***
Когда ты голодный, запах любимого блюда может вызвать обильное слюноотделение, бурчание желудка, желание потянуть руки к вкуснятине. Чем-то схожим ощущается голод. Люди для демона подобны горячему рамёну. По рассказам самих демонов Ренгоку знает, что самое питательное и вкусное блюдо для о’ни — это женщины. Детям говорят есть больше каши, чтобы выросли сильными и здоровыми. Демонам же беспомощных девиц подавай. Дети скорее как десерт, сладкая булочка, ягода. Мужчины — мясо, необходимая основа для дальнейшего роста мощи демона. Только пущенная кровь — желанная миска супа после долгого пути. А трупы, начавшие разлагаться, — загнившие фрукты. Потерявшие аппетитный вид, теперь вызывающие лишь рвотные позывы. То, что произошло ночью, аукнется им очень непростыми последствиями. Времени подготовиться у них не так много, солнце уже поднялось из-за горизонта. Кровавый рассвет разрезает тьму сквозь стволы деревьев. Подожжённая светом листва шуршит над головой от легкого ветра. Он смрад распространяет по округе, подзывая зверей. Но главные хищники уже здесь, им никто не ровня. — Ты в порядке? Кёджуро мотает головой, затыкая рот кулаком. Это должно пройти, нужно лишь успокоить биение сердца, взять под контроль свою голову и кровь. Натренированное дыхание Столпа ему помогает как ни что другое. Управление телом, только вот эта проклятое кровь всё никак не хотела подчиняться. Сначала ему пришлось адаптироваться к потере глаза и непоправимым ранениями. Теперь ему предстояло смириться с новым клеймом. — Кёджуро, я смогу справиться сама. Может тебе лучше спуститься в деревню? У нас не так много времени, — миролюбиво пытается подступиться Асакура Сора, стоя с оторванной человеческой ногой в руках. — Нам не стоит уходить далеко, — всё же преодолев позыв, — Я опасаюсь, что солдаты придут и начнут самосуд, не найдя нас. Думаю, нам стоит честно объясниться с деревенскими и первыми пустить о себе молву. Иначе до старейшин точно не доберемся. Недолго думая, Асакура легко отвечает: — Тогда это на тебе. Кёджуро со стороны наблюдает, как девушка без какой-либо брезгливости раскладывает разорванные трупы. Демон совсем не церемонился, сделал для них двоих жуткую картину. Ренгоку за свою жизнь много страшного поведал, демоны любят издеваться над телами обычных людей, как над блюдами порой изгаляются лучшие повара. Сора вынуждена раскладывать каждый ингредиент по своим местам, возвращая солдатам очертания самих себя. То, что они напали на них, являясь убийцами, не означает, что Истребители могут относится к ним неподобающе. Сора хотя бы пытается, накрывает тела холщовой тканью, чтобы, когда уйдут, птицы не продолжали клевать тела. Сора пачкается, руки её в смеси крови и грязи. Но никакой неприязни — Сора привыкла к такой жизни. Только длинные волосы завязала шнурком, любезно данным Ренгоку. У неё и так они грязные, в засохшей собственной крови. Следа от выстрела уже нет, как и повязки на голове, которая была для Ренгоку её неотъемлемым атрибутом. — Ты хочешь действовать по другому? Сора затихла. В смеси гремучих эмоций она бросает оторванную ногу на положенное место место, прикрывая сверху тканью. Она нервно облизывает губы, хмурится. Кёджуро хочется подойти, как-то её успокоить, но может только выслушать. Иного Сора сделать не позволит. — Моё желание или то, как надо сделать? Что тебе интереснее? — девушка оборачивается к нему и смотрит пронзительными синими глазами. Пылающий рассвет играл всполохами тепла на её коже. На самом деле Сора всё ещё не могла согреться. — Все твои мысли, — искренне до ужаса отвечает Ренгоку, а сам кладёт ладонь на рукоять меча. Он не собирается его обнажать, сам пытается найти тепло в родных вещах, — Мы должны доверять друг другу. Иначе справиться не сможем. — Кёджуро, — буквально взмолилась Асакура, жалея саму себя, — Мои желания тебе не понравятся. А он делает шаг ей навстречу. Затем второй, ещё, пока не оказывается на расстоянии вытянутой руки. Его не волнует кровь, грязь на ней. Вся она измаралась, но Кёджуро видит то настоящее, незапятнанное… что он хочет защитить. — Доверие, Сора. Ты сдерживаешь мой голод, а я храню твою веру в этот мир. Я тебе не дам совершить ошибку. Но для этого я должен знать, что у тебя на уме, — с улыбкой светлой, заглядывая ей в лицо, ловя отведенный взгляд. Кёджуро теплый, и рассвет играется в его волосах. Его голос жаркий, как пламя домашнего очага. И это единственное, что ещё способно Асакуру Сору заставить оттаять. И она начинает говорить: — Я хочу их всех убить, Кёджуро. Всех, до единого, кто причастен к этому. Я не верю, что они не знают, какую ношу мы несем. Истребители демонов имея лишь слабые кости да клинок ничирин сражаются честно в бою с чудовищами. Все те, кого они убили… Не имели пуль. Их убили хитростью, обманом! Да, я понимаю, что это война… И мы ведем её уже сотни лет, но… — Сора не выдерживает. Она проводит грязной рукой по лицу, слишком поздно понимая. Грязь налипает на мокрые от слёз глаза, — Я уже не воспринимаю их как людей. Я хочу убить их всех, как демонов, как Мудзана, как Аказу. Как и обещал, Кёджуро спокойно выслушивает все злые мысли Соры. Он понимает их, её гнев вполне справедлив и даже сам Ренгоку его отчасти разделяет. Они отомстят, но не слепой резнёй, а честным боем с главным виновником. — Никто не преуспел в убийстве людей, как сами люди, — с горечью усмехается мечник, опуская свою тяжелую ладонь ей на плечо. Этот вес она способна выдержать, она сильная. Кёджуро её не подавляет, он возвращает на землю. В реальность, а та отличается от её фантазий. Злых мыслей, — Ты не убийца, Сора. Ты защитница. Ты должна защищать, как и я. — Мы уже истребители не только демонов, — продолжает гнуть свою линию. — Нет, — отрезает Ренгоку, — По возможности мы не будем прибегать к этому. Только в крайней мере, чтобы защитить. Доверие штука трудная. Сора доверяла Госпоже Тамаё так же, как ребенок доверяет матери. Она доверяла Танджиро, потому что он не способен на предательство. Доверяла ли она Кёджуро? Безусловно да. Он тоже не способен на предательство. Сора не доверяла себе. Она сделает всё возможное для других, для Кёджуро, но не для себя. — Здесь был Аказа, — признается Асакура. Ощущает усилившуюся хватку на плече. По этой связи передавались эмоции мечника. Смотреть в глаза ему Сора не решалась, — Он ничего мне не сделал, но я приказала ему найти этого ублюдка. Если окажется демоном, то мы убьем его. Если нет, то пускай сам Аказа. Только на честность Ренгоку задыхается возмущением: — Ты ему доверилась? — Нет, — с искрой паники. Начинает оправдываться, проседая под тяжелой рукой на плече, — Совершенно не важно, что он сделает! Найдет или же нет. Мы будем действовать без оглядки на него. В надежде быть понятой девушка поднимает голову, а затем встречается с разочарованным взглядом. Кёджуро морщится, как от противного аромата. На ней грязь и прочая мерзость. Сора понимает его, сама бы нос заткнула, и рот попутно. Только на самом деле Кёджуро плевать на засохшую кровь, ему мерзко от того, что всё никак не может искоренить из неё это гниющее нечто. Как ему выжечь калёным железом болезнь по имени Аказа? — Откуда ты знаешь, что не он сам направил их к нам? — Потому что ему нужна я. Мешать мне ему бессмысленно. Я бы даже больше поверила, чтобы ты стал его тайной мишенью, — у неё вырывается смешок, — От тебя бы он захотел избавиться. Но не станет. Почему на её губах улыбка, когда говорит о демоне? Кёджуро это не нравится. Именно это, глупость, от которой он всё никак не может её уберечь. Поэтому стараясь не кричать, унять эмоции, юноша цедит выстрелами разумности: — Он тебя обманывал. Он использует тебя. И ты всё равно считаешь, что знаешь его? Ты доверяешь своему чутью. От возмущения Сора попыталась вырваться: — А чему ещё я должна доверять, как не самой себе?! Кёджуро удерживает. Становится ещё ближе. Его фигура ей становится опорой: — Не самой себе. Его образу в твоей голове. Эта трезвость. Стабильность. Сила. Всё в нём её сейчас выводило в реальность. А может в другую иллюзию, приятную и теплую. Потому что он рядом. Потому что она не одна. — Откуда ты знаешь, какой у меня образ в голове? — Успел тебя хорошо узнать, — лукаво улыбается ей Кёджуро. От этой улыбки Сора смутилась. Покрылась заметной краской, вновь смотря куда угодно, но не в лицо. В итоге только и могла, что разглядывать его широкую грудь в черной форме истребителей: — Раз так хорошо знаешь, то скажи, как я поступлю. Как считаю правильным поступить. — Защитить деревню от солдат. — И как нам это сделать? — Им будет плевать на деревенских, если будут знать, что мы уже не там. Пришёл черёд Соре расплываться в улыбке. — Тогда вновь в путь? Его шершавая от мозолей ладонь касается лица. Трет щеку, сам пачкаясь. — Думаю после того, как ты вымоешься. Замарашка.***
Сора привыкла, что в её жизни всё только и может, что ломаться. Что ещё цело — треснет, что надломилось — растопчут в труху. Прах, который развеет ветер. Это трудно так жить, но пока есть хоть маленькая кроха… Искра надежды. Руки её дрожали. Тонкая игла никак не хотела попадать в нужное место. Путалась между нитями ткани. Ровный, красивый узор у неё едва ли получалось сотворить своими проклятыми, никуда не годными руками. — Эт ты зря затеяла, — говорит ей сидящая напротив айнская женщина. Черные волосы, а глаза светло-серые. Вокруг рта чернела татуировка, похожая ни то на улыбку, ни то на усы. Татуировка эта призвана отпугивать «демонов», да только Сора вот прямо сейчас сидит перед ней, и пытается исправить сломанное, — Проще сделать совсем новую. Эта заплатка не выдержит долго, а узор совсем плохо смотреться будет. Правду тебе говорю. Асакура лишь мотает головой, словно пытаясь из своей дурной башки вытряхнуть все глупые мысли: — Нет, вы правы. Но мне важна именно эта. — Очень старая. Чья она? Разумеется, Сора не могла ответить откровенно, потому быстро придумывает: — Мне матушка её сделала. Она была вероятно из вашего народа, но я её совсем не помню. Это единственная моя связь с ней. — Тогда не стоит. Ты только сильнее её портишь. Оставь себе, пусть будет у сердца. Чтобы твоя пана тебя направила к местам предков. Сделай свою. Сама, своими руками. И создай свой собственный узор. Не повторяй чужой, — женщина, жена деревенского старосты, отходит в кладовую у входа в айнский дом. Возвращается она со свертком, который и вручает растерявшейся Асакуре, — Мой муж просил меня придумать, как наградить тебя. Твоему спутнику он подарит наш охотничий нож, макири. А ты прими от нас эту ткань. Котан в долгу перед вами. Истребители Вень-камуй. Совсем иной язык, совсем иная культура. Иный люди. Сора столько лет искала зацепки к ним. Набиралась смелости отправиться в этот далёкий край, на Хоккайдо, и мечтала… Надеялась, что хоть здесь обретет желанную потерянную половину. Найдет чем заполнить пустоту внутри. Пробелы в личности. Но вот она здесь, в соломенном айнском доме, тисэ… И чувствует себя чужой. Своя среди чужих, чужая среди своих. — Спасибо, — выдыхает с улыбкой, смотря на синюю ткань в руках. Нежная, и цвет такой насыщенный, как небо в знойный летний день, — Она очень красивая. — Нисора-камуй. — А? — Нисоро-камуй, — повторяет женщина, словно от этого Сора должна была понять, — Небесный бог. Чтобы ясное небо всегда было над твоей головой. Сколько уже она с Ренгоку посетила айнских котан? Один за другим, этот был уже шестой по счёту. И ничего хотя бы отдаленно похожего на то, что они ищут. У этого народа не было понятия «Демон» в понимании Истребителей. Всё называли «Вень-камуй». Злой бог, пожирающий людей. Это может быть медведь, съевший человека, может быть волк-людоед, а может и тот самый демон, от которого защитили мечники этот котан ночью. Не спешат они приоткрывать завесу тайный на свой удивительный мир. Хатимаки на голове Соры с айнскими узорами вызывала больше смеха. Очевидно как белый день — Сора не айну. Она ходит по иному, смотрит, дышит, видит. Можно было смириться с незнанием языка, обычаев, но это… кровь. Это то, что есть внутри либо же отсутствует напрочь. Соре страшно понять, что в ней нет крови этого народа. Провалить задание лишь потому, что не может понять, кто этот Нисоро-камуй. Потому было принято решение, что общаться будет Ренгоку. Он к каждому найдет подход, айнские бородачи этого мальчишку с мечом принимают как за своего. Столп долго общался со старостой деревни и другими мужчинами о том, что организация Истребителей демонов хорошая, и что он, как их «генерал», обязан спасать людей от «вень-камуй». Однако, всё же принимает резной охотничий нож — макири. Он вешается на пояс, с другой стороны от клинка ничирин, создавая особенно воинственный образ. — Ничего? — тихонько интересуется у Ренгоку Сора, подойдя со спины. Столп, не переставая улыбаться, оборачивается всем корпусом к ней, спиной к мужчинам, буквально закрывая своими широкими плечами её от чужих любопытных взглядов. — Ты закончила? Нам пора дальше в путь, — куда тише произнес мечник, опуская голос в грудь. Кёджуро явно даёт ей понять, что обсуждать дела в пределах айнского котана не стоит. Значит что-то пошло не по плану? Сора хмурится. Сердце её тревожно забилось. А на такую реакцию ей отвечают только смехом да улыбкой. — Ну что ты такая смурная, — теплая ладонь опускается на чистую макушку. Успела вымыться, расчесаться, Не наткнувшись на знакомую деталь, Кёджуро спросил, — Не смогла починить хатимаки? Её всё это смущает. Касания, интерес, искренняя забота. Асакура вся на иголках. Ускользает из-под его рук. Позже она обязательно объяснится. Причина не в Кёджуро, и ей бы меньше всего хотелось, чтобы он винил себя в чем-то. Просто Соре сложно. Справиться с самой собой. — Мне порекомендовали оставить её на память. Сделаю свою. С нуля. — Жизнь с чистого листа? — с иррационально радостью. Нет ничего хорошего в том, чтобы начинать всё с начала. Когда нет никакой основы, под ногами лишь пустота. Не от чего оттолкнуться. Сора знает, какого это. Вновь и вновь проходить через эти мучения ей не хочется. Но вот опять она — несмышленый беспомощный ребенок. Она ползет в грязи, пытаясь найти путь к родителям. Плачет, кричит, но на зов ребенка сбегаются только звери. Сора беспомощна перед неизвестными ей словами, повериями и самым страшным врагом на свете — человеком. — Я хотела поблагодарить старших прежде чем уйдём. Кёджуро послушно отступает. Теперь она на всеобщем обозрении. Позади ощущает непоколебимую фигуру Ренгоку и это немного придает ей уверенности. Густые бороды и брови делали вид этим почтенных мужчин… такими грозными. Далекие предки воинствующего народа. Война в их крови, давно затихшая, ставшая стихией. Традиционные халаты из крапивной ткани. Соломенные головные уборы, похожие чем-то на привычные ей хатимаки, но куда объемнее. С ними резные ножны, а в них охотничьи ножи. Пообломали им клыки да когти. Сора же опускает ладонь на рукоять меча за поясом брюк. — Спасибо за то, что приютили нас. Мне нечего вам дарить, кроме как свою прилитую кровь и клинок в руках. Но я обещаю и дальше истреблять вень-камуй, чтобы они перестали нести на вашу землю несчастье и боль. Бояться не найти своего места в этом мире Соре не нужно. Она ощущает себя как никогда правильно сейчас. Быть духом отмщения, призраком прошлого, не так уж и плохо. Защищать настоящее, потому что её «настоящее» давно истлело и развеялось прахом. Асакура даже испытывает гордость. Вот так стоять перед мужчинами. Быть равной? Нет, быть сильнее всех. Кёджуро бы она хотела стать равной. — Девочка… — отозвался самый старый, дряхлый старик, — Кто твой дух-покровитель? — Не знаю, — пытается удержать улыбку на лице, — По мою душу охотится только демон. Кёджуро нервничает. Его широко распахнутые глаза сужаются, становятся острее. И сердце забилось, предсказывая недоброе. Он осматривается по сторонам. Дух-покровитель Асакуры Соры — это Ренгоку Кёджуро. Потому что пока Сора обнажает клинок для отражение удара, Столп бросается вперёд. Выстрел. Знакомая винтовка. Гнев вспыхивает в ней яростью чего-то более страшного и могучего, чем демоническая кровь Кибуцуджи Мудзана. Сора хочет броситься на врага, сократить дистанцию, но солнечные лучи жгут ей кожу. Она не может призвать демонические силы. На возвышенности холма, среди деревьев и камней, поднимается солдат. Винтовку продолжает держать двумя руками, опуская её и смотря своими глазами на противника. Его плащ всколыхнулся крыльями, синеет форма седьмого дивизиона. Снайпер утирает кровь из разбитого носа. Следы борьбы всё ещё не сошли с его бесстрастного лица. Эмоции появляются когда эта странная девчонка с мечом на перевес сбегает. И вкус погони оседает на языке. Снайпер улыбается бешено, с чернющими глазами, да такие же черные волосы приглаживает. Это был отличный выстрел. Выждал. Ренгоку Кёджуро захлебывается в собственной крови крови из простреленной шеи.