Тайная жизнь клинков заклинателей. Ланьское свинство

      — Самые сильные бойцы — в ордене Не. И говори, что хочешь, у нас даже юных адептов подбирают по силе и выносливости!       Бася всегда внушала уважение, в каком бы виде ни находилась: даже опьяневшая и уставшая после поединка, развалившись на скамье беседки, она выглядела грозно. Хотя про опьянение говорить было сложно — если бы Шуоюэ сам не видел, как залихватски пил глава ордена Не, ни за что бы не поверил, что его сабля пьяна. Но невозможно остаться трезвым после такого количества вина, даже если ты оружие.       — Орден Не воспитывает сильных бойцов, но на стороне ордена Лань многовековые техники совершенствования. Мы не подбираем адептов по выносливости, наши юноши и девушки рождаются сильными.       Лебин утонченно взяла пиалу, слегка покачнувшись, но не утратив при этом изящества. Флейта его человека тоже была грозным оружием — и как многие клинки и инструменты ордена обладала своим характером и могла принимать облик, сходный с человеческим. Правда, мало кто из оружия видел в этой красавице угрозу. И зря.       На поединок с названым братом хозяин Шуоюэ никогда бы не согласился, если бы не вино и коварное наследие ордена Лань. Потому что спор о том, кто больше добудет монстров, с самим Не Минцзюэ, без поддержки с обеих сторон, ночью, зимой, в горах — и в месте, славном своей нечистой ци — был больше похож на изощренный способ самоубийства, а не на спор между братьями.       Но вначале была попойка. Распить кувшин вина предложил глава Не, не слушая возражений и обещая «присмотреть, если что случится». Шуоюэ потом за голову хватался, пытаясь хотя бы представить, что скажет почтенный наставник, если узнает! Кувшином вина дело не ограничилось, наследник Лань быстро захмелел и воодушевился процессом, распробовав «гордость земель Цинхэ».       А потом они поспорили о том же, в чем много позже продолжили искать истину великолепно грозная Бася и столь же грозно великолепная Лебин.       Достучаться до увлеченного спором человека Шуоюэ не смог, а Лебин, которая могла передать послание хозяину всегда и в любой ситуации, даже помогать не стала. Потому что ей тоже было интересно, кто из них смелее и сильнее: она или оружие главы Не.       После такого Шуоюэ только и осталось, что наблюдать, как распаленные парой кувшинчиков «гордости Цинхэ» глава ордена Не и наследник ордена Лань при полном согласии их оружия отправляются искать приключений на свои... головы, да.       Мнение Шуоюэ не засчитали — меч хозяин оставил в гостевых покоях, которые в Юдоли уже давно считались личными комнатами молодого господина ордена Лань.       И клинок прекрасно знал, кому принадлежала эта идея. Хотя, судя по насмешливым взглядам довольной Бася, идея могла принадлежать обеим воительницам.       Вернулись названые братья почти под утро, продрогшие и усталые, подняв по сигнальному огню всю Юдоль. Горящий жаждой деятельности наследник ордена Лань в ночной темноте посреди метели умудрился отыскать лежку горных вепрей и вступить с ними в битву. Разом протрезвевший Не Минцзюэ хотел быстро улететь от разозленных обитателей теплых пещер — и унести от них активного, но плохо соображающего Лань Сичэня — но тот проявил редкую смелость и смекалку, и гордому сыну Юдоли пришлось вступить в битву, чтобы не посрамить честь родного ордена.       В итоге обеспокоенным заклинателям, прилетевшим на зов сигнального огня, пришлось помогать двум побратимам свежевать три огромные туши и четыре тушки поменьше. А потом и тащить их до замка на саблях, весело переругиваясь и обещая главе, что не оставят его подвиг невоспетым.       После такой нагрузки, когда глава Не утащил практически на себе враз заснувшего наследника Лань, Бася заявила, что их вылазка достойна хорошей награды, и утащила несопротивляющуюся Лебин сюда, в любимую беседку Лань Хуаня.       За эту беспокойную ночь и все волнения Шуоюэ тоже потребовал своей награды и теперь утонченно мстил вредной ланьской красавице, рисуя их с Бася за кувшинчиком вина. Рисунок, правда, все равно обещал быть скорее по-домашнему открытым, чем насмешливым: и оружие Не Минцзюэ, и соратница-флейта даже в опьянении не теряли достоинства и внутренней силы, присущей одушевленным клинкам и инструментам.       Зато распалялись так, как не снилось их хозяевам.       В конце концов, после долгих споров, раскрасневшись и окончательно утратив нить беседы — решились на поединок. И под изумленными взорами Шуоюэ, не забывавшего при этом делать быстрые наброски, сцепились руками, пытаясь уложить кисть соперницы на поскрипывающий от натуги стол.       Рисовать Шуоюэ умел так же хорошо, как и его человек — этот талант они разделили полностью, и часто идеи картин переходили от Лань Хуаня к его клинку и обратно. А иногда духовной силы хозяина и магии Лебин хватало, чтобы Шуоюэ смог ненадолго принять видимый облик и зарисовать свою мысль на оставленных для него свитках.       Так что не было ничего удивительного в том, что утром Лань Сичэнь, потирающий болящую неизвестно от чего руку и смущенный рассказами названого брата об их ночных приключениях, обнаружил несколько рисунков углем, аккуратно разложенных на столе и прижатых для надежности ножнами Шуоюэ. Рисунки больше походили на наброски, зарисованные в спешке, чтобы не упустить хороший момент.       И на них знакомой рукой были пойманы воинственная дева в клановом мужском одеянии, напоминающем любимый наряд Не Минцзюэ, чью руку прижимала к столу тонкая и изящная красавица Лебин.