.
28 марта 2020 г. в 18:17
Теперь Макс чувствует себя тотально посвящённой в мир друзей — она тоже теряет часть себя, ту, другую, которую ненавидела и в сердцах проклинала. Теперь Макс засыпает, не слыша музыки за стеной, и эта непроницаемая тишина заставляет кусать угол подушки и плакать.
Макс не знает, о чём конкретно плачет. О гибели тех людей, поглощённых Истязателем Разума, или о себе, той, что пережила столько невыносимого. Или о брате. Да, кажется, она впервые произносит это слово без кривляний, без ненависти или презрения. Шёпотом, пробует слово на вкус и как наяву слышит его голос, молящий о прощении.
Макс понимает, что именно тогда, в тот момент, в корчащемся, растерянном, страдающем парне она увидела человека, она увидела Билли Харгоува.
«я правда надеюсь, что это не ты»
В какой-то момент Макс ловит себя на мысли, что для остальных это просто очередное приключение. Да, серьёзное, потенциально смертельное, но приключение. И только для неё это личное, только для неё каждый шёпот подобен молитве, которая не срабатывает, которая так и не достигает адресата — или же бог закрывает глаза в тот момент, когда Билли не стало.
— Ты много молчишь, — говорит Одиннадцать, и это просто наблюдение, которое Макс возвращает в реальность — тут холодно, сыро и одиноко, потому что он был её б р а т о м.
— Да, я думаю, — кивает Макс, кусая губы — ни один бальзам не способен уже их спасти, как не спасёт молитва растерзанную плоть.
— О чём?
— О боге.
Одиннадцать молчит, только смотрит, оправданно ожидая продолжения, а Макс и не знает, что сказать, потому что уже будто бы выговорила себя без остатка — осталась скорлупа, чуть треснутая по краям, но всё ещё прочная.
— Я читала Библию, — слегка лукавит Макс — её поиски ограничиваются гуглом и познаниями матери, которая говорит шёпотом и с благоговением истинной католички. — Там написано, что все плохие люди попадают в ад. А мученики и спасители — в рай. И я думаю — где сейчас Билли?
Одиннадцать хмурится — она все вопросы пропускает сквозь себя, словно они адресованы лично ей, словно только она может дать ответ. А Макс ждёт, по-настоящему ждёт, но Оди думает — и тишина терзает сильнее.
— Он не был милым, — добавляет она, болезненно хмурясь, — но он был хорошим. В конечном счёте он был хорошим, понимаешь?
Одиннадцать кивает — да, конечно, она понимает, потому что тоже думает о Билли. Она снова и снова видит его лицо — во сне и наяву, — как на киноплёнке, видит его историю, видит вихри и ураганы, принёсшие его в тот день туда, где он стал героем. И погиб, так и не получив второго шанса. Майк живёт дальше, и Оди рядом с ним чувствует себя преступницей, ведь она не может забыть — и не может смириться.
— Понимаю, — добавляет она, и лицо Макс светлеет на глазах — на мгновение с него исчезает печать потерянности. — Мы можем попробовать узнать.
— Что?
— Мы можем попробовать узнать, — повторяет Оди увереннее, — узнать, где он. Хочешь?
У Макс от желания выкрикнуть тысячу раз «да» сводит скулы и дрожь пробегает от макушки до пяток. Одиннадцать понимает всё без слов и стискивает её ладонь — между ними отношения крепчают с каждой секундой.
Приготовления проходят быстро — Макс приносит радио и повязку. В белом шуме помех ей слышатся голоса умерших, и это одновременно обнадёживает и пугает.
Некоторое время ничего не происходит. Одиннадцать слышит прерывистое дыхание Макс, чувствует её близость, но видит только темноту вокруг — непроницаемую, немую. Но мысль о терзаниях подруги подталкивают её вперёд — искать и непременно найти. Она чувствует, что это важно — не только для Макс, но и для самой Оди.
Вдруг она замечает дверь. Она будто бы появляется тогда, когда Одиннадцать решает ни за что не сдаваться. Становится одновременно холодно и душно, но Оди шагает вперёд — шаг за шагом, и круги времени расходятся под ногами. Не заперто — и она шагает в темноту неизвестности, которая будто бы отличается от той, в которой она была прежде.
Внезапная вспышка солнца ослепляет — Одиннадцать вздрагивает, вслед за ней и Макс, напряжённо подаваясь вперёд.
— Оди? Ты в порядке? Что ты видишь?
Одиннадцать стоит босиком по щиколотку в песке — он рыхлый, прохладный, приятный на ощупь. Не удержавшись, набирает целую горсть и пропускает сквозь пальцы. Кажется, она уже здесь была. Вглядывается в воду, но там — никого, только волны, стремящиеся выбраться на берег, но неизменно увлекаемые обратно. Тут время застыло — и Одиннадцать чувствует вечность кожей. Уверенность, что цель близко, что у неё получилось, не оставляет ни на секунду. Прикрыв глаза рукой как козырьком, она ищет — и находит.
— Билли?
Он сидит на песке, подтянув колени к подбородку, неподвижно, и смотрит на море. Сердце бьётся в груди часто-часто, и Одиннадцать бежит к нему — ноги вязнут, но она не сдаётся.
— Билли!
Парень оборачивается, когда Одиннадцать падает рядом с ним на колени. Он смотрит на неё, и через секунду его лицо озаряется блеском узнавания.
— Привет, ты подруга Макс, да? Оди?
Одиннадцать кивает, не в силах говорить. Билли смотрит на неё с прищуром и усмешкой.
— А где Макс? — спрашивает он, оглядываясь. — Она придёт?
— Однажды, — сглотнув комок в горле, отвечает Оди, — но не сейчас.
Билли понимающе кивает и снова поворачивается к морю.
— Пусть не торопится. Ещё есть время.
Одиннадцать сидит на песке и смотрит — слёзы выступают на глазах, и она уже не может с точностью сказать, видит ли она Билли на самом деле.
— Она волнуется о тебе. Макс, — говорит она, чувствуя, что слова исчезли, испарились, развеялись по ветру.
— Я в порядке, — пожимает плечами Билли. — Передай, что я заеду за ней в десять, не позже.
Он оборачивается и добавляет:
— Кажется, у тебя что-то на лице…
Он протягивает руку — Оди чувствует невесомое, почти нереальное прикосновение. И в следующее мгновение видит Макс — бледную, испуганную, с повязкой в руке.
— Оди! Что ты видела? Я испугалась, ты так долго молчала!
Одиннадцать дотрагивается до лица — оно мокро от слёз. Не в силах сдержать всхлипы, она прижимается к подруге, утыкаясь ей в плечо. Макс, ничего не понимая, только стискивает её в объятиях.
— Билли… я видела его.
Макс замирает, и Одиннадцать отстраняется, чтобы взглянуть в лицо подруге, чтобы она видела по глазам — да, всё так и было.
— Что? Что ты видела? — быстро спрашивает Макс почти беззвучно, подскакивая с кровати — её трясёт от возбуждения и ужаса.
Одиннадцать душат эмоции, она была там, где не была прежде никогда. Разум утверждает, что это невозможно, что это обман и игра воображения, но она верит, впервые в жизни ощущает прилив сил, сравнимый с экстазом религиозных людей, — эту веру никому не сломить.
— Он был хорошим, Макс, хорошим.
Они ещё долго сидят обнявшись — сегодня Макс спит спокойно, а снится ей пляж, где она никогда не была, но где так хорошо и приятно остаться навечно. И где её ждут, непременно ждут с условием, что это случится ещё нескоро.