Потом ты вспомнишь

— Отпусти меня. — Ну пущу! Сначала ответь! — Ревную я! Счастлив? Тайн еще некоторое время ожидающе, чуть прищуренными глазами смотрит прямо в глаза парня напротив. Но замечает растерянность, слишком затянувшуюся для того, чтобы стоять и ожидать, пока тот отрастет от земли. Он сразу встряхивает головой и обходит Саравата, стараясь не оборачиваться. Сарават же, напротив, оборачивается вслед и некоторое время наблюдает за исчезающим силуэтом. Что же, подобные резкие заявления до него довольно медленно доходят. Стоит ли ему что-то делать? Он слышал, как Тайн тайно подговаривал ту официантку помочь ему, хотя и не совсем понял, с чем именно. Когда та довольно близко наклонилась к нему и потянула за ворот рубашки, что-то шепча прямо на ушко, мышцы на рефлексах дернулись в их сторону, но он тут же заставил себя остановиться. Да, может, он не первый раз замечает за собой такое, но все еще не совсем понимает, к чему все это. Когда эта официантка — как ее зовут? он успел мимолетно услышать ее имя и тут же забыть, — до неприятного вижжа и выкрикивая его имя, внезапно устроилась у его плеча с очередным комплиментом и попыткой склеиться, он сдержался, чтобы не закатить глаз. Еще одна подобная девица. И почему они раз за разом при виде его показывают себя с одной и той же раздражающей стороны? Дверь кафе за Тайном закрывается беззвучно из-за громкой музыки, хотя парень все равно будто слышит характерный хлопок. Сарават тихо выдыхает остатки воздуха из легких, но все еще не может пошевелиться. Тогда ему хотелось поскорее пройти на сцену, неторопливо пристраивая ремень гитары у себя на плече, ощущая приятную тяжесть инструмента. Коротко ухмыльнуться, когда его имя объявят перед публикой как следующего выступающего. Еще раз усмехнуться, произнося короткую речь и не отрывая глаз от Тайна, неосознанно затаив дыхание. Ему всегда нравилось наблюдать за его реакцией, нравилось ощущать легкую судорогу при виде покрасневших щек парня. «Он снова напился», — проносится в голове, после чего он пододвигает микрофон поудобней к себе и дает команду на готовность. Тайн не отводил глаз в сторону ни разу за всю песню. Ват даже мог поклясться, что тот расслабился на своем сидении, открывая уста для тихого подпевания слов любимой песни. Как странно, что, даже несмотря на свою серьезность и сосредоточенность, он все равно пристально наблюдал за неброской фигурой за столиком напротив в течение всего выступления. Желудок начинает сдавливать неприятным ощущением. Ничего не изменяется на фоне. Дверь кафе остается закрытой, и лишь люди, мельтешащие по помещению, дают понять, что время не остановилось, не застыло. Застыл тут, скорее, он, не в силах еще что-то решать и додумывать. Не тормози! Его плеча внезапно — или так ему показалось — касается рука. В нос ударяет резкий запах сладкого парфюма из-за тесности, малого расстояния между ним и появившимся рядом человеком. Сарават не хочет даже головы поворачивать, чтобы увидеть новое лицо, даже не понимает, что ему что-то громко говорят и терпеливо ждут ответа. Двигайся! У этой ситуации два исхода. Первый заканчивается тем, что он останется стоять на месте до последнего момента, пока это не станет вызывать вопросов. А второй… Ну же! …разве имеет предсказуемую концовку? Сарават чувствует, что воздуха в легких не осталось, что начинает задыхаться, но дергает рукой, высвобождая ткань рубашки из цепкой хватки, и проталкивается сквозь толпу людей, не заботясь, что может своими движениями обращаться с кем-то грубо. Хмурясь от горечи в груди, несколькими широкими шагами он оказывается около выхода, вскоре ощущая поток прохладного вечернего ветра на влажном лице. Контраст температур душного помещения и улицы незамедлительно вызывает мурашки по прямой спине. Улица оказывается немноголюдной, свет от фонарей и витрин расположенных вокруг заведений вытесняет последние остатки темноты. Нарушить кислородное голодание и вдохнуть в легкие свежий воздух он решается, как только взгляд натыкается на сгорбившуюся у столба неподалеку неподвижную фигуру. — Эй, Тайн! — зовет Сарават и, не получая никакого ответа, тут же нагоняет названного, цепляясь ладонью за предплечье, как делал это полторы минуты назад. Тяжелое дыхание то и дело вырывается из груди и единственно нарушает последовавшую тишину между ними двумя. Парень заторможенно поворачивает голову и начинает двигаться вперед по дороге. — Тайн! — повторяет без конца, когда парень снова и снова вырывает руку из сильной хватки. Тайн явно шатается, пытаясь уйти подальше от «достающего», но в который раз терпит поражение. «Алкоголь ударил в голову», — сразу понимает Ват, наблюдая за чужими жалкими попытками ровно стоять на ногах. В какой-то момент Тайн теряет равновесие и, если бы не Сарават, давно бы встретился лицом с асфальтом, но повисает у него в руках, сжимая зубы от ощущения того, как руки плотным кольцом обхватывают его с двух сторон и как спиной он прислоняется к разгоряченному телу. Последняя капля терпения давно погружается в толщу воды и расходится плавными кругами по когда-то ровной глади, когда Тайн просит отпустить. Ват в ответ только уперто перекидывает руку парня через свое плечо, крепко держа за запястье одной рукой и притягивая к себе поближе за талию второй, заставляя парня неразборчиво перебирать ногами по асфальту. Если пока Сарават не может нормально поговорить с ним, то сейчас хотя бы доведет его до дома и убедится, что парень не проснется где-нибудь в отрезвителе. Добраться до машины не составляет труда. Из-за явной страховки от падения Тайн значительно приутихает и больше не пытается вырваться, лишь что-то недовольно бормоча себе под нос. Сарават помогает ему сесть в машину — тот сразу же обмякает в сидении, откидывая голову назад. Уже находясь внутри салона, гитарист склоняется над парнем, чтобы дотянуться до ремня безопасности, но застывает на опасно коротком расстоянии от чужого лица. Несколько секунд он смотрит на подрагивающие ресницы, всматривается в ровную линию скул довольно долго. Даже чувствует размеренное теплое дыхание на своей коже и замечает, что отчетливо слышит глухой стук сердца, каждое отдельное биение. Но чей именно стук — разобрать не может. Прикладывает осторожно горячую ладонь к грудной клетке Тайна, слыша очередное неразборчивое бормотание, и тут же одергивает себя, стоит ему почувствовать. Его сердце бьется так же, один в один. Так же часто, жалобно, буквально крича. Может, это от алкоголя? Сарават в очередной раз окидывает Тайна взглядом, особенно задерживаясь на крепкой груди, но безнадежно сглатывает вдруг появившееся желание и с усилием заставляет себя усесться на свое место и завести машину. Он снова думает об этом. В голове щелкают цепочки от рассуждений. Сарават вновь и вновь проверяет каждое из ее звеньев, перебирает в голове, но снова приходит к одному концу. Ему нравится Тайн. Так, по крайней мере, он хочет думать. Он никогда не испытывал такого раньше, потому не может знать наверняка, но рассказы Тайна помогли немного расставить точки над «и». Ранее его часто солнечная физиономия твердила о Пэр, и Сарават бесконечно злился, но что-то в последнее время поменялось. И поменялось не в Саравате — нет, он все еще придерживается своих убеждений о собственных чувствах, — а в Тайне. Можно предположить, что на это повлиял гитарист. Учитывая то, как настойчиво он в любой подвернувшейся ситуации пытается вдолбить последнему в голову, что он уже давно не играет его «проспоренного фальшивого парня». Вероятно, это наконец до него дошло, с силой выбив из колеи. Теперь даже говорить при нем о Пэр он если и осмеливался, то с кислым выражением на лице. Ват уже было подумал, что слишком давит и вызывает внутри Тайна совсем не те эмоции, которых добивается. Однако его сегодняшняя фраза в кафе убедила в обратном. — Тайн, приехали. Просыпайся, — дергает его за плечо, замечая с трудом дающиеся движения и слыша пьяное мычание. Ват лишь усмехается, покачивая головой из стороны в сторону, и отстегивает ремень, выходит из машины, чтобы обойти ее и открыть дверь с другой стороны, помочь парню подняться на ноги. — Где мы? — бормочет Тайн, вертит головой, но сфокусировать зрение не может. — У твоего общежития. Сарават так же, как и около кафе, размещает его около себя и не дает ему упасть. Хотя действие алкоголя уже не так сильно давит на голову, и Тайн мог бы медленно, но самостоятельно дойти. Однако говорить ничего не стал. На улице было довольно прохладно, а тело Саравата излучало приятное тепло. Путь до комнаты был будто бесконечным. Но все же настал момент, когда Сарават скинул нетрезвое тело на кровать и сел рядом, доставая телефон из заднего кармана. Он не знает, насколько долго ему стоит оставаться здесь, если вдруг этому чудиле понадобится помощь. Тем не менее, находиться в его комнате само по себе было уютно. Он бы даже сказал, что аура этого места сильно отличается от любого другого. Пока Ват сидит, уткнувшись в экран, Тайн успевает кое-как приподняться на локтях и опереться на спинку кровати. Первый изображает величайшую заинтересованность происходящим в галерее его телефона, когда как второй, скрестив руки на груди, ожидает хоть какого-то внимания. — Сарават! — пинает его ногой, хотя получается крайне неуклюже. — Что? — спокойно поднимает на него взгляд, чем вводит немного в ступор. — Ничего, — и отворачивает в сторону голову, скрестив руки на груди, принимаясь пересчитывать количество ярких огней за окном. Краем зрения замечает, как гитарист, пожимая только плечами, снова утыкается в телефон, и не выдерживает: — Сарават! — пинает с новой силой так, что названный стремительно переместился бы на пол, если бы вовремя не среагировал. — Почему ты всегда… такой? Ват моргает в непонимании и приподнимает вопросительно бровь. — Какой? — Постоянно окружаешь себя девушками, — запинаясь, обиженно произносит Тайн и потирает ладонью глаза. Свет все это время так ярко и больно слепил? — Я их не прошу этого делать. И я уже сказал, что я не вешаюсь на них в ответ. — Раз я тебе нравлюсь, ты должен им хотя бы что-то говорить против! Сарават, подняв вверх удивленно брови, сперва не понимает, но потом все так же непринужденно усмехается. — Снова «ревнуешь»? На себя бы посмотрел, когда дело доходит до девушек, — намекает. — Я больше не!.. — начинает громко и возмущенно Тайн, но тут же еле слышимо продолжает: — Не ухлестываю за Пэр. — Да ну? — Сарават издевательски приближается лицом к лицу, соблюдая зрительный контакт. Он может поклясться, что поверх нетрезвого румянца добавилось еще немного краски. Тайн не отвечает. Раньше он постоянно не выдерживал и отводил глаза в стену, но сейчас все иначе. Смущение накрывает его с головой, и Тайн с необъяснимой расслабленностью наблюдает за тем, как Сарават, кажется, ожидая ответа, медленно сокращает расстояние. В здравом уме он хотел бы пошевелиться. Но сейчас он не является таковым, и думать о том, что, вероятно, он противоречит самому себе, не хотелось вовсе. Сарават прищуривает глаза, продолжительно изучая темные глаза напротив. Тайн, все это время задерживавший дыхание, медленно выдыхает на чужие губы, настолько малым было расстояние между ними. У Вата в голове стучит одно новое желание в такт собственному учащенному сердцебиению, пульсирует так, что покалывает в кончиках пальцев. Это сводит с ума. И Сарават не спрашивает разрешения. Он сокращает последние пару дюймов между ними и невинно касается чужих губ, ожидая сопротивление, но не встречает его и льнет чуть ближе. Подрагивающие ладони вновь вспыхнувшего Тайна незамедлительно оказываются на плечах, сжимая коричневую ткань рубашки. До него отдаленно доходит, что необходимо ответить, когда Сарават, опершись кистями рук по обе стороны от бедер парня, ненавязчиво посасывает нижнюю губу, думая, что может распознать еще не до конца исчезнувший привкус алкоголя. Ощущения растворяют в себе. Прикрыв глаза, Тайн лениво двигает губами, изредка перемещая ладонь на волосы на затылке гитариста, пропуская пряди меж пальцев. Это придает спокойствие. Это даже убаюкивает. Все звуки приглушаются, тактильность смягчается, а темнота под закрытыми глазами накрывает с головой теплым одеялом. Сарават, отстраняясь, слышит тихое посапывание. Руки, скрепленные в замок, все так же покоятся на его шее. Ват мягко обхватывает Тайновы кисти рук и размещает их на кровати рядом с владельцем. Сарават, поглядывая на эту картину еще минуту, достает телефон и щелкает несколько раз на камеру с довольной физиономией, а после садится в прежнее положение и рассматривает получившиеся снимки.

***

Тайн с громким стуком ботинок об ступеньки подбегает к Саравату, заставляя того оторваться от телефона и встретиться с невинно-извиняющейся за опоздание улыбкой. — Что там с автографами? — Слишком поздно. Я выступил 100 лет назад, — с раздражением кивает, отчего Тайн немного трепыхается. — Я вчера перепил немного, ничего не могу вспомнить. А! Я помню одно. Я смотрел на твою игру и… очнулся у себя в комнате. Ват надувает щеки — то ли от продолжающегося раздражения, то ли от некого разочарования — и начинает бегать взглядом по сторонам, лишь бы не видеть ничего не подозревающего лица напротив. Он не знает наверняка, правду ли говорит парень. Разобрать это у себя в голове он еще успеет. — Забудь, — отмахивается Сарават. «Потом ты вспомнишь, — мысленно добавляет. — Обязательно вспомнишь».