I'll take my bow, I won't make a sound, I whisper truce as the ashes hit the ground.
Он лежит: бездвижно, безжизненно, беззвучно. Он не может ничего сказать, сделать, он душа, запертая в собственном теле. Он все слышит, как все врачи теряют надежду, для него. Никто не верит, что он сможете выкарабкаться, никто не верит, что он выживет. Никто, кроме неё. Он слышал голос, такой приятный, детский голосок, который просто плакал в первый день, когда он его услышал. Парень ошибочно подумал, что она плачет из-него, он её напугал своими шрамами. А потом дрожащим голосом он услышал. — Моя мама сегодня умерла. — он слышит и чует сколько боли в этом маленьком тельце. И Питер хочет ей ответить, но он не может. Он не может произнести и звука. А девочка лишь всхлипывает и говорит. — Я знаю как тебя зовут. У тебя на карточке написано Питер Хейл. А меня зовут Стайлз… Стайлз Стилински. Я обязательно приду ещё. — и топот её ножек исчезает в глухие туманные занавесы. И он бы ответил, что непременно ждет, но увы, не может. Он клянется, что однажды очнется, даже если в итоге ему придется умереть, на секунду он скажет ей спасибо.Hush, love! No, I'm not what you think that I'm made of, I'm a story, I'm a break up,
Прошло почти десять лет. А она все равно приходит после занятий к нему в палату. Рассказывает как прошел день, что она умудрилась натворить вместе с Айзеком на уроке мистера Харриса, и как ей потом знатно влетело. Питер слушал, слушал и наслаждался. Ему почти двадцать восемь. Ей почти восемнадцать. Об этом он узнал когда она грустная пришла, и сказал, что у неё сегодня день рождение. Но она не хочет его праздновать, ведь ей это всегда напоминает маму, она всегда придумывала для неё идеальный праздник. Он хочет ей сказать, тише, подожди, все ещё впереди. Не надо унывать. Но не может. Он боится, что образ шибутной и неугомонной девчушки, всего лишь в его голове. Но он надеется, он лелеет надежду, и только это спасает его рассудок. Она часто смеётся и предполагает, кем он был, и кем бы хотел стать. Она удивительно проницательная, ведь говорила: — В школе ты был отличником, но мудаком, спортсменом. Ты бы возможно хотел быть предпринимателем или адвокатом. Ты очень любил свою семью, хоть и не говорил им этого. Ты очень добрый, смелый, но никогда не скажешь этого в слух, чтобы все ждали о тебя этого снова и снова. Когда очнешься, скажешь, была я права или нет. — он чувствует тепло её губ, на своей щеке и прощальные слова, до завтра. И может она была права, но его жизнь, его семейные тайны были скрыты за туманной занавесой.Just a hero on a bridge that's burning down. Can you see my scars? Can you feel my heart?
Герой? Он бы скорее сказал — злодей. Стоя с окровавленной рукой и телом, убийцы почти всей его семьи, перед ногами, он чувствует силу, мощь и небывалую уверенность. В больнице он так же строит из себя коматозного, он хочет слышать её голос, но в один день, она не приходит, и на следующий и через неделю, так Питер прождал месяц, но она не пришла. Отомстив за семью, он пришёл в себя, когда его ругала, его старшая племянница, он клал на их мнение, на мнение трусов. Он гуляет по лесу и жалеет о том, что укусил одного подростка. В один момент он слышит голос, такой родной, такой близкий его больному сердцу. — Скотт, ты уже достал на меня рычать. Я что знала, что этот цветочек так навредит. — во ответ Хейл слышит рык. Он поспешил, и выглянув он увидел парня которого в укусил. И девушку, чью внешность он мечтал увидеть почти девять лет. — Скотт-мать-твоя-святая-женщина-МакКол откуда ты такой критин. — кричала девушка наматывая цепи. Из-за полнолуния, самому Хейлу это ничего не грозило, его это даже забавляло. А на место где он стоит посмотрела Стайлз. Нахмурившись она хотела подойти, но рык друга остановил. — Стайлз! Давай уже, я не хочу чтобы ты пострадала. — Я тебе щас тресну. Знаешь, я из-за твоих волчьих причуд, месяц в больницу не могу сходить. Питер видит как парень пристыженно опускает голову и успокаивается, он тоже чувствует девушку и её спокойствие, даже с таким громким тоном. Питер помнил, что она единственная, кто не боялась его шрамов, и спокойно смотрела на них, без какого-либо страха. Питер очень её уважал, ведь даже у медсестре смелости иногда не хватает. Стайлз всегда была другой, она была слишком умна и мудра для своего возраста. И может когда-нибудь он покажет ей свои шрамы, откроет ей свое сердце. Но не сейчас, он будет помогать со стороны, чтобы она не видела. А может и она когда-нибудь скажет ему, что она видит его, что ощущает его заботу, но не сейчас, сейчас она даст ему наверстать тот упущенный месяц.