***
Остаток времени своего дежурства черноволосый мужчина провёл на удивление неплохо. Так услужливо одолженная Тошинори куртка действительно помогла не промёрзнуть на сквозь. Яги же всё это время боролся с сильнейшим и надоедливым желанием, которое изъело весь его несчастный мозг, силой уволочь Айзаву куда-нибудь в тепло, высушить, накормить и впихнуть в постель отдохнуть. Пожалуй, ни к кому другому он не имел такой сильной тяги помочь.Вот же черт.
Блондин на секунду теряется, когда Сотри-голова оповещает, что он сейчас готов направляться домой. Вот так: весь мокрый, грязный от дождя (потому что в чистоте этой волшебной воды с неба можно было усомниться), ничего толком не евший за последние часов двенадцать, с сонным, но спокойным видом просто пойдет домой как ни в чём не бывало? Да любой нормальный человек бы бросился сразу снимать весь этот ужас ночи с себя в ближайшую прачечечную, однако Айзава только тихо выдыхает и ,немного склонив голову в сторону, ждёт Всемогущего. — Спасибо за куртку. — Мужчина снимает верхнюю одежду, передавая двумя руками в чужие руки, по правилам этикета. Ровно как и обращение к голубоглазому блондину исключительно в вежливой форме, такой как Тошинори, или на крайняк, что Айзава чаще всего и использовал — Всемогущий. — Не стоит благодарности, Айзава-кун. Но если ты придёшь в академию с соплями и хрипящим голосом, я буду заставлять тебя пить таблетки весь день. — Запомню это и буду прятаться от тебя. — Ухмыляется он. Руки на автомате тянутся к шее и немного оттягивают вниз оружие захвата, машинально проверяя очки — часть его геройской экипировки, и облегчённо благодарит судьбу, что их не пришлось сегодня использовать. Разминает уставшую шею, которая держала болящую от надоедливых мигреней голову все эти сутки, и ненароком открывает взгляду Тошинори её красивые изгибы, которые образуют верхние позвонки шейного отдела под необычным углом. Кашлянув пару раз, Яги старательно делает вид, что смотрит просто куда-то позади Айзавы, и хорошо, что тот в этот немой обман верит. Ему действительно стоит прекращать пялиться. — Тогда… До встречи, я полагаю? Брюнет кивает и удаляется вдоль переулка. Довольно странный маршрут, чтобы добираться до дома, но он, во-первых, один из кратчайших, а во-вторых можно пошпынять курящих малолеток или встретить пару-тройку бродячих котов, которые к Айзаве особенно ластились. Обычно он покупал им корм в ближайшем после смены минимаркете и подкармливал, но сейчас, а особенно после атаки на него ному в USJ, все заработанные деньги он тратит на капли, гели и растворы для глаз, да и на самое базовое — что остаётся. Элементарные предметы гигиены, быстро-завариваемая еда или вовсе сухой паёк, счета за квартиру (но те настолько смешные из-за постоянного отсутствия хозяина, что Шота их не учитывает). Очевидно, большая часть денег уходит на лечение своего дерьмового зрения, которое со временем постоянных практик в бою только ухудшалось. Но этот удар от ному стал пугающей точкой невозврата. После этого, долгого восстановительного периода (который Шота прервал меньше чем на половине) и множества консультаций у специалистов, единственным способом хоть как-то замедлить, даже не остановить, а хотя бы замедлить, зрительный регресс была только операция. Услышанная сумма оказалось какой-то нереальной даже для про-героя и преподавателя самой престижной академии, поэтому мужчина категорически отказался, поставив запрет на обсуждение этой темы для своего врача и Хизаши с Тошинори, которые его по очереди сопровождали на приёмы. Разумеется, педагогический совет предлагал Айзаве открыть благотворительный фонд, в который бы студенты без вопросов скинулись, но он посмотрел на аудиторию таким взглядом, который будет снится им разве что в кошмарах. Этот человек не принимал такую помощь ни под каким предлогом. Слишком гордый. Не различив угол балкона второго этажа, Шота только каким-то чудом не напоролся на него лицом и сразу же припал к стене, ударившись в неё ладонями, удачливо заметив проскользнувшее нечто в сантиметре от его виска. Один человек, стоящий на балконе четвёртого этаже из любопытства глянул вниз и поинтересовался: — Сэр, с Вами всё хорошо? — Да-да… Не беспокойтесь. — Отмахнулся про-герой, пристально начиная вглядываться в стену перед собой. Ох боги, пожалуйста, ему хотя бы прорези между кирпичами разглядеть, и на том спасибо, но он пока не может различить даже их, а в таком случае о дальнейшем пути и речи быть не может. Или это из-за напряжённой и долгой ночи, или суток без сна и нормального отдыха для глаз, но взгляд у Айзавы сильно начал плыть. Голова просто до одури тяжёлая, и он бы только рад сейчас припасть спиной к прохладной поверхности и отключиться прямо здесь, но это скребущее чувство ответственности и долга не даёт ему физически потерять сознание. У этого мужчины просто дьявольски-сильная установка, что сначала — обязанности, а после — хоть в обморок падай, но будь так услужлив, дойди до дома и не заставляй прохожих за тебя волноваться. Какой из тебя герой, если своим присутствием ты заставляешь людей испытывать дискомфорт и панику за себя, а не внушаешь чувство безопасности и защиты? Шумно втягивая через рот воздух, Айзава выпрямляется, нащупывает в отсеке на поясе глазные капли и заливает несколько на роговицу глазного яблока. Сильное жжение, которое всегда сопровождает эти капли, придаёт только больше какой-то болезненной бодрости, и про-герой более уверенным шагом идёт дальше, мысленно довольствуясь тем, что хоть на несколько минут он может различать окружающие объекты. Он залил сразу по пять капель в каждый, хотя нормой считается по одной два раза в день. Черта с два, ему эта норма не помогает. В последние две недели вообще что-либо перестало давать хоть какой-то, пусть даже незначительный результат, и… про-герою кажется, что такими темпами он окончательно лишится зрения уже месяца через два. Да, всё настолько плохо. Но если бы он соблюдал хотя бы базовые медицинские рекомендации, всё не было бы так ужасно, однако брюнет напрочь отказался от такой профилактической меры как ≪три слепых дня≫, в течении которых он обязан был носить плотную чёрную повязку на лице, под которой находились бинты и ещё одна марлевая повязка, пропитанная до одури болючим для глаз раствором. Три дня. Айзава не прошёл до конца и одного курса, который включал в себя девять таких дней в месяц, что значило, что каждую неделю он должен был сидеть по три дня дома со всем этим ужасом на лице. А для про-героя и учителя в ЮЭЙ такая роскошь просто непозволительна. Тем более самому все махинации по смене повязок, со строгим запретом открывать веки, он провести не мог. Всё это составляло собой процесс из длинной и сложной последовательности действий: оставить марлевую пропитываться раствором на пятнадцать минут, в это время закапать глаза, а через пять минут втереть гель в верхние и нижние веки, подождать так десять минут и надеть первую повязку, плотно прилегающую к лицу, затем через десять минут обвязать вокруг головы фиксирующую чёрную и…ждать так шесть часов до второй перевязки. А всего их было четыре. По четыре в одни сутки, а всего суток было трое. За неделю. А за месяц и вовсе девять таких дней и тридцать шесть перевязок. Очевидно, почему Айзава отказался от такого способа лечения. Хизаши назвал его капризным ребёнком. Операцию не хочет, повязки не хочет, просто отдохнуть в конце концов хотя бы одну неделю тоже не хочет. Айзава отмахивается. Не Ямады это дело — печься о его здоровье. Мужчина под самый подход к своему дому уже с ужасом осознал, что даже эта не совсем адекватная порция капель стала иметь ещё меньший по времени эффект. Он с трудом открывает дверь и на ватных ногах доходит до кровати. Последнее, на что хватает сил — снять золотого цвета очки с шеи, дабы их края не впились в шею и не оставили синяков, как это однажды случилось, и камнем рухнуть на кровать. Рука остаётся висеть в воздухе над полом, так как Шота уложил её совершенно неестественным образом, да и скорее всего затечёт она через пятнадцать минут, но мужчину вырубит намного быстрее. Ему плевать. Ему плевать, что лёг прямо в этой грязной одежде, плевать, что не закрыл дверь, не снял обувь. Плевать, что желудок сводит от голодных спазмов, и что мокрые волосы пропитали уже всю подушку и лезут в рот, нос, глаза. Ему плевать решительно на всё. На всё, однако вибрирующий мобильник… Если это Хизаши — он его убьёт и лишит причуды прямо через телефонный звонок. Если это будильник — он… встанет и пойдёт в душ. Всё как обычно. То, что ты устал — не оправдание не идти в академию. Показалось, что прошло от силы пять минут, но на деле же все два часа, которые в голове брюнета отразились только коротким щелчком. Он совершенно не чувствовал, что как либо отдохнул за это время — напротив, ломота в теле стала только сильнее, но ко всему прочему ещё и добавился тремор в конечностях, который он почувствовал, стоило только пошевелить рукой. — Задрали. — Брюнет, не отрывая лица от подушки тянется рукой к тумбочке, проводит пальцем по дисплею и, что самое ужасное, на его телефоне такая отвратительная функция, что отключение будильника и ответ на входящий вызов — одно и то же движение пальцем. Он сильно надеется услышать лишь оповещение о сброшенном вызове или отключённом будильнике, а не вопящий голос друга. Поднявшись на одну руку, Айзава медленно тянется к голове другой, потирая лицо и глубоко зевнув. Не стоило этого делать: мужчина сразу же почувствовал сильный дискомфорт в горле и зашёлся в приступе кашля, вновь обессиленно падая на подломившихся руках вниз. — Чёрт… Он списывает это всё на недомогание и заставляет свою тушу встать. Плетётся на кухню и ставит чайник, рядом стоит банка растворимого кофе, который брюнет сразу же закинет в кипяток, как только выйдет после душа, но сейчас он глушит назойливое желание засыпать пару ложек ≪на сухую≫ в себя. Вкусный кофе ему никто на плите в кофеварке варить не будет, поэтому приходится обходиться пресным утренним напитком, который разгонит на ближайший час кровь по организму. Проведя несколько минут в ванной, Айзава чувствует себя не лучше. Голова пусть и не ощущается теперь такой тяжёлой как в последний час на дежурстве, но всё равно его ведёт куда-то в сторону, и Шота чуть с грохотом не падает, успев ухватиться за угол раковины одной рукой и край стиральной машины другой. Глубокий вдох. Шота поднимает взгляд вверх и в отражении видит уставший труп, который с ним ничего общего не имеет, но приходится признать, что это и есть твоё истинное отражение. Лицо побледнело и опухло, в глазных белках лопнуло несколько капилляров, и теперь они узорчатыми трещинами расползаются по всей поверхности глаз, минуя разве что чёрные ирисы. Мужчина усмехается и качает головой. Злодеев он может теперь отпугивать одним своим внешним видом, даже силы применять не придётся. Что же, ситуация отчётливо твердит, что лучше принять душ в общежитии академии, потому что в случае обморока его, пусть обнажённого и с пробитой головой или переломом, но кто-нибудь рано или поздно обнаружит, а медленно умирать в собственной одинокой квартире не особо хочется. Представляя себе эти красочные картины Сотри-голова чистит зубы и ополаскивает лицо холодной водой, чтобы взбодриться. Поднимая подбородок вверх, он немного втягивает щёки и осматривает скулы. Щетина снова отросла, не помешало бы её сбрить, но явно не сейчас. Он не хочет перерезать себе яремную вену или сонную артерию из-за дрогнувшей руки, ведь тремор до сих пор не прошёл. Стиральная машина послушно принимает в себя закинутую грязную форму и начинает запускать процесс стирки. По возвращению на кухню чайник уже оказывается вскипячён, и три ложки кофе последовательно опускаются в кружку, пока брюнет свободной рукой проверяет почту в телефоне. Совершенно не отрываясь от этого занятия, он берёт напиток и в несколько шагов оказывается у стола, садясь. Ему не так много людей пишут на личный эмейл, а тем более — звонят, поэтому сообщений не много, и ответ требуют лишь пара-тройка важных. Откладывая телефон, Шота притягивает к себе стопку тетрадей своего класса — нужно проверить тест, который студенты писали на днях. Помимо первого ≪А≫ класса, где-то в завалах его основной комнаты лежат работы первого ≪Б≫ и ≪Ц≫, которые тоже следует проверить до завтра, и очень хорошо было бы в процессе не уснуть. Отпивая очередной глоток кофе, мужчина давится, начиная кашлять, но по прошествию первого такого приступа из-за кофе, наступает второй — на этот раз из-за неприятного жжения в горле, которое как-то подозрительно быстро опустилось к бронхам. Айзава старается не допускать мысли, что возможно он мог подхватить лёгкую простуду, когда стоял под проливным дождём всю ночь. Надо будет измерить температуру в лазарете, ведь если его самые худшие мысли подтвердятся, то не следует торчать в академии и представлять опасность своей заразой для студентов. Мысли о куче тетрадей, которые Айзава складирует у себя в квартире как какой-то фетишист на макулатуру, не дают ему покоя. По времени выходит слишком затратно ходить от дома до академии и обратно, чтобы принести проверенные стопки, и мужчина ещё раз обдумывает предложения Незу, Тошинори и Хизаши просто переехать из своего притона в уютное общежитие своего класса, чтобы и студенты, и основная работа была на месте. С одной стороны, идея неплохая, но он разрывается от этнической дилеммы — не будет ли это совсем странно переезжать буквально жить в академию? Он же взрослый человек, и иногда тоже хочет побыть дома. В котором Шота, если уж быть окончательно честным с собой, практически не бывает. Наплевав на всё, мужчина сходится с рациональностью этой мысли и встаёт из-за стола, проверив треть тетрадей. Ему ещё нужно время, чтобы собрать в сумку всё то, что потребуется на первое время в общежитии, а именно несколько личных вещей и работы студентов, за которыми идти во вторую ходку было откровенно лень. Брюнет отыскивает в кладовой спортивную сумку, которую он таскает на тренировки с Хитоши Шинсо, кладя туда различный спортивный инвентарь из личного имения, ведь в академии не всегда есть оборудование для их экзотных тренировок. Айзава как-то совсем по-дикому извращается в этом плане с Шинсо. Ну что ж, парень сам попросил заняться его репетиторством, так пусть не ноет. Не то чтобы Хитоши ныл… но был определённо недоволен, что несколько раз в месяц его избивают нун-чаками или палкой из бамбука. Шота рационально расходует объём сумки и складывает тетради плотными стопками друг к другу и тканевым стенкам. В середине оказываются ноутбук с зарядником, пара домашних штанов и шорт, футболок, кофт, а также множество скрученного в компактные рулоны оружие захвата. Сходив еще раз в ванную Айзава берёт полотенце и набор для чистки зубов, вынимает из стиральной машины костюм, который прошёл экстремально-быструю стирку за тридцать минут, и вешает его на сушилку. Видимо, сегодня в академию придётся пойти в негеройской одежде, ведь внезапная стирка после дождя в его планы не входила, а как идиот стоять и сушить костюм из плотной ткани феном он не собирается. В суматохе брюнет совершенно забывает взять весь этот неимоверно большой склад лекарств для глаз из шкафа за своей спиной и спешно выходит обратно в коридор, закидывая раннее взятые вещи в сумку. Та закрылась легко — не удивительно, Айзава уложил всё с таким изящным мастерством, словно годы практиковался в тетрис. Разгибаясь, он убирает мешающие прядки волос с лица и завязывает их в хвост — в данном случае это будет удобнее и, зависнув на пять секунд, чихает. Отлично Шота, отлично, ты ещё и заболел — хвалит он себя, закатывая глаза. Перекидывая сумку через плечо идёт в прихожую, с некоторым облегчением обнаруживая, что обувь всё то время была на ногах, но видимо придётся мыть пол. Ещё одно нелюбимое его занятие — уборка. Одной из причин его чихов — думает он — может являться пыль, которую мужчина протирал бог знает когда. Порывшись в карманах, он находит ключи, и выйдя за дверь, на этот раз не забывает её закрыть. Прокрутив в голове ещё раз, не мог ли он чего забыть в процессе его внезапного решения окончательно перебраться в общежитие академии, он разворачивает корпус и направляется к выходу на улицу.***
На мужчине черного цвета брюки и какая-то случайная тёмно-синяя рубашка, три верхние пуговицы которой были расстёгнуты. Теперь его хватил не только тремор, но и лёгкий жар, из-за чего терпеть тугой ворот рубашки становится невыносимо. Вот она одна из причин, почему он не расплёл свой милый хвостик — шея тоже невероятно горела, как и внутренняя поверхность горла. Из-за такого крайне необычного для Айзавы вида его не сразу признают некоторые студенты, которые прошли рядом или встретились на поворотах, однако стоило увидеть этот фирменный пассивно-апатичный взгляд Сотри-головы, как ученики кланялись в знак приветствия. Но мужчине сейчас пересекаться с другими представителями человеческого вида хотелось в последнюю очередь, и он банально игнорировал все знаки проявления доброжелательности. В принципе, это его обычное состояние и реакция, поэтому никто не заподозрил, что что-то с его самочувствием не так. На повороте в переходной коридор к учительской брюнет чуть не оказывается сшибленным с ног Незу, который скрестив руки-лапки за спиной с интересом разглядывает преподавателя своего учебного заведения. — Айзава, ты что, с похмелья? — Интересуется он. — Очень смешно, директор. — Хрипло проговаривает мужчина. Не показывая этого на лице, но он сам остаётся удивленным своему голосу, словно он орал на какого-то неродивого студента всю ночь — настолько он нездорово звучал. — Я не шучу. Шота пожимает плечами. Ну, выглядит и выглядит, что с того? Бежать в салон красоты, чтобы как-то спасти его внешность? — Твоими мешками под глазами уже никого не удивить, но новый имидж подрывает уверенность в твоём здравомыслии. — Директор Незу, я попал под дождь, а костюм не высох. Не хочу, чтобы ученики забивали свои пустые головы мыслями о том, где же я мог промокнуть. — И то верно. Одежда бы его выдала, а раннее мокрые волосы за три часа успели высохнуть, но если подойти достаточно близко, то можно было заметить несошедшую влагу. — А ты думаешь тем, что ты похож на героя, готового вот-вот откинуть коньки, они обеспокоены не будут? — Мой физический вид должен волновать их, и Вас, директор, в том числе, в последнюю очередь. Позвольте мне пойти. — Дерзишь, Сотри-голова. — С хитрым прищуром протягивает зверёк, не сводя пристальный взгляд чёрных глаз-бусинок с брюнета. Но он, скорее, просто воспринимает это как небольшой прокол со стороны Айзавы, который простить можно. — Я вижу, ты решил принять предложение обосноваться в общежитии своего класса? — Вы правы. Так будет более рационально использовать время и ресурсы. К тому же у Всемогущего не всегда будет время следить за дисциплиной и порядком в 1-А. — Правильно рассуждаешь, Айзава. До скорого. — Директор оканчивает разговор на той ноте, на которой считает нужной, и удаляется дальше по своим делам. Шота только облегчённо вздыхает, уходя в противоположную сторону. Спокойно и без проишествий он достигает двери учительской, где практически сразу на пороге его громким возгласом встречает Хизаши Ямада, чуть ли не оглушая несчастного. Айзава удерживается от порыва заткнуть рот друга чем-нибудь внушительным и плетётся к своему рабочему месту. — Воу. Шота, выглядишь как труп! Ты точно сегодня из квартиры выполз, а не кладбища? — Не поверишь, но ты третий, кто мне это говорит за сутки. — Вымученно тянет мужчина, и поставив сумку начинает вынимать оттуда одну за одной стопки работ, выкладывая их на стол. — Решил принести работу на работу? Умно! — Шутит Сущий Мик, пытаясь приободрить друга. — Имею вольность быть четвёртой. — Присоединяется леди-Полночь, высматривая брюнета, обернувшись на стуле. — Что-то оригинальное? — Со скукой вопрошает он. — Нет. Просто дерьмово выглядишь. — Констатирует Немури, грустно улыбаясь. — Спасибо, запишу себе это где-нибудь. Дверь снова открывается, что неудивительно, ведь в утро пятницы все преподаватели в основном стекаются в это место, так как у студентов что-то вроде классного часа, и на пороге мелькает солнечный силуэт Тошинори Яги. — Доброе утро всем. — С улыбкой довольно громко Всемогущий оповещает таким образом коллег о своём прибытии в академию, для очередного чудесного дня. Во всяком случае день и вправду становился лучше, когда это персональное солнышко всего учебного заведения прибывало на своё место работы. — Утра, Всемогущий. — Неожиданно для себя первым на приветствие отзывается Айзава. Не так громко, чтобы основательно привлечь внимание, но внимание Хизаши и Немури это однозначно привлекает, и в подтверждении этого у обоих коллег брюнета брови поднимаются вверх. — Что? — Шота, ты не заболел? — Да отвалите вы от меня! — Возмутившись выкрикивает злобно Айзава, метая взгляд способный убить на Мика и сдерживающую смех Полночь. Блондин мягко улыбается на подобную сцену и движется к своему столу, который находится как раз через перегородку от стола Сотри-головы. Но не дойдя до места он замедляет шаг около брюнета, пока тот не поднимает на него взгляд. — Всё нормально, Айзава-кун? Меня пугает опасная бледность твоего лица. — Уже без улыбки негромко проговаривает Яги, стараясь выглядеть в уставших и, к обнаруженному ужасу, залитых кровью глазах хоть какой-то признак остатков живого. Глаза брюнета были действительно почти полностью красными, и похоже, что лопнувшими до выхода из дома капиллярами дело не ограничилось. — Пошли со мной до 1-А корпуса, мне нужно вещи отнести. — Ох!.. Так ты переезжаешь к своим студентам? Глубоко и напряжённо выдыхая, тёмноволосый мужчина застёгивает сумку и поднимается, снова ожидая, пока Тошинори отвиснет. Блондин, похоже, опять задумался о чём-то своём, но в последний момент он себя останавливает от непродолжительного рассматривания шеи и приоткрытых ключиц его коллеги, встряхивая головой. Окончательно его приводит в чувство некое ≪Да≫ от Айзавы, и он неловко смеётся, выходя вслед за ним. В этих глупых рассматриваниях нет смысла, если Тошинори не собирается сказать о своих чувствах или окончательно с этим завязать — именно так думает Шота, в который раз замечая неловкие и смущённые взгляды Яги в свою сторону. Порой хочется прямо в его лицо крикнуть ≪Да господи, хватит тупить!≫, но нет, похоже Айзаве нравится играть в эти кошки-мышки. До момента, когда мышь, очевидно, не будет поймана с поличным. — Айзава, ты так и не ответил на вопрос. — Аккуратно напоминает Всемогущий, немного вопросительно изгибая брови, смотря на мужчину. — Я сказал да. Переезжаю в корпус 1-А. Мне слишком далеко мотаться от академии до дома каждый день, и это сильно мешает работе. Особенно учитывая то, что скоро навал письменных работ, а значит застряну здесь на две недели, проверяя это всё. — Я имел ввиду самый первый вопрос. — О том, в порядке ли я? — Блондин кивает, обращая больше внимания на тёмноволосого. — Это не должно тебя беспокоить. Яги неожиданно хмурится и резко отвечает: — Давай я сам решу, что должно меня беспокоить, а что нет? Шота внешне остаётся невозмутим, но его брови ползут вверх, явно не ожидая такого ответа. Именно с таким лицом он поворачивается на более высокого мужчину, застывая в недоумении. Это так реальность решила проявить трактовку его мысленной фразы ≪Тошинори, не тупи≫? — Айзава-кун, не надо делать такое лицо. Я беспокоюсь за тебя. Это слово. Оно не сказано с его обычной интонацией ≪Я беспокоюсь за тебя, потому что это мой геройский долг≫, а скорее как-то… более искренне? Более открыто, интимно, лично. Словно это слово посылается одному конкретному человеку. Тебе. Именно тебе, Шота. Не тупи, Шота.— Мне кажется, что я люблю тебя.
Оба ошарашенно поднимаю друг на друга глаза. Кто, черт возьми, первым это сказал? Такое чувство, будто один озвучил мысли другого вслух. Оно было произнесено одновременно. Оно не кажется, оно так и есть. Шота медленно опускает взгляд вниз и хрипло смеётся. Смеётся по-доброму. У него нет цели обидеть за это признание Тошинори, нет, совершенно нет. Ведь сейчас он отчётливо понял, что сказал всё то же самое, слово в слово, даже не дожидаясь какого-то продолжения от Яги. Ему неловко. Действительно неловко. Пожалуй, впервые за несколько последних лет жизни ему стало так неловко за свои чувства, которые через слова вылились наружу. — Айз-… Шота. — Мягко, сладко, нежно тянет блондин, первым прерывая тишину. Или это Айзаве теперь кажется, что его собственное имя из уст этого невероятного человека звучит как-то по-особенному? — Ты же это… — Я тоже это сказал. — Соглашается брюнет, поднимая взгляд уставших, вымученных, но сейчас крайне нежных глаз на Яги. Он медленно протягивает свою руку к кисти Тошинори и кончиками пальцев касается её своей, как-бы прощупывая и оценивая реакцию. Долго ждать не приходится. Символ мира, осознав прикосновение, вспыхивает, немного паникующе следя лазурными ирисами за эмоциями на лице любимого человека. Нежность. Пожалуй, такого Айзаву Яги ещё прежде не видел. Он осторожно переплетает пальцы с рукой брюнета, но тот уже спустя десять секунд телесного контакта плавно высвобождает свою ладонь и притягивает к себе. — Извини. Не люблю долгие касания. — Я думаю, мы это исправим.