Одной крови

— Мы с тобой одной крови, — говорит ему Сантанико, выдыхая в губы — горячим, карминовым. Его Багира, что нашла потерянного мальчика в джунглях и наделила силой зверя. Но могущество не тождественно свободе — кому как не ей эту истину знать. Разжёванную и впихнутую в глотку, чтобы не выблевать обратно, не сомкнуть плотно губы. Сантанико сотнями лет учится, впитывает коварство и вытапливает из себя всякие чувства, делающие её слабой. Человечной. Свет Ричи греет её и тут же обжигает до костей, сдирает нежную кожу. Она хочет, чтобы он отринулся — от семьи и всего того, что горит в его глазах. Пусть выгорит, пусть потухнет и застрянет в горле пеплом. Пусть-пусть-пусть. И в то же время то зверь страшнее затаившегося в джунглях тигра. Огонь Ричи способен выжечь всё дотла, если выйдет из-под контроля; если не выдержит замок на цепях. Если он ключ от него найдёт. Сантанико ему всё реже улыбается, ощущая растущее напряжение, пусть Ричи во сне всё ещё касается губами её виска. Она не способна своим очерствевшим сердцем понять, что может сдержать его одним своим ласковым взглядом. Одним прикосновением к плечу — не тем, что раздерёт ткань дорогого пиджака и его кожу. Ричи на жестокости взрощен, разве что не впитав её с молоком матери. Сантанико играет на его старых рефлексах и не верит в силу светлых чувств — только в их проклятье. И ключ от замка до боли сжимает в ладони.