Тихое солнце

Кожа людей прохладная на ощупь. Я заметила это еще в пропасти у Бреши, когда Амайя протянула мне руку, спасая от гибели. Она спасла своего врага. Меня тогда охватил пронизывающий холод: от человеческой кожи, от отсутствия солнечного меча в ладони, от понимания, что все — Бреши больше нет. И Амайя осталась по эту сторону — среди разозленных эльфов и без возможности вернуться. Я бы предпочла умереть в сражении. Амайя спасла врага от падения в бездну. Это… вызывало уважение. Ее увели под конвоем, а я все стояла и смотрела на свою пустую руку. От ладони бежала волна холодной дрожи куда-то вниз по спине. Дрожь — признак слабости, а холод — ненормальное явление для тех, кто способен выживать в огне. Пришлось даже войти на пару секунд в режим накаливания, разгоняя кровь и тепло по телу. Почти согрелась. В плену эльфов Амайя не сказала ни слова. Это злило и восхищало с равной силой, и мне по-настоящему становилось холодно до вставших дыбом волосков на затылке при одной мысли об этом. Я не знала, как именно допрашивали пленницу, но вряд ли упорное молчание радовало спрашивающих. Как скоро они сообразили, что она просто не могла ответить? Если вспомнить презрительную ухмылку на человеческих губах… Не скоро. Холод преследовал меня повсюду, я чувствовала его постоянно с той секунды, как на запястье сомкнулись прохладные пальцы. Он не исчез даже в круге пылающего огня, заменяющего камеру, он не пропал даже в языках бушующего пламени, которые пробежались по коже, он перехватил дыхание от колкого взгляда пленницы, надменно вскинувшей подбородок мне навстречу. Снимая цепи с рук Амайи, я заметила, что запястья у нее тонкие-тонкие, а без брони и оружия она казалась хрупкой и беззащитной. Естественно, только казалась. Стоило вспомнить сражение у Бреши, как иллюзия слабости исчезала. Амайя совершенно точно была сильной. И все еще прохладной — особенно по сравнению с жаром огня в круге. Не хотелось признаваться, но немота Амайи меня… поразила. Удивляло не столько природное молчание — мы обе не разговаривали во время боя и раздавали приказы жестами, — а то, что я-то пленницу прекрасно понимала. Ну, не эти заплетания пальцами — а в целом: я понимала нахальное выражение лица, чувствовала, что скрывалось за движением напряженных плеч, ловила намеки в усмешке тонких губ. И в глазах. Глаза Амайи говорили целыми предложениями и намного выразительнее умеющих трепать языком. Что не отменяло упорного молчания пленницы. Она говорила про что угодно, кроме планов людей. Это бесило, но… Я бы вела себя в плену точно так же. От этой мысли холод вгрызался в позвоночник, неожиданно разливаясь теплотой осознания где-то в животе. Вот оно что — мы слишком походили друг на друга. И Амайя читала меня с той же легкостью, как и слова по движению губ. Мы могли бы подружиться, не будь она человеком. Обидно. Смотреть в глаза Амайи было трудно, в горле стоял комок, который никак не получалось сглотнуть. Я слишком хорошо знала, что дальше ожидает пленницу за молчание. Амайя по моей мимике — тоже. И шла на суд — на казнь — с поднятой головой. Мне оставалось только стоять за ее спиной, оставалось смотреть и не двигаться. Очень хотелось вмешаться, изменить решение сестры и спасти человеческую жизнь — но я стояла и смотрела. В груди наперекор всему теплилась упрямая — как Амайя — надежда. Все люди, подвергавшиеся испытанию Света, оказывались мерзкими и прогнившими изнутри. Вот только Амайя — не все. Я знала это, сердцем чуяла. И свободно задышала, лишь когда Свет погас, внутренне крича от яркой и теплой радости в груди. Амайя осталась измученной, ничего не понимающей и ослепшей, но абсолютно невиновной. Я забрала ее обратно в огненную камеру и уже открыла рот, чтобы обрадовать: все в порядке, она будет жить, а зрение восстановится, но горло перехватило, а сердца болезненно сжалось — я поняла, что Амайя вместе со способностью видеть лишилась практически единственного способа взаимодействия с внешним миром. Любые слова оказались бессмысленны и бесполезны — Амайя их все равно не слышала. Она осталась совершенно одна в полной темноте. Испытание похуже Света. Я прикусила губу и аккуратно сжала плечи Амайи. Никогда не умела никого жалеть, просто не знала, как выразить поддержку, тем более — не словами, не внешним видом. Это как нырнуть на глубину: ни вдохнуть, ни сказать, в ушах — ватный звон, а в глазах — муть. Амайя подняла руку и сжала мое запястье. Почему-то от этого прикосновения не получилось сдержать улыбку. В груди словно в противовес уже привычному холоду грело все сильнее: Амайя знала, что не одна, и знала, кто с ней. Пришлось выпутаться из крепких прохладных пальцев и принести воды — надо было привести оправданную пленницу в приличный вид. Очень аккуратно приобняв ее одной рукой, я начала стирать следы невольных слез со щек. Просто хотелось извиниться — за суд и слепоту. Амайя не сидела спокойной, цеплялась за руки и выдыхала громко и возмущенно, но в конце концов смирилась со своей участью. Мои губы против воли скривились в самодовольной ухмылке. Хоть в чем-то упрямая Амайя уступила. А вообще, она впервые находилась так близко, и я могла беспрепятственно рассмотреть ее. Человеческая кожа так отличалась от эльфийской: светлая и нежная, ее не портил даже старый шрам на скуле. Тонкие черты лица, черные волосы с ежиком на затылке, по которому хотелось провести пальцами. Красивая. Амайя выдохнула громче обычного и напряженно нахмурилась, только тогда я поняла, что застыла, буквально нависнув над ней. Дорассматривалась. Когда я резко отстранилась, Амайя нахмурилась еще сильнее и зашарила рукой позади себя, стараясь устроиться и не скатиться случайно в огненную бездну. Наверное, ей было неуютно посреди бушующего пламени. Без способности видеть все чувства обострялись, и, вероятно, ей постоянно казалось, что она вот-вот обожжется. Сердце заныло от желания защитить и помочь, но ведь Амайя была воином. Я бы ужасно разозлилась, если бы вокруг меня в подобной ситуации начали бегать и суетиться. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя беспомощной. Чувствовать себя обузой. С тяжелым вздохом я просто подтянула Амайю ближе и практически заставила опереться спиной о плечо. — Давай устроим тебя поудобнее. Слышать она меня не могла, но молчание давило на нервы — слишком многое хотелось сказать и объяснить. Амайя вдруг слегка повернулась и медленно подняла руку, коснувшись тонкими пальцами моих губ. И скользнула вниз через подбородок к шее. — Что? — я едва не поперхнулась словами, сражаясь с подскочившим сердцебиением. Амайя улыбнулась, слегка прижав пальцы к моему горлу. А показалось, что чуть не задушила. — Ты чувствуешь мой голос? — догадалась я, выдохнув немного свободнее, хотя сердце продолжало стучать быстро-быстро, как перед боем. Амайя снова улыбнулась. В груди как будто засияло солнце. Яркое, теплое и совершенно тихое. — Завтра твои глаза восстановятся, — хрипло начала я. Может, это единственный шанс просто поговорить, высказаться, не ожидая ответа. — Ты пока останешься пленницей, но никто не причинит тебе вреда. Я не позволю. А потом, может быть, мы обменяем тебя на что-нибудь у людей. Ты же не останешься здесь по собственной воле. Я бы не осталась. Амайя продолжала улыбаться, но как-то горько. Я не удержалась и погладила ее по плечу. — Не хочу удерживать тебя силой, но выхода нет. Ты умная и уже много чего узнала о нас, о нашей жизни. Если эта информация попадет в руки твоему королю… Знаешь, мы обе глупо попались. Я — там, у Бреши, ты — здесь, вытянув меня из пропасти. А сейчас я чувствую, как мы идем по хрупкому льду — кто первый провалится и утянет всех на дно? Люди ведь нападут, я знаю. Ты молчишь, но люди обязательно нападут. Амайя прижалась ко мне, дыша в воротник. Она что, утешала меня? Фыркнув, я обняла ее крепче. — Ты права, завтра будет завтра. А сегодня мы могли притвориться, что человек с эльфом могут быть больше чем врагами. *** Стоя посреди людей и эльфов, глядя на юного дракона, возвращенного матери, было сложно сохранять серьезное выражение лица. Прямо передо мной Рейла и Каллум взялись за руки, они искренне любили друг друга и все это видели. Эльф и человек. Невероятно. И все вокруг радовались их союзу, пророчили ему стать основой для мира между Зейдией и королевствами людей. Непосильная ноша для юных сердец, как по мне. Справятся ли они с ответственностью, которая на них вот-вот свалится? Не разрушит ли это их чувства и их счастье? Амайя вдруг толкнула меня в плечо, вырывая из мрачных мыслей, и решительно взяла за руку. Она задорно усмехнулась, заставив меня улыбнуться в ответ. Да, Рейле и Каллуму не обязательно оставаться единственным союзом эльфа и человека в мире. Прохладная ладонь Амайи грелась в моей руке, а я чувствовала, как все ярче светило солнце в моей груди. Казалось, оно могло осветить весь мир целиком. Мое тихое солнце.