так быстро вырубиться от выпивки - это для Юнги, а для неё самой есть ряд других веских причин и одна из них в том, что им двоим просто слишком мало места в этом здоровом коттедже. Просто каждый раз, когда Сокджин заходит в одной с ней помещение, её тут же припирает к ближайшей стене его плечами, глазами и намертво пришитом образом "розового интеллигента", у которого из интересов только кулинария, юридический и вокал по вторникам и пятницам. Лалиса с чистой совестью всё сваливает на намешанные Тэхёном в творческом порыве коктейли, которые шепчут ей в оба ухо, что в последнее время её можно смело включить в этот недлинный список. Ей точно нужно проветрить мозги и как можно скорее, пока Сокджин не просканировал глазами-лазерами помещение на наличие в нём одной бывшей наркоманки с размазанными на скулах фиолетовыми блёстками. У Тэхёна своеобразный дресс-код, но все (кроме Юнги) оценили. Последнее чёткое воспоминание, не задушенное переливающейся тюлью на панорамных окнах - до двери на улицу она так и не дошла, только до ближайшего балкона, где и наткнулась на Пак Чеён (для Лалисы гораздо привычнее - Розанна, наркодиллер на час и её любимый поставщик всяких классных штучек, после которых так прикольно танцевать на перилах и списывать всё на херню в пластиковых стаканчиках, где никогда не бывает сока). А потом ей было хорошо, немного туманно и очень расплывчато. Лалиса не зависима от наркотиков, но точно была, теперь даже не может вспомнить, кем была тогда, что любила и какую музыку слушала. Но сейчас всё не так - эти яркие неоновые экстази с рассыпчатыми блёстками на ярких таблетках (фишка Розанны и всех её товаров) - просто детская игрушка по сравнению с тем, чем Манобан кололась раньше. Она просто зависима от своих мыслей, а на данный момент от мыслей о Сокджине и от его присутствия, которое ощущается на спине большим мазутным пятном, обволакивающим и душащим все внутренние органы. От него очень хочется избавиться, прямо сейчас содрать с кожи, но экстази милостиво разрешает только стянуть кожаную рубашку, остаться в открытом до не могу топе с какой-то надписью, на которую Манобан не смотрела даже тогда, когда покупала, подтянуть чуть выше крупную сетку на бёдрах. Стразы на коже, на рёбрах, на колготках - мерцают и совсем сносят крышу, но это именно то, что нужно. Сейчас Лалиса не боится, ей просто, по-человечески, хочется прыгнуть в бассейн и смыть с себя наконец-то взгляд этого чёрного принца, возомнившего себя первородным демоном. Лалиса привыкла делать то, что ей хочется, а все остальные уже достаточно пьяные, чтобы последовать за ней и окончательно утратить человеческий вид, а у Манобан просто водостойкая тушь и ей особо нечего терять.. Голубой неоновый коктейль сменяется розовым светящимся, а тот уступает место чистому абсенту с противным привкусом лайма, от которого дерёт глотку и глаза. Лалиса смаргивает, матерится и чувствует, что её скоро вывернет в ближайший фикус. Ей мерзко и хорошо одновременно, она танцует с Тэхёном стриптиз на спор, а потом пытается натянуть обратно промокшие драные штаны с цепями, которые она лишь чудом не потеряла в бассейне. Короче отрывается по полной, пока её за голую лодыжку не стягивают вниз, а она смеётся и всё никак не может понять кто это - Намджун или Юнги. Позже оказывается, что Намджун пил на спор с кем-то из четверокурсников, а Юнги по-тихому свалил на второй этаж в одну из тэхёновских спален с какой-то девчонкой в красной лакированной юбке. Они сегодня все правильно-неадекватные, сегодня можно. Тэхён с истерическим воплем вырубается первым, практически опрокинувшись всем весом на не ожидавшую такой подлой подставы Лалису. Ей было ещё относительно нормально, алкоголь каждый раз проигрывал в бою веселенькой сиреневой таблеточке и оказывался повержен, но это только до следующего утра, когда Манобан придётся расплачиваться не только новыми шепелявыми нотациями от Юнги, но и воскресшим желанием сдохнуть. - кусок долбоёба...да слезь же с меня! Лалиса грубо спихивает с себя пьяную тушку, что-то подвывающую во сне о дерьмовых красках, мудаке-бывшем и о том, какие красивые лунные кролики к нему сейчас пришли. Что-то внутри кусается, царапается и грызётся, что вообще-то не хорошо его здесь оставлять и надо как-то транспортировать его на более мягкую поверхность. Ну или хотя бы в туалет, где Ким немного проблюётся, придёт в себя и сам доползёт до нужной комнаты. - помочь? Это лицо - точно не галлюцинация и последствие лёгкого наркотического и тяжёлого алкогольного опьянения, но Лалиса зачем-то бросает: - ему помоги. А потом пялится на чётко проступающие вены на крепких руках, вздёргивающих далеко не лёгкого Тэхёна вверх. А ещё зачем-то встаёт следом, мир вокруг покачивает и размазывает неоном, но Лалиса упорно мотает головой и собирает всё как было, медленно идя за Сокджином. Он вполне может знать дорогу, но Тэхёна она с ним не оставит и если что придержит другу волосы (не в первый раз, но услуга взаимная). Младший Ким что-то благодарно булькает, машет свободной рукой во все стороны и неожиданно крепко хватается за плечо Лалисы, перенося на неё часть своего веса. Манобан от такого аж приседает, но сбегать и кидать его не собирается. И дело совершенно не в том, что глянцевые глаза (такое ощущение, что в них не капли алкоголя) приковывают и приказывают идти дальше. Нет-нет, Лалиса же под кайфом, Лалисе же всё равно на мнимую угрозу по имени Ким Сокджин. Или не мнимую. Тэхён мешком сваливается прямо возле унитаза, а что делать дальше - он и сам знает. Лалиса держит его длинную чёлку, укладка на которой не прошла испытание бассейном, и смотрит в потолок, пока Ким выплёскивает из себя половину употреблённого сегодня алкоголя. А может и не только алкоголя - он тоже хорошо знаком с Чеён, пару раз увязывался вместе с Лалисой, но старшим никогда не закладывал. Странный. Манобан помогает ему подняться, не очень аккуратно (синяк на рёбрах он как-нибудь переживёт) приваливает его к раковине, чтобы умылся, и выходит, закрывая за собой дверь. Тэхён отблагодарит её утром, когда принесёт лёд из холодильника и стакан пива, который специально запрятал подальше для неё. У них уже давно действует подобная отработанная схема. Но Ким Сокджин нагло вписался в неё в первый раз, а Лалису это уже бесит настолько, что она начинает трезветь. Пора закинуться ещё коктейлями, на которые у остальных уже просто не хватило сил, но Манобан же бессмертная, но, увы, не самая везучая. Её ведёт в сторону настолько неожиданно, что она сама не сразу понимает, что решило выкинуть её тело в данный момент. Это подло, вообще-то. - блять, что за? Равновесие ей возвращают, практически мгновенно прислонив к стене и крепко прижав за плечи. Настолько крепко, что Лалиса забывает вдохнуть и теряет эту способность на слишком долгие секунды, пока поднимает вверх глаза и смаргивает с ресниц комки скатавшейся туши. Хорошо, что в зеркало она так и не взглянула, успела краем глаза заметить только поплывшие на висках и скулах сиреневые блёстки. Та ещё картинка неоновой тусовщицы-амефатаминщицы. - от тебя наркотой несёт. Лалиса очень хорошо, даже сквозь фиолетовое свечение и туман перед глазами понимает, что вывернуться у неё нет даже малейшего шанса. Сокджин вдавливает свои пальцы в её тонкую кожу, там стопроцентно останутся чёткие отпечатки, к которым Манобан с ненавистью будет прикладывать ложки из холодильника и не снимать кожанку в помещении. - отпусти меня, пока я тебе сонную артерию не разодрала. Сокджин улыбается уголком пухлых губ, на которых видно остатки неонового абсента и к которому девушка так хочет добавить полутона его собственной крови. - ты даже себя убить не можешь. думаешь, хватит силёнок на меня? Лалиса всё ещё под экстази, а её несчастный мейк (или то, что от него осталось) не выдержит испытание слезами, но она плакать и не собирается, а злость ударяет в голову сильнее алкоголя и только даёт пинка практически успокоившейся глянцевой таблеточке. Она рычит, бьётся под его руками до кровоподтёков на обнажённых плечах, остающихся от пальцев, и пытается ударить Сокджина коленом в пах, но улыбка с его лица так и не сходит. - слабачка, так и знал. не дошло ещё, что я демон по твою жалкую душу? - а демонам бывает больно, когда их бьют коленом в пах? - наказания заслужила ты, хоть мне и понравилось, как ты зажигала на барной стойке. жаль, пришлось прервать это представление. - ты тоже под чем-то или от природы такой ёбнутый? - ты такая же идиотка, как я и думал. Сокджин не целует - просто впивается в её губы, нагло раздвигает их, кусает, налегая всё сильнее, и атакует её язык своим, будто не обращая внимание на то, что Лалиса упирается руками в его грудь, впивается коготками в кожу под рубашкой и пытается укусить в ответ. Она не хочет, но колени подгибаются. Это точно всё блядский экстази и его побочный эффект в виде желания поцелуев с Ким Сокджином, которого Манобан возвела в ранг маньяка-насильника-серийного убийцы. А может Лалиса просто привыкла быть зависимой от чего-то, а Сокджин так неудачно подвернулся на эту роль. Вернее, неудачно. Тот момент, когда кислород заканчивается вместе с тлеющей надеждой Манобан на то, что она каким-то чудом сможет вывернутся, в ситуацию вмешивается игрок, о котором все благополучно забыли. Экстази и огромная доза алкоголя, которая всё-таки вырубает Лалису, застилая обратную сторону век чёрных бархатом, а мутный разум пинком отправив высыпаться до завтра. Отключаясь, Лалиса даже рада этому исходу каким-то уголком ещё не успокоившегося и не пришедшего в себя от белой горячки сознания. Разодрав на утро ресницы и взглянув на потолок, Манобан чётко осознаёт для себя две простые вещи: ей херово настолько, насколько давно не было, а рот хочется прополоскать сразу и хлоркой, и спиртом, чтобы смыть всё-таки привкус чужого рта, который остался на её губах и подбородке разводами крови. Вчера они кусались не просто страстно - они боролись за жизнь. Вернее, Лалиса боролась за свою. Но, видимо, только ради того, чтобы сдохнуть на широкой двухспальной застеленной кровати, которую она опознала, как тэхёновскую. Сам хозяин и именинник из туалета так и не смог выйти, уснув прямо так. Но даже так, умирая и воскресая по пять раз в минуту, вместе с похмельем, мигренью и цветными кругами перед глазами, Лалиса рада проснуться больше, чем если бы она проснулась с Сокджином. Увы, в её случае, алкоголь не обладает эффектом ластика, чтобы на утро со спокойной совестью ничего не помнить. С кровати ей удаётся встать только спустя приличные полчаса немигающего зависания в разрисованный в стиле импрессионизма потолок. Сейчас она ненавидит страсть Тэхёна к зеркалам и свободным пространствам, где категорически не за что ухватиться руками и таким доползти до воды, как она привыкла это делать. Лалису шатает в сторону, с размаху прикладывает о деревянную скамеечку, на которой стоит гипсовый бюст Нарцисса, расписанный чёрными граффити. Лучше бы Сокджин оказался вампиром и либо обратил её, чтобы Лалиса больше никогда не видела своё отражение, либо просто убил. Но теперь она просто стоит перед зеркалом абсолютно голая, скинув всю одежду, которая мерзко пропахла разлитым абсентом, чужими духами, ароматическими сигаретами, травкой и им. Этот запах Лалиса ни с чем не перепутает. Он чернильным, густым облаком осел в волосах, закупорил поры на коже и проник в каждую клеточку, заставляя задыхаться. Лалиса закрывает глаза, включает холодный душ на полную мощность и запрокидывает голову, шипя от того, как вода ударяет по синякам и обжигает кровоподтёки. Она выливает на себя все ароматические гели Тэхёна и натирается сверху ещё двумя кремами, чтобы перекрыть чем-то душный тёмный мускатный орех, оставленный чужими длинными пальцами. Полотенца на крючке не оказывается, но Манобан всё равно не собиралась снова надевать эту одежду. Скорее всего просто сжечь на заднем дворе, как будто она хранит следы страшного преступления. Так и есть. - прикройся. не свети костями. Юнги, сидящий на кровати, кидает в неё полотенце, зажав сигарету зубами и взъерошивая вставшие дыбом ломкие светлые волосы. - сам-то. Беззлобно, скорее на автомате огрызается Лалиса, заворачиваясь в полотенце, огромное для неё настолько, что достаёт до колен. Она знает, что Мину нравится подобный стиль общения, а её он считает практически своей младшей сестрой, поэтому у него на неё точно не встанет. - хорошая ночка была? надеюсь, ты не с Тэхёном здесь трахалась в качестве подарка на день рождения. где он, кстати? - ни с кем я не трахалась. это ты хорошо время провёл, а я спала только с абсентом и той непонятной цветной херней, которую Тэхён намешал. Лалиса распахивает гардероб обсуждаемого именинника, приподнимает кончиками пальцев пару футболок, а потом ловко выуживает огромную рубашку и красный кардиган, нисколько не смущаясь спуская полотенце до бёдер и накидывая на себя безразмерные вещи. Не её стиль, конечно, но можно и потерпеть. - а след от зубов на твоей шее тоже абсент оставил? - блять, Юнги. - так кто? - слушай, я же тебя про твою красную лакированную юбку не допрашиваю. - Манобан. Когда он так говорит, лучше послушаться. Лалиса плюхается рядом с ним, без спроса выдёргивает сигарету из тонких длинных пальцев и затягивается, тут же закашливаясь. Юнги курит слишком крепкие. Манобан же предпочитает вишнёвые, которые иногда тырит у Тэхёна, а иногда (реже) покупает сама, чтобы забыть о них на долгих две недели. - крепкие. - на тебя не рассчитывал. Манобан кривит губы, но и сама знает, и без его немигающего взгляда опухших глаз, что отвертеться не получится. У неё никогда не было старшего брата, но вот теперь появился. - Сокджин. - что Сокджин? Меланхолично покачивающий отобранной сигаретой Юнги, кажется, сначала даже не въезжает в то, что она сказала. - ты говорил, что он не опасен, но это - его следы, его пальцы, губы. Лалиса возвращает кардиган на место, скрывая под ним фиолетовые круглые отпечатки. Лучше бы это были те лиловые блёстки, которые она утром вымывала из глаз. Брови Юнги чуть сдвигаются, тонкий огонёк на кончике сигареты дрожит, когда Мин безжалостно сжимает её. - будешь держаться рядом со мной. ну, или Тэхёном. так себе защита, но он слишком любит нарушать чужое личное пространство всех, чтобы допустить кого-то на своё место. если же Сокджин полезет к тебе ещё раз - следующую сигарету я буду тушить уже об него. Лалиса улыбается впервые за последние два часа и верит, а потом они идут будить Тэхёна ледяной водой в лицо и откапывать Намджуна, который матерится и спросонья пытается вмазать Юнги, из кучи пластиковых стаканчиков и выкуренных косяков. Сокджина в особняке не оказывается. О его присутствии напоминает только записка на липком от пролитых напитков столе. "было весело". Лалиса сжигает её вместе со своей одеждой на заднем дворе. Она натыкается на матовые чёрные глаза спустя две недели после той вечеринки. Две недели Манобан носила широкие чокеры и практически не расставалась с кожанкой, две недели Юнги затаскивал её к себе в студию и гонял по рэп-партиям, как только Намджун сообщал, что Сокджин должен скоро придти. Перемену заметил только сверхчувствительный и проницательный, когда совсем не надо, Тэхён, но пока молчал, только иногда почему-то рисовал монстров, похожих на ангелов с чёрными крыльями и и провалами вместо глаз. Юнги не могу проболтаться, а больше не знал никто. Лалиса не пересекалась с Сокджином всеми возможными способами и ухищрениями только ради того, чтобы столкнуть с ним на проклятой паре по корейскому в универе. - поздоровайтесь, это Ким Сокджин. в этом году он выпускается из национального сеульского университета и готов поделиться с вами некоторым из накопленного им опыта. - здравствуйте, невероятно рад присутствовать сегодня здесь. надеюсь, моя небольшая лекция в качестве практиканта будет для вас достаточно интересной. Лалиса в отчаянии смотрит на двери, но сбежать нет ни единого шанса. У неё и так конфликты с деканами по поводу внешнего вида на регулярной основе, хоть и учится она довольно сносно, но и парочка заметок о прогулах. Чёрные глаза, в которых сейчас даже отблеска зрачков не видно, буквально пригвождают её к стулу и Манобан с ужасом понимает, что не может пошевелиться. Чувствовать себя ледяной статуей на протяжении часа - ненормально. Но ещё ненормальнее то, что когда благословенная мелодия всё-таки раздаётся и оповещает всех о конце лекции; способность двигаться не возвращается, как будто у неё затекли все конечности сразу. Сокджин кланяется что-то восхищённо щебечущему профессору, улыбается двум её сокурсницам, всю пару строившим ему глазки, но смотрит только в одну точку, до размеров которой Лалиса хочет уменьшится и исчезнуть. Ей страшно, но крикнуть почему-то не получается. - просто пошевели этой грёбаной ногой. давай же, ну! Она шепчет, уговаривает, напрягая все мышцы, чтобы просто ощутить в них движение, убедиться, что её не парализовало от страха и сбежать от сюда как можно дальше. Лалиса не пугливая, но сейчас самой себе напоминает типичную туповатую героиню американских фильмов ужасов, которой орут бежать, а она только зачарованно смотрит в глаза маньяку, заносящему над ней топор Судорога проходит по ноге ровно в тот момент, когда Лалиса на гране того, чтобы просто свалиться в обморок и хоть так уйти от всего этого. Цепная реакция по всему телу следует незамедлительно, электрический ток прошивает насквозь, давая необходимый заряд на то, чтобы сорваться с места и кинуться на выход. - стой. Она не помнит какой температуры тогда были его пальцы, но сейчас, по ощущениям, её запястье окольцовывает холодный металл. Сокджин быстрый, он быстрее её настолько, что пока Лалиса соображает заорать, уже перекрывает ей кислород широкой ладонью, дёргает на себя, ногой закрывая дверь. - поиграем? как в прошлый раз, на выживание. Манобан и в обычной жизни дикая, а сейчас в ней в голос вопят и визжат все звериные инстинкты "беги, беги, спасайся". Она прокусывает бледную кожу до крови, слыша над головой шипение. Сокджин отдёргивает руку, но много свободы ей это манёвр не даст и она это знает. В схватке один на один у неё нет ни единого шанса. - я убью тебя. - не сможешь. от зависимости так просто не избавляются. - да тебя лечить надо, выпускник херов! Лалису точно занесло в какой-то низкобюджетный фильм ужасов, в котором точно ясно, кто главный злодей. Отступая, она отчаянно пытается нащупать на партах хоть что-то, что можно всадить поглубже в человеческую плоть. Хотя бы карандаш. - а тебя поздно. У Сокджина длинные ноги, мощные руки и крепкий торс. Этого ему оказывается достаточно, чтобы в одно мгновение перемахнуть через две парты и встать прямо напротив Лалисы. - и бежать тоже поздно. Она точно знает, что проиграет тогда, когда он поцелует её. Это знание будто запрограммировали в её голове и выбили на внутренней стороне черепа как самую простую истину, не требующую объяснений. Манобан целит кулаком в челюсть, её и драться тоже учили. Сокджин уворачивается, перехватывает её руку, но Лалиса изворачивается и ударяет коленом в живот так, что он сгибается по полам, отступая на шаг назад. По идее, на этот шум уже должны были сбежаться преподаватели и студенты, но почему-то никого нет, а за дверьми стоит практически оглушающая тишина. Ей нужно просто добить, вызвать полицию, выйти и узнать в чём дело. Делов-то. - сука, хочешь по плохому, будет по плохому. Сокджин кидается вперёд с изящностью хищника, перехватывая её поперек талии, разворачивает к себе лицом и со всей силы впечатывает в лакированную поверхность кафедры. На пару мгновений от боли у Лалисы темнеет в глазах. Она погружается глубоко, тяжесть заливается в уши, а в ушах танцуют сотни жужжащих мушек. Её выдёргивают из полу-коматозного состояния так же неожиданно, как и погружают. Он нависает над ней скалой, возвышается настолько, что закрывает чернотой своих волос, глаз и пиджак свет из панорамного окна. Он поглощает его так же, как и поглощает привычный мир Лалисы, сжимая его до боли в спине от мощного удара, онемения рук, которые прижимает к столешнице по обеим сторонам от её головы и глянцевых губ, на которые она не мигая смотрит. Они - самая живая часть его лица, эти губы действительно похожи на те, что бывают у обычных людей. - мне...больно. Слова режут по грудной клетку и судорожно сокращающимся лёгким, но Манобан всё равно упорно пытается говорить. - это потому что ты борешься. лалиса, как только ты сдашься, всё это прекратится. Она слушает его голос - совершенно не такой, как взгляд - мягкий, обволакивающий, что-то очень похожее на гипноз. Единственная здравая мысль в её голове - последняя, но на Манобан боль всегда действовала как сильнейший анастетик для мозга. Лалиса знает, что всё действительно закончится, как только она признает собственное поражение. Её вынудили, поставили на колени и сказали - выбирай. Она выбрала, в этот раз точно, в этот раз гораздо проще сдаться. Манобан делает отчаянный рывок вперёд, целует первая, не обращая внимание на отголосок взорвавшегося фейерверка в позвоночнике, шум которого отдаёт в голову. Но в висках слишком сильно стучит кровь, чтобы она обратила внимание на что-то другое, кроме холодных губ с привкусом того самого лилового экстази, которые расползаются в улыбку под её собственными. Сокджин отвечает, выпуская её запястья из своей мёртвой хватки, скользит руками на талию и перехватывает под поясницей, заставляя Лалису прогнуться и прижаться грудью к нему. Его губы везде и сразу: на ключицах, на шее, на груди... Она уже не понимает, что говорит, как зарывает пальцами в густые чёрные волосы, насколько громко стонет и дугой выгибается на кафедре. А ещё Манобан кажется, что она видит огромные пушистые крылья, обнимающие её мокрое и разгорячённое тело. - вот и всё, лалиса манобан. я сыграл свою роль, даже жаль. у юнги теперь не будет возможности потушить об меня сигареты. Лалиса так боялась своей последней дозы, а в детстве - темноты.