Сказочка

Сашка в очередной раз оступился мимо тропинки. Под ногами чавкало: не болото, но почти, ботинки по середину утопают в грязи, и чем дальше, тем большим идиотом он себя ощущал. Надо было возвращаться назад. И Сашка был уже готов вернуться, наплевав на гордость и на то, как же будут над ним ржать все в редакции. Проблема была в том, что он ни хера не понимал, куда именно ему надо возвращаться. Болотистые низины, которыми он шел уже третий час, в сторону деревеньки, которая, если судить по карте, должна была уже давным-давно показаться… Только ее всё не было. Признаться самому себе, что он, как последний дурак, заблудился, было страшно. И Сашка пер вперед напролом, в отчаянии… Пока вот сейчас не замер, пытаясь отдышаться. Он достал телефон. Навигатор не работал. Собственно, сети не было вообще. Даже звонки не проходили — Сашка, поколебавшись, набрал номер МЧС, но в трубке была глухая тишина. Могильная. Он сунул бесполезный телефон в нагрудный карман куртки, закрыл на молнию. Огляделся. Среди елей стоял голубоватый туман, плотный, жуткий. Он глушил все звуки, окутывал пронизывающей сыростью, запускал призрачные ледяные пальцы под одежду. Сашка сглотнул и огляделся. Ладно, он ступил. Он не знал, где и когда он свернул не туда по дороге, ведушей от железнодорожной станции до деревни. Точно знал только одно — он сошел с дороги и теперь, в сумерках ему было по-настоящему страшно. Сашка прокричал несколько раз “Ау!” и замолчал, потому что от собственных криков почему-то становилось еще страшнее. Он достал карту. Та выскользнула у него из рук. Сашка наклонился к ней и краем глаза уловил какое-то движение слева. Будто среди деревьев стояла высокая фигура. Следила за Сашкой. Он распрямился, резко, так, что в спину даже стрельнуло болью. Напряженно всмотрелся в полумрак среди деревьев, а потом засмеялся, качая головой. Фигура оказалась всего-навсего поваленным деревом. Сашка стоял, напряженно прислушиваясь, в надежде, что до него донесутся хоть какие-то звуки цивилизации: гудок и шум поезда, или там крик петухов… Но над лесом висела вязкая плотная тишина. А еще быстро темнело. Сашка рванулся вперед, в какой-то слепой панике, несся, почти не разбирая дороги, пока не споткнулся и не заорал от боли в голос. Он попытался подняться на ноги, но боль в ноге заставила его замереть. Сашка достал телефон из кармана и посветил на ногу. А потом растерянно выматерился. Щиколотка оказалась как в капкане зажата между корнями. Сашка дернул ногой, раз, другой, потом начал рваться изо всех сил, но всё было без толку. Кажется, он кричал. А потом плакал — тихо, от бессильной злости и страха. Ему никогда в жизни не было так страшно. Он проклинал и друзей, взявших его на “слабо” , и самого себя, поверившего на какое-то мгновение в дурацкую деревенскую байку. И где он теперь, блядь? В богом забытом месте, где его — может быть — найдут грибники. Когда-нибудь. Через годик-другой. От усталости Сашка задремал — и почти сразу же проснулся. Огляделся, пытаясь понять, где он и что происходит. И от чего он проснулся. Тишина. Шорох. Треск сломанной ветки. Снова тишина. Сашка дрожащими руками полез в карман за телефоном. Тот был на последнем издыхании, но Сашка все равно включил на нем фонарик. Узкий луч метнулся по деревьям, но не рассеивал тьму вокруг. Она только сгустилась сильнее. — Кто здесь? — спросил Сашка. Ему не понравился собственный голос, дрожащий, ломкий и он разозлился на самого себя. Крикнул громче. — Кто здесь?! У меня пистолет! Шорох. Кажется, все ближе. И треск веток под чьими-то ногами. Или лапами? Сашка невольно вспомнил сплетни про оборотней и похолодел. Над этим можно было смеяться в городе, в окружении людей и машин, в ярком электрическом свете опен-спейса, но не здесь, не сейчас, когда вокруг была разлита такая тьма, которую можно было потрогать руками. Держа телефон зубами, чтоб подсветить себе, он полез в рюкзак. Пистолет у него был. Травматический, правда, но Сашка был сейчас рад и такому. Он взял его в руки и прислушался. Шорох. Треск веток. Уже куда ближе. Сашка пальнул в ту сторону. Заорал. Треск веток и сучьев, будто к нему через кусты ломилось что-то. Или кто-то. Сашка выстрелил еще раз и еще и замер, прислушиваясь. Волосы на всем теле встали дыбом - ему показалось или он услышал чей-то вой. Или стон. И все затихло. До самого утра Сашка не мог сомкнуть глаз. Его колотило, сначала от ужаса, потом от холода. Он достал из рюкзака свитер, но ни он, ни куртка не спасали от пронизывающей сырости. Рассвета он ждал как манны небесной. Не только для того, чтобы согреться. В темноте было слишком страшно и Сашка совсем по-детски ждал восхода солнца, чтобы оно разогнало темноту вокруг. Нога болела. Кажется, он снова задремал и снова проснулся от чьих-то шагов. Схватился за пистолет, вскинул, прицеливаясь. — Уйди, тварь! — Я думал, тут помощь нужна, — услышал он спокойный и чуточку насмешливый голос. — Но могу уйти. От невероятного облегчения Сашка едва не расплакался. — Стой! Помоги мне, пожалуйста! Из зарослей к нему неторопливо подошел человек, присел рядом на корточки. Присвистнул, глядя на ногу, зажатую корнями. — Угораздило тебя… Сейчас вытащим. Незнакомец принялся ощупывать сашкину ногу. Тот прикусил губу, чтоб не вскрикивать от боли, рассматривал. На деревенского чувак никак не походил, несмотря на свою одежду - черный свитер, берцы, в которые были заправлены камуфляжные штаны. Ветки щелкнули и Сашка наконец смог пошевелить правой ногой. Он хотел было вскочить, но тяжелая рука незнакомца надавила ему на плечо. — Не вставай сам. У тебя тут отек. Незнакомец присел, подхватывая Сашку и позволяя тому опереться на плечо. — Сейчас быстро дойдем, я тут рядом живу. Рядом, значит... — Я тут полночи орал — не слышно было? — спросил Сашка, пока они шли (ну, он скорее ковылял) по еле заметной тропке среди деревьев. Сам Сашка эту тропинку ни за что бы не нашел. — Слышал, а как же, — невозмутимо отозвался незнакомец. — Потому сюда и пришел посмотреть. — А почему не ночью?! Незнакомец остановился, глянул на него, насмешливо. Взгляд у него был такой, что Сашка мигом потерял желание возмущаться. — Спать хотелось. Они вышли к дому даже раньше, чем предполагал Сашка. И как-то совершенно незаметно для него. Вот они идут, продираясь через заросли, а вот они уже стоят возле невысокого дома, сложенного из серых от времени бревен. Сашка огляделся, но других домов поблизости не увидел. — Это деревня? — уточнил он на всякий случай. Незнакомец глянул на него, подняв брови. — Это похоже на деревню, что ли? Лесник тут раньше жил. — А сейчас? — А сейчас я. “Пиздец ты разговорчивый мужик”, — подумал Сашка, шипя от боли. Дверь в избу была ниже, чем казалось, и он хорошо так приложился лбом о притолоку. Незнакомец же не посчитал нужным его предупредить. В избе Сашку бесцеремонно сгрузили на лавку возле окна. — Кроссовки снимай, — велели ему. На Сашкино счастье, после знакомства с корнем его нога отделалась только ушибом, правда, сильным. — Сейчас компресс сделаю и наложу повязку. Отек быстро спадет, — пообещал незнакомец. Тут же грохнул на печь закопченный котелок, щедро сыпанул туда каких-то листьев, которые на Сашкиных глазах отщипнул от одного из веников, сушившихся вдоль стены. — Меня Сашей зовут, — представился он, глядя в затылок незнакомцу. — Александр, — отозвался тот, разворачиваясь и ставя перед Сашкой закопченную эмалированную кружку с чаем. — Осторожно, горячо, — предостерег он, когда Сашка зашипел от боли, хлебнув практически кипятка. Чай был крепким и вкусным, с примесью каких-то непонятных травок и Сашка в тепле скоро разомлел. Его потихоньку отпускал пережитый ужас, тело в тепле отходило и он сонно моргал все тяжелеющими с каждым выдохом веками, следя за Александром, который все возился у плиты. Рассматривал комнату. Грубо сбитые стол с лавками. На темных досках на полу — полосатые дорожки, сплетенные из тряпочек, какими торгуют бабушки на рынках. Небольшие оконца без занавесок. Подоконники, заставленные запыленными бутыльками и баночками из-под индийского кофе. Кажется, еще советскими. Пахло пылью, теплым воском и будто бы немного мокрой псиной. Сашка сонно моргнул, прикрыв глаза, вроде бы всего на секунду — и шарахнулся назад, больно стукнувшись затылком об стену: прямо перед ним было лицо Александра который ухитрился подкрасться почти вплотную и теперь беззвучно смеялся, скаля белые крепкие зубы, явно позабавленный Сашкиным испугом. — Давай сюда ногу, — велел он, отсмеявшись. — Будем лечить. От компресса боль в ноге потихоньку стала стихать. Александр взял в руки Сашкин кроссовок, повертел в руках и скептически хмыкнул. — Чего тебя понесло в лес, если ты по нему ходить не умеешь, а, турист? — Я не турист, — Сашка постарался не вестись на подначку, а попробовать вырвать хоть клок информации с этой паршивой овцы. — Я журналист. — Ммм… У белочек интервью брать? — У местных. — Невероятно раздражающий тип. Бесит почище того чиновника, которому Сашка едва не втащил за то, что тот оскорбил девочку-фотокорра. — Про оборотня расспросить хотел. Александр слегка приподнял брови в легком недоумении. — Оборотня?... Ты не слишком сильно головой стукнулся? — Да иди ты в жопу! — У каждого терпения был свой предел, а Сашка никогда спокойным нравом не отличался. Он выдохнул и продолжил тише. Александр, к счастью, не обратил внимания на его вспышку, уселся на коротчки перед печкой, подкидывал в топку дрова. — Нам в редакцию написали. Мол, тут где-то рядом деревня есть. То ли Березняки, то ли Подберезовка, в общем, такое что-то. С березами связанное. И, короче, вроде тут нескольких человек задрали. Не медведи — на телах следы волчьих зубов. — Собаки? — равнодушно предположил Александр, стаскивая свитер — в избе и правда становилось жарковато. Сашка, подумав, тоже стянул свою толстовку. Прислонился спиной к дереву, которое теперь казалось приятно прохладным. — Да какие собаки? Там клыки знаешь какие огромные?! Нам заключение судмедэксперта присылали! — Большие собаки. И пьяный судмедэксперт, — с совершенно серьезным лицом предположил Александр. Сашка возмущенно было вскинулся, но собеседник только рукой махнут. — Зря ты возмущаешься. Сам посуди — деревня. Тут все пьют. И что пьют — после такого не только оборотни померещатся… — И ты тоже пьешь? — А я не местный, — усмехнулся Александр, усаживаясь напротив Сашки с кружкой чая. — Так, отдохнуть приехал. — Что, и водки нету? — Нет. Не держу, извини. — Так что, тут никаких волков не водится? — Сашка потер глаза. В тепле и после чая его совсем разморило. Даже спорить сил не было — а ведь как они в редакции страстно срались по этому поводу с пацанами! Собственно, в горячке одного из таких споров Сашка и поклялся, что поедет— да хоть бы и за свой счет! — в это богом забытое место, чтобы самому посмотреть, как тут и что. Не то, чтоб Сашка в свои солидные 26 искренне верил в то, что существуют оборотни. Он-то как раз стоял на том, что вся история, изложенная в письме жителя местной деревеньки, пожелавшего остаться неизвестным, плод пьяной фантазии или идеи местного юродивого. Только вот ночь, проведенная в лесу, Сашкино мнение несколько поколебала. Здесь, вдали от людей и вообще от любых признаков цивилизации, можно было с легкостью поверить и в оборотней, и в лешего, и в черта лысого. В то, что всего в нескольких десятках километров существует электричество, кофейни, интернет, поверить было куда сложнее. Он словно провалился в безвременье, с той самой поры, когда шагнул из вагона электрички на плиты безымянного полустанка. Будто его тогда окутал туман мягкими лапами, вкрадчиво, но неумолимо, и не собирается отпускать… Никогда. Сашка помотал головой. Сонливость накатывала волнами, и кажется, он умудрился задремать на несколько минут. Он встряхнулся, постарался вытянуться под насмешливым взглядом собеседника. — Так что насчет волков-то? — хрипло переспросил Сашка и откашлялся. — Пиздец, как меня рубит… — Волков не видел. — Александр тихонько барабанил пальцами по своей кружке. Та легонько, на самой грани слышимости звенела. — Их тут точно нет. Люди - есть. И они куда страшнее волков, Саша… Сашка изо всех сил старался держать веки открытыми, но сон накрывал, будто прибой волнами, всё сильнее, всё дальше. Голос Александра доносился издалека, будто Сашку волокло неизвестно куда, убаюкивающий шепот. Отравленный. — Люди, Саша, самые отвратительные создания на земле. Звери не убивают ради удовольствия. Не предают своих. А страшные сказки рассказывают почему-то про волков. Ты любишь страшные сказки, а? Раз сюда приехал? Так я тебе расскажу, короткую и грустную сказку. Про трех поросят. Знаешь, которые в лесу орали, что им не страшен серый волк. А еще эти поросята любили охотиться в этом самом лесу. На птиц, на зверей. На волков… В голосе Александра слышались какие-то странные звуки. Сашка сквозь дурноту не мог понять, какие именно. Странные. Пугающие. Он никак не мог разлепить слипающиеся веки, а когда получалось — перед глазами все плыло. И мерещилось всякое. — Бабушка, бабушка, почему у тебя такие большие зубы… — пробормотал Сашка, едва слышно. В ответ засмеялись, скаля зубы. Прорычали, точнее — Это не та сказка, Саша. Никакой дровосек не придет на помощь. Сказка про трех поросят тоже закончилась плохо, знаешь ли. Они долго охотились… Долго. А потом стали охотиться на них. Голос замолчал. От молчания почему-то было страшно, куда страшнее, чем от этого нечеловеческого голоса. “И что?”. Сашка не сказал это — подумал. Но в ответ услышал смех. — И всё, Саша. Ну разве что потом один маленький глупый поросенок пошел в лес искать волка, который съел этих самых поросят. Как ты думаешь, что с ним стало? Смех звучал в ушах, в голове, так, что мысли плыли и соображать было совсем тяжко. Сашка попытался засмеяться в ответ, только смех походил на кашель. — Волк его поцеловал и отпустил, — Поцеловал… — задумчиво повторили. — Что ж, это можно. Обжигающе горячие ладони коснулись лица и Сашка зажмурился — он не хотел смотреть. Не хотел видеть. Я не вижу и меня не видит, господи, пожалуйста, пусть этот ебаный сон закончится... Он попытался отвернуться и кажется, задел серебряной сережкой чужую ладонь. Кто-то взвыл - низко, не по-человечески - и прикосновения как не бывало. Или Сашка просто уснул. А может быть, умер. Просыпаться было нечеловечески тяжело. По сашкиному ощущению, он высосал вчера в одну харю бутылки три водки, запив потом все шампанским, а потом еще чем-то догнался. Болело все. Больше всего голова. От запаха яичницы замутило, а уж звуки шкворчащей сковородки в висках отдавались гулом сверхзвуковых истребителей. Он уселся на лавке и, застонав, сжал раскалывающуюся от боли голову. — Ну ты даешь, — покачал головой Александр, с грохотом поставив что-то на стол. — Я ж на улицу сбежал спать, веришь? Сашка с трудом приоткрыл глаза и тупо уставился на чугунную сковороду, на которой исходила паром глазунья. Александр вилкой разделил ее на две части, себе отполовинив куда больший кусок, и принялся уплетать — Ты всегда так во сне орешь? — поинтересовался он с набитым ртом. — Орешь, стонешь, еще и отбиваешься, когда тебя будят. Сашка молча смотрел на жующего собеседника. На его правую ладонь, на которой виднелось маленькое красное пятнышко, очень похожее на небольшой ожог. На перевязанное бинтом левое плечо. — Бабушка, бабушка, — сказал он. — Почему у тебя такие большие зубы?... — Чтоб завтракать. Александр пододвинул Сашке вилку с одним обломанным зубцом и пожелтевшей ручкой. Усмехнулся. — Ешь, турист. До станции тут полдня идти. Ешь. Сашка взял вилку в руки. Потыкал в желток. “Я так и не сделал репортаж. Никуда я не поеду”, подумал он. — Посмотрим, — безмятежно отозвался Александр и улыбнулся.