Их ночь

Громко хлопнувшая дверь оповестила о возвращении молодых людей со свадебных гуляний. Только вот оповещать было некого. Квартира молчаливо и преданно ожидала возвращения своих юных жителей, которым сейчас было немного не до окружения. Парни и метра не прошли, как накинулись друг на друга с жаркими поцелуями, заключая в крепкие объятия. Ю Яну казалось, что пьян он уже не от вина, кажется он выветрился ещё тогда, после жарких слов, подтекст которых Ли Хуан точно не понял, хоть сам и произнёс их. Он пьянел от мощного тела в своих объятьях, от крепких рук, что поднимают над землей, точно пушинку, из хватки которых не боишься упасть. То, как нежные лепестки губ требовательно терзают собственные, как шаловливый язык, подобно касанию воды стрекозой, просит поддаться всеобщему напору, раскрывает обмякшие от поцелуев губы, ловко проскальзывая в жаркое тесное пространство. Проводит, облизывает, посасывает, как бы утверждая своё право на каждый доступный миллиметр этого прекрасного хрупкого тела в своих руках.        От этого Ю Ян пьянел похлеще, чем от вина на недавней свадьбе, сильнее, чем от посиделок с дядей Паном, это было то опьянение, от которого не бывает похмелья, которое хочется продолжать до потери сознания, до полного безрассудства и тебе всегда будет мало. Было настолько хорошо, что парень не сразу вернулся в этот бренный мир из своих сладостных фантазий, обнаруживая любопытную деталь        — Ли Хуан, мы же у тебя дома!        Но видимо, изучающему страстными поцелуями тело парню не понравилось то, что он услышал от этих маняще припухших изящных губ, поэтому быстро заткнул их своими жаркими, шершавыми, чуть обветренными. От такого напора со стороны вечно спокойного, легко смущающегося от одного слова парня подкашивались ноги, так что Ю Ян давно бы сполз по входной двери, если бы уже не находился на руках этого могучего греческого божества.        Здравые мысли стремительно покидали разгоряченный мозг, оставляя лишь животную страсть, что так быстро охватила пару, раскаляя воздух вокруг них, подобно вулканической лаве. Хлопковая рубашка казалась необычайно грубым, тяжелым барьером между ласковыми руками и распаленной плотью. Одежда слетала, слой за слоем рвались препятствия, раскрывая, обнажая желанное всеми фибрами души тело. Хотелось чувствовать кожей, видеть небесно-голубыми глазами, слышать покрасневшими от смущения ушами, как любимый возбудится от страстных щедрых ласк, как будет иступленно метаться в крепких объятьях, как бессвязные звуки будут складываться в собственное имя. Хотелось услышать своё имя на изысканных зацелованных устах, произносимым хриплым сорванным голосом, которым ещё никто так не звал, не просил, не умолял. Передавал всю свою любовь, всю гамму смешанных на палитре эмоций через одно лишь имя.        Горячее дыхание невесомо обдало своим жаром уже возбужденный затвердевший сосок, от такой нехитрой манипуляции Ю Ян ещё сдержанно простонал, но стоило влажному, немного шершавому языку коснуться манящей бусинки, как все контроллеры сорвало и коридор оглушил вырвавшийся вскрик        — Ли Хуан!        От такой манящей несдержанности Хуан не смог контролировать свою руку, которая уже потянулась ко второй сокровенной чувствительной бусинке, перекатывая ее между огрубевшими подушечками ласковых пальцев. Зажимая между большим и указательным, слегка оттягивая, поддразнивающе отстраняясь, переключая внимание на темные ареолы вокруг, доводя свою жертву до иступленной мольбы, когда тело двигается само по себе, стараясь получить ещё больше возбуждающей ласки. Темно-синий жилет полетел на пол вслед за уже осиротело валяющемся там пальто и свадебным белым букетом. Полосатая рубашка сдалась под напором точеных пальцев, быстро и несуетливо разобравшихся с пуговицами, и сползла на локти, оголяя фарфоровые плечи, которые тоже не обделили лаской шаловливые губы. Те самые, что так стойко игнорируют призывно блестящие нежно-розовые лепестки вишни, ведь заглушать такие опьяняющие стоны было бы величайшим преступлением.        Каллиграфичные руки с тонкими по-девичьи хрупкими запястьями неконтролируемо двигались по крепкой шее, царапали короткими ногтями выступающие позвонки на загривке, ловко пробирались под слои официального западного костюма, явно требующего к себе более серьёзного обращения. Холодный металл входной двери обжигал горящую спину, остужая пыл страсти. Всё-таки пора перебираться в спальню и валяющуюся на полу одежду желательно прихватить. Конечно, отец Ли Хуана уже понял, что этой ночью будет третим лишним в обществе двух голубков, поэтому тактично остался ночевать у родственницы, но это не значит, что Ю Ян готов вот так в открытую подтвердить догадки старшего о ночных занятиях влюблённых.        Ли Хуану не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы прочитать нахмуренные брови на раскрасневшемся лице напротив, так что быстро подобрав упавшие одежды, ни на секунду не выпуская своё величайшее сокровище из рук, понёс свою несравненно приятную ношу в комнату, где обременительные вещи тут же полетели на ближайший стул, а дверь была закрыта с ноги. Оказавшись, наконец, в долгожданном уединении, Ли Хуан слегка оробел, боясь что-то сделать не так. Испугать возлюбленного, причинить ему боль — его сдержанная страсть, прорвавшись, была способна и не на такое. Но плавные линии полуобнажённого тела Ю Яна сами подсказали ему, как надо действовать — неторопливо и так же плавно. Если раньше он, не сдерживаясь, сразу переходил на бешеный ритм, быстро достигая желаемой разрядки, то сегодня почему-то все отличалось от пары предыдущих вечеров.        От горящего взгляда просветлевших карих глаз не ускользнуло некоторое замешательство в до этого уверенно смотрящих глазах цвета бушующего в шторм океана. Холодные руки с утонченными пальцами художника настойчиво притянули к себе прекрасное лицо с пылающими от возбуждения щеками и, не разрывая зрительного контакта, Ю Ян решительно произнёс:        — Сегодня ночью, я хочу дойти до конца…        Ли Хуан, поражённый такой настойчивостью и горячностью своего парня, удивленно округлил глаза, но согласился с таким желанным предложением        — Хорошо…        Не выдержав, Ли Хуан понес его к кровати, мягко опуская, словно Ю Ян был величайшей драгоценностью, на белые простыни. Вероятно, таким для него и представлялся любимый — редчайшее сокровище, которое хотелось спрятать от всего мира и трепетно оберегать, с бесконечным обожанием всматриваться в любимые, идеальные черты лица: эти большие, выразительные глаза, не скрытые толстыми линзами очков, сейчас изменились с нежно-орехового на цвет расплавленного янтаря, смотрят на него с таким теплом и нежностью из-под полуопущенных пушистых ресниц, с каким не смотрели ещё никогда. Эти мягкие, нежные и чувственные губы, дарящие ему свою неповторимую улыбку широкую и лучезарную, которую никому больше не суждено увидеть. Хотя Ю Ян часто улыбается, да практически каждому, но для Ли Хуана у него словно заготовлена другая, ещё более яркая улыбка.        Поцелуи становились все более мокрыми и развязными, несмотря на всю неопытность Ли Хуана, он сразу же перехватывал инициативу, задавал темп, то медленный, то быстрый, сводя с ума этими переменами. Параллельно с этим узловатые пальцы ловко справлялись с мешающей тканью на чужом теле, что так доверительно раскрывалось под ним, открыто отзывалось на самую малейшую ласку, сладостно будоража своим видом зрительные рецепторы.        Эти музыкальные пальцы, точно бегая по клавишам родного рояля, путались в каштановых вихрях, продвигались к затылку, мягко поглаживая, массируя чувствительные точки, которых на голове, кстати, куда больше чем на остальном теле. Ю Ян сбился с ритма страсти, а с глаз на мгновение спала пелена. Он замер, словно загнанный в кусты кролик, прислушиваясь к себе и как будто к обстановке. А не следит кто? Но в доме они были одни, да и Ю Ян кроликом не был, как Ли Хуан не был хищником. Потому ласки медленно возобновились, а потом вновь сорвались на бешеный темп.        Две пары ладоней смело изучали каждый новый миллиметр обнажавшейся кожи. По широким плечам скользили тонкие пальцы, унизанные кольцами. Тонкую талию ласково сжимали крепкие руки, которые совсем недавно с куда меньшей страстью ласкали клавиши рояля. Так близко и так хорошо, и совсем немножечко стыдно. Они ещё никогда не были так близко друг к другу. У обоих щеки горят алым пламенем, которое захватывает уши, пятнами стекает на шею, покатые плечи, грудь.        Сквозь волну первого смущение, Ю Ян сделал первый шаг и, плотно закрыв глаза, качнулся назад, плавно опускаясь спиной на кровать и утягивая за собой Ли Хуана. Тот плотно накрыл его своим телом, не вынимая руки из его густых, не покорившимся лаку и расчёске волос. Они тонко пахли чем-то смутно знакомым, теплым как солнце и освежающе морозным, — воспоминания детства, но вспомнить этот запах так и не получалось. Он ускользал, как вода сквозь пальцы. Ничего, зато самому Ю Яну он больше не даст ускользнуть.        Одно дело доставлять удовольствие рукой, чувствуя некоторое превосходство в осведомленности этим вопросом, совсем другое настоящая физическая близость, опыта в которой у Ю Яна не было, разве что теоретические познания. Предыдущие отношения, как-то не вызывали желания зайти дальше, попробовать больше, отдаваясь во власть рук партнера. Он, конечно, знал, что это произойдёт, но может не так скоро, но сдаваться и идти на попятную сейчас, когда твоё тело прикрывает лишь нижнее белье, в то время, когда ты плавишься от легких, дразнящих прикосновений горячих рук, когда сам попросил о большем, было как-то неправильно. Хотя Ли Хуан бы не был против, спокойно приняв отказ, отложил бы идею продолжения, пока парень не будет готов, но отчего-то такие мысли неизменно приносили чёрную грозовую тучу в душу Ю Яна, что своими молниями била точно в цель, угрожая спалить внутренности, выжигая существо до тла.        Собрав всю оставшуюся храбрость в кулак, Ю Ян дрожащими руками окончательно стягивает уже успевший съехать набекрень галстук, нервно отбрасывая его куда-то в сторону. Неловко, путаясь в собственных пальцах, пытается расстегнуть белую рубашку, скрывающую рельефную мощную грудь с острым разлетом ключиц и железный пресс обтянутый золотистой кожей живота, гладкой, горячей, точно нагретой на солнце, где-то в Италии. Может у него в родственниках затесались бежавшие в восточные страны сицилийские мафиози, наградившие его такой нестандартной крупной внешностью, нехарактерной хрупким азиатам.        Ю Ян и правда дрожит — все его тело бьет мелкая дрожь, которую он никак не может унять, думая, что может подчинить себе свое тело — но вот не может с ним справиться, дёргая шелк рубашки, словно упрашивая ее сняться самостоятельно. Ли Хуан вынужден был раздеваться самостоятельно. Хоть это и не доставляет ему хлопот, Ю Ян отчего-то стал выглядеть еще более взволнованным, если не сказать испуганным. Проявляя чуткость, надежно скрытую под каменной маской, Ли Хуан мягко берет все ещё холодную, дрожащую кисть со скульптурными пальцами, нежно целуя центр ладони, чтобы после ненавязчиво помассировать влажное, обожженное губами место большим пальцем, перевернуть руку и продолжить целовать выпирающие костяшки, чувствительные подушечки пальцев, самые их кончики. А потом наклониться к полыхающему жаром ушку и низким хрипящим от поволоки страсти голосом попросить:        — Не бойся. Я здесь. — Я не боюсь… просто волнуюсь… не каждому я позволяю зайти так далеко — выдохнул Ю Ян, про себя думая, а может стоило бы? Ведь тогда бы он не выглядел бы сейчас таким растерянным и чересчур открытым. Тогда в отеле у него было превосходство, что позволило ему скрыть естественное смущение, сейчас же ни одна маска не хотела держаться на, наверняка красном как у рака, лице.        Но Ли Хуан совсем не выглядел расстроенным или разочарованным. В самом же деле от этого признания «слабости» у него сбилось и без того неровное дыхание, а сердце на мгновение остановилось, чтобы в следующий удар разбить грудную клетку и сбежать от разгорающегося лесного пожара, захватывающего каждую частичку души.        Не смотря на свои же слова, Ю Ян весь покрылся мурашками, слегка дрожа. Ему казалось, что всё его тело горит, точно в лихорадке, а по венам вместо крови течет настоящая лава, стекая куда-то вниз живота. Он никогда до этого не испытывал ничего подобного и был очень благодарен Ли Хуану, что тот с пониманием относится к его появившейся так внезапно застенчивости, терпеливо успокаивая неспешными движениями. Немного грубыми пальцами поглаживая точёные лучшим скульптором скулы, вздернутый носик, усыпанный милыми веснушками, ямочку у вишневых губ, которая почему-то появлялась только слева и придавала лицу своё неповторимое выражение озорства.        Полностью избавившись от своей верхней одежды, Ли Хуан стал покрывать гибкое тело под собой жадными поцелуями, местами прихватывая нефритовую белую кожу зубами, оставляя свой след, чтобы потом, как бы в извинение опалять губами каждый появившийся след. Под таким трепетным напором Ю Ян понемногу расслаблялся, самостоятельно подставляясь под нескончаемые щедрые ласки возлюбленного. Хрупкие ладошки, ранее сжимавшие белые простыни, переключились на мощные плечи, шею, мускулистую спину, что буквально горели, испуская тепло и жар пустынного солнца, согревая вечно холодные кисти, ощущавшиеся как два кубика льда. Контраст температур лишь подогревает страсть.        Ли Хуан поднял голодный взгляд затаившегося тигра на раскрасневшееся лицо. Смущенный румянец, так сильно выделялся на бледной, не терпящей солнечных лучей коже, распространился от острых, усыпанных веснушками скул на костлявые ключицы, соединяющиеся во влажной ямке с капелькой пота. Всегда отстранённое каменное лицо, теперь готово было озарить всю комнату, погружённую в ночные сумерки, своей мягкой улыбкой. Однако от вида искусанных тонких губ брови недовольно соединились на переносице, а горячий язык прошёлся по оставленным хозяином тела ранкам, будто намереваясь прибрать к рукам и это жгучее чувство.        Следующим объектом на очереди крепких рук было нижнее белье, что уже не в силах было скрыть отчетливо затвердевшее достоинство, ловко подцепляя резинку музыкальными пальцами и не глядя отбрасывая последний рубеж за спину. Ответом Ли Хуану послужил вздох облегчения и представшая небесного цвета глазам возбуждающая картина. Распростёртый на белых простынях любовник со взъерошенными волосами и нежным румянцем, неотрывно наблюдающий своими некогда карими глазами, радужку которых уже полностью перекрыл чёрный, как бездна, зрачок, но при всем этом великолепии нижняя губа оказалась во власти небольшой пары клыков, прикусанная в ожидании продолжения и легкого смущения.        Ли Хуан не заставил себя долго ждать, вжимаясь полностью свободным от одежды телом, потираясь собственным возбуждением о горячую плоть возлюбленного. Стоящий колом член уже заинтересованно подрагивал в нетерпении, а блестящая головка, показавшаяся из-под крайней плоти, несдержанно сочилась смазкой, пачкая впалый живот. Почему-то эта картина навеяла Ли Хуану какие-то странные желания: узнать какова она будет на вкус, если слизать ее с учащённо дрожащих мышц живота, как отреагирует Ю Ян, если он опуститься чуть ниже, прикусит выпирающую кость таза, осыплет поцелуями внутреннюю сторону бёдер…        Исполнение недавних фантазий не заставило себя долго ждать, что от неожиданности Ю Ян вскрикнул, когда почувствовал обжигающее дыхание на своей головке. Он хотел было отстранить возлюбленного, но стоило верткому языку собрать выступивший нектар, чуть углубиться в уретру, как все связные мысли покинули взлохмаченную голову, а каллиграфичная рука, вместо того чтобы оттолкнуть, наоборот слегка надавила на голову, поддаваясь внутреннему желанию, протолкнуться глубже в жаркую влажную тесноту, вновь ощутить легкое прикосновение к уздечке, может чтобы ее чуть прикусили острые зубки. Ли Хуан действовал неумело, основываясь по ходу дела, внимательно наблюдая за реакцией, расслабляя любовника, подготавливая к продолжению. Скользкий от смазки палец пока невесомо поглаживал плотно сжатое колечко мышц, иногда проталкивая первую фалангу в сжатое пространство, тут же отступая. Когда вход под напором нехитрых ласк раскрылся, Ли Хуан ввёл первый палец, смазывая стенки, немного сгибая вверх, пытаясь найти нужный угол, при этом всём мучительно медленно насаживаясь ртом на налившийся кровью орган, не давая сорваться, но и не ослабляя возбуждения.        Ю Ян метался в сладкой истоме на простынях, не зная куда себя деть. Голова шла кругом от таких поддразниваний. Удовольствие было таким сильным, жар рта, влажный язык, ловкий палец с узловатыми суставами, но обладатель всего этого нарочно действовал медленно, в разном ритме, постоянно сбиваясь, мучая хрупкое тело в своих властных руках. Когда к первому пальцу присоединился второй, ожидаемой боли не было, лишь странное тянущее ощущение, от которого хотелось то ли сбежать, то ли наоборот податься ему на встречу. Но эту дилемму разрешил разряд тока, который прошиб позвоночник, заставляя несдержанно застонать, и неосознанно податься вперёд, насаживаясь на музыкальные пальцы. От собственных действий Ю Ян покраснел ещё сильнее, пряча полыхающее лицо в своих руках. А Ли Хуан, наконец, понял в каком направлении стоит двигаться. С грацией некого хищника он с хлюпающим развратным звуком выпустил изо рта горячий член и навис над смущённо прикрытым лицом возлюбленного, не забывая подготавливать узкий пульсирующий проход.        — Ю Ян, посмотри на меня, — низко на грани рыка попросил Ли Хуан.        Ю Ян отрицательно помотал головой, надеясь избежать этой пытки, но пальцы дарившие неизведанные прежде, но однозначно приятные ласки, вдруг остановились, не выходя из тёплого нутра, но и не двигаясь, отстраняясь от заветной точки. Парень в нетерпении поёрзал, но ничего не изменилось, сам он не мог направить их, в то время, как Ли Хуан не собирался ничего делать, пока его просьбу не исполнят. Через стыд Ю Ян, наконец, убрал холодные кисти от полыхающего, точно сверхновая звезда, лица и его ореховые, потемневшие от недовольства глаза наигранно гневно посмотрели в грозовые темно-синие сверху, безмолвно спрашивая: «ну что, доволен?» Длинные, чуть закручивающиеся у концов ресницы слипались от влаги, скопившейся в уголках глаз, губы, влажные от слюны, приняли оттенок спелой вишни, которую Ли Хуан очень хотел попробовать. Но сдерживался и только любовался, как блюдами на Новогоднем столе. Целомудренные поцелуи покрывали открывшееся лицо, шею, грудь, ключицы. Комнату вновь наполнили такие желанные полустоны-полувсхлипы, после возобновившейся неторопливой растяжки. Вскоре растянутый вход с влажным хлюпаньем принял в себя третий палец, от чего Ю Ян невольно поморщился. Такое чувство наполненности может и не приносило боли, но было чем-то новым, немного неприятным, но к нему можно было приспособиться.        От этих развратных звуков, с которыми пальцы скользили в жадно сжимающем их проходе, незатихающие стоны, бессвязно умоляющие о чём-то, сводили с ума, ранее спокойного парня, возбуждение которого уже отдавалось болью в паху, желая чтобы к нему прикоснулись, сбросили это тянущее низ живота напряжение. Но он не мог торопиться. Пусть он и представлял себе этот день на протяжении нескольких месяцев и неизменно просыпался с постыдным влажным пятном на пижамных штанах, но сейчас ускориться Ли Хуан не смел, боясь причинить боль своему драгоценному сокровищу, которое, наконец, заполучил в свои крепкие объятия. Прождав холодные недели в одиночестве, давая время довериться, раскрыться, взрастить чувства не слабее собственных, если не сильнее. И сейчас раскрасневшийся Ю Ян, его Ю Ян, так крепко прижимался к заполошно вздымающейся груди, иступленно гладил своими холодными руками нависающие над ним плечи, доверчиво закидывая ноги на крепкую поясницу, молчаливо давая согласие на все, что будет дальше, полностью вверяя себя в руки милого сердцу человека.        И Ли Хуан боится предать это доверие, аккуратно вынимая пальцы, напоследок надавив на бугорок нервов, вызывая протестующий стон. Раскрытый, покрасневший вход отчаянно сжимался вокруг пустоты, желая зацепиться за уходящее чувство хоть ещё на секунду.        — Ли Хуан… — выдохнул Ю Ян, с наслаждением чувствуя на языке любимое, родное имя.        Он сам не знал, о чем просит. Ему просто мучительно хотелось, чтобы он сделал хоть что-нибудь — что угодно, лишь бы наконец-то потушить это бушующее пламя внизу живота. Любимый в ответ на просьбу настойчиво припал к маняще приоткрытым губам, нежно проводя по ним языком, зализывая новые ранки, увлекая в новый глубокий поцелуй, от которого кончается кислород в легких и кружится голова, вместе с тем делая неглубокий толчок.        От неожиданного проникновения Ю Ян пальцами вцепился до треска в простыни, разрывая поцелуй, наполняя спальню болезненным шипением, но Ли Хуан, наконец, получив долгожданное облегчение от плотно обхватывающего его естество жара, забылся в этом чувстве, настойчиво притягивая за подбородок убежавшее лицо парня, продолжая безответно терзать сжавшиеся в тонкую линию губы. Карие глаза умоляюще распахнулись и влага, больше не сдерживаемая плотно сжатыми веками, вырвалась наружу, горячими каплями скатываясь по алеющим, как закатное зарево, щекам.        Ли Хуан чувствует солёный привкус поцелуя, отрезвляется, останавливается, виня себя на все лады, за то что всё-таки причинил боль парню, что доверился ему, полностью отдаваясь во власть крепких рук. Он целомудренно целует сжатые губы, дорожки слёз на фарфоровой коже, морщинку между нахмуренными бровями, как обычно предпочитая слова извинений действиям.        Ю Ян расслабляется, сам неспешно отвечает на лёгкие, как касание солнечных лучей, ласки. Член любовника оказался гораздо больше, чем его пальцы, и гораздо горячее. Руками, даже самыми чувствительными, это не прочувствовать. Наверное поэтому так сильно хочет полностью ощутить его внутри, что от желания сводит пальцы на ногах, а азарт подогревает кровь. Но больно все равно. Девственные стеночки медленно раскрывались, слишком медленно, то и дело упрямо сжимаясь, от чего Ли Хуан не мог сдержать утробный, звериный рык, все ещё стараясь действовать нежно, аккуратно. Хотелось запомнить каждый момент их долгожданной близости: как стройное тело медленно раскрывается под ним, принимая его, как тесно обхватывает Ю Ян его член, как он сжимает стройными ногами его талию, притягивая его к себе в желании быть еще ближе, вжаться в накаченную твёрдую грудь.        И Ю Ян вновь пьянеет, как от самого крепкого вина, то как Ли Хуан заполняет его, как низко стонет, прихватывает зубами тонкую кожу шеи и выступающих ключиц, создаёт неописуемые ощущения множества взрывающихся фейерверков, разгорающихся в душе, озаряя прошлую черноту миллионами разноцветных вспышек. Ему хочется большего, хочется чувствовать, как каждый миллиметр любимого тела буквально плавится в его жарких объятиях. Ю Ян не выдерживает, сам обхватывает крепкую талию ногами, сводит щиколотки на пояснице, толкаясь бёдрами вперёд, насаживаясь, от чего Ли Хуан глухо стонет        — Ю Ян…        Он не говорит «Что же ты делаешь?» или «Тебе же больно», он молчит «Я люблю тебя», он смотрит в его влажные глаза, с силой сжимает его пальцы своими, гладит его костяшки, поглаживает тыльную сторону прохладной ладони. Ю Ян улыбается, легко, но до чертиков искренне, не отводя взгляда от небесно-голубых глаз        — Все хорошо, не бойся, Ли Хуан.        Боль тянущая, резкая, но кроме боли есть и упоительное, ни с чем не сравнимое ощущение — как Ли Хуан раскрывает его, наполняет собой; как тело Ю Яна раскрывается ему. Так что последний подается боли навстречу, выпускает рвущиеся наружу стоны, сжимает ноги на пояснице Ли Хуана, заставляя его толкнуться ещё глубже, пока не заполнит его полностью, с долгим стоном, с влажным шлепком кожи о кожу, на долю секунды пряча свой ясный, как синева моря, взгляд, чтобы тут же распахнуть глаза, с беспокойством вглядываясь в прекрасное лицо напротив.        Ю Ян не даёт ему времени на раздумья, захватывая его губы в свой жаркий плен, настойчиво проникая языком внутрь, заставляя забыть о боли, о смущении, о времени. Холодные руки с хрупкими запястьями смыкаются на точеной шее, чуть царапая ногтями кожу, тонкая изящная талия завозилась в объятьях мощных ласковых рук, прогибаясь, подавая сигнал к продолжению. Ли Хуан медленно делает первый неглубокий толчок, внимательно следя за реакцией возлюбленного под собой, тот лишь закусывает губу высоко постанывает, вновь тянется к облюбованным губам.        Он еле слышно рычит, сжимая Ю Яна в своих объятиях, музыкальными пальцами поглаживает непокорные локоны каштановых волос, сжимает их в кулак, оттягивая, заставляя обнажить шею с призывно пульсирующей венкой. И теперь Ли Хуан вспоминает этот чарующий запах старого, выдержанного вина, что Ю Ян пил на недавней свадьбе. Запах, который смешивался с естественным запахом горячих тел, совсем не опьянял. Лишь любимое, гибкое тело, такое податливое в сильных руках, такое раскрытое, невыносимо идеальное, с алыми метками, оставленными на прозрачной коже шеи и ключиц могло по-настоящему захватить разум, опьянить до беспамятства.        Медленно толкаясь глубже, Ли Хуан не прекращает любоваться своими следами, мокро целуя, посасывая, прикусывая, желая утвердить своё право на обладание этим человеком, чтобы все знали, кому он принадлежит, кому отдаётся без остатка, чьё имя шепчет искусанными губами.        Ю Ян буквально купался в нежности, что безотчетно дарили ему, несдержанно постанывая, бессвязно умоляя о большем. На такую просьбу Ли Хуан толкнулся особенно глубоко, задевая комок нервов. От внезапного разряда тока, пробежавшего по всему телу, Ю Ян заглушил тишину спальни развратным стоном.        Цунами страсти в сорванном сладком голосе смыло у Ли Хуана остатки контроля, который больше не останавливается. Не медлит. Не осторожничает. Берет сильно и жадно, царапая вишни губ зубами, оставляя пылающие следы на откинутой шее, под самым подбородком, у ключиц. Толчки стали глубже, сильнее, теперь он с силой вбивался в раскрытое тело, раз за разом вырывая соблазнительные всхлипы и стоны. Ю Ян не знает, что делать, но его тело делает все за него: жадно подается навстречу Ли Хуану, растворяет боль в удовольствии, пока не остается только жаркое золотое марево, которое заполняет его изнутри до краев, вырывается наружу нежными искрами, от макушки до пят.        Даже в ночных сумерках в неровном освещении Ю Ян не может сдержать восторженного вздоха от прекрасного, ладно сложенного тела возлюбленного, что буквально купалось в лунном свете, блестело, будто покрытое жемчужной пыльцой фей. Глядя на эту искрящуюся великолепием картину, Ю Ян почувствовал, что долгожданная разрядка стала куда как ближе — Ли Хуан выглядел слишком сексуально: широкие плечи, которые теперь были покрыты сеточкой царапин, оставленные короткими ноготочками, в попытке ухватиться за что-нибудь в состоянии забытия, крепкий, рельефный пресс, на котором виднелись капельки пота, стекающие на живот с напряженной шеи и груди, сильные, мускулистые руки, обнимающие и ласкающие тело, точно исполняли композицию, надавливая на упругие мышцы и выпирающие кости, как на клавиши рояля, и мягкая улыбка, оживившая тонкие губы, способная одарить своим светом многомиллионный мегаполис, сияющая в ночь для одного единственного человека.        Тело Ю Яна содрогалось под этим неконтролируемым бешеным напором, а сам он прерывисто дышал, когда почувствовал сквозь разорванный поцелуй, как Ли Хуан пытается отстраниться. Протестующе застонав, он лишь непонятно откуда взявшейся в худых ногах мощью сдавил железными тисками поясницу, от резкой боли Ли Хуан несдержанно зашипел, подняв растерянный взгляд на пылающие расплавленным золотом глаза.        — Не смей, — всхлипывает, умоляет, просит, приказывает Ю Ян, иступлено, на последнем дыхании, хватаясь за выточенные, точно из нефрита, плечи, притягивая губы к губам, грудь к груди, сердце к сердцу, — Я хочу тебя. Всего. Я приму все, что ты мне дашь. Пожалуйста.        Хрипло прорычав, Ли Хуан сильнее сжал любимого, совершая глубокие, мощные толчки, от которых последнего потряхивало, бесконтрольно подбрасывало на постели, желая насадиться ещё больше, почувствовать этот жар ещё глубже, до пронзающей, точно остро заточенный клинок, боли, вырывая из сорванного горла не удавшийся заглушить крик. По спине у Ю Яна пробежали мурашки, когда Ли Хуан, запрокинув голову, не сдержал низкого стона.        — М-м-м…        Вслед за тем, когда обжигающая вязкая жидкость заполняла его, покрывая нежные, особенно чувствительные, бесстыдно сокращающиеся стеночки, будто вознамерившиеся навечно удержать в себе Ли Хуана, он почувствовал шершавую руку на своём кровью налившимся члене, что давно уже молил о внимании.        Впервые в жизни Ю Ян не просто достиг пика, а свалился с него, как падают приговорённые к казни преступники в бездну, утыканную кольями. Только ощущалось это иначе. Скорее — как упасть в пропасть, сгореть в вулкане, выплеснуться его лавой — и после этого обнаружить под собой мягкие, точно сахарная вата, облака. Которые обволакивают в защитных объятьях, шепчут ласковые слова, пока ты втягиваешь ртом воздух, пока растерянно, часто моргаешь, смахивая слезы, как слепой, впервые прозревший и сразу взглянувший на солнце.        Ю Ян слышит хриплый голос над своим все ещё горящим адским пламенем ушком, что сорвано зовёт по имени, путано шепчет о своих чувствах, бессвязно умоляет остаться. Этот голос сводит с ума, то как он произносит простое имя, почти беззвучное, но полное такой любви, что дыхание останавливается, как ни пытайся, не сможешь вздохнуть от переполняющей нежности. Горячее жилистое тело, мягким пуховым одеялом укутывает обмякшее фарфоровое сокровище, согревая, скрывая, безмолвно обещая: никому не отдам, никогда не отпущу. Ю Ян чувствует все невысказанные слова сердцем. Как будто алая нить судьбы, протянувшаяся между их пальцами, на мгновение обвила и связала их сердца, прижала друг к другу, так крепко, что они стали одним целым, бьются в одном ритме, наполняются одним дыханием. В их первую и точно не последнюю ночь.