хороший

Теперь Макс чувствует себя тотально посвящённой в мир друзей — она тоже теряет часть себя, ту, другую, которую ненавидела и в сердцах проклинала. Теперь Макс засыпает, не слыша музыки за стеной, и эта непроницаемая тишина заставляет кусать угол подушки и плакать. Макс не знает, о чём конкретно плачет. О гибели тех людей, поглощённых Истязателем Разума, или о себе, той, что пережила столько невыносимого. Или о брате. Да, кажется, она впервые произносит это слово без кривляний, без ненависти или презрения. Шёпотом, пробует слово на вкус и как наяву слышит его голос, молящий о прощении. Макс понимает, что именно тогда, в тот момент, в корчащемся, растерянном, страдающем парне она увидела человека, она увидела Билли Харгоува. «я правда надеюсь, что это не ты» В какой-то момент Макс ловит себя на мысли, что для остальных это просто очередное приключение. Да, серьёзное, потенциально смертельное, но приключение. И только для неё это личное, только для неё каждый шёпот подобен молитве, которая не срабатывает, которая так и не достигает адресата — или же бог закрывает глаза в тот момент, когда Билли не стало. — Ты много молчишь, — говорит Одиннадцать, и это просто наблюдение, которое Макс возвращает в реальность — тут холодно, сыро и одиноко, потому что он был её б р а т о м. — Да, я думаю, — кивает Макс, кусая губы — ни один бальзам не способен уже их спасти, как не спасёт молитва растерзанную плоть. — О чём? — О боге. Одиннадцать молчит, только смотрит, оправданно ожидая продолжения, а Макс и не знает, что сказать, потому что уже будто бы выговорила себя без остатка — осталась скорлупа, чуть треснутая по краям, но всё ещё прочная. — Я читала Библию, — слегка лукавит Макс — её поиски ограничиваются гуглом и познаниями матери, которая говорит шёпотом и с благоговением истинной католички. — Там написано, что все плохие люди попадают в ад. А мученики и спасители — в рай. И я думаю — где сейчас Билли? Одиннадцать хмурится — она все вопросы пропускает сквозь себя, словно они адресованы лично ей, словно только она может дать ответ. А Макс ждёт, по-настоящему ждёт, но Оди думает — и тишина терзает сильнее. — Он не был милым, — добавляет она, болезненно хмурясь, — но он был хорошим. В конечном счёте он был хорошим, понимаешь? Одиннадцать кивает — да, конечно, она понимает, потому что тоже думает о Билли. Она снова и снова видит его лицо — во сне и наяву, — как на киноплёнке, видит его историю, видит вихри и ураганы, принёсшие его в тот день туда, где он стал героем. И погиб, так и не получив второго шанса. Майк живёт дальше, и Оди рядом с ним чувствует себя преступницей, ведь она не может забыть — и не может смириться. — Понимаю, — добавляет она, и лицо Макс светлеет на глазах — на мгновение с него исчезает печать потерянности. — Мы можем попробовать узнать. — Что? — Мы можем попробовать узнать, — повторяет Оди увереннее, — узнать, где он. Хочешь? У Макс от желания выкрикнуть тысячу раз «да» сводит скулы и дрожь пробегает от макушки до пяток. Одиннадцать понимает всё без слов и стискивает её ладонь — между ними отношения крепчают с каждой секундой. Приготовления проходят быстро — Макс приносит радио и повязку. В белом шуме помех ей слышатся голоса умерших, и это одновременно обнадёживает и пугает. Некоторое время ничего не происходит. Одиннадцать слышит прерывистое дыхание Макс, чувствует её близость, но видит только темноту вокруг — непроницаемую, немую. Но мысль о терзаниях подруги подталкивают её вперёд — искать и непременно найти. Она чувствует, что это важно — не только для Макс, но и для самой Оди. Вдруг она замечает дверь. Она будто бы появляется тогда, когда Одиннадцать решает ни за что не сдаваться. Становится одновременно холодно и душно, но Оди шагает вперёд — шаг за шагом, и круги времени расходятся под ногами. Не заперто — и она шагает в темноту неизвестности, которая будто бы отличается от той, в которой она была прежде. Внезапная вспышка солнца ослепляет — Одиннадцать вздрагивает, вслед за ней и Макс, напряжённо подаваясь вперёд. — Оди? Ты в порядке? Что ты видишь? Одиннадцать стоит босиком по щиколотку в песке — он рыхлый, прохладный, приятный на ощупь. Не удержавшись, набирает целую горсть и пропускает сквозь пальцы. Кажется, она уже здесь была. Вглядывается в воду, но там — никого, только волны, стремящиеся выбраться на берег, но неизменно увлекаемые обратно. Тут время застыло — и Одиннадцать чувствует вечность кожей. Уверенность, что цель близко, что у неё получилось, не оставляет ни на секунду. Прикрыв глаза рукой как козырьком, она ищет — и находит. — Билли? Он сидит на песке, подтянув колени к подбородку, неподвижно, и смотрит на море. Сердце бьётся в груди часто-часто, и Одиннадцать бежит к нему — ноги вязнут, но она не сдаётся. — Билли! Парень оборачивается, когда Одиннадцать падает рядом с ним на колени. Он смотрит на неё, и через секунду его лицо озаряется блеском узнавания. — Привет, ты подруга Макс, да? Оди? Одиннадцать кивает, не в силах говорить. Билли смотрит на неё с прищуром и усмешкой. — А где Макс? — спрашивает он, оглядываясь. — Она придёт? — Однажды, — сглотнув комок в горле, отвечает Оди, — но не сейчас. Билли понимающе кивает и снова поворачивается к морю. — Пусть не торопится. Ещё есть время. Одиннадцать сидит на песке и смотрит — слёзы выступают на глазах, и она уже не может с точностью сказать, видит ли она Билли на самом деле. — Она волнуется о тебе. Макс, — говорит она, чувствуя, что слова исчезли, испарились, развеялись по ветру. — Я в порядке, — пожимает плечами Билли. — Передай, что я заеду за ней в десять, не позже. Он оборачивается и добавляет: — Кажется, у тебя что-то на лице… Он протягивает руку — Оди чувствует невесомое, почти нереальное прикосновение. И в следующее мгновение видит Макс — бледную, испуганную, с повязкой в руке. — Оди! Что ты видела? Я испугалась, ты так долго молчала! Одиннадцать дотрагивается до лица — оно мокро от слёз. Не в силах сдержать всхлипы, она прижимается к подруге, утыкаясь ей в плечо. Макс, ничего не понимая, только стискивает её в объятиях. — Билли… я видела его. Макс замирает, и Одиннадцать отстраняется, чтобы взглянуть в лицо подруге, чтобы она видела по глазам — да, всё так и было. — Что? Что ты видела? — быстро спрашивает Макс почти беззвучно, подскакивая с кровати — её трясёт от возбуждения и ужаса. Одиннадцать душат эмоции, она была там, где не была прежде никогда. Разум утверждает, что это невозможно, что это обман и игра воображения, но она верит, впервые в жизни ощущает прилив сил, сравнимый с экстазом религиозных людей, — эту веру никому не сломить. — Он был хорошим, Макс, хорошим. Они ещё долго сидят обнявшись — сегодня Макс спит спокойно, а снится ей пляж, где она никогда не была, но где так хорошо и приятно остаться навечно. И где её ждут, непременно ждут с условием, что это случится ещё нескоро.