Пользователь был онлайн четыре минуты назад.
Шим сжимает в пальцах мобильный, стирая не отправленное сообщение на 1400 символов. Если закрыть глаза и перестать оборачиваться на прошлое, да и вперед не смотреть, то можно представлять и дальше, что все у него хорошо. Телефон скользит по столешнице от легкого точка пальцами и без звука падает в коробку с пленкой из пузырьков с воздухом, которую лопать уже не успокаивает. Перебор пальцев с мелкими заусенцами по клавишам пианино. Мелодия уже несколько месяцев не отпускает мысли, но и в песню не складывается. Переборы каждый раз на одну ноту, но различаются. Он словно скользит по грани сна и яви, прикрывает глаза, на слух вырывая звуки в темную студию. Качается в такт в шаге от падения, поджимая без ведома собственного, губы. Резкие переходы или замирания на минуты - каждая пауза из глубины тела, словно что-то застряло в горле, и тянется наружу звуками нот, но не голоса. Он добавляет мысленно духовые, возможно скрипку, и обрывается все плавно. Пальцы дожимают клавишу до упора и кашель терзает измученное горло. Лепестки щекочут легкие, пробираются по трахее выше и с губ в свете ночника слетают бабочками. Синий свет монитора, единственного источника света, ласкает потолок, а шуршание пленки сплетаются с кашлем в извращенные будни-ночи. Чанмин стирает лепесток с губы, и тянется к подающему признаки жизни телефону. «Никогда не отвечай» желает его слышать. Он тянет пальцами мокрый от слюны лепесток с языка, разглядывая его в свете мобильного- ещё один пропущенный звонок, который он якобы не услышал. «Ответь или я приеду к тебе»- угрожает в сообщениях, но ему даже смешно. Он всегда угрожает, но адреса этой квартиры не знает, только студии, где они встречаются каждую среду или чаще, а потому Чанмин в безопасности. «**** ** 256 это твой адрес, я уверен. Ответь. Я еду» Чанмин чувствует удушающий прилив счастья от того, что причина его поисков – написанная песня. И на каждое слово его сообщения, в легких распускаются пышные бутоны паучьей лилии. Символично. Словно он уже умер внутри. А этот идиот, наконец, достал его адрес. И хочется, чтобы эти сообщения не были ложью. Но это ложь. Чанмин просто не откроет… А Юнхо не приедет. Зачем? У него дома есть жена, красавица, Чанмин её видел. И Чанмин не верит в чудеса - будто взрослый, уверенный в себе мужчина променяет любящую жену на никчемного композитора- песенника. По правде, он чувствует себя уродом, посягающим на чужое. И эти красные лепестки из его горла доказательство. И как же хорошо, что Юнхо ничего не знает, не подозревает даже. Что по нему задыхается один представитель его же пола, что в его легких распускаются ярко-алые цветы с могильников. Таблетки, аэрозоли, капсулы - врачи обещают помочь, но по психологу видно, как он замучился проводить безрезультатные тренинги- он все еще задыхается. Слишком долго болеет безответно, что уже опасно для жизни. Третий год его бесполезной любви подходит к концу – говорят должно пройти скоро, но лепестков все больше, засыпать ночами страшно. Складывать горки цветов в мусорный пакет надоело. Чанмин перепробовал уже все, что мог в попытке избавиться от чувств к Юнхо. Он, как и требует профессор, ищет в нем отвратительные стороны - он находит их и лишь больше любит. Но Чанмин уже два месяца встречается с другим, но едва кто-то из их союза отважится хотя бы на легкий поцелуй, как Мина скручивает приступ. Он закашливается в руках вынужденного парня, что бегает вокруг, не зная чем помочь. И Чанмин всегда заново и упрямо целует его, после давясь лепестками. Это знатно подкосило остатки здоровья. Дышать стало труднее, он скоро задохнется, а врачи лишь руками разводят, хоть ложись под нож - вырезай этот сад в легких, чтобы потом повторить все заново. Дыхание давно хриплое, дыхание через боль - он уже свыкся с этим. И только рядом с Юнхо становится совсем невмоготу. Беднягу разрывает, душит, но он молчит, улыбается, сглатывая комья лепестков и убегает. И по-хорошему бы бороться за свое счастье, за жизнь, но Юнхо женат и это все. Они влюблены взаимно. «Возьми трубку, Шим Чанмин! Я уже подъезжаю, не смей запираться!»- гневное голосовое, а Чанмин на полу корчится от смеха, выкашливая три лепестка на паркет. Юнхо бывает упертым, как баран. И в той же степени наивным и слепым. Чанмин пугается того, что это правда. Он едет. Чон Юнхо собственной персоной, мистер идеальный мужчина и семьянин, мистер я вижу, что с тобой что-то случилось, но не пойму что. Чанмин хватает телефон, не веря что этот момент настал - он сам ему позвонит. Первый гудок не звучит до конца. - Ну, слава богу! Я думал, ты там умер, идиот! – о, злой голос, что-то новенькое. - Я просто спал, ты меня разбудил, - голос хриплый настолько, что становится стыдно. А фоном шум города, но не слышно мотора. - Отлично, открывай иди! Я уже в подъезд зашел. - Ты блядь шутник, - покряхтывает Мин, тем не менее обливаясь холодным потом, а маты всегда бесили правильного Чона. - Готовься, я отшлепаю твой рот,- и следом звонок в дверь. Чанмин подрывается с пола, начиная орать в трубку. - Некультурно прие-кха-кха-ть, - Чанмин давится лепестками, прижимая трубку к бедру. Даже гневные мыли, касающиеся Юнхо, стали отравой. А звонок трезвонит, и в трубке глухо рычат. Чанмин ползает по комнате, подбирая лепестки и швыряя их в мусорку, но с каждым его выдохом их все больше. Маленькие слюнявые предатели разлетаются в сухом воздухе мрачной квартиры. - Иди на хер Юнхо, я же сказал тебе!!!! Хватит трезвонить, я не хочу тебя видеть…- рычит, врезаясь в косяк по дороге к двери, и припадает к глазку. Вот он. В идеальном костюме, галстуке, с чертовым пакетом из аптеки - думает, что Шим болен ангиной. Укладка и бережно отглаженные женой брюки. Чанмина колотит от злости и кашля. - Я тебя слышу, открывай или мне вызвать тебе скорую?- смотрит прямо в глазок, улавливая присутствие Чанмина даже так. - Приехал меня лечить?- Чанмин сжимает ручку, проклиная этого упрямца, его характер и весь этот мир. Грудь горит адским пламенем, судорожно долбит сердце, а рот полон лепестками, которые он сглатывает чаще, чем дышит. И казалось прекратить это мучение легко - открыть двери. Обнять его, так крепко, чтоб адское пламя его легких коснулось холодной груди. Что бы жар уняло, а сильные руки крепко обняли. Чтобы губы, которые ублажают ночами другую, коснулись его губ. Всего один поцелуй - Чанмин умрет на месте, окончательно задохнувшись. Он слышал, что был всего один смертельный случай - тело нашли увитое прекрасными цветами. Остальные как-то к третьему году смирялись или находили новую любовь. Вечно Чанмин отличался. - Хорошо,- хрипит он, видя, как демонстративно сбрасывает звонок Юнхо, ту же набирая номер скорой и показывая его в глазок. Чон слишком быстрый, порывистый и живой для ослабшего одинокого Мина. Он врывается как к себе домой, и сразу же врубает чертов свет, оглушивший Шима хуже гранаты. - Бог ты мой,- вздыхает он так, словно правда волнуется. Хотя да вид Чанмина наверняка только жалость и вызывает. - Всё? Можешь ехать домой,- давит из себя больной, уставившись в пол. Один взгляд и его вырвет чертовыми цветами. На что он себя подписал?! Чанмин откровенно паникует, упираясь в стену спиной и съезжая вниз. Юнхо явно в шоке. Бесцеремонно, неотвратимо тянет свои руки, сжимает плечи, и Мина накрывает адской волной боли. Он дергается, сжимая губы руками. Легкие щекочут десятки лепестков, кажется там очередная пора созревания. Они забивают трахею, дышать не чем, слезы выступают на глазах, но… - Чанмин, ты! - Юнхо додумывается поднять его слабое тело с пола, прижимая так крепко к себе, что Чанмин срывается. Он хватается за горло, разрываясь кашлем с хриплыми вдохами. Наверняка он сейчас красавчик- покрасневший, усталый, плюет на пол красными ошметками цветов. Прямо на руках мужчины-мечты. - Потерпи…сейчас,- говорит Юнхо, безошибочно ныряя в ванную, где на полке сплошные таблетки от нервов и чертовых цветов в легких. Чанмин кашляет долго, голова кружила от недостатка кислорода, но все проходит. Приступ отступает, сменяясь болью в груди и горле. И Чанмин усмехается. Он, оказывается, уже давно валялся на полу, как обычно, а по спине успокаивающе гладит Чон, и вокруг них как сгустки крови лепестки. - О, все-таки кровь,- хрипит с черной иронией в голосе, пачкая палец в ближайшем лепестке. - Кто он? – Юнхо заставляет смотреть себе в лицо, и трет мокрым полотенцем его рот. И он по-настоящему беспокоится, боится за своего подопечного композитора-студента. - Парень с факультета,- выдыхает Мин, прикрывая глаза. А в груди опять нарастает пожар, - черт, опять… - Тшш, давай вдыхай глубоко, - просит идеальный Чон, хватая парня за лицо, не понимая, что делает лишь хуже, - Перестань о нём думать, слышишь? «Как, когда ты сидишь напротив меня?» - Представь что-нибудь отвратительное, или страшное… «Как ты целуешь её?» - Вот так. Блядь, похоже, у тебя это долго,- бормочет Чон, пока Чанмин вливает в себя все сиропы и аэрозоли подряд - только бы остановить этот позор. Матерная речь, от мистера «фу, Чанмин, как не стыдно», будто подарок - вот смотри, хоть так, но он волнуется о тебе. - Ты, я смотрю, осведомлен?- смеется Чанмин, пользуясь моментом и утыкаясь в подставленное плечо. Дышит глубоко сильным запахом чужого мужа, забываясь на секунду. Но причина его болезни кажется не осязает сквозь одежду коротко прижатых к его груди губ. Чанмин чувствует облегчение, когда пальцы Юнхо гладят его волосы. Некстати вспоминается, что мыл он их пару дней назад, наверняка противно висят сосульками. - Он в курсе?- спрашивает Юнхо, и Чанмин кивает, мысленно вырезая глазные яблоки себе же, чтобы отвлечься от поднимающейся щекотки в горле. - Он…не любит меня, как ты видишь,- слова даются трудно, и он кашляет измученно, похоже на туберкулезника. А после едва не ревет - Юнхо стирает с его губ лепесток. Нежно. Подушечкой пальца. Чанмина выворачивает лепестками и желчью прямо на его брюки. Маленькая месть. Чанмин помрет сегодня, но хоть чем-то нагадил своему личному кошмару. - Чанмин, я сам прошел через такое. Я помогу, слышишь?- просит, поднимая парня с пола, чтобы тот умылся,- ты идиот, если бегал от меня все это время, чтобы не показывать своего состояния. - Жалко выгляжу, поэтому…- Чанмин умывается и к своему ужасу видит в словах Чона паузу. Именно, Чон Юнхо, он бегал от тебя. - От меня… - Так, Чон тормози!- рычит Мин, но смотрит в глаза, пытаясь спасти свое шаткое положение,- Не надумай там что. Просто сил не было видеть кого-то… - Ты должен был хотя бы попытаться его влюбить в себя, если он конечно не… «Женат»- мысленно договаривают оба. Однако, Юнхо не был таким уж глупым идиотом, как думал Чанмин. Он уже давно заметил, болезнь своего близкого приятеля, но на свой счет не воспринимал, вернее не хотел. - Чанмин. Ты что… - Нет,- господи, Чанмин почти скулит этот ответ, все-таки опуская глаза. - Ты меня. - НЕТ! Ты большого о себе мнения, если думаешь, что весь мир вокруг тебя вертится,- пытается Чанмин, даже оборачиваясь, и попытавшись удрать. - Нет?- глаза мужчины пилят его на куски,- НЕТ?! Куда же тогда бежишь? Чанмин давится воздухом, едва осознает, что это Юнхо его целует. В губы. Жестко, поверхностно. Так сладко и долгожданно, что кружится голова, а грудь рвет на куски. Но Чанмин-самоубийца, он углубляет свой последний поцелуй, так жарко и больно, но он душит свое наваждение в объятии. Тот рвет губы зубами, сжав в руке волосы на затылке. Чанмин стонет, скулит от боли в руках того, кому не нужен в качестве кого-то более близкого, чем друг. Он умирает в его руках, сползая медленно на пол вместе с тем, кто даже вдохнуть не дает. - Я…знаю…как…помочь тебе…- между глубокими мокрыми поцелуями шепчет, и Чанмина колотит от понимания. - Нет,- хрипит, обнимая того, кого хочет себе навсегда, ногами, едва тот вжимает его в пол собой. Его руки везде - ласкают грудь, пальцы болезненно пощипывают соски, а после гладят дрожащий живот. И ниже. Хруст ширинки, и Чанмин…кашляет. Выплевывает лепестки на пол и думает, что гребанный приступ не прошел. Потому что его не любят, не смогут полюбить в одну секунду, лишь от того, что ему лично это надо. - Ты гребанный идиот, - шепчет Чанмин, прижимая замершего в одной позе Чона на секунду. Ненадолго. Юнхо дышит тяжело, целует в губы, но в глаза не смотрит. - Это ты идиот,- шепчет через минуту, сжимая его мокрую руку своей, той, где есть кольцо.*
Юнхо уезжает до того, как Чанмин заканчивает с ванной и не мудрено - он не выходит больше двух часов. А после накрывает осознание - ничего не поменялось. И никогда не поменяется. И как бы не бушевала в душе надежда какие-то ничтожные пару секунд назад, она сдыхает. А Чанмин рыдает как маленький, завернувшись в теплое одеяло. - Никогда больше не подходи ко мне, - пишет он Юнхо, и срывается в приступе кашля, отстранено думая, что пора увольняться и заказывать гроб. Лепестки бабочками летают по его спальне, оседают на раскуроченной постели и полу. А рядом прогибается кровать. - Мать твою!- вскрикивает он, разглядев Юнхо, что швыряет на кровать таблетки. - Пей, пока не влюблюсь, нужно как-то переживать твои приступы. Эти точно помогут, а не тот ужас, что стоит в твоей ванной. - Ты совсем больной?- хрипит Мин, смотря на мужчину с искрящейся в темных глазах ненавистью,- Не нужны мне твои подачки из жалости! О жене своей подумай! - Это не только тебе нужно,- качает головой мужчина, расстегивая мелкие пуговицы на отглаженном пиджаке, - Она тоже…как ты. Полгода назад ушла, когда с ее губ слетели лепестки. - Это…- хрипит Чанмин, смотря на всегда собранного Юнхо с жалостью. - Я её не любил, и она решила, что после пяти лет брака бороться за чувства уже не имеет смысла,- дергает уголок губ в горькой улыбке. - Иди и спаси её,- Чанмин прикладывая все оставшиеся силы, пихает его в грудь, но этого мало. - Ей есть кому помочь, поверь. Я в твоих глазах может и ублюдок, но в её счастливом будущем убедился, - Чон откладывает пиджак на край кровати и поднимается, - Я поставлю чай и мы обсудим твою песню.