Счастье повседневной жизни

      Я, как известно, пессимист, мизантроп и циник: многое не люблю в этой жизни, и нет ничего, что я бы особо любил. Но есть то, что нравится и мне, и это ты. Когда ты сидишь на нашем подоконнике с планшетом в руках и, полностью погружённый в процесс своего творчества, водишь своей рукой по белоснежной бумаге. Я люблю рассматривать созданные тобою на холстах творения, стоящие один за другим, в комнате. И мне нравиться запах масляной краски, впитавшейся в кожу твоих рук и чувствовать твой улыбчивый взгляд на себе, когда я подхожу к тебе. А твоя улыбка и вовсе сводит меня с ума! Даже твоё сосредоточенное во время творения лицо заставляет меня улыбаться, а сердце — сжиматься сильней.       Моя работа вынуждает меня общаться со множеством различных людей, но чаще с лицемерами, эгоистами, действующих по холодному и прагматичному расчёту. Сказать, что я не такой же, это заниматься самообманом. Но я не из тех, кто живёт подобными иллюзорными представлениями о себе. Поэтому честно заявляю, что я такой же, как они: циничный, расчётливый, готовый идти "по головам" — но лишь там, за пределами нашего мира, твоего и моего. И, приходя домой, я, наконец, могу перестать лицемерить и снять эту маску эгоистичной твари, желающей власти и денег. Дома я могу почувствовать себя по-настоящему живым, утопая в твоих карих глаз, зарываясь лицом в каштановую шевелюру. Я привык к тому, что ты забываешься, засиживаясь в своей студии, кропотливо работая над очередным музыкальным шедевром. Я уже привык спать в полу сидящем положение возле тебя, перепачканным всем, чем следует настоящему художнику, на подоконнике, укрывшись одним пледом. Я даже привык к периодическому отсутствию совместных ужинов из-за твоих увлечений музыкой и живописью. Я ко многому привык за последнее время и много, к чему ещё предстоит привыкнуть, и я готов, более того, хочу этого.       Очередной будний день, требующий от меня циничных решений: без эмоций, без жалости, без пристрастий, только цель, выполняя прагматичные задачи.       «Забудь про человечность! Этому миру требуются расчётливые люди с "холодно" головой. Нет места эмоциям!», — всегда вторил мне отец, посвящая меня в тонкости своих дел. И день ото дня я, наблюдая за ним, пытался во всем подражать. Сначала я только изображал то, что хотел отец, но вскоре это стало моей сущностью. Я погряз в лицемерии, алчности и циничности, пока не встретил тебя — весёлого, жизнерадостного и, главное, счастливого! Значит, такие люди ещё есть и живут себе счастливо, не ведя ничего про таких как я... Тебе всё равно на материальные блага, на цель, на других людей. Ты живёшь процессом, творчеством, которое уводит тебя в миры, недоступные мне. Ты рад быть собой и за другими не следишь, иногда ты наблюдаешь, не более того. И я так счастлив, что встретил тебя! Но ещё более счастливым меня делает то, что ты смог полюбить такого приземлённого как я!       И наш дом стал для меня спасением, крепостью, где я могу снять свою маску, которая успела прирасти к лицу до встречи с тобой, и показать тебе свою ставшую бесцветной душу. А ты улыбаешься, озаряя своим светом. — Хён! — ты встречаешь меня. — Гуки, — я протягиваю свои руки, чтобы обнять, но ты резко отстраняешься. — Нет! Я весь в краске. — Я куплю новые костюм и рубашку, — мои руки вновь тянуться к тебе. Я приподнимаю твою свободную футболку, прикасаясь ладонью к гладкой коже спины, а ты брыкаешься, как ребёнок. Это смешно: ведь твои попытки вырваться тщетны. Ты так близко, что я не могу сдержаться. — Хён, — твои ладони упираются мне в грудь, — не надо. Очередная попытка к бегству пресечена: я прижимаю тебя к себе. Моя ладонь поднимается выше по спине, таща за собой футболку, открывая взор на твой накаченный торс, который я чувствую сквозь свою рубашку. Ты начинаешь вырываться яростнее, и я поддаюсь, перекладывая руки на поверхность ткани.       — Я уважаю твое желание и ничего делать не буду, — я целую тебя в лоб. Тихий шепот придает спокойствие моему милому кролику. Ты доверяешь мне, и это мне тоже нравится.       Твоя рука ложиться на мое лицо, очерчивая контуры подбородка и губ. Я чувствую запах масляной краски, ставший таким привычным и родным. Как же сложно сдерживаться. Прости мне мою слабость! Мои губы касаются желанной шеи, заставляя волны мурашек бегать по твоему телу. Чертовски приятно чувствовать, что я так действую на тебя. Крепче сжав руки на талии, я начинаю медленно двигаться на тебя, заставляя пятиться назад. Вот и наша комната! Мы почти у цели. Осталось совсем чуть-чуть. Как же я хочу почувствовать тебя. Но резкий звонок смартфона, как гром среди ясного неба. И ты, словно опомнившись, резко отстраняешься но, врезавшись на нашу кровать, падаешь на неё. Твои карие глаза в замешательстве смотрят на меня снизу вверх. — Я слушаю, — отвечаю я на звонок со злостью в голосе. Понимая, что разговор меня ждёт долгий, я усаживаюсь на край кровати, упёршись локтями в колени. Сконцентрировавшись на рассказе звонившего, я не успеваю заметить, как ты уже соскользнул с кровати и опускаешься передо мной на колени. В глазах бегают игривые огоньки. Моя концентрация на разговоре резко падает и стремиться к 0, я вопросительно смотрю на тебя, а губы расплываются в улыбке. Твои ладони обхватывают мое лицо — продолжай! Игривая улыбка прямо возле моих губ выключает меня из разговора. Твои губы накрывают мои, и всё: мой мозг полностью отключается, я окончательно теряю смысл монолога на том конце провода. Горячий язык проходит по моей нижней губе, пробуждая низменный животный инстинкт. Но ты вдруг отстраняешься и, не давая времени опомниться, выбегаешь из комнаты, игриво помахав из-за угла. И только взволнованный голос в телефоне, беспокоящийся всё ли со мной хорошо, выводит меня из оцепенения. — Да-да, всё в порядке, продолжайте, — я стараюсь придать голосу как можно больше твердости. И вновь нудный рассказ о каких-то непонятных вещах: сложно уловить что-либо возбужденным сознанием. Но немного усилий над собой, и я включаюсь в этот разговор. Окончив его, я прислушиваюсь к звукам, чтобы определить, где ты. Шум воды. Я направляюсь в ванную. По дороге через прихожую, где висит огромное зеркало, я боковым зрением замечаю мелкие пятна на нижней части лица и белоснежной рубашке. Я тут же снимаю её и кидаю в корзину для белья. — Гуки, можно я войду? — я стою у двери в ванную и не громко стучу, чтобы привлечь твоё внимание, хотя я знаю наверняка, что ты не позволишь, но попытка не пытка, как говорится. — Нет, я скоро выйду, — что и следовало ожидать. И к этому я привык! Шум воды стихает. Ты заходишь в комнату в белом махровом халате. С кончиков волос капает вода, оставляя на ткани мокрые темные пятна. Я смотрю на тебя и моё сердце щемит от боли радости и счастья видеть тебя именно таким: домашний с мокрыми растрепанными волосами. Я безумно счастлив!       Не говоря ни слова, берешь меня за руку и тащишь на кухню. Мы ужинаем и весело болтаем обо всём на свете. Это так... тепло? Я чувствую, что я дома, даже если бы мы сейчас были где-то на необитаемом острове, будь ты там, он бы тоже стал мне домом. Потому что мой дом — это ты! Ты меня чувствуешь, даже если я ничего не говорю. Умеешь быть необходимым, но в то же время ненавязчивым. Ты необходим мне настолько, насколько это возможно представить. С тобой моя жизнь обретает цвет, и он не только серый, а разноцветный и радужный мир. Ты — моя слабость. Я признаю это, и мне не стыдно ни перед собой, ни перед кем-либо ещё, даже перед отцом или семьёй. За тебя я буду бороться насмерть с кем угодно! Сколько мы просидели на кухне, мне неизвестно, но, когда взгляд упал на окно, уже смеркалось. Вечер — время для променада, но в твоём случае — моцион. И к этому тоже ты меня приучил.       Мы идём по парку. Ты легким бегом бежишь передо мной, спиной к дороге, и улыбаешься. Я не могу не отвечать тебе тем же.       Пока ты выполняешь свои упражнения, я сижу на скамье и проверяю почту, просматривая все присланные документы. Людей вокруг почти нет, и Слава Богу! Как же они осточертели! Люблю, когда никто и ничто не мешает наслаждаться одиночеством, и слушать тишину, нарушаемую лишь стрекотанием насекомых и твоими пыхтениями на подходах. — Карусель! — восклицаешь ты, когда мы проходим мимо места, где мы познакомились. Ты тянешь меня за собой, и я позволяю это сделать. Как и прежде, ты ждёшь, когда я залезу на них, а ты раскрутишь. Ты всегда звонко смеёшься, когда, раскрутив, запрыгиваешь ко мне. Я тебя ловлю за талию. Мы стоим лицом друг к другу. Я смотрю к твои глаза и понимаю, что не смогу жить без всего этого. Я умру! Ты закрываешь глаза, тело расслабляется. Я тебя держу в своих руках. Твои полураскрытые губы напевают песню со знакомым мотивом. Не выдерживая соблазна, я аккуратно и очень нежно касаюсь твоих губ. Ты звонко смеёшься, это заставляет улыбнуться и меня. Разомкнув губы, я прижимаю тебя сильней к себе, обнимая за тонкую талию. Ты доверчиво жмешься ко мне. Твои руки обвивают мою шею. И ты целуешь меня так, как только ты можешь. Я отвечаю тебе и страстно желаю всегда чувствовать твои губы своими. Хочу вдыхать аромат твоих волос, пахнущих шампунем, трогать бархатную кожу и безвозвратно теряться в этих глубоких карих глаза. Моё счастье — просто быть рядом с тобой, быть самим собой, даже если моя душа не имеет цвета в отличии от твоей. — Тэ, я люблю тебя. Я слышу тихий, еле различимый шепот, который заставляет сердце остановиться. Ты меня обнимаешь. — Я тоже люблю тебя, Гуки. Мой Гуки! — эти слова как-то сами вырвались из потаенных уголков души. Я никому и никогда не говорил ничего подобного, но тебе я могу говорить это постоянно. Ты изменил меня, научил жить иначе, взглянуть на мир своими красивыми и самыми дорогими мне глазами.       Благодаря тебе, я привык ко многому и многое стал принимать как оно есть без изменений. Я люблю тебя безмерно, и вскоре привыкну и к этому. Я — пессимист, мизантроп и циник. Значит, я ни к кому и ни к чему не привязываюсь. Но тебя это никогда не коснётся, даже если однажды ты уйдёшь от меня.