Ты - моё спасение.

Саадет откладывает рукоделие, поднимается с места и уводит сына из комнаты, когда входит Ямач. На выходе мальчик целует руку дяди и всегда получает небольшой гостинец. Ямач легонько проводит ладонью по щеке сестры, затем запирает дверь за ней и племянником. - Geldi mi? – неизменно спрашивает Медет, когда Садиш с сыном входят на кухню. - Geldi… - так же неизменно отвечает Садиш. *** Ямач редко бывает дома. Время, когда можно будет навсегда забыть о делах, скорее всего, никогда не настанет. Успокоение можно найти лишь в редкие минуты затишья. - Yamaç… - тихо произнесённое имя растворяется в воздухе. Салих машинально гладит левой рукой то место, с которого только что поднялась его Садиш. Пальцы правой уже перебирают волосы Ямача, положившего голову на колени Салиха. - Beni özledin mi? – вопрос звучит куда-то в бедро, еле слышно, но Салих чувствует эту лёгкую вибрацию, которая беспрепятственно поползла вверх по телу. – Sen beni çok özledin mi?... *** Утром губы Салиха снова выглядят распухшими, и Саадет, уже скорее по привычке, отводит глаза. Она не задаёт вопросов – ответы очевидны. После завтрака она зовёт маленького Идриса в кинозал. Салих и Ямач остаются в столовой вдвоём – Медет тоже выходит. Чаще всего время проходит в тишине. Все знают, куда уходит Ямач. Он не знает, когда вернётся и не даёт гарантий, что вообще вернётся. Обсуждать это бессмысленно. Тем более бессмысленно болтать о погоде и воде. *** Война не оставила выбора. Если бы понадобилось выжечь весь Стамбул – Ямач сделал бы это. Война шла по-прежнему, но уже не так явно. Ямач теперь силён как никогда, перед ним стояла целая армия, закрывающая собой от пуль, а за ним стояли четверо, дающие покой и отдых. В том числе тот, кто сдерживал собой его безумие. Салих не тяготился этим. Он сам уже не мог по-другому – безумие затягивает, вызывает привыкание. Лучше делить его на двоих. Для одного эта ноша слишком велика. *** Поначалу Саадет боялась, что Ямач прогонит её. Тогда, в первый раз, Ямач попросил её уйти спать в комнату малыша Идриса. А наутро она увидела какие взгляды бросает Ямач на Салиха, увидела след от укуса на шее мужа, увидела припухшую и прокушенную нижнюю губу… Саадет не плакала. Все слёзы были давно выплаканы по иным причинам. Теперь она просто молча смотрит в одну точку, когда Ямач выходит из их спальни. Саадет боялась, что она станет не нужна, но Ямач по-прежнему приветлив и добр, и со временем страх пропал. Как только Ямач входит в дом, Садиш понимает: в эту ночь её муж снова ей не принадлежит. *** Эта новая форма безумия Ямача по сравнению с прежней намного более приемлема. Предыдущая заключалась в подвале для пыток, который ни дня не оставался пустым. До сих пор иногда Ямачу кажется, что его руки по локоть в крови. Но он тут же моргает раз-другой, и всё исчезает. Иногда он слышит крики и стоны тех, кому не повезло оказаться в этом подвале. До головокружения, до звона в ушах, до невыносимого зуда по всему телу – они снова и снова испытывают его на прочность. Но и это проходит. *** Ямач каждый раз спрашивает, не больно ли было Салиху? Салих никогда не признаётся, что да, иногда Ямач груб, даже жесток. Он и себе в этом не признаётся, прогоняя подобные мысли прочь. Но по утрам он слышит полусонное, куда-то в шею: - Mutluluğum…mutluluğumsun… И прощает за эти слова любую боль. *** Салих выходит из ванной комнаты в одном лишь небрежно наброшенном халате. Ямач наблюдает за ним без малейшего стеснения. Перестать любоваться крайне сложно – настолько красный цвет Салиху к лицу. Настолько к лицу, что сдерживаться невозможно. - Benim havam… Işığım… Kurtuluşumsun… - шепчет Ямач. Салих целует его закрытые глаза, будто в последний раз. И каждый раз всё происходит так, будто больше не случится. Ямач счастливо улыбается одними уголками губ. И засыпает.