* * *
Литературу Даша ненавидела больше остальных предметов. Даже больше химии, которую вела директриса. В основном потому, что ко всем произведениям, которые они проходили и некоторые из которых сперва вызывали у нее хоть какую-то симпатию, она, в итоге, проникалась лютой ненавистью. Даша и раньше не очень любила читать, но сейчас, к десятому классу, она, благодаря литературе, возненавидела это занятие, как и саму литературу — всю, кроме той, что была связана с ее увлечениями, конечно. Поэтому, сидя на втором уроке, она занималась тем же, чем и последние два года на всех уроках литературы: скучала. Вертела в руках ручку, чтобы иметь хоть какое-то занятие, и скучала. Мысли ее витали где-то далеко в облаках, то и дело перескакивая с одного на другое, не имевшее с первым, казалось бы, никакой связи. И поэтому, когда они перескочили на Машу и сегодняшнюю ссору с ней, Даша не удивилась. Это было бы даже странно: мыслям вообще сложно удивляться, они ведь такие быстрые, не успеешь оглянуться — уже думаешь о другом. Да и вообще — это ведь всего лишь мысли. Они действительно ссорились уже третий день подряд. Первый раз был из-за того, что Маша, по обыкновению, просидела в ванной неимоверное количество времени, а Даша, проснувшаяся в плохом настроении, слишком бурно на это отреагировала. Вчера Даша порвала колготки сестры — это, кстати, вышло случайно, — которые она даже не успела надеть, так как купила недавно. А сегодня, когда Даша решила отомстить, почистив ботинки Машиным кремом для лица, которым та, кстати, действительно давно не пользовалась, Маша в ответ поцарапала ее диски и даже один сломала. Ну, и как после этого не ссориться? Даша вздохнула. Она уже отошла от утренней перепалки и на Машу не злилась — в конце концов, диски были уже старыми и такие же новые можно было купить дешево. Ей вдруг вспомнилось их с Машей детство. Старшая сестра всегда отличалась капризным характером, из-за чего они еще тогда часто ссорились и даже дрались, но, если Даша из-за чего-то расстраивалась, то она всегда была рядом. Да и вообще, с Машей Даша общалась больше, чем с другими сестрами — Галина Сергеевна, уже тогда бывшая не по годам рассудительной, так же больше общалась с Женей. Просто так почему-то совпало. Может, из-за того, что старшие сестры жили в одной комнате, а младшие — в другой, и поэтому пересекались друг с другом чаще. Хотя любили девочки друг друга одинаково. Даша помнила реакцию Маши, когда папа с тяжелым сердцем сообщил, что мама больше, скорее всего, никогда не вернется. Из всех четырех сестер — Пуговка тогда еще была в коляске и не могла как-либо воспринять эту новость — она отреагировала спокойнее всех и попыталась успокоить остальных. Сама Даша восприняла эту новость тяжело — маму она очень любила, да и вообще, у них всегда были очень хорошие отношения. Людмила Сергеевна даже говорила, что из всех девочек Даша похожа на нее больше всех. Тот день Даша предпочла бы забыть, как самый ужасный день в своей жизни. Потом, конечно, она постепенно привыкла к их новому образу жизни, и сейчас уже окончательно свыклась с тем, что маму она больше не увидит, но в тот день у нее первый и последний раз за все прожитые шестнадцать лет случилась истерика. Она даже плохо помнила вечер того дня, потому что от горя сознание затуманилось. Да что там, она вообще плохо помнила тот день, хотя запомнила его как самое плохое событие в жизни. Единственное, что хорошо отпечаталось в памяти — это то, что рядом была Маша. Маша, которая не отходила от нее, Маша, которая позволяла плакать в свое плечо и старалась не плакать сама, хотя находилась в той же ситуации, что и Даша. Она вытирала слезы сестры и повторяла одну и ту же фразу: «Не плачь…». Даша тогда не обращала на это внимания, слишком увлеченная своим горем, ее это даже порядком раздражало, но сейчас она понимала: если бы не Маша, она бы переживала уход мамы гораздо тяжелее. Даша настолько углубилась в свои мысли, что вывел из них ее только звонок. И то не сразу. Машинально увидев, что одноклассники поднимаются со своих мест, она огляделась вокруг, возвращаясь в реальность, потом взяла сумку и молча направилась из класса в коридор, думая только об одном: нужно помириться с Машей.* * *
Заняться на физике было катастрофически нечем. Даже в одиннадцатом классе, тем более, Маша не собиралась сдавать ее в качестве выпускного экзамена. Поэтому она просто сидела и разглядывала все и всех вокруг, параллельно думая о том, что первым делом приходило в голову. И сегодня первой в голову пришла утренняя ссора с Дашей. Маша уже почти забыла об этом, но сейчас, когда вспомнила, обнаружила, что уже не злится на сестру. Такой уж у Маши был характер: слишком ветреный, и сама она была слишком легкомысленной, чтобы долго на кого-то злиться. Тем более, на Дашу, которую она, несмотря ни на что, все же любила. И не так, как других сестер, а как-то по-особенному. Может быть, так было из-за того, что они с самого детства обе общались больше друг с другом, чем с остальными членами семьи. И между ними установилась какая-то связь, более прочная, делавшая их особенно близкими друг другу. Да, с первого взгляда могло показаться, что они совершенно разные, и между ними нет ничего общего, кроме того, что они — сестры и живут в одной комнате. Сейчас так оно, пожалуй, и было. Но Маша помнила другое время — детство — когда они относились друг к другу по-другому, хотя ссорились не реже. И была уверена, что Даша тоже его помнила. Тогда они были друг для друга всем. Сколько же было радостных моментов, которые они переживали вместе и которые остались там, в прошлом… Маша даже на минуту закрыла глаза, погрузившись в воспоминания. Вот они, еще совсем маленькие, едят мороженое и, перемазавшись по уши, хохочут, глядя друг на друга. А вот они, гуляющие в парке рядом с домом, бегают друг за другом. Потом догонялки перерастают в прятки-догонялки, а потом они присоединяются к Жене, которая вместе с другом из детского сада играет в мяч тут же, рядом. И смех, смех, смех, так много смеха… И так много смеющейся Даши. Не серьезной, не язвительной, не огрызающейся на каждое слово, а смеющейся, по-детски искренне и весело. Когда же все это прекратилось? Когда они перестали проводить вместе все время, доверять друг другу все свои самые сокровенные тайны и секреты, делиться радостными и грустными новостями? Когда закончилось их детство? Маша знала ответ. И мысленно ненавидела тот день, хотя вся боль и горечь, пережитая ею тогда, уже порядком притупилась. День, когда ушла мама, стал переломным для них. Для Маши эта трагедия была меньшего масштаба нежели для Даши. Не то, что бы Машу мама меньше любила, нет, просто Даша была похожа на нее как две капли воды, и это играло особую роль в их отношениях. После ухода Людмилы Сергеевны Даша полностью ушла в себя, все реже открываясь окружающим и Маше в том числе. Маша подсознательно понимала, что уход мамы стал для сестры слишком тяжелым ударом, но всякий раз, когда она слышала от Даши очередную колкость, сердце пропускало болезненный удар. Со временем она привыкла и научилась реагировать на это, но малая толика боли все равно оставалась. А в тринадцать лет Даша нашла себе новое увлечение в виде субкультуры готов, и их отношения испортились еще больше. В тринадцатилетней Даше было уже практически не узнать ту жизнерадостную, веселую, милую девочку, которой она была до десяти лет. А Маша оставалась такой же, что и тогда. Потому что, пока Даша искала занятие, которое сможет отвлечь ее от пережитого горя, Маша с ужасом наблюдала за этим и отчаянно пыталась разрушить вставшую между ними стену. Но не могла, потому что не знала, как. От воспоминаний о детстве мысли Маши снова перескочили на сегодняшнюю ссору. И она почувствовала довольно-таки ощутимый укол совести. Ну, в самом деле, неужели какой-то дурацкий крем может служить причиной ссоры с сестрой, да еще и причиной для того, чтобы поцарапать ее любимые диски? В конце концов, у нее таких кремов несколько штук, а про этот она вообще забыла, так что даже хорошо, что Даша, наконец, его использовала, а то, в итоге, пришлось бы выбросить. Из размышлений о сегодняшнем утре Машу вырвал прозвеневший звонок. Она встала со своего места и, прихватив сумку, направилась к выходу из класса. А в голове была только одна мысль: нужно обязательно помириться с Дашей.* * *
— О, Даш! Ты уже вернулась, — Маша зашла в комнату и, бросив сумку на кровать, встала перед зеркалом, критически оглядывая себя. — Привет. — Ага, привет. Даша полулежала на кровати и читала книгу. Ответ ее прозвучал слегка нерешительно, и Маша это заметила. Она резко выдохнула и повернулась к сестре. — Даш, — начала она, подходя ближе к ее кровати. — В общем… Прости меня за… ну, то, что сегодня между нами произошло, — Маша присела рядом с приподнявшейся и смотрящей на нее Дашей. — Прости, что диски твои поцарапала. И за последние два дня тоже… Она замолчала, наблюдая за реакцией Даши. По глазам сестры она поняла, что та хотела ответить очередной колкостью, но в последнюю секунду передумала. Ее серо-голубые глаза неожиданно потеплели. — Да ладно. Они все равно старые были, — тихо ответила Даша, на секунду отведя взгляд. Потом снова посмотрела на сестру. — Ты меня тоже прости… — Да ничего… Я действительно про этот крем забыла. Даже хорошо, что ты его использовала, а то пришлось бы выбрасывать. Они замолчали, по-прежнему сидя рядом и не смотря друг на друга. Их связывало так много всего, и в то же время они были такими разными… Но сейчас обе думали об одном: друг о друге. — Знаешь… — нерешительно начала Маша. — Я сегодня, когда сидела на физике, вспомнила наше детство. Ну, до того, как… — она запнулась и искоса взглянула на сестру. Та смотрела в другую сторону, но было видно, что она слушает. При последней фразе она напряглась, но ничего не сказала. Маша сглотнула. — Даш… — произнесла она почти умоляюще, заставив Дашу взглянуть на себя. — Только ничего не спрашивай, — сказала она, не дав старшей сестре закончить. — Я и не собиралась, — покачала головой Маша, чувствуя, как слезы подступают к горлу. — Я все и так знаю, Даш. Даша подняла на нее удивленный взгляд. — Да, я никогда не говорила тебе об этом, — Маша уже чувствовала, что больше сдерживаться не может: слезы рвались наружу. — Я знаю, что перенести уход мамы было слишком тяжело для тебя, и поэтому ты отгородилась ото всех, в том числе от меня, — она всхлипнула. — Но знай, что, что бы ты ни делала, я все равно буду продолжать тебя любить больше всех на свете… Кем бы ты ни стала, как бы мы не ссорились… Я хочу, чтобы ты просто знала это… Маша плакала уже вовсю, а Даша глядела на нее широко-раскрытыми глазами и не двигалась с места. Она знала это и раньше, точнее, понимала на уровне подсознания, но то, что Маша призналась в этом, было для нее настоящим шоком. И Даша почувствовала укол совести. Точнее, даже не укол, а самую настоящую вину. За все, что происходило между ними за последние пять лет. Она пододвинулась ближе к Маше и приобняла ее за плечи, почувствовав, как та вздрогнула, но плакать не перестала. Некоторое время они так и сидели, до тех пор, пока Даша, тяжело вздохнув, не произнесла: — Маш, пожалуйста, прости меня. Маша на секунду перестала всхлипывать. — Что? — Прости… ну, за все, что я творила последние пять лет. Это было эгоистично… по отношению ко всем. Я не должна была… — Даш, все нормально, — Маша повернулась к ней, с ногами забравшись на кровать. — Я же сказала… — И все равно, это было… ужасно. — Я тебя в этом и не винила… — тихо проговорила Маша. Даша посмотрела на нее и грустно усмехнулась. Ее сестра всегда была такой: на первый взгляд хорошенькой дурочкой, но, на самом деле, просто не могла долго злиться и мириться всегда бежала первой. Даже когда виновата была не она. Даша посмотрела на нее еще некоторое время, ощущая, как какое-то смешанное чувство поднимается внутри, а потом склонила голову Маше на плечо. Секундой позже руки сестры обняли ее. — Знаешь, я тебе немного завидую, — сказала Даша, глядя в пространство. — Хотела бы я быть такой же незлопамятной… — Ты нравишься мне и такой. Даша смущенно улыбнулась и подняла глаза, так, чтобы видеть Машино лицо. Для этого ей пришлось убрать голову с плеча сестры, и несколько секунд она смотрела на нее, не подозревая, что Маша сейчас чуть ли сгорает изнутри от этого взгляда. — Не знаю, чем я это заслужила, но… Я тебя тоже люблю. Маша, все еще не совсем переставшая плакать, улыбнулась сквозь слезы. — Даш…, давай больше не будем ссориться… — проговорила она, шмыгнув носом и взглянув на сестру. Даша улыбнулась. — Обещаю, что больше не буду тырить твою косметику, — проговорила она. — Я тоже… не буду царапать твои диски… и вообще… — Маша снова шмыгнула носом и умолкла. Даша беззлобно усмехнулась и, видя, что продолжать дальше сестра не может, произнесла: — Я поняла. Она протянула руки и, вытерев слезы со щек Маши, почти прошептала: — Не плачь…