Шкатулка с воспоминаниями

Однажды, когда Снусмумрик по весне шел в Муми-дол, он встретился с Филифьонкой. Не то чтобы они дружили. Скорее, они совершенно не понимали друг друга, но Филифьонке по какой-то причине нравилось с ним разговаривать. Может быть, ей просто хотелось узнать, что творится в дальних краях, или напомнить самой себе, что мир не ограничивается ее домиком, и скатертью, и крышей, с которой осенью приходится сметать листья, а это, знаете ли, опасно, и вазочками, в которые надо бы поставить цветы, но разве на побережье растут приличные цветы? Это же не цветы, а какие-то растрепанные красноватые метелки, у них даже вид колючий… Снусмумрик выслушивал ее с вежливым равнодушием и думал, как же он ненавидит эти дома и эти вещи, поглотившие столько судеб. Но Филифьонка была добра и гостеприимна, а когда за окном шелестел мартовский дождь, то ее нервный булькающий голосок почти сливался с шелестом капель. Она подлила Снусмумрику чаю, еще что-то проговорила и умолкла. Дождь по-прежнему шелестел, и вазочки все так же стояли на каминной полке, но Снусмумрику вдруг стало неуютно. Он посмотрел на нее. – Ты должен передать ей мой подарок! – очень решительно сказала Филифьонка и потерла мордочку лапками. – Кому? – Муми-маме, – и Филифьонка отвернулась. Нет, она вовсе не обиделась на то, что Снусмумрик ее не слушал. Она этого и не заметила – ей достаточно было, что ее не перебивают. Ведь она изливала ему душу, а это само по себе что-то да значит – вот, например, Гафса, разве ей можно излить душу? И она принялась рыться в комоде, и в шифоньере, и в серванте, и еще где-то, а Снусмумрик терпеливо ждал. Наконец, она отыскала свой заветный подарок – маленькую розовую шкатулку, изукрашенную инкрустацией в виде цветов и птичек. Снусмумрик сунул подарок для Муми-мамы в рюкзак под многословные благодарности Филифьонки и тотчас забыл о нем. Для него вещи не имели ценности, даже если они были подарками. Расставив палатку, он явился к вечернему чаепитию. На веранде по вечерам было еще холодно; в низинах лежал рыхлый и осевший грязный снег, голые ветви деревьев царапали пасмурное небо, а первые ростки травы казались такими неуверенными. Муми-семейство еще не пришло в себя как следует после зимней спячки; все они похудели и осторожно ступали лапками по полам, будто не веря, что это уже не сон. Муми-тролль, правда, предложил спуститься к морю. Но у берега дул такой пронизывающий ветер, клубки высохших водорослей так носились взад-вперед, а волны были такими серыми, что друзья поспешили убраться от берега. Только ранней весной море может быть таким грустным. Поэтому чай пили в гостиной. Снифф тут же попытался прихватить лишнюю конфету из прошлогодних запасов, а когда Муми-тролль заметил, что он сломает себе об нее зубы, сделал вид, что ему эта конфета не нужна, и принялся рассказывать какой-то длинный и скучный путаный сон с поисками сокровищ. Снорки и Хемуль еще спали. Снусмумрик вздохнул и протянул Муми-маме подарок от Филифьонки. – Какая прелесть! – Муми-мама всплеснула руками. – Это же музыкальная шкатулка! Как хорошо. А то я как раз хотела попросить тебя, милый Снусмумрик, сыграть нам на гармошке, но не знала, удобно ли это… Снусмумрик хотел спросить, какая связь, а Снифф, обнаружив, что его никто не слушает, надулся, но Муми-тролль очень заинтересовался. – Это, дети, механический музыкант, – снисходительно пояснил Муми-папа. – Издает очень приятные и мелодичные звуки. Может быть, живое исполнение и лучше – ведь оно с душой, но шкатулка тоже, эээ, хороша в своем роде. Для Снусмумрика она была хороша уже тем, что ему не пришлось играть прямо сейчас, когда ему хотелось просто посидеть в тепле, держа руку рядом с лапой Муми-тролля. У него была маленькая пухлая лапка, и сам он был маленький и пухлый, и рядом с ним было как-то спокойно. А Муми-мама между тем открыла шкатулку, вставила ключик и повернула. Полились резкие, как уколы иглой, но приятные звуки. Динь, динь, – звенели они и складывались в мелодию. Мелодия была очень простой, всего несколько тактов, и постоянно повторяла одну и ту же тему. Муми-мама улыбалась, слушая музыку. Снусмумрик нашел ее примитивной и неживой, но все остальные раскрыли рты от восторга. – Вот это да! Не то, что гармошка! – ляпнул Снифф. – Снифф, – остановила его Муми-мама. – Пи-хо, – воскликнул Муми-тролль, – вот это мировецкая штуковина! Как же в ней помещается музыка? – Там находятся маленькие колокольчики, по которым в определенном порядке стучат специальные молоточки, – начал рассказывать Муми-папа. «Молоточки», – подумал Снусмумрик. Молоточки. Разве они чувствуют? Разве мелодия, которую они извлекают из колючих металлических колокольчиков, возникает в ответ на их мысли? Но это так похоже на Филифьонку, – подменить вещами даже музыку… На следующий день проснулись Снорки, а через день – Хемуль. Фрекен Снорк первым делом побежала со всеми здороваться, поинтересовалась у Муми-тролля, как она выглядит, услышала, что прекрасно, обрадовалась и спросила, что это за милая шкатулочка. – Она такая хорошенькая! Какие цветочки! А птички! Муми-мама, а что там лежит? – Там лежат воспоминания, – ответила Муми-мама, рассеянно улыбаясь. – Там лежит трень-брень и всякая музыка, – перебил Снифф. – Сейчас я тебе покажу! И он завел шкатулку. – Как чудесно! – закричала фрекен Снорк и захлопала в ладоши. – А еще что-нибудь она умеет играть? Снорк подошел к делу основательно. Он расспросил Муми-папу, как устроена шкатулка, и был весьма разочарован, узнав, что Муми-папа никогда не видел ее в разобранном состоянии. Хемуля же шкатулка не впечатлила. – Вот если бы ее можно было приспособить под ботанизирку, – сказал он, – это была бы полезная вещь. Снусмумрик ушел к себе в палатку. Его никто не беспокоил, и он начал наигрывать новую мелодию, которая как раз недавно пришла к нему. Получалось красиво и свежо, как солнечный зайчик ранней весной. Но в нее вплелась какая-то диссонирующая, очень неправильная нота, и он никак не мог понять, какая. В доме Муми-тролль завел шкатулку и танцевал под нее с фрекен Снорк. Вот для танцев, пожалуй, она годилась – ее простые и ритмичные мелодии, такие незатейливые, были удобны, чтобы отбивать сильную долю. На желтую стену палатки упала тень. Хемуль сел на порожке палатки и грустно сказал: – Опять танцуют. Ничем-то они не интересуются. Снусмумрик посмотрел на него. Считалось, что Хемуль интересуется растениями, но до того, как начать собирать гербарий, он с той же одержимостью собирал марки. – Не все можно сложить в альбом, – сказал Снусмумрик. – Бесполезные вещи, – буркнул Хемуль. – Некоторые вещи не становятся бесполезными оттого, что не вмещаются в альбом, – нетерпеливо отозвался Снусмумрик, – а некоторые и бесполезны, но это не значит, что они не нужны. – Вы, музыканты, вечно что-то выдумываете, – проворчал Хемуль. – Но хотя бы плясать не тащите, и то хлеб. Упрямая нота так и не хотела ловиться. Но наутро Муми-тролль помахал Снусмумрику лапой и крикнул: – Пи-хо! Идем ловить рыбу? Снорки и Снифф с удочками стояли рядом с ним и ухмылялись. – Спорим, я поймаю самую большую рыбу, – сказал Снифф. – Не поймаешь, – возразил Снорк. – Ты не методично подходишь к рыбалке. – Ну, какая разница, главное, что это наша первая весенняя рыбалка, – остановила их фрекен Снорк. – Точно, – поддержал ее Муми-тролль. – Идемте. Снусмумрик, я захватил ведерко для тебя. Наловить много рыбы им, конечно, не удалось: клюнула всего пара мелких рыбешек, и тех они выпустили под конец под громкие протесты Сниффа. На его вопли вышел Хемуль. – Я нашел первый подснежник, – сказал он. – Приметил место, где он растет, чтобы занести в свой гербарий, и… – Что? А можно на него посмотреть? – спросила фрекен Снорк. – Я его потерял, – удрученно ответил Хемуль. – Мы найдем другой, даже лучше, – сказал Муми-тролль. – Может быть, тот другой на самом деле и есть самый первый в эту весну! Снусмумрик, а ты сочинил что-нибудь новое? Снусмумрик достал гармошку и начал играть – неуверенно, потому что мелодия еще не отстоялась в его губах и пальцах, и внезапно он понял, какая нота была неверной. Одна-единственная. И он исправил ее прямо на ходу, и мелодия взлетела над весенними холмами, и все, кроме Муми-тролля, пустились в пляс. Муми-тролль продолжал идти рядом со Снусмумриком и молчал. Снусмумрик знал, что он может сказать. Что-то вроде «я соскучился», или «я очень ждал тебя», или «я всякий раз боюсь, что ты больше не придешь». Но он молчал, и ему не нужно было ничего отвечать, и Снусмумрик был очень благодарен ему за это. Вечером в окне Муми-мамы зажегся свет. Казалось, что она неподвижно сидит за столом – ее силуэт темнел в освещенном квадрате. Снусмумрик вытянул шею, присмотрелся и понял, что она плачет. Он взбежал по ступеням и осторожно толкнул дверь. Муми-мама не плакала – она просто сидела и слушала ту самую музыкальную шкатулку. – Ужасный звук, милый, правда? – сказала она, кивнул Снусмумрику. – Вы сказали, что в ней живут воспоминания, – произнес он. – Да, конечно… Когда-то мы были девчонками. У нее был день рождения, и я подарила ей эту шкатулку, и мы, держась за лапки, пообещали друг другу, что никогда не забудем о нашей дружбе. Это было давно, очень давно. Много воды утекло, многое произошло. Я слышала о ее затруднениях с родственниками. Писала ей, но она ни разу не ответила. А потом я узнала, что она ждала меня долго-долго – пока не выяснила, что я замужем. Муми-мама вздохнула и закрыла шкатулку на ключик. – Пора спать, – сказала она. – Завтра я хочу послушать твою новую песню, которую ты играл для Муми-тролля.