Сквозь века

It's in the blood, It's in the blood. I met my love before I was born. He wanted love, I taste of blood. He bit my lip, and drank my warmth, From years before, from years before.

— Кас! Кас, чёрт бы тебя!.. — Дин чудом уворачивается от ножа, по рукоять вошедшего в стену за головой. Сэм в отключке. Демонов пятеро. — Кас!! Шорох крыльев где-то слева – Дин и сам не знает, почему среди этой бешеной свары слышит их так отчётливо – и вот уже на миг отвлёкшийся демон с хрипом бьётся в его руках. Краем глаза Дин успевает заметить, что Кас сперва очень бережно опускает что-то на стол, и только потом стремительно разворачивается к черноглазым. На пару им хватает двух минут. Покончив с демонами, Кас украдкой взглядывает на предмет, оставленный на столе, закутанный серой тканью, и склоняется к Сэму. Легко касается его лба, залечивая рану, и Сэм, не просыпаясь, удобней устраивается на полу, точно собрался тут ночевать. Дин фыркает, наблюдая за братом, – и направляется к столу: беспокойство за Сэма отпустило, и любопытство тут же берёт верх над всем остальным. — Что это ты тут приволок?.. Кас мгновенно оказывается между ним и столом, преграждая путь. Дин закатывает глаза: — Ой, да ладно тебе, Кас, покажи! С минуту они молча играют в гляделки, но в упрямстве Дин даст фору любому, на земле и под землёй – вздохнув, Кас нехотя уступает. Шагает к столу, с невероятной бережностью стаскивает серую ткань и отходит в сторону, позволяя неугомонному Винчестеру увидеть то, что так тщательно прятал, – картину и ноут. Ноут не вызывает ни малейшего интереса – по царапинам на крышке Дин узнаёт машину, которую Сэм «точно оставил на кровати» три дня назад. Нашёлся-таки. Но вот картина… — Вау, — только и может выдать Дин. Кас спокойно кивает: — Да, Рафаэль хороший художник. Как у вас принято говорить, от Бога. В своей жизни Дин слышал только про двух Рафаэлей, и едва ли речь сейчас о том, что с крыльями. — Рафаэль? Погоди, тот самый? Кас снова кивает. Дин прищуривается: — Ты таскал ему Сэмов ноут, чтобы?.. — Да. Я показал ему видео, которое сняли Духоловы, и серию книг Сверхъестественное, выложенных в сети. Ему оказалось достаточно. Дин всматривается всё больше – и тем сильней ему нравится, но гнусное чувство где-то за рёбрами никак не разожмёт цепких лап. — Игры со временем, Кас. Тебе ли не знать. — Знаю. Я стёр ему память. Он думает, что писал портрет кардинала и под конец решил переделать с нуля. Дин всё пристальней вглядывается в картину. Нет, само собой, он всегда знал, что он красавчик, девчонкам нравится и все дела… но с полотна на него смотрит вдумчивое, жёсткое, вместе с тем печальное и очень выразительное лицо. Он даже не знает, как объяснить – такое лицо, раз увидев, никогда не забудешь. Словно редкой работы серебряный кольт с хитрым узором по рукояти сбрызнуло паутинкой царапин, тонкой сетью чуть видных, но значимых шрамов, свидетельством многих боёв. Словно время коснулось его осторожно – и придало невозможной, несуществующей красоте отчаянную и яркую жизнь. Дин понимает, что всё это время не дышал. — Я правда такой? — тихо спрашивает он, сам не зная отчего понижая голос. Кас качает головой: — Лучше. Дин невольно усмехается, распрямляя плечи, ловит пристальный взгляд самого себя… и вдруг понимает, чего стоила Касу эта картина. Сколько веков тот пересёк – пять, шесть? Сколько пробыл там? Да он, должно быть, на ногах едва держится, и всё равно откликнулся на зов. Всё равно пришёл. Дин чувствует, как лёгкие муторно давят на рёбра. — Кас, — неловко начинает он, толком ещё не зная, что скажет, — Кас, я… — Берегись! — и Кас толкает его в сторону, вскидывая клинок. В этот раз пернатые, целых трое. Чёрт, да что за день – только ж из огня!.. Дин мгновенно оценивает расклад: ангелы ему не по зубам, Сэма надо прикрыть, Кас один против трёх. Без шансов. Всё остальное неважно. Дин плещет маслом вокруг них, создавая барьер – пламя вспыхивает мгновенно, взвиваясь до потолка – покрепче перехватывает Сэма под грудью и орёт Касу: — Валим отсюда!! Кас колеблется долю секунды – но тут же оказывается рядом, хватает обоих братьев за плечи, и перед Дином разворачивается гулкая беспокойная чернота. Кас перетаскивает их в какой-то заброшенный домишко в лесу. Дин опускает Сэма на кровать, Кас снова проводит тому вдоль виска и, кратко кивнув Дину, отступает. Дин знает, что брат в порядке, и уже больше по привычке – перепроверять и держаться поближе – высчитывает пульс. — Я должен вернуться, — тихо говорит Кастиэль. — Чёрта с два, — не отрываясь от Сэма, ворчит Дин. — Дин, там… — …вовсю полыхает ваше любимое масло, и ангелов целый взвод. И чёрт знает, кто ещё. Кас молчит, и Дин слишком хорошо знает это упрямое молчание. Он и сам такой же. С непроницаемым лицом он распрямляется, долго, тяжело смотрит в упор и наконец идёт к Касу. Жёстко вцепляется ему в ключицу, сминая плащ: — Ладно, идём. Кас поднимает на него умоляющий взгляд, но Дин только крепче смыкает хватку. — Или так, или нет. Дин чувствует, как сникает плечо у него под рукой. Кас всё же соглашается подождать. Час спустя они стоят перед обугленной рамой. Вокруг ни души, дом выгорел почти до самых стен; ветер с тоскливым скрипом треплет чудом уцелевшую ставню. Точно придавленный этой едкой, безжизненной тишиной, Дин несмело косится на ангела – и вздрагивает. Кас и раньше-то не был весельчаком, но сейчас Дину становится по-настоящему жутко. Тот стал живым воплощением всей земной печали и тоски. Его словно окутывает зыбкая, туманная дымка – невидимо и непроницаемо. Дин даже теряется на секунду, не решаясь к нему прикоснуться. А потом вдруг с почти болезненной ясностью хочет вырвать его из этого дождливого ореола. — Хей, хей, хей!.. — Дин разворачивает Каса к себе за плечи, — я, конечно, не такой покладистый и смирный, как картина, зато пока ещё живой и… — но тут Кастиэль поднимает взгляд, и все слова застревают у Дина в горле. «Пока живой» — ясно читается в синих глазах. И Дин чувствует себя таким невозможно беспомощным, каким не чувствовал с момента смерти отца. У него даже холодеют руки. Непослушными пальцами он сгребает Каса за ворот рубашки и тянет на себя. — Только попробуй сейчас исчезнуть, я тебя просто убью… — безголосо выдыхает Винчестер. Но Кас не сопротивляется, и по-прежнему молчит; Дин притягивает его ещё ближе, упирается лбом ему в лоб и закрывает глаза. Замерев, вслушивается в дыхание. От Каса веет грозой и шквальным, порывистым ветром, и одновременно светом и теплом. Шальная электрическая смесь разбирает на дрожь. — Я протяну как можно дольше, слышишь, сколько смогу, я тебе обещаю, — не открывая глаз, лихорадочно шепчет Винчестер. И вдруг понимает, что всё это значит для Каса. Понимает, что будет потом, после него. Что Кас станет возвращаться назад, снова и снова, невидимо и безучастно, наблюдая со стороны. Не смея нарушить ход времени. По крайней мере, Дин именно так бы поступил. Понимает, что сам он совершенно бессилен. Чем он может отплатить? Что оставит после себя, кроме нескольких шрамов да пары-тройки мимолётных воспоминаний? Он не знает даже, будет ли эта память счастливой. Понимает, что окажись он на месте Каса, он будет безумно скучать. А потом понимает, что если задумается об этом ещё хоть на секунду, то просто свихнётся. И Дин не думает больше ни о чём. Отдавая единственное, что может отдать. Кас мгновенно дёргается назад, глядит огромными, почти чёрными глазами: — Так скрепляют клятву демоны, — на последнем слове звук срывается, договаривает Кас уже бесцветно и ломко; Дин не слышал раньше, чтобы голос его подводил. Впрочем, он и сейчас не слышит. Дин мягко размыкает пальцы, отступаясь. И не сдерживает отрывистый тихий смешок, куда больше похожий на всхлип: — Люди тоже, Кас. Люди – тоже. Он чуть разводит руками – усталый, беспомощный жест – и усмехается тоскливо и легко. Кас не двигается, неотрывно глядит на него, очень-очень долго, так долго, что Дину кажется: прошли годы и он успел состариться здесь, под этим взглядом – усталость ощутимо пригибает к земле. Но вдруг глаза у Каса как будто светлеют; он приоткрывает губы, но так ничего и не говорит – только шагает вперёд и, копируя его жест, ухватив за воротник, возвращает к себе. Вновь проваливаясь в водоворот ветра, света, грозы и тепла, Дин и не думает возражать. Только крепче стискивает руки за лопатками Каса и пытается им надышаться. Он обязательно придумает, что со всем этим делать – потом. Не сейчас.