Бумажный фонарик

      «Мы знакомы уже пятьдесят семь лет», — на мгновение Аллену кажется, будто его оглушили. — «Ничтожно мало с точки зрения вечности и неизменно перерождающейся Семьи. Но все же…»       Промасленная бумага. Простой узор: золотые цветы на ярком ультрамарине. Точные движения рук, и пальцы с масляными следами.       Аллен думает, что, наверное, только смерть избавит его от глупых затей Неа.       «Я не менял «имя» уже пятьдесят семь лет», — еще одна мысль, которая приходит в голову сама собой. Потому что такое иногда случается в жизни.       Развернуть, разгладить.       Он сидит на веранде, а в глаза жарко светит солнце. Обувь была стянута еще час назад, и теперь он ощущает под ступнями горячие доски. Неа сидит чуть в стороне на ступеньках и старательно расправляет на земле бумагу. Расстегнутый ворот рубашки, заколотая челка — остудить июль в этом году не могли даже почти не прекращающиеся ливневые дожди, — только волосы всё равно выбиваются и лезут в глаза. Отчего тот морщится и постоянно прерывает работу, чтобы убрать их. У Аллена чешутся кончики пальцев, чтобы сделать это самому.       — Может, поможешь?       — Это была твоя идея…       И он снова отступает. Не делает то, что хочет. Позволяет солнцу греть лицо. И крутит в руках пузырек из темного стекла. Внутри — зеленка. В очередной раз высветить на солнце, щуря глаза, и убрать обратно в коробку с лекарствами.       «Если хочется, то почему бы и нет?»       Неа фыркает, сосредоточенно хмурится, склоняясь почти к самой земле. В расстегнутых манжетах рубашки — белый бинт. Опять поцапался с кем-то из Семьи. Судя по ровным линиям на коже — словно следы от струн, — которые Аллен ранее старательно обрабатывал зеленкой, игнорируя недовольное сопение и ноевскую регенерацию, этим кем-то был Алчность.       Сухое горючее. Ярко полыхает пламя.       «Как маленькое солнышко», — замечает Аллен, склонив голову и наблюдая через стекло чашки. Слова наставника приходят в голову сами собой: «У Книгочеев нет близких людей». «Аллен» вздыхает. Может, дело в том, что Нои — не люди. Может, из него все же не получится Книгочей. Потому что они с Неа знакомы больше половины его жизни, а он уже прожил больше, чем любой нормальный человек. Даже если никто никогда не сможет определить его возраст на глаз. Потому что они с Неа… Кто? Лучшие друзья?       «Нет, не так…» — у Аллена нет привычки лгать самому себе. Только удивительная для ученика Книгочея «слепота». И в прямом, и в переносном смысле.       Вспышка, и в воздухе — мерзкий запах горючего. Горячий воздух заполняет бумагу.       Потому что они с Неа знают друг друга лучше, чем сами себя. Потому что между ними есть понимание, за которое многие продали бы свои души. И продают. Продают, когда призывают Графа и соглашаются на его условия, о которых всегда забывают спросить. Чтобы вернуть себе тех, кого потеряли, но никогда не стали бы возвращать, если бы действительно понимали.       «Мы не хозяева своей жизни: от рождения до смерти мы неразрывно связаны с другими прошлым и настоящим*», — почему-то он вспоминает эти слова именно сейчас, когда смотрит на маленький дрожащий огонек за бумажной преградой, который разгорается на глазах и вспыхивает ярким пламенем.       А потом Неа опускает руки и замирает. Смотрит вверх. И выше.       — Летит! — радостно, как ребёнок, который получил конфетку. — А ты говорил, что не получится.       Аллен хмыкает, отпивая чай. Потом поднимается на ноги и встаёт рядом. Суёт не в свои руки чашку. В чужие яркие, словно сотканные из золота и одуванчиков глаза он внезапно заглядывает как в зеркало. И видит себя. И это отвечает на все его вопросы сразу.       «…И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело, рождает наше будущее*».       «Ох…»       — Может и не прав, — признаёт поражение и запрокидывает голову. В лицо бьёт солнечный свет, Аллен жмурится, а внутри в ответ на внезапное откровение словно — звон. Глухой звон в голове, только сердце почему-то становится тяжелым в груди. И начинает биться быстро-быстро. — Единственное… может, стоило сделать это ночью?       Неа удивлённо расширяет глаза и смотрит на Аллена, когда тот вновь поворачивает к нему голову. И они стоят совсем близко так, что их руки почти соприкасаются. И Аллену действительно хочется сделать в этот момент очень многое… Так почему нет, действительно?       «Сделай то, чего не сделать ты не можешь*».       И в принципе так было между ними почти всегда, просто одному не хватало наблюдательности, а другой никогда не воспринимал жизнь слишком всерьез. А может, просто им некуда было спешить. В конце концов, у обычных людей есть свои преимущества — они всегда торопятся жить. И в этом нет ничего плохого.       — Фонарики запускают ночью, — поясняет Аллен и смеётся. И касается чужих губ впервые так же, как касается рук постоянно. Трепетно и без сомнений. Чужих губ, которые оказываются мягкими, неожиданно горячими и солеными после целого дня, проведенного под жарким солнцем. Впрочем, вовсе и не неожиданно. Все это.       А по ярко-голубому небу в это время вверх поднимается бумажный фонарик.