It was in Amsterdam at the end of December

******

Чонгук, внимательно следящий за навигатором, щурится. — Ты только посмотри, самолёт Airbus310 движется слишком быстро, – он скользит пальцем по экрану. Остальные четверо на вышке, словно по команде поворачивают головы в его сторону. Они вопросительно смотрят на коллегу, затем на навигатор. Но отвлекаются на сигналы от пилотов, приступают дальше к своим обязанностям и следят за порядком на взлётно-посадочной полосе. Один из его коллег, который на самом деле всё время сидит рядом с Чонгуком, стоящий до этого возле окна и помогающий пятой фигуре в этом помещении, прислонившись в кресло на одно колено, наконец, приближается к Чонгуку и принимается внимательно рассматривать маршрут навигатора. — Не только он, и HDS-60 тоже, – замечает он и скользит пальчиком по зелёному экрану, где плывёт изображение самолёта. — Думаю, все они спешат домой к празднику, – и беззаботно хихикает, но когда до него доходит значимость происходящего, что приводит к трагическим последствиям, коллега тут же замирает. Чонгук кивает ему, мол, а я о чем. — Так не пойдёт, – Чонгук качает головой, решительно выпрямляется, приближает микрофон наушника к губам, включает сигнал и ожидает соединения к диспетчерам контроля. Это люди, которые контролируют воздушное движение. Сигнал о подключении раздаётся в наушниках коротким писком, и Чонгук говорит: — Диспетчеры контроля, это Башня Амстердам, запрашивается разрешение на подключение к авиалайнеру А310. — Команда контроля воздушного движения, подтверждаю, – слышится в ответ за проводом, после снова короткий треск, и Чонгук соединяется с пилотом. — A310, это Башня Амстердам, вы движетесь слишком высоко. Повторяю, вы движетесь слишком высоко. Сбавьте скорость и понизьте самолёт, иначе столкнётесь с HDS-60. Чонгук делает паузу, внимательно прислушиваясь к шуршанию сигнала в наушнике, и смотрит с помощью навигатора на полёт самолёта HDS-60, который вылетел из аэропорта «Схипхол» четыре минуты назад. Поскольку авиалайнер вылетел из аэропорта и уже в воздухе, то управление переходит к другим – команде управления воздушного движения, и авиадиспетчеры контроля на взлётно-посадочной площадке не могут повлиять на управление самолётов. Хосок, наблюдавший за ним, решает последовать примеру своего коллеги и включает микрофон, коснувшись пальцем наушника. — Башня, А310 сошёл с курса, – предупреждает их диспетчер контроля. В наушниках снова слышится треск. Чонгук в предвкушении вздрагивает и прижимает руки в наушники, чтобы чётко расслышать сообщение. Помехи съедают часть текста. — Башня, это A310, мы попали под грозовые тучи. — Понизьте самолёт, пилоты, – Чонгук, уставившись на огромный экран перед ним в поисках нужного угла, вздыхает. — Башня, мы не видим полосы, – на заднем плане в наушниках слышится звуки грома. Чонгук находит взглядом Хосока, и они обеспокоенно переглядываются. Становилось опасно: Airbus 310, который ровно через семь минут и сорок секунд по таймингу должен совершить посадку на «Международный Амстердамский аэропорт Схипхол» с рейсом «Канберра – Амстердам», сошёл с курса, сбил маршрут, и теперь поднялся до высоты, на которой находился HDS-60, взлетевший несколько минут назад из этого аэропорта, и их курсы пересекались. — Они движутся противоположно друг другу на одной высоте, – шепчет Чонгук коллеге. — Опасное сближение. — Чёрт, – шипит Хосок, схватившись одной рукой за голову. — Они блудят. (блудить – лететь с потерянной ориентировкой) Если самолёты летят навстречу друг другу и пересекаются в одно расстояние, называют – «опасным сближением». И это сближение в воздухе опасно тем, что дело может закончиться авиакатастрофой – лайнеры могут столкнуться или же задеть друг друга в полёте. Чонгук успевает прокрутить в голове тысячи картин авиакатастрофы. Его фантазия уже рисует разнообразные образы в голове. Перед глазами всплывает ужасное подробное зрелище – всеобщую панику, безысходность, раздирающие вопли, падающий вниз авиалайнер, – все самые страшные картины катастрофы в воздухе, о каких он когда-либо слышал и смотрел по новостям. Чонгук давно был уверен, когда проходил серьёзную подготовку для диспетчеров, что однажды он столкнётся с такой стрессовой ситуацией, поскольку сбои в работе, по меньшей мере, пятьдесят процентов последствий авиакатастрофы происходят из-за ошибок пилота в воздухе или авиадиспетчера на земле. Чонгук говорит: — Видимо из-за туч, A310 потерял координаты... — Навигатор вышел из строя, – слышится неразборчивый голос пилота в наушниках. — Мы... ещё... не видим... как... — A310? A310, вас не слышно. Повторите. — Башня... — Понизьте самолёт, А310. — Это... кажется, к... — Что? – говорит Чонгук, выдыхая слова и опираясь ладонями о края широкого стола. Обзор этого самолёта на навигаторе мигал красным светом: пилоты включили аварийный сигнал. Если из-за поломки навигатора в пассажирском самолёте, они спутали линию, то пилот другого самолёта HDS-60 могли бы услышать их, вот только поймать их сигнал не удаётся. Чонгук безнадёжно переводит взгляд на Хосока. Остаётся лишь передать дальнейшие действия диспетчерам контроля воздушного движения, поэтому Чонгук говорит: — Команда контроля, дайте приказ HDS-60, пусть набирают высоту. С его маршрутом я разберусь. К ним присоединяется ещё один сотрудник, и, глянув на навигатор, коротко вздыхает. Видимо, сразу догадывается, во что они вляпались. Дело серьёзное. — Что происходит? – спрашивает он, но не получает ответа. — Позвать Харпера? – коллега бросает взгляд на Чонгука, увлечённого поменять курсы самолёта, но обращается к Хосоку. — Да, – соглашается с ним Хосок и повторяется. — Да. Если не трудно, дружище. Коллега ему кивает и вскоре исчезает из виду. ***** — Уважаемые пассажиры. Не волнуйтесь, опасности нет, наш самолёт попал в непогоду. Бортпроводник в синем специальном жакете проходит по ряду и успокаивающе махает руками. Пассажиры в страхе и непонимании шумно гудят, перекрывая друг друга словами на разных языках и поворачиваясь в разные стороны. Их пассажирский самолёт, на котором они летели в город Амстердам, Нидерланды, за несколько минут до посадки попал в густой туман черных облаков. Как только самолёт проходил сквозь облака, пилоты, пытаясь уйти от фронта шторма влево с некоторым повышением высоты, попали в зону турбулентности, авиалайнера трясло так, что казалось, что крылья вот-вот отвалятся, и напоминало кошмарный спуск на американских горках. — Пожалуйста, вернитесь на свои места, и проверьте, туго пристёгнуты ли ваши ремни. Прошу не волноваться, пилоты делают всё возможное, чтобы из неё выйти. — Excuse me, – ловко хватает кто-то его за локоть, и бортпроводник, не успевший до этого пристегнуться в сидении специально для бортпроводников и для такого случая, падает на пустое место рядом с пассажиром. Тот в попытке понять происходящее поднялся с места. — Вы кореец? – его взгляд падает на бейджик на жакете, где было напечатано имя: Jimin Park. Бортпроводник ничего не отвечает ему, но кивает и ожидающе смотрит на перепуганного пассажира. — Можете объяснить мне, что происходит? Почему все так паникуют? Бортпроводник убедительно мотает головой и даже не пытается убрать руки незнакомого азиата от своей руки. Лишь хватается на чужую ладонь, чтобы успокоить. В обязанность бортпроводников входит кое-что не менее важное: они отвечают за психологическое состояние и спокойствие пассажиров до/во время/после полёта. — Нет, всё хорошо. Мы попали в непогоду. И турбулентность скоро пройдёт, – объясняет он пассажиру на корейском языке. — А нельзя узнать причину? – не унимается азиат, чуть жмурясь от неприятных ощущений из-за тряски – личные дела взяли у него верх над инстинктом самосохранения. — Я просто опаздываю. Бортпроводник Пак слегка хмурится, не в состоянии анализировать мотив пассажира. — Простите, сэр, но я точно не знаю, что происходит. Могу узнать у пилотов, а Вы, пожалуйста, пристегните ремень безопасности и ни о чём не волнуйтесь. Бортпроводник, ловко пристегнув испанца ремнём, успокаивающе улыбается краем губ и через некоторое время, когда самолёт покидает зону турбулентности, быстро отстёгивается, идёт в сторону кабины пилотов и, подкравшись, скрывается там. — Извините, сэр, но что происходит? Пассажиры обеспокоены, – говорит Чиммн австралийским пилотам, всё ещё держась за ручку массивные двери. Перед глазами на передних стёклах проплывают тёмный туман, где-то недалеко вспыхивает гроза, заставив Чимина моргнуть от неожиданности. — Всё нормально, всё уже позади. Нам теперь придётся подмываться (подмываться – проходить через облака) из-за погоды, – обращается к нему один из пилотов и облегчённо вздыхает, после чего дотрагивается до точки микрофона для пассажиров. — Уважаемые пассажиры, говорит пилот, просим не волноваться. Наш самолёт начал снижение, просьба пристегнуть ремни и привести спинки ваших кресел в вертикальное положение, – и отключает микрофон, после обращаясь ко второму пилоту. — Готовься кинуть колёса. Чимин кивает сам себе и решает поскорее ретироваться из кабины. Прислонившись спиной к металлической стене, он с облегчением закрывает глаза, после поправляет край синего жилета, опускает руки и раздвигает плотные шторы, отделяющие кабину и зону отдыха экипажа от пассажирского отсека. Чимин снова проходит по рядам, оценивает состояние успокоившихся и исполняющихся просьбу пилота пассажиров, видит ещё одного бортпроводника, светловолосого немца, и кивает ему, чтобы сказать, что всё в порядке, затем останавливается на пятьдесят втором месте, где сидит пепельноволосый испанец. Второй чувствует, что кто-то стоит рядом, и поднимает голову, чтобы посмотреть на него. — Теперь всё хорошо, можете не волноваться, – оповещает его Чимин на испанском языке. Мускулы на лице пассажира расслабляются, сморщенный лоб разглаживается, и он вздыхает, схватившись обеими руками за сердце. — Ох, какое облегчение, – говорит он, качнув головой. — Второй раз в своей жизни летаю на самолёте, – криво улыбается он и поднимает глаза к бортпроводнику. — Предпочитаю поезда, автобусы и всё такое. Очень боюсь высоты. Страшновато было в потоке временной турбулентности. — Но всё же полетели, да? – дружелюбно замечает Чимин. Пепельноволосый кивает. — Да, по делам нужно было слететь в Австралию. — Теперь можете не боятся, скоро будем на месте. — Бортпроводникам готовится к посадке, – звучит из динамика лишённый эмоции голос пилота. — Ну, если позволите, я пойду, – Чимин отодвигается, вежливо поклоняется, после скрывается за шторами. ***** — Хорошая работа. Отлично. Хосок подпрыгивает от облегчения, когда напряжённая команда авиадиспетчеров наблюдали за двумя самолётами, летящими друг против друга, но после того, как А310 замедлился, оказавшись в правильном направлении, а HDS-60 набрал высоту и прошёл прямо над вторым авиалайнером, едва касаясь носом хвоста лайнера А310. Чонгук отреагировал быстро, заметил проблему, предотвратил ужасное столкновение между авиалайнерами, предупредил диспетчеров контроля управления, и всё остальное было за ними. Ведь в функции башни входит обеспечение безопасности и регулярности полётов воздушных лайнеров. — Башня, нам разрешена посадка? – послушалось в наушнике Чонгука. Диспетчер смотрит в навигатор. — А310, посадочная полоса номер три, разрешаю посадку. — А310, посадочная полоса номер, вас понял, – отвечают в наушнике. — Готовимся к посадке. — Отличная работа, Чонгук, – тяжёлая рука опускается ему на плечо, и он едва заметно вздрагивает от неожиданности, быстро стягивает с головы наушники, оглядывается через плечо и видит Харпера, самого старшего и ответственного сотрудника диспетчерской вышки. Серые глаза мужчины сузились в победной улыбке, под глазами и вокруг рта залегли морщинки. Сегодня он не без настроения. Пребывая в хорошем настроении, Харпер добрый и понимающий, но стоит ему что-то пойти не так, как он задумал, и в нём тут же просыпался дьявол. Однако именно сейчас он выглядит напряжённым, хотя не показывает того, что могло стать трагедией. Поэтому Чонгук хочет знать. На чьей ответственности всё это произошедшее в итоге окажется? В тот момент самолёты не входили в круг аэродрома, и авиадиспетчеров, коим и Чонгук является, а были в воздухе под руководством диспетчеров контроля. Чонгук заметил сближение авиалайнеров случайно. А если самолёт А310 уже был в пределах сигнала Башни, то ответственность непосредственно переходит к Чонгуку, и его могут отстранить с работы, или хуже, уволить. — Что вы, сэр, – Чонгук кусает губу и всё же решается узнать. — Этот случай... — У тебя же, вроде, смена закончилась, – перебивает его Харпер. Нарочно. — Дальше мы сами разберёмся, а если что-то узнаем, то сообщим тебе. А теперь иди домой, отдохни и отоспись, – снова похлопав Чонгука по плечу, Харпер кивает ему и уходит, чтобы присоединиться к другим сотрудникам. Он цепляет на седую голову наушники и, пока настраивает сигнал, коротко переговаривается со стоящим рядом с ним коллегой. Авиадиспетчеры, пилоты, конечно же, не запрограммированные роботы, у которых нет ошибок или проблем в системе. Все они – люди, и ошибка, которая является естественной функцией человеческого фактора. Их работа осуществляется на практике, а не в теории. Поэтому нет никакой гарантии, что все пойдёт по плану. Чонгук это понимает. Но боится. Повторяя сто, и то тысячи раз одни и те же каждый день на авиадиспетчерской вышке, быстро, ловко, без мешающих факторов, Чонгук всё же боится повторить ранее совершенную ошибку своего героя. Чонгук с облегчением стягивает с души тяжёлый рабочий день, задом наперёд направляется к двери и, прижимая обе руки около рта, шёпотом зовёт Хосока, который обсуждает маршрут одного лайнера с коллегой из состава, а когда слышит Чонгука, поворачивает голову в его сторону. Продолжая двигаться назад, Чонгук делает рукой жест телефона: загибает три средних пальца, вытягивает большой палец и мизинец. Затем он дотрагивается тем же большим пальцем до кончика носа, а мизинцем до виска, что означает: звони, если что-то случиться. Хосок понимает его сразу и, прежде чем Чонгук скрывается из виду, успевает показать ему военный жест, коснувшись указательным и средним пальцами правой руки к виску и заговорщический махнув рукой, после чего, не удержавшись, заливается тихим смехом. Чонгук вытаскивает свой пропуск с голубой лентой из кармана тёмных джинсов и прижимает его на сканер рядом с изолированной дверью. Устройство даёт положительный сигнал и загорается зелёным, позволяя Чонгуку идти вперёд. Время почти десять вечера. Чонгук заходит в комнату для персоналов, достаёт из шкафа свою короткую кожаную куртку, гремит ключами от квартиры, проверяя – на месте ли вещь. В аэропорту собрались значительно больше народу, чем обычно. Залы ожидания забиты до отказа тысячами шумными пассажирами, на стойках регистрации столпились в ряд жуткая очередь, и центральный зал походил на муравейник. Рабочая смена на сегодня окончена. Чонгук испытывает усталость от тяжёлой, напряжённой рабочей смены, совершенно не хочет думать и готов уснуть прямо на ходу. Не то чтобы работа ему совсем не нравится, Чонгук в подростковом возрасте мечтал вступить в небесную игру за своим лучшим другом, который сейчас пилот. Когда Чонгук оказывается в центральной части аэропорта и с болезненной гримасой принимается разминать плечи, из разных сторон до его ушей долетают обрывки разноязыковой беседы, предвкушённой, радостью, накануне новогоднего праздника. Чонгук проходит мимо толпы иностранцев, быстро направляясь к выходу из аэропорта, но как раз вовремя, заинтересовавшись другими голосами неподалёку, резко тормозит, чуть не поскользнувшись по кафелю. Двое мужчин стоят в углу между проходом следующего рейса и стойкой выдачи багажа. Одного из них Чонгук узнал: первый был работником аэропорта, грузчиком, толкающим перед собой большую широкую тележку с множеством чемоданами. Второй, вероятно, был одним из простых пассажиров. Невысокий парень, стильно одетый в тёмно-бежевое пальто, длинный белый шарф с черными и красными полосками обернут вокруг его шеи, и концы его развевались, как крылья лебедя. У него большие тёмные очки, которые скрывают его глаза, чёрная маска на лице, и заросшая чёлка густых окрашенных пепельных волос. Чонгук подходит к ним, щурясь от того, что эти двое стоят далеко от него, и пытается разглядеть лицо молодого парня. Какой-то он уж больно подозрительный. И внешний вид у него слишком загадочный. Авиадиспетчер решает до него докопаться. Личный интерес, как сказать. — Что случилось? – спрашивает Чонгук у работника на голландском языке. Те двое, оторвавшись от разноязыковой беседы, удивлённо, практически синхронно поворачивают головы в поисках нарушителя их диалога, что Чонгук не знает на кого именно смотреть, и несколько раз встречается с ними взглядом. — Не знаю, – работник обречённо качает головой. — Просит что-то, но я не понимаю его. — Хорошо, я сам разберусь. Спасибо, можете идти. Грузчик молча кивает, с силой толкает перед собой тележку с чемоданами и скрывается за поворотом. — Так, как Вас зовут? – интересуется Чонгук, приподняв брови и украдкой подбирая пассажирский паспорт, лежащий на поверхности ленты отключённого рентгеновского сканера. Парень напротив вздрагивает, понимая, что Чонгук обращается к нему на своём родном корейском языке, и равнодушно пожимает плечами и бормочет, пряча глаза от диспетчера: — Ко Ван Тэ. — А тебя не учили, что обманывать не хорошо, Кмм Тэхён? Чонгук с лёгкой ухмылкой наблюдает, как юноша вскидывает голову – у него даже появляется забавное выражение удивления на лице, когда он слышит своё настоящее имя – и открывает рот, но он не может найти, что сказать, когда видит свой паспорт в руке Чонгука, которым авиадиспетчер насмешливо машет перед его лицом. Азиат тут же наклоняется вперёд, протягивая руки в попытке вернуть забытую личную вещь, однако Чонгук ловко поднимает руку с зажатым в ней паспортом. — А мы одногодки, – замечает он, читая испанские надписи на паспорте. — Но я старше тебя на восемь месяцев, – гордо комментирует. — Ладно, – сдаётся парень с копной пепельных волос, опустив руки. После этого он быстро оглядывает зал, заглядывая в каждый угол и каждый предмет, но ни в чем не убеждённый, все же недоверчиво переводит свой взгляд на Чонгука, заинтересовывая диспетчера своей загадочностью, и поднимает тёмные очки, глядя на него огромными загадочными глазами. — Меня вправду зовут Тэхён, и я художник, – шепчет он, прижимая руку к груди, отчего очки точным движением падают обратно на переносицу, снова пряча глаза за темными стёклами. — Не какой-то там простой художник, а очень известный, так что я осторожен с незнакомцами. — Да? – театрально удивляется диспетчер, засунув одну руку в карман брюк, и наклоняет голову набок. Снова осматривает парня буквально с ног до головы, усмехается и говорит: — Я вот тебя не знаю. — Тогда это к лучшему, – парень опускает голову и поправляет очки, и Чонгук снова начинает смотреть на его скрытое лицо, после чего он интересуется: — Ну? Какие проблемы задержали тебя в этом аэропорту? – он поднимает брови и протягивает пассажиру паспорт. И бледная рука молодого человека протягивается ему навстречу. На запястье левой руки плетёные фенечки из фиолетовых, зелёных и жёлтых нитей. Маленькая наклейка с улыбающимся жёлтым смайликом приклеена между большим и указательным пальцами. Художник, называющий себя Ким Тэхёном, который прячется от папарацци и поклонников, молча принимает свой предмет и вынимает из-за спины широкий графический планшет, завёрнутый в бумажный пакет. Тайная личность этого парня так манила Чонгука, что он не заметил большую канцелярию за его спиной. Чонгук неловко кашляет, пытаясь прочистить горло, и выпрямляется, отводя глаза от художественной вещи, кладя руки на пояс, щурясь, и возвращается к художнику. Хочется узнать больше о том, кто он и чем знаменит, но сначала он решает выяснить, что тут да как, и спрашивает: — Потрудитесь доложить. — От тебя так и прёт копом, – хмурится недовольный Тэхён. В каком он настроении, трудно догадаться. — Ненавижу полицейских, – он всматривается за спину авиадиспетчера на объект движении людей в полицейских униформах. — А ты похож на вора, – насмешливо улыбается Чонгук, не оставаясь в долгу, только ехидно усмехается. Немного понижает голос. — Очень-очень странного вора. Тэхён прерывает поиски. Шутливая фраза заставляет его замереть, превратиться в статую с каменными глазами и уставиться куда-то в сторону пассажиров, ожидающих своих рейсов. Но через несколько секунд делает недовольную гримасу и с презрением смотрит на Чонгука через тёмное стекло очков, и затем слегка приподнимает их. Этот парень думает, прежде чем говорить чего-либо? — Если бы я был полицейским, то обязательно арестовал бы тебя за красоту, – весело добавляет диспетчер, скрестив руки на груди, и шагает вперёд. Немного ближе к Тэхёну, что в глубине его серых глаз появляется прежнее недоверие. — Но я простой авиадиспетчер, чья жизнь навсегда соединена с небом, а ты супер-пупер художник, убегающий от папарацци. Тэхён не сдерживается: он срывает с себя чёрную маску и очки и больше ни на что не обращает внимания, глядя прямо в глаза диспетчеру. Чонгук окончательно замирает. Тэхён даже не замечает, что чужой взгляд задерживается на нем слишком долго, смотрит на его лицо с интересом и бесстыдно. Тэхён выглядит так, словно вылез из аниме: густые, слегка вьющиеся серебристые волосы и пухлые, странной формы губы, красивые глаза, полные тайны, украшающие его необычную внешность – очень полную и запоминающуюся. Чонгуку определённо нравилось дразнить своего нового знакомого и наблюдать, как он злится. Тэхён прекрасен, даже когда сердится. Чонгук никогда раньше не видел Тэхёна так близко. Имеется в виду кого-то вроде Тэхёна. Да. Точно. Чонгуку определённо понравился этот Ким Тэхён, даже если он никогда бы не признался в этом самому себе. Не то чтобы его особенно интересовал незнакомец, но в жизни должно быть что-то таинственное, верно? Тэхён сильно сжимает в ладони свою маску и очки, махая перед лицом авиадиспетчера, призывая его прийти в себя. — Хватить шутить, мистер, мы вообще-то не знакомы. Ты знаешь моё имя, а я вот – нет, – он мотает головой, все ещё глядя на Чонгука, его пепельные волосы развеваются на ветру. — Я потерял свой планшет. Он был больше по размеру этого, – начинает встряхивать деревянным планшетом. — Теперь не могу найти. Мне крышка. Картина мне очень важна, то есть не мне, а моему клиенту, – он обиженно вытягивает свои губы, изгибая брови, и обречённо гуляет взглядом по полу. Чонгук хмурится и поджимает губы, деловито кивая ему, разозлив Тэхёна снова, что тот перестаёт говорить и выжидающе на него смотрит. — Может, прекратишь издеваться и поможешь найти мне заказ? Это же твой аэропорт и твоя работа в целом, – он махает свободной рукой по огромному помещению. Чонгука немного удивляет, что Тэхён начинает жаловаться ему и относиться к нему, как к своему старому другу, как будто он прилетел откуда-то, а Чонгук его встретил, и Тэхён теперь просит его купить жареное мясо впервые за долгое время после расставания. Он открывается душой. Как будто что-то другое было для него важнее, чем он сам. — Ну как бы, это не мой аэропорт, – растерянно чещет свою бровь Чонгук мизинцем, – но Вы, Ваше Величество, – актёрский клоняется к нему, — пришли по адресу, – Тэхён щурится, а диспетчер продолжает: — Ваш шедевр, возможно, здесь, – и показывает обеими руками на дверь с английскими буквами на ней. Тэхён следует его жесту, скептически глядя на дверь. — Там стойка службы розыска багажа. Художник чувствует всеми своими клетками, что Чонгук снова издевается над ним, но не показывает этого и первым проходит мимо диспетчера, затем останавливается, машет рукой в сторону двери, полуобернувшись к Чонгуку: — Ну, открывайте дверь, господин дворецкий. Чонгук усмехается, жмурит глаза на секунду от милоты беседы и качает головой. Как бы Тэхён не злился и кусался, он всё равно довольно милый парень, правда, немного странный. Чонгук всё же преодолевает несколько метров, проходит мимо Тэхёна, глядя на него краем глаза, и открывает дверь, приглашая его войти. Тэхён смотрит на него, гордо приподнимает подбородок, и только поравнявшись с Чонгуком, опускает взгляд и входит в яркое помещение. Чонгук следует за ним, закрывает за собой дверь, и обернувшись, он замечает Софи Саундерс – девушка стоит за белой овальной стойкой, увлечённо печатает бледными пальцами по клавиатуре компьютера. Голландская девушка, чьи блондинистые волосы были собраны в конский хвост. Необыкновенная внешность девушки поражала всех, кто работает здесь: матовая бледность, светлые брови, почти прямые, что придаёт ей доброе и детское выражение лица; большие, зелёные, завораживающие глаза со светло-коричневыми вокруг зрачков и зелёными янтарными прожилками. Губы пухлые, движутся, поблёскивая гигиенической помадой от светодиодных лампочек. Она говорит по стационарному телефону, но заметив движение возле двери, вежливо прощается с собеседником. Чонгук вспоминает, как однажды напившись с коллективом во время праздника, пытался пьяно подкатить к Софи, и стыдливо чешет левую бровь мизинцем. Тэхён, с подозрением прищурившись, замечает напряжённое состояние Чонгука. — О, привет, Чонг... – девушка вежливо поднимает ладонь, но Чон резко затыкает её, громко помычав, и незаметно прижимает указательный палец к своим губам, сделав ей знак: молчать, не спрашивать и сделать вид, что его тут не знают. — Саундерс, – Чонгук решает не фамильярничать с коллегами рядом с чужим человеком. — Этот госпадин, – после чего толкает широкой ладонью за спину Тэхёна, прикосновение заставляет художника вздрогнуть, а после немного отшатнуться уже от неожиданности и непонимающе воззриться на Чонгука, весёлого ироничного наглеца, — потерял свой багаж, не помогли бы найти его, пожалуйста? Чонгук кладёт правую локоть на стойку и ожидающе смотрит на застывшую девушку. Та не моргнув, смотрит на Чонгука огромными удивлёнными глазами, затем на мнившегося в смятении Тэхёна из-за незнания голландского языка, и очнувшись, моргает. Софи ещё ни разу не видела, чтобы Чонгук так возился с незнакомцами (кроме Хосока, с которым Чонгук познакомился совсем недавно). Чонгук, привыкший к постоянному образу жизни, к работе на диспетчерской вышке, к одним и тем же людям, не любит новых знакомств. Вся эта ситуация кажется крайне подозрительной. Неужели прямодушие и загадочность незнакомца произвели глубокое впечатление на Чонгука, что он готов отказаться привычного образа жизни? Кто ты такой, Тэхён Ким? Тэхён все же молчит, а Чонгук ничего не замечает и кивает девушке – что случилось? — А...Эм...Багаж, да, сейчас, – она едва соображает, что делает, от волнения чуть не роняет кружку, запнувшись в своих мыслях, и тянет к себе чёрную клавиатуру и вежливо обращается к Тэхёну: — Сэр? Можете сказать Ваш рейс и номер места? Лицо Тэхёна моментально принимает удивлённое выражение: голова тянется вперёд в желании ещё раз расслышать вопрос на голландском; глаза, спрятанные в контактных линзах, изумлённо округляются, губы поджимаются в тонкую линию, серая чёлка приподнимает – он скидывает брови, и кончики его ушей неожиданно краснеют. Чонгук не удерживается, сильно поджимает губы, чтобы не рассмеяться над чужой растерянностью, скрывает губы кулаком, но когда Софи переводит взгляд на него, слегка хмурится и дёргает головой, мол, объясняй бедному пассажиру. Чонгук легонько касается пальцами хрупкого плеча парня, объясняя ему вопрос на корейском языке. — Просит твой рейс и номер, что указано на билете. Чонгука почему-то передергивает, когда Тэхён поворачивает голову, и Чонгук видит его растерянное и слегка грустное выражение лица. Художник анализирует перевод и, воскликнув первую букву алфавита, начинает рыться в небольшой поясной сумке с логотипом «Гуччи» - популярного и крупнейшего производителя модной продукции, предварительно достав свой слегка помятый билет, зажатый паспортом, и вручает его девушке. Чонгук по привычке своей профессии делает вывод: Тэхён не прост. Носит брендовые и очень дорогие вещи. Значит богат. Скрывающийся художник. Популярный? Немного высокомерен. Самоуверенный. Рассеянный? Возможно. У него нелепая наклейка на пальце и простые ниточные фенечки на запястье, что не соответствует выбранному стилю Гуччи. Художники... такие странные. Факты, которые имеют в конце вопросительный знак не совсем точные. Возможно, это не правда. Чонгука начинают терзать смутные сомнения. — Рейс Канберра—Амстердам, пассажирский самолёт Аirbus 310, – она одновременно подтверждает и печатает на компьютере. — Пятьдесят второе место. Тэхён болванчиком кивает. Услышав ответ, Чонгук перестает пялиться на бледные руки девушки, которые увлеченно печатают, и переводит ошеломленный взгляд на расслабленного Тэхена. Его брови ползут вверх, принимая характерный удивленный изгиб, а глаза расширяются (точно так же, как у Тэхена минутой ранее). — А310? – спрашивает он после. Тот самолёт, что сегодня едва не потерпел крушение. Тэхён был на этом рейсе? Своими глазами наблюдал, что самолет вот-вот разобьется, был на грани крушения? Боялся? Боже, сегодня он чуть не убил не только двести с лишним человек, но и Тэхёна. Чонгук чувствует, как его сердце внезапно начинает тревожно тарабанить, когда задумывается о том, что Тэхён, возможно, не стоял бы рядом с ним прямо сейчас. Тэхён медленно поворачивается к диспетчеру, но его глаза по-прежнему непонимающе смотрят, и ожидаемо нахмурив брови, уже собирается ответить, но их прерывает отчаянный голос Софи и заставляет обоих обратить внимание на себя. — Извините, сэр, но я не могу найти Ваш потерянный багаж. В самолёте, в котором Вы прилетели, его нет. Не могли бы Вы, пожалуйста, ради поиска вашего багажа, хотя бы сказать, какого он был цвета? Я могу поискать в других рейсах, если понадобится. Глаза Тэхёна, наполненные в неумении понять их язык, ползут к потолку. Чонгук, успокоившись и первым среагировав, не решает переводить весь текст на корейский и махает рукой, привлекая внимание Софи. — На самом деле, это не чемодан, а планшет. Ну, есть такой, ну, художественный. Примерно, вот такой, – он пытается руками определить размер. Саундерс в удивлении следит за его жестами, но не подаёт виду, а лишь кивает и продолжает поиски. Тэхён в свою очередь выглядит очень тревожным, не переставая дёргаться. Он трёт пальцами лоб, сожалея, что не может успокоиться, и оглядывается, нервно потирая ладони о чёрные свободные брюки. Даже одного взгляда хватает, чтобы понять, что потерянная вещь для него очень важна. Чонгук, делает вид, что увлечённо рассматривает стенд на стене, а сам краем глаз замечает всю нервозность художника. Кажется, всё идет... Софи Саундерс первой разрушает напряжённую обстановку. — Извините, сэр, но я не нашла Ваш багаж. Я все рейсы проверила, но там не было ни одной картины, – девушка растерявшись, не понимает, на кого именно смотреть: на пассажира, который потерял свою вещь и вовсе не понимает голландский язык или на своего коллегу по работе, не питающего желания перевести её слова. Ким, украдкой бросив взгляд на авиадиспетчера, поражённо замирает, после со вздохом опускает руки. — Мне конец, – он опускает голову, чтобы скрыться, и сильно жмурится. Чонгук собирается что-то ему сказать, всё что угодно, чтобы поддержать, успокоить Тэхёна, даже если не знает, что сказать, однако его прерывает резкий звук телефона. Тэхён шарит руками по карману штанов, вынимает свой белый айфон в чехле с логотипом рок-группы «Линкин Парк», попутно разворачивая к себе экран. На дисплее высвечивается короткое имя, и Тэхён, увидев его, испуганно округляет глаза и рукой пытается прикрыть имя от лишних глаз, но Чонгук с высоким ростом и зорким взглядом, умудряется прочесть. «Вот как», – щурит он глаза. — Это он, – Тэхён настолько потрясён и взволнован, что руки у него начинают сильно дрожать. — Клиент. Что я ему скажу? Я же потерял картину. Чёрт. Софи не понимая его слова, кусает нижнюю губу, полностью скрывая их из виду во рту, а Чонгук, не сумев наблюдать, как сжавшийся Тэхён в страхе дрожит, как одинокий осиный лист и подрагивающим пальцем неуверенно тормозит у дисплея, и когда он, решившись, проводит пальцем по экрану, приняв вызов звонящего абонента, Чонгук ловко отбирает чужой телефон. — Алло? Здравствуйте, – и бодро приветствует абонента. Тэхён в ужасе застывает, и, побледнев на глазах, сливается с белой стеной позади. За трубкой подозрительно затихают. Чонгук внимательно прислушавшись к тишине, решает продолжить. — С Вами говорит сотрудник международного аэропорта Схипхол, города Амстердам. За линией всё ещё молчат. Чонгук щурится в ожидании и смотрит на Тэхёна, который попытается отобрать свой смартфон, но Чонгук резко отодвигается и прижимает палец к губам. — И в чём проблема моего художника в вашем аэропорту? – чистый хриплый голос умудряется ему ответить. По интонации было ясно, что обладатель этого голоса не ожидал, что на звонок ответит чужой человек. Этот голос питает к себе холод, безразличие и полное отсутствие акцента в английском языке. — Мы изъяли у него картину, которую Вы заказывали. И ещё, – Чон не растеряется и многозначительно смотрит на художника. — Мы временно задержали гражданина Южной Кореи Ким Тэхёна по поводу его документа и... Неожиданно он замечает, что собеседник оживляется и резко выпрямляется, тяжело задышав в динамик, но при этом новость о задержке заставляет его засуетиться. — Это не моя проблема, – и собеседник тут же бросает вызов. Напряжённо вслушиваясь в короткие гудки, звучавшие в телефоне, Чонгук говорит: — Вот, проблема решена, – и победно поворачивается к посиневшему от страха Тэхёна. — Это не его проблема. Держи, – после отодвигая гаджет и убедившись, что всё таки увиденное имя и номер – правильно, и не зная, зачем ему это, он возвращает телефон к владельцу. Тэхён выхватывает свой смартфон из чужих рук и испуганно смотрит на экран, крепче сжимая его в руках. — Что ты, чёрт возьми, сделал? — Выиграл нам время, а пока будем искать картину, – Чон начинает подталкивать парня к двери и поворачивается к растерянной коллеге, которая застыла в недоумении. — Увидимся, Саундерс, – он подмигивает ей, и когда Тэхён отворачивается, Чонгук за секунду успевает показать ей жесты: большим пальцем за свою спину, указательным наверх, на себя и ведёт большим пальцем по своей шеей. Что означает всё это – знают только эти двое. Чонгук закрывает за собой дверь с такой же тактикой и движением, в привычном для него порядке, словно какой-то ритуал, а Тэхён, по-прежнему ничего не понимая, раздражённо направляется в сторону выхода. Чонгук догоняет его прямо у входа, когда автоматические раздвижные двери аэропорта бездушно открываются перед хрупкой фигурой. — Я упустил свой номер в отеле, потерял картину, клиент теперь не питает ко мне доверия и вряд ли теперь закажет у меня. Ну, блин, как же не везёт мне. Тэхён выходит из аэропорта и останавливается на пешеходной дороге перед парковкой и тротуаром с большой грустью. Морозный ветер дует ему в лицо, принеся аппетитный запах уличных закусок. Кругом белеет снег; ночь тёмная, непроглядная окружает их со всех сторон, в каких-то местах уголка неба собирались тёмные тучи, словно завтра накануне прадника с неба посыпаются крупные хлопья снежинки. Чонгук натягивает на себя кожаную куртку, подёргиваясь от декабрьского холода, после дует на свои руки, выпуская изо рта тёплый воздух и трет затёкшие плечи из-за постоянной работы в сидячем положении. — Почему людей так много? – замечает Тэхён, успокоившись. — Все прилетают и улетают в свои дома, завтра же Новый год. Тэхён, будто зимний коричневый медведь, рано проснувшийся от спячки, изумлённо вертит головой, взмахиваясь серой шевелюрой, после поворачивается к авиадиспетчеру. Словно, только сейчас понял, какое сейчас время года. — Сегодня что, тридцатое декабря? – удивлённо спрашивает он, глядя на Чонгука, который вдруг начинает смеяться, прикрывая губы тыльной стороной ладони, которая покраснела от холода. — А ты что, инопланетянин что ли, прилетевший с Марса? — Я сейчас не в настроении шутить, мистер я-люблю-издеваться-над-бедными-пассажирами, – художник недовольно выставляет ладонь, прося заткнуться, и осмотривает дорогу. («На Марсе нет инопланетян», фыркает Тэхён. «Это ты мой инопланетян», думает Чонгук). — Очень хочу выпить. Есть тут бар? Чёрт, жаль, хотелось выпить соджу, но их точно нет. — Оу, – Чонгук поправив кожаную куртку, плетётся в противоположную сторону дороги. — Думаю, нам нужно расстаться, мой дорогой художник. Тут недалеко есть бар, – всё же махает рукой куда-то в сторону. — А мне пора, у меня завтра утренняя смена. — Хэй, мистер аэропортник, я не в настроении расставаться с тобой, так что ты идёшь со мной. И отказы не принимаются, – бодро высказывают за спиной Чона. Чонгук насмешливо поворачивается к нему. — Это с какой стати? — Не составишь мне компанию – не попадёшь завтра на работу, авиадиспетчер Чон Чонгук, – после этих слов он вынимает со спины пропускную в синей ленте. Лёгкая улыбка на лице Чона вмиг исчезает; он спешно хлопает по всем карманам, и не найдя свой пропуск, застывает в недовольном выражении лица, говорящее «ты серьёзно?». — Я тоже умею делать фокусы, мистер, – играет бровями Ким, и выдавив из себя улыбку поувереннее, первым направлятся в сторону тротуара. «Ловкий», – думает Чонгук. — Ну это уже перебор, – так и не вернув пропуск, что Чонгуку ничего не остаётся, как догнать знакомого и шагать синхронно с ним. Снег под их ногами поблёскивает в ярком свете фонарей и скрипит. Они проходят мимо метро и разворачивают в повороте. Их встречает лучистый мир гирлянды, висящие на стенах зданий и в окнах многоэтажных домов, дорожные огни, слепящие глаза, яркие кафе и магазины. Навстречу спешат люди с радостными улыбками, смеющиеся, весёлые. — Оказывается, в этом городе живёт столько красивых и счастливых людей, – восхищённо произносит Тэхён, шевеля влажными губами. В его глазах блестят разноцветные гирлянды. Чонгук наклоняет голову только для того, чтобы увидеть эти блёстки в чужих глазах. — Ты в первый раз прилетел в Амстердам? – интересуется он. Тэхён спешно качает головой. — Нет, я много раз приезжал сюда, но не обращал внимания на эти праздничные детали, – признаётся парень. Чонгук вытягивает губы и кивает. — А что это была за картина? Ну, то, что заказывали? — Картина Landscape, Вильям Беквит Макиннеса, – неосознанно ляпнув, Тэхён сразу бледнеет и кусает губу. Лицо Чонгука вытягивается в недоумении. — То есть, я имею ввиду, моя картина была похожа на картину Макиннеса. Очень похожая, не плагиат, конечно, скорее копия для себя. Люблю творчество Макиннеса. Знаменитая картина, что находится в музее Нового Южного Уэльса, города Сидней в Австралии. — А заказчик увидел мою и захотел купить... но всё испортилось. Мне теперь всё больше хочется выпить, – Ким начинает жалобно ныть и бежит вперёд, догоняя немногочисленных прохожих, что попадались на его пути. Чонгук глубоко вздыхает морозный воздух покрасневшим носом и собирается кинуться за пепельноволосым художником, как сам Тэхён широко улыбаясь и сверкая глазами, оборачивается к нему лицом, весело раскидывает руки в обе стороны, и высовывает язык, как дитя, чтобы словить крупные хлопья снежинки. И весело прыгает. Чонгук ухмыляется краем губ и чувствует себя отцом, следящим за своим маленьким, капризным ребёнком. Или же... Тэхён снова смотрит на него. В глазах мелькает азарт. Он наклоняется, кончиками пальцев касается снега, сгребает один из сугробиков ладонью, катает снежок и со всей силы запускает в лицо растерянного авиадиспетчера. Чонгук ловко отворачивается, и снежок прилетает ему в спину и разлетается на мелкие кусочки. Возмущённое негодование парня вызывает смех, и Тэхён, не сдержавшись, заливается весёлым, хриплым смехом. Его счастливый смех и дальше звучит в ушах Чонгука, и странное чувство железными зубами вгрызается в сердце. Что же Тэхён творит с ним? Он задумывается о том, был ли искренним Тэхён с ним прямо в этот момент. Потому что Чонгук знает кое-что Потому что Ким Тэхён резко успокаивается, вспомнив что-то железное, словно он собирается на похороны. Лицо его выражает крайнюю серьёзность. Тэхён словно актёр, словно это он вместо Чонгука в этой игре. Чонгук следит за ним, не отрывая взгляда и встряхивает со спины снежинки. — Показывай путь, дорогой, – требует художник, вскинув брови, и первым начинает путь. Тэхён теперь всегда впереди Чонгука. Всегда опережает его. Чонгук восхищается и убеждается в том, что в конечном итоге он сам проиграет. Столько лет он старался, чтобы стоять здесь. Но его опережают. Потому что Чонгук маленькая фигура в шахматной игре, а Тэхён – король. Тэхён – победитель. Лишь одним взглядом при первой встрече он уже сломал Чонгука. Тэхён, возможно, даже и не подозревает, шагает впереди, и в мыслях у него нет, что он имеет такую власть над Чонгуком, и Чонгук никак не может себе представить, что есть какой-нибудь способ по собственному желанию выбиться из-под этой власти. Чонгук, возможно, даже и не подозревает, что вовсе не хочет думать об этом. Чонгук, возможно, ещё и чокнутый, раз начинает мечтать (а это не в его стиле) и хочет полюбопытствовать у будущего себя о том, чем закончится их с Тэхёном знакомство. А если учесть ещё и необычное обстоятельство их столь странной встречи, то он готов поклясться, что в тот момент заметил какое-то изменение в себе и сейчас претендует на проигрыш. Да кто ты, чёрт возьми, такой, Ким Тэхён? Всё же победитель с большой буквой? Вдруг на противоположном конце улицы раздается хлопок, потом ещё один, и ещё один, привлекая всеобщее внимание и заставляя любопытных прохожих оглядываться по сторонам. Не громкое хлопанье, а как детские хлопушки. Маленькие петарды. Прохожие оглядываются на восторженную толпу детей: двое старших детей катаются на коньках по замерзшему каналу вдоль дороги, и слышны небольшие трещины, убегающие из-под лезвия со звуком слабого электрического разряда, а четверо других маленьких мальчиков сбивают с дороги нескольких прохожих, подбегают к Тэхену. И мерзко хихикая, бросают ему под ноги связку маленьких петард, что ни Чонгук, ни Тэхён, ни те прохожие люди, ожидающего праздника, которые с удивлением смотрели на подпрыгивающихся и беспричинно смеющихся детей над страданием чужого человека, не успевают моментально среагировать, как через секунду взрываются сразу несколько из бомбочек. Тэхёна передёргивает от этого резкого звука, и он жмурится, сильно жмурится, что ощущает давление в глазах, сжимает руки в кулак и закрывается. На лице его отражается страх. Громкий звук оглушает его, что из-за него не было слышно больше никаких звуков, а сердце грохочет в груди от страха. От одного его вида у Чонгука больно сжимается сердце. Перед глазами вырисовываются куча фактов. И один из них: Тэхён боится громких хлопков. Чонгук тянет и прижимает его к себе, а второй рукой машинально тянется к поясу, но затем вспомнив что-то очень важное, прикрывает глаза. А когда открывает, то перестаёт дышать, когда понимает насколько ближе к нему стоит Тэхён, и молча наблюдает за ним, не двигаясь с места. Не знает, сколько времени вот так бесцеремонно его разглядывает, но вдруг чёрные ресницы дрогнули. Тэхён сжимает зубы, и часто, отрывисто дышит, и всё ещё жмурит глаза, а когда перестаёт делать делать это, по его щекам текут слёзы, и открывает взору те бездонные глаза, которые теперь Чонгук никогда не может забыть. Тэхёну страшно, очень страшно. И Чонгуку страшно. Потому что он не понимает: когда именно у него появилось желание защитить Тэхёна. И почему это настолько странно? — Всё хорошо, Тэхён, – негромко говорит Чонгук, почти шепчет, прижимая его тело к себе, и несколько прохожих оглядываются на них, кто с любопытством, кто с безразличием, кто с нескрываемым презрением, но тут же отворачиваются и шагают мимо, думая о каких-то своих заботах. — Я рядом. И почему это настолько правильно? Чонгук не любит телесный контакт, и тем более с незнакомыми людьми, считая их вмешательством в личное пространство, но именно сейчас этого хотелось больше всего: обнимать кого-то – кого-то, вроде Тэхёна. Тэхён – как друг, который больше, чем друг. Словно соседский мальчик, хороший друг детства, которого Чонгук видит после десяти лет и зим. Ким начинает понемногу успокаивается. Испуг проходит и сердцебиение становится нормальным, и дыхание постепенно начинает успокаиваться. На миг Тэхён становится ребёнком, беззаботным, одиноким и грустным. И резко поднимает голову, тут же встречаясь взглядом с обладателем чёрных глаз, на этот раз взволнованно смотрящих на него. — Прости, – и Тэхён машинально резко отодвигается, разрывая зрительный контакт и проклиная в душе свой дурацкий страх из-за пустяка, прижимает свои холодные ладони к горящим щекам и обнаруживает, как сильно они горят. Опускает взгляд. — Ты в порядке? – обеспокоено спрашивает Чонгук, осторожно дотрогиваясь до плеч Тэхёна, который от прикосновения вздрагивает. Чонгук тут же отдергивает руку, не зная куда спрятать. — Да-да. Я... Всё нормально. Да. Неловко переминаясь с ноги на ногу, Тэхён безрезультатно пытается придать своему лицу обычное недовольное выражение, но это у него получается плохо. Слишком Стыдно. Именно с большой буквой. Он напрягается в ожидании неизбежного допроса, но этого не следует следующую минуту – Чонгук все-таки молчит, – и Тэхён раздражённо принимается ерошить пепельную шевелюру, смутившись происходящим. — Слушай, – предлагает он, – я передумал. У тебя есть что-то покрепче? — В смысле – у меня? — У тебя дома, – помогает Тэхён ему догадаться. Погоди, что? — Погоди, что? Чонгук искренне не понимает почему всё это время безропотно следует за Тэхёном, словно собачка, и послушно ведет домой. К себе домой. Тэхён толкает его в вагон и плюхается на свободное место, теперь Чонгук сидит рядом и не сводит с него преданного взгляда через стекло на противоположной стороне. Между станций за окном метро мелькают тусклые фонарики и серая бетонная стена, но Чонгук всё ещё наблюдает за их отражением. Тэхён копается в своем телефоне и не замечает ничего. Если бы кто-то в этом вагоне обладал паранормальными способностями и мог читат мысли, то он умер бы от такого потока мыслей, взрывающиеся как фейрверки из головы Чонгука, который очень хочет продлить этот момент. Тэхён в этот момент шевелится, (его колени сопрекаются с Чонгуковыми, застлвяя того едва заметно вздрогнуть), вставляя один наушник в уши Чонгука и словив его растерянный взгляд, мягко улыбается и отводит взгляд, прислушиваясь к музыке на небольшой громкости. «Я хотел бы избежать, Я не хочу притворяться». Чонгук снова обращает внимание на Тэхёна, на его отражение – на его светлых волосах холодно-пепельного оттенка царит художественный беспорядок. Тэхён действительно очень красивый и словно даже немножечко ненастоящий. Чонгук завидует кругу общения Тэхёна, которые видят его всегда, а Чонгук наверное в последний раз. Тэхён ведь не плод его воображения, правильно? Ведь он столько времени изучал его личность, что это могло стать нереальной реальностью. «Я хотел бы стереть это из памяти, Заставить твоё сердце верить». Чонгук пунктуальный человек, в нем живёт ужасный перфекционист, осторожность его второе имя, всё знакомые запомнили его человека как очень серьёзно относящего к своей работе, и одиночке. Но почему он держится к Тэхёну, несмотря на то, что он для него все еще незнакомец и ведёт его к себе в логово, словно тому на самом деле некуда идти? Откуда такая доброта? Откуда такая уверенность, что Тэхёну можно доверять? Потому что Чонгук знает, что Тэхён не сделает ему ничего плохого? «Но я плохой лжец, плохой лгун Теперь ты знаешь это, знаешь». Будто бы здесь обладатель магической силы, Тэхён, услышав мысли своего знакомого, выглядит очень расстроенным, глаза грустно опускаются вниз, как взгляд побитого жизнью щенка. Словно у него есть много чего, чем хотел бы поделиться в первую очередь. Оправдать себя. Свою плохую сторону. Потому что надо. «Я плохой лжец, плохой лгун Теперь ты знаешь это, и ты вправе уйти». . — Основная работа авиадиспетчера состоит в том, чтобы не дать самолётам врезаться друг в друга, в землю или объекты, находящиеся перед ними на взлётно-посадочной полосе. Ты, наверное, думаешь, что все это делают компьютеры. — Нет. — Даже при том, что у нас было многомиллионное оборудование, установленное посреди аэродрома, диспетчеры обучались и метеорологии, потому что, если машина даст сбой, мы не сможем сказать всем прибывающим самолётам: «Извините, сейчас ужасная погода, возвращайтесь в среду». Мы должны быть в состоянии посмотреть на ветроуказатель и узнать направление и скорость ветра. Прыская, Чонгук открывает дверь в квартиру карточкой, и, оказавшись внутри и пропуская Тэхёна внутрь, ногой закрывает дверь. Светловолосый хихикает и устремляет взгляд вперёд. Квартира этого авиадиспетчера сверкает от чистоты, как королевский дворец. Тёмного, шоколадного оттенка, всё в идеальном состоянии. — Вау, – выдыхает Тэхён, поражённый тем, какой вид открылся ему. — Чувствуй себя как дома. Тэхён кивает, но застывает там же, где стоял все это время. Чонгук подходит к широкому телевизору, опускается на колени, открывает нижний шкаф. — На самом деле я вообще не пью, но для моего друга, который любит выпивать после тяжёлого рабочего дня, я приготовлю вино. Он поворачивает голову к гостю и кивает – будешь? Они сидят за столом, а Тэхён болтает ногой, положив подбородок на скрещенные локти и задумчиво наблюдает за ярким очертанием Амстердама. — Как же хорошо, что я встретил тебя, – пьяно мямлит Тэхён, пряча голову уже в изгибе локтя. — Сделай одолжение, сегодня же мой день рождение. Неизвестно сколько времени они так просидели в темноте. Тэхён давно сопел, но не переставал болтать, а Чонгук, оперевшись щекой о ладонь, покачивался из стороны в сторону, с интересом разглядывая его. Им уже было незачем сидеть и накачиваться алкоголем только потому, что больше деваться некуда, но им обоим хотелось болтать друг с другом ни о чём. Тэхён уже потерян, а Чонгук не пьян. Он выпил только один раз за начало и поддержку. Но выглядит он с виду пьяным, потому что очень сильно хочет спать. Чонгук ещё никогда не отходил от нужного графика сна. Однако сейчас ради одного человека он жертвует свое время. — Ты знаешь, что ты такой необычный? – бубнит художник. — Да-а, я же супермен, я сажаю самолёты на землю, – мечтает Чонгук, сарказтично рассмеявшись. — Ай, не знаешь, – Ким, еле подняв голову, махает указательным пальцем перед лицом Чонгука, тот увлечённо следует за длинным пальцем знакомого. Они сидят очень близко. Чонгук сфокусирует в темноте свой взгляд на пьяное личико Тэхёна. Щёки раскраснелись, теряя на нежной коже следы пуговицы на рукаве пальто художника, Чону очень хочется потрогать их, но не может. Нос Кима тоже порозовели, скрывая этим оттенком милую родинку на кончике, губы двигались неразборчиво, а глаза неотрывно смотрели на Чонгука, будто бы бесстрашно бросая вызов – кто же первым отведёт взгляд. От этого загадочного взгляда у Чонгука толпой разлетаются целый табун мурашек по всему телу, и по животу разливается какое-то тепло. — Ты что, уже потерял голову? — Я заметил тебя сразу, когда ты подошёл первым тогда, – голос художника становится нормальным, но глаза всё ещё опьянёнными и тёплыми. — Ты такой красивый, да, необычный, да? Ещё высокий такой. — Ты вообще в зеркало смотрел? Тэхён по-детски мотает головой (смотрел, но ничего не увидел там), и вытягивает нижнюю губу. — Глаза у тебя красивые. И губы, о-о-очень. О-о-очень хочется. Чего хочется? Тэхён выглядит так, будто признался Чонгуку в любви. Но Чон улыбается, блаженно прикрывая глаза от услышанного, но сильнее надавив пальцем в лоб Тэхёна, отодвигает парня от себя, тот причмокнув губами, падает головой на барную стойку, продолжая дальше посапывать. Тэхён просто пьян, разочарован и несёт какой-то бред. — Извини, но я не такой, – он успокаивающе проходится горячей ладонью по спине художника, и тот заинтересовавшись дальнейшим ответом, как-то резко выпрямляется. — Я по девочкам и долго пытаюсь приударить за Софи, но она каждый раз отшивает меня. Озорной взгляд Тэхёна мгновенно мрачнеет и становится ещё более измученным. Он грустно поник головой. Его беспорядочные серые локоны совсем скрыли лицо. В лицо светит тусклый экран телефона. — Да. Я заметил, что она тебе нравится, – пожимает он плечами, не зная, что дальше сказать. — Серьёзно? Я слишком очевиден? — А я сделаю вид, что мне не разбили сердце, – тот игнорирует его вопрос. Чонгук не уверен, свой ли телефон в руках Тэхёна, в котором тот увлечённо копается, опустив голову. Тэхён бесстыдно копается сначала в телефонных контактах, затем перебирается в галерею, Чонгук уверен, что секунду назад художник смахнул вправо сфотографированное фото заката из окна квартиры Чонгука. «Да чёртов фокусник, как он достал мой телефон?» — Хорош страдать, мистер ван Гог, – усмехается он и довольным лицом вынимает из Тэхёновых пальчиков свой телефон. — А ты мне реально понравился. — Наверное тебе пора домой, Тэхён. Чонгук с трудом встаёт с места, словно вот-вот упадёт в обморок от усталости. Не обращает внимания на Тэхёна, и ему уже кажется,что никаких Тэхенов вовсе и не существует. Он тянется к карману, чтобы вытащить непонятно что, и затем до него доходит, что карман брюк и так пустой. И даже пропускает мимо тот момент, когда входная дверь закрывается и вылетает весёлое «Пока». 1:0 в пользу Чонгука. . Чонгук вваливается в диспетчерскую вышку, чуть не столкнувшись на пороге с кем-то в лоб и, стиснув зубы, застывает. Перед ним стоит Харпер. Его коротко стриженная русая голова наклоняется вперёд, густые брови нахмурены, губы напряжённо сжаты в недовольстве, и Чонгук сконцентрируется на длинные жилистые пальцы, что, не переставая, постукивают по скрещённой руке у груди. Харпер сегодня явно не в лучшем настроении. Остальные коллеги на некоторое время оборачиваются, но ничего не говорят. Чонгук опоздал на тринадцать минуты рабочего времени (а это не в его стиле), и он эти сто восемьдесят секунд потратил на ожидание лифта и находку своего пропуска. Харпер негромко мычит, прочистив горло, и приподнимает одну бровь: его молчаливое недоумение определённо требует объяснений за опоздания на рабочую смену. В авиадиспетчерской вышке царит напряжённая атмосфера, но, тем не менее, диспетчеры продолжают работать, лишь Хосок на заднем плане дёргает руки в разные стороны, привлекая внимания Чонгука. Когда тот обращает внимание на него, Хосок ударяет свою макушку кулаком и скользит большим пальцем по шее, что означало: Тебе. Определённо. Пиздец. Однако Харпер, похоже, не собирается показывать это. — Я прощаю тебя в первый и в последний раз, Чон. Потому что ты приличный работник и трудолюбивый, ты никогда не опаздывал, – Харпер начинает мягким тоном, расслабляя тело. — Поэтому я закрою на это безобразие глаза, а ты иди работать. — Извините, – по корейской традиции, Чонгук поклоняется и, полностью не выпрямляясь, направляется к своему рабочему месту. Харпер проводит его серьёзным взглядом, после покачав головой, исчезает из виду. — Йо, чувак, что с тобой? – Хосок, раскинувшись на кресле, приветствует коллегу лёгким ударом кулаков. — Выглядишь так, будто на тебя проехался грузовик. Чонгук морщит нос, долго молчит, и непонятно, то ли он вспоминает причину своего опоздания, то ли не желает отвечать на заданный вопрос друга(который уже перестал обращать внимание на Чонгука и принялся работать). Ерошит пятерней свои не уложенные волосы и натягивает на голову наушники, одновременно оценив ситуацию на взлётно-посадочной полосе, и принимает сигнал. — JA9-15, полоса двадцатая, ветер четыре на семь узлов, разрешаю взлёт. — JA9-15, вас понял, полоса двадцатая, готовы к взлёту, – тут же отзывается пилот. Чонгук передаёт воздушное судно под управлением диспетчера старта, который разрешает выруливание непосредственно на полосу взлёта и переключается к другой линий. — SА41, ждите разрешения на посадку, – он принимает другой рейс, с силой надавливая, опорной частью ладони осторожно массирует височную область. Чонгук не выспался. — SА41, готовимся к посадке. Услышав знакомый голос, Чонгук открывает глаза, а губы сами приподнимаются в улыбке. Он смотрит на навигатор в поиске нужного рейса: Инчхон — Амстердам – гласит на экране. Чонгук озаряется вокруг себя в поиске головы Харпера в помещении, затем несколько раз махает рукой Хосоку, чтобы тот принимал управления вместо него и включает приватный режим разговора. Пусть это в каком-то порядке безответственно, но ему необходимо перекинуться фразами с этим человеком. — Юнги-хён, не ожидал, что ты попадёшь в мою смену. — Чонгук? – за линией слышится удивлённый голос пилота. — Что с твоим голосом? Еле тебя узнал. — Да так, приболел, – врёт Чонгук и запускает маленький карандаш в голову ржущего на фоне Хосока. — Выздоравливай, Чон, – сожалеющим тоном сообщает пилот за линией. — Спасибо. Какие у тебя новости? – подойдя к своему рабочему столу, он опускается на стул, устало наклоняет голову. Голова-то всё ещё болит. — Стали ускоренными темпами готовиться к свадьбе, – шепеляво произносит Юнги. Чонгук брезгливо морщится, поджав губы, но ничего не говорит. Не то чтобы ему было противно каждый раз слышать от лучшего друга об его однополой свадьбе с парнем, но это было как-то не очень приятно. Чонгук не подает виду. — Ты уверен, что не хочешь прийти на нашу свадьбу? Чонгук вздыхает и он уверен, этот отчаянный вздох – услышал и Юнги, а Чон не сможет найти отговорку, что не питает желанием пойти на праздник, пусть даже на свадьбу единственного лучшего друга. — Отлично, – Чонгук выпячивает губу, игнорирует вопрос и оценивает ситуацию на посадочной полосе. — SА41, полоса четвёртая, разрешаю посадку. — Вас понял, полоса четвёртая, – серьёзным тоном подтверждает Юнги. Юнги понял его отказ ещё давно, когда предложил и лично принёс прилагательный билет. Они дружили давно, со школы. Что даже лишних слов не надо. Чонгук был очень покладистым и примерным учеником, его хвалили и ставили всем в пример: «Чонгук хорошо учится, будьте как он». И, видимо, зашедший в его класс Юнги за очередным наказанием, узнал его и возненавидел сразу же. Нахмурил брови, присаживаясь на парту на корточки, забравшись туда грязной обувью, и не по-дружески выкинул: «Так ты тот самый Чонгук» и ухмыльнулся: «Чонгук такой. Чонгук сякой. Чонгук третий, пятый, десятый». После он выпрыгнул с парты: «Такие люди, как ты, — примерные ученики, вежливые, аккуратные, дисциплинированные, всегда с хорошими отметками». Чонгук вправду был таким, а ещё слишком гордым. А вот Юнги знаменитым в школе, не переставал хулиганить даже в чужом классе чисто из-за вредности, перфекционист Чонгуку такой вандализм, конечно, не понравился, потом завелась драка чисто по инициативе самого Юнги. Их оставили дежурить снова и дружба кое-как сама по себе завязалась. Хотя завязалась эта дружба с обоюдного пристрастия к почётному первому месту и лидерству. Потом они по воле случая поступили в разные университеты в двух разных городов, но, конечно, продолжали дружить. Юнги давно мечтал связать свою жизнь с небом, а Чонгук просто пошёл по стопам отца и дедушки. И нет, не верно, почётное первое место всегда лидировал Чонгук. А вот Юнги был самым счастливым человеком в мире, найдя своего человека на небе. Буквально. Спутником своей жизни он выбрал бортпроводника. Пилот и бортпроводник. Чонгук зачем-то почувствовал себя амуром с золотистыми стрелами с сердечками на кончике, когда принимал разрешение на посадку в аэропорт Схипхол от Юнги и чужое хихиканье за кадром. Несомненно, он очень рад за своего единственного лучшего друга и брата, в целом, братана, с которым чисто из-за любопытства и подросткового возраста разделил одну сигарету на двоих и попробовал вкус алкоголя, и блевал очень долго. А его Юнги, конечно, поддерживал, тыкая пальцем в спину, чтобы его друг как следует прочистил желудок и был как новенький, чтобы не получить звездюлей от его родителей, особенно от отца Чонгука. Дать люлей его отец, конечно, не собирался, но одарил Юнги тяжёлым взглядом, чтобы тот больше не проходил за порог дома семьи Чон. Самого Чонгука мама тогда его выпорола, папа посадил под домашний арест, дал дополнительную работу и лишил карманных денег. (Цитируется: «Это не то воспитание, что мы тебе дали»). Это было прекрасное и весёлое время. Юнги был хорошим наставником и братаном. Чонгук был готов пойти с ним куда угодно. Однако семейное дело отгородило друзей друг от друга и разделило в две разные стороны. — Привет-привет, – Чонгук радостно входит в стойку поиска багажа, по пути здоровается с проходящим мимо знакомым бортпроводником, выходящего из помещения. Пассажирка с чемоданом стоит у стойки, принимает билет и благодарит Софи Саундерс за помощь в поисках второго чемодана. Женщина отворачивается, и взгляды двух коллег встречаются, они обмениваются приветственными улыбками. Чонгук приветствует пассажирку легким поклоном, но она, кажется, не замечает его, проходит мимо и роется в своей сумочке, тщательно пряча туда билет, но снова вытаскивает его и смотрит на бумажку, касаясь букв на ней кончиком пальца, как будто она что-то забыла. Коллеги ждут, когда за женщиной закроется дверь, и вопросительно смотрят друг на друга. Софи лишь пожимает плечами. — Я пришёл по поводу картины, – говорит прямо Чонгук, подходит ближе к стойке и хозяйственно кладёт локти на твёрдую поверхность. Чонгук готов поспорить, что теперь, заходя сюда, будет вспоминать Тэхёна и его картину. Тэхён не только из аэропорта, но и из головы Чонгук не выходит. Софи, затаив дыхание, поджимает губы, смотрит куда-то за спину, но затем разочарованно выдыхает и виновато косится на коллегу. — Прости, но я не могла найти картину. Посмотрела все записи видеокамер и расспросила бортпроводников. Никто из них ничего не видел. Чонгук психует: — Чёрт. Затем успокаивается: — Ладно. Как дела? Софи удивлённо смотрит на него, потому что абсолютно всех поражает эта непроницаемость Чонгука, но затем её губы приподнимаются и она выдыхает улыбку. — С работой или со мной? – интересуется Софи и поднимает брови. — И с работой, и с тобой. — Со мной все хорошо, а с работой ты сам видишь. — Не хочешь вечером погулять? — Чонгук... — Нет-нет, ты плохо не думай. Мы же друзья и мы давно не общались. Мне нужно с тобой просто поговорить кое о чем. — У меня ночная смена, – добавляет Софи, не понимая, чего вообще добиваются от нее, — и помнится у тебя тоже. Прости. Но Чонгук её дальше не слушает и двигается к выходу. — Это очень важный разговор. И, кстати, у нас перерыв, мы все ждем тебя в буфете, – он открывает дверь. — Хорошенько подумай над моими словами. — Чонгук, постой... – девушка зовет его, но коллега уже скрывается из виду, закрыв за собой вдерь. — Блин. — Кто хочет составить мне компанию в эту субботу? – Хосок тянется за кетчупом, случайно задевает локтем руку коллеги, сидящего рядом. Хосок виновато кидает взгляд на него и коротким кивком просит прощения. — А ты куда собираешься? – интересуется Чонгук, вытряхивая каплю вишневого сока из своей руки, и оглядывается в ответ на хёна, из-за которого он чуть не пролил весь стакан, и обращается уже к другому авиадиспетчеру, сидящего прямо напротив. — Подай, пожалуйста, салфетку. Спасибо. Расстроенно хмурясь, он салфеткой вытирает руку, на которых засыхала липкий, сладкий напиток, особенно межпальцевые промежутки, брезгливо глядя на нее так, будто это чужая рука, а не своя. — У меня в субботу единственный выходной, – поясняет тем временем Хосок, макая картошку фри в кетчуп и отправляя в рот, — поэтому я и предложил поехать со мной на дачу, порыбачить там, не знаю, – он при поднимает брови и качает головой. — У кого в субботу нет смены можете присоединиться, – Хосок смотрит на всех по очереди. — Ребят, мы работаем каждый день без выходных, отдохните немного, вы это заслужили. Я вот когда узнал, что у меня лишние часы в субботу, я был просто...– он замечает надоедливые движения краем глаз и поворачивает голову в сторону Чонгука, который всё ещё тёр руку. — Да оставь ты эту салфетку. Ты скомкал его в маленький шарик, чистюля. — О чем вы, ребята? – рядом с новеньким из команды авиадиспетчеров в свободный стул садится Софи. — О, Чон, спасибо что помнишь, что я заказываю, – благодарит она Хосока, хватая вилку и принимаясь за салат. — Как обычно, – добавляет он, весело подергивая бровями. — Пойду, руки помою, – раздраженный тем, что руки все еще липкие и грязные, Чонгук встаёт изо стола и никто не обращает на него внимания. Чонгук открывает кран и держит руки под холодной водой минут пять, наблюдая как покраснели руки. У него в планах должен был состоится очень важный разговор с Софи. Потому что она его подруга, и скрывать от нее вот это вот Чонгук больше не мог. Даже если это против принципа и конфиденциальной информации. — Пошли со мной, – ловит его холодную руку цепкая хватка, сжав в своей ладони, и тащит в сторону. У Чонгука закончилась утренняя смена и он уже собирался домой, чтобы отоспаться без задних ног и прийти обратно на ночную смену в девять вечера. Весь план на оставшуюся день был расписан чуть ли не поминутно. Тэхён тащит его, как сломанный буксир, и никак не пытается выслушать реплики авиадиспетчера остановиться. Ладошка у Тэхёна тёплая и в области запястья можно ощутить, как сильно бьётся пульс, словно дыхание птенчика. И ещё он идёт слишком быстро, не думая о том, что такая скорость, причиняет Чонгуку большие неудобства и тупую боль в спине и шее из-за непрерывной работы перед взлётно-посадочной полосе. Полы его короткой кожаной куртки распахнуты, и холод обжигает тело, что немного ободряет его и окончательно приводит в чувство. Усталость и сон исчезли. И он рад, что Тэхён сейчас закутался в тёплое пальто и шарф. Лицо его раскраснелось от ветра. — Воу, притормози, чувак, – Чонгук использует свои ноги как якорь и застревает на одном месте, и, как он и ожидал, хрупкий художник почти падает. Но он не падает и оборачивается, почти сразу же опуская чужую руку. — Украл тебя от той Софи, – честно признаётся он. — Я вовремя? Чонгук непроизвольно замирает, чувствуя, как сильно забилось его сердце при одном только этом слове, уловив его взгляд в глаза. Такое впечатление, будто признавался художник в чём-то постыдном, столько было в его голосе смущения и даже страха. — Ты такой милый, – сюсюкает его Чонгук, улыбнувшись, чтобы перевести всё в шутку и скрыть своё смущение, и теребит мягкую серую шевелюру пунцового художника. Но Тэхён не сдаётся. — Что-то в последнее время я сам не свой. Я испытываю очень противоречивые чувства, – снова признаётся тот в своих эмоциях. — Это слишком больно. Но Чонгук в этот раз его не понимает, а потом слегка дотрогивается до своих густых чёрных волос на затылке и ерошит их, с виноватой улыбкой произнеся: «О чём ты?». Тэхён долго смотрит на него, с прищуром, задумчиво, а потом обиженно надувает губы и не отвечает на вопросы парня, и почти сразу начает клевать носом. Чонгук дотрагивается обеими руками к щеке художника, вытянув губы вперёд и выдохнув «Оу». — Ты прямо айсберг, – сердито комментирует он, смотря прямо в глаза Тэхёна. — Замерз? Тэхён не отвечает и прячет глаза. Чонгук копается в карманах. «Прости, Соф. У меня появились очень важные дела», строчит он абонету и отправляет. Затем прячет телефон обратно в карманы и обращается к Тэхёну: — Ты где поселился? Я живу очень далеко, поэтому добираться туда будет большим подвигом. У Тэхёна глаза забавно округляются. Но Тэхёну не клёво. Он заметно напрягается, нервничает, что аж его нижняя губа и руки дрожат. И выглядит так, словно прямо сейчас сорвётся на бег. Чонгук щурится и начинает подозревать неладное. — У меня есть собственный апартамент, – ляпнув, Тэхён заикается. — Но там... Он... — Что? Что там? – с нетерпением переспрашивает Чонгук. — Не думаю, что это хорошая идея. — Что там, Тэхён? Мне проверить? — Нет. Не надо. — Тэхён, ты ведёшь себя слишком подозрительно, – твёрдым голосом замечает Чонгук, а по телу Тэхёна разбегаются табун мурашек и быстрые токи, кровь переливается, рвутся, обжигая жилы. Чонгук одерживает победу над Тэхёном в этом раунде. 2:0 снова в пользу Чонгука. — Чувствуй себя, как дома, – вяло мямлит Тэхён, по привычке звонко бросая ключи и солнцезащитные очки в ящик комода в прихожей с обувью. Топает в соседнюю комнату, включает лампу на прикроватном столике, затем ещё одну около одинакового кресла с мольбертом. Чонгук следит за ним, прочищает горло, прежде чем поинтересоваться: — Шторы не раздиваешь? — Не люблю, – сразу отвечает Тэхён. — Всегда такое чувство, словно кто-то следит за мной. — Ты живёшь на четвёртом этаже. — Всё равно. Глаза повсюду. И внизу, напротив, и наверху, даже рядом. Чонгук ловит его мимолетный взгляд, прежде чем он вновь принимается включать остальные лампы, и диспетчер приподнимает брови, понимающе кивает и осматривается. Квартира Тэхена небольшая и очень скромная с плотно закрытыми шторами. И уютная, правда, в ней царит творческий хаос, посреди комнаты большой мольберт с холстом, остальные завалены до невозможности, несколько из них были сломаны и валялись на полу. Законченные и ещё незаконченные картины Тэхёна. Некоторые из них, разного размера, были закончены, а на бежевых стенах висели абстрактные картины. Кисти разной формы, длины и толщины были разбросаны по полу, кровати и столу. Краски различных видов, масло, акварель, гуашь. Огромное количество эзотерической, классической литературы на полках низкого стеллажа. На правой стене над диваном висела картина в простой деревянной раме, написанная акварелью, на которой был изображен сельский пейзаж. Написанный маслом пейзаж ночного неба и тёмного моря висел над диваном, и это особенно привлекло внимание Чонгука. Звёзды и созвездия прекрасно дополняли его. Масляные краски были наложены, рельефными мазками – картина, от которой невозможно оторвать глаз, настоящее произведение искусства. — Здесь так уютно, – восхищённо оборачивается Чонгук к хозяину квартиры. Тэхён теперь молча стоит у прохода, засунув руки глубоко в карманы, и нервно, неловко переминался с ноги на ногу. Он стоит далеко от Чонгука, на большем расстоянии, словно не доверяет именно сейчас, в этот момент, осторожничает и боится. Чонгук делает вывод: поза у него скрывающаяся, закрытая, губы искусаны, нервничает. Чувствуется мелкая дрожь. Боится? Но чего? Он, простояв так недолго, после приближается к одной картине. Скопированная. Марс и Венера, связанные любовью - Паоло Веронезе. 1570-е. — Художники с помощью своих картин в свою очередь стремились донести до нас своё видение этого восхитительного чувства, которое сопровождало человечество на протяжении всей его истории, – начинает говорить Тэхён таким вот негромким, лишённым выражения голосом. В глазах лишь страсть к искусству. — У меня своеобразная копия картины, потому что я её обожаю. Полотно «Марс и Венера» является шедевром, признанным во всем мире. Картина отличается ещё и тем, что у неё много названий. Это и «Марс и Венера, связанные любовью», «Марс, соблазняющий Венеру», «Венера и Марс, связанные Амуром» и ещё много других. Прямо как сама любовь, – его глаза сверкают тёплым янтарём, и художник улыбается уголками губ. — Любовь бывает разной — это и нежность, и страсть, и романтика, – Тэхён на несколько секунд замолкает, давая черноволосому помучиться в ожидании. — На представленной картине, изображён союз Венеры и Марса, богини любви и бога войны, которых амур связывает шёлковой лентой. Марс укрощён и спокоен - война покорилась любви. Художник намекает на возвышенную любовь - справа купидон сдерживает мечом лошадь, символ низменной страсти, а похотливый сатир застыл в камне. Марс, мужественный, воинствующий, азартный в бою, здесь, рядом с Венерой, красивой, чрезвычайно женственной, привлекательной, спокойный, даже смирный, задумчивый. Как мы с тобой, Чонгук. Парень вздрагивает от неожиданности, когда слышит своё имя и перемещает взгляд с картины на Тэхёна в ожидании, но тот больше ничего не говорит ему. — В картине много чувственного. Все вокруг торжествует победу любви, в том числе и цвета картины. Французский живописец Поль Сезанн сказал о Веронезе, цитирую, он писал так, как мы смотрим на мир, столь же естественно. Его языком были краски. После этих слов он оборачивается к Чонгуку. — Я просто творю, а твоя задача - разгадать символы на картинах, увидеть неожиданную красоту вещей, которую в обычной жизни можно не заметить. — А я это вижу. И чувствую, – шепчет Чонгук. Тэхён продолжает смотреть ему прямо в глаза, а тот находится в таком состоянии, что было не до раздумий, и он спешно отводит взгляд и цепляется во что-то интересное на самом краю картины. — «VVGT30»? Что это такое? — Это моя подпись, – равнодушно пожимает плечами Тэхён. — «VVGT30», «V» это «Veritable» – истинная, второй «V» – «Victory» – победа, «G» это «Great» – великолепный. Истинная победа великолепного. Остальные моё имя и число моего дня рождения. — Ого, ты сам додумался? – восхищённо свистит Чонгук. — Я же гений, – тот снова пожимает плечами, и в этот раз мягко улыбается — Я думал, ты не знаешь английский, – ехидно замечает авиадиспетчер, а Тэхён закатывает глаза. — Если я не умею говорить на английском языке, то это не означает, что я не понимаю. — М-м, - негромко мычит Чонгук, вытянув губы вперёд, невинно хлопает ресницами. — Значит, ты – Ви. Тэхён замирает. Кажется, даже не дышит. — Я имею ввиду, Винсент ван Гог, да? – исправляется Чон и легонько трогает края картины, любуясь ими. — Думаешь? – ошарашенно хрипит художник. — Ты реально думаешь, что у меня есть талант, Чонгук? Я могу быть как ван Гог? – он моментально преодолевает метры между ними, и Чонгук поворачивается на напряжённый голом, почти сталкиваясь носом к носу. — Ты издеваешься? – не понимает он, уставившись на светловолосого. — Ты говоришь, что я похож на него. Ван Гог... Он же самый известный Нидерландский художник девятнадцатого-двадцатого века. Могу ли я стать таким же талантливым, как он? Тэхён ведёт себя очень странно. Весь раскрасневшийся, потом побледневшийся, взволнованно дышит через рот. — Тэхён, – зовёт его Чонгук, успокаивающе вцепившись за плечи парня и заглянув ему в глаза. — Тэхён, – повторит он снова, словив его взгляд. — Ты самый талантливый человек, которого я когда-либо видел. Такой же, как все и в тоже время не такой. Ты необычный. И эта черта в тебе мне сильно нравится. Я знаю, что картина «Колумбия у Млечный пути» это твоё. И она шедевральна. И Тэхён успокаивается. Он смотрит в ответ намного дольше, чем обычно, кивает и отстраняется, не сказав ни слова. Выглядит он почему-то виноватым и очень грустным. Он даже не задается вопросом и не догадывается откуда Чонгук знает его картину. — Я хочу выпить, – говорит он, отходит от Чонгука и тут же исчезает из виду. — Ты сказал, что редко бываешь в Амстердаме, – начинает Чонгук, пройдя через комнаты прямо по маршруту Тэхёна, и натыкается на него на кухне, перед открытым холодильником. Тэхён, однако, не обращает никакого внимания на подошедшего за ним Чонгука, хватает банку чего-то похожего на пиво из холодильника, открывает шипучий напиток и оглядывается, жестом приглашая его продолжать. Пока он делает жадный глоток, Чонгук продолжает: — Где твой настоящий дом? Тэхён, чуть не подавившись напитком, который он имел неосторожность выпить в этот момент, кашляет, возмущенно смотрит на Чонгука и в ужасе вытаращивает глаза. — М-мой, мой дом? — Да, – растерянно утверждает Чонгук и не совсем понимает причину чужого удивления. — Например, в феврале будет шесть лет, как я живу в Амстердаме. А ты где живёшь? — В Корее, – досадно отвечает Тэхён. Не отрывая внимательного взгляда, слегка хмурится, облизывает нижнюю губу, собирая проходные капельки напитка. Чонгук внимательно и пристально смотрит ему в глаза, следит за губами и каждым вдохом. — Будешь? Тэхён полностью разворачивается лицом к нему и, приподняв брови, встряхивает в руках полупустую баночку. — Нет, я не пью, – мотает тот головой. — Ты же пил со мной. — Я сделал особое исключение. — Бери-и-и, – тянет Тэхён, сует прямо в руки холодную жестяную банку, и взглядом настаивает пить. И Чонгук, словно под гипнозом, послушно прижимается губами к металлу. Осознание того, что только что произошел косвенный поцелуй, переполняет всё, и Чонгук немного запоздало понимает, что это вовсе не пиво, а обычная кола. Тэхён... хитрец. — А с кем ты живёшь? — Разве это не портив закона? Где правило Миранды?Если это допрос, где твоё «Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде» и все такое? — Вот как, – удивляется Чонгук и подходит поближе к нему. Взгляд у Тэхёна уверенный. Наглый. — Хочешь чтобы я тебя арестовал? Тэхён хмыкает и ухмыляется, скрещивая руки у груди. Защитная поза. — А попробуй. — Мне нужны доказательства. — А его нет, – Тэхён весело добавляет и щелкает по носу авиадиспетчера, который оказался слишком близко. — И тебе не за чем меня допрашивать. — Хэй, а давай сыграем в одну игру? – предлагает Чонгук. Тэхён, готовый развернуться и уйти в другую комнату, изумленно застывает и хмурится. — Чтобы узнать друг друга получше, – после добавляет низким голосом, — и без допросов. — Ха, – насмешливо выдыхает Тэхён, – нам что, по пятнадцать? Чонгук забавно выпучивает глаза и пожимает плечами, утягивая его за собой в комнату с картинами. — Может быть. — Ты видел мой паспорт, – зачем-то Тэхён напоминает и реализует ситуацию, но Чонгук полностью игнорирует его слова, раставляя с левой стороны три книги по психологии, а с правой стороны три по философии и одну художественную, добавляет игроков. — Да ты невероятен, парень. Чонгук вытаскивает из кармана свой телелфн, заходит специально скаченную игру «Правда или действие», тыкает пальцем и протягивает Тэхёну. — Тебе действие. — Ударьте первого игрока слева от вас двадцать раз, – озвучивает Тэхён и хмыкает, опустив взгляд на левую сторону от себя. — Ну, ударить свою любимую книгу я не могу, так что просто открою двадцатую страницу, и сделаю то, что написано на первой строке. Он бросает на Чонгука весёлый взгляд, поднимает книгу и листает страницы. Однако веселые огоньки в его зрачках быстро исчезают, так только глаза его пробегают по первой строчке. Он внезапно затихает, пробежав глазами по странице по несколько раз. Что за фраза выбила Тэхена из колеи? Чонгук тревожно смотрит на него, затем не сдержавшись и не дождавшись, пока Тэхён сам озвучить, выхватывает из его руки книгу, попутно разворачивая его, и читает: «...никто из них не догадывается, что они врут друг другу». — Эм, – Чонгук неловко кашляет и заключает, — ничего не понял, но давай сделаем так: скажи мне правду там, где соврал. — Что? – выдыхвает Тэхён, и Чонгук замечает, как у того сбивается дыхание. — Я не врал тебе. Чонгук недоверчиво щурится и назло ему признаётся: — А я соврал. Вот несколько минут назад. Соврал, что живу в Амстердаме шесть лет, на самом деле только недавно год прошел, а я уже влюблён в него. Тэхён, не отрывая внимательного взгляда от Чонгука, тыкает в телефоне рандомный квадрат, возвращает телефон владельцу со словами: «Тебе действие», и Чонгук читает действие: — Поцеловать игрока третьего по счёту с правой стороны от вас. И смеётся: — А мне нужно книжку целовать. — Почему? – недоуменно спрашивает Тэхён сбоку, и Чонгук, оторвав взгляд от экрана, объясняет: — Да потому что кни... – и замолкает, потому что третий игрок с правой стороны от Чонгука – Тэхён, который смотрит невинно и ресницами хлопает. Чонгук не помнит с какой стороны он поставил четыре книги. Но к чёрту их, этих книг. Потому что ему выпал Тэхён. И поцелуй. С ним. — Э-э, а может нам пропустить? – нервно хихикает он. В глубине души он очень хочет и не хочет, чтобы так было. Хочется, чтобы это повторялось не один раз. — Я могу подарить поцелуйчики книжке, как раз моя любимая. (Чонгук, кого обманываешь, ты эту книгу по живописи видишь впервые в своей жизни). — А мне? И Чонгук впервые не находит что сказать. — М-м, – доходит до Тэхёна. — Значит ты... – он хмурится и наклоняется вперёд, уперевшись ладонями о мягкий ковер, — гомофоб? — Не совсем, – Чонгук надувает щеки, медленно выдыхает, отводя взгляд в сторону. Тэхён молчит, давая возможность договорить. — У моего лучшего друга скоро свадьба, – продолжает он, — с парнем. Другим, – Тэхён слегка хмурится, отводит взгляд, анализируя его слова, и медленно кивает, искренне не понимая, что в это ужасного, и снова возвращается к Чонгуку. — Я сразу же отказался от приглашения. Я не понимаю, радоваться мне или нет. Потому что это... странно? — У любви нет понятия странности, – говорит Тэхён. Голос у него тихий и взгляд уже другой. — И в отношении между мужчинами тоже отсутствует, как ты выразился, эта странность. Если любовь есть, то она действительно есть и всё. Ничто не помешает этим чувствам. Чонгук ничего не говорит, сидит поникший, вслушиваясь в его каждые слова. Тэхён понимает, что усложнил ситуацию, морщится и коленями передвигаясь по полу, подходит ближе к Чонгуку, хватает ладонями за его щеки и поднимает голову, прося смотреть ему прямо в глаза. И Чонгук вовсе не понимает, кажется ли ему это странным. — Слушай. На кого бы не женился твой друг, он все же твой друг. Лучший друг. Давай просто порадуемся за его счастье. Это же просто потрясающе, – мягко говорит он, пытаясь понять, смог ли он донести свои мысли Чонгуку. — За исключением того, что они планируют свадьбу на небе в самолёте, – шутливо добавляет он после, надеясь развеселить его. — Они это и планируют, – хмыкает Чонгук, и Тэхён, чтобы вжиться в свою роль и веселую обстановку, театрально проговаривает с паузами: «О,Боже». Тэхён понимает, что Чонгук потерянный ребёнок в теле взрослого человека. Всё, не пережитое в собственной шкуре, ему кажется странным, непознаваемым. Каким-то несуществующим термином. — Почему ты не выбираешь «правду»? – отлекает его Чонгук внезапным вопросом, на то, Тэхён мягко улыбается: — Я уверен, что мы оба соврем. Ситуация их напрягала, Чонгук решает разрядить атмосферу, подтягивается и замечает кое-что интересное в углу комнаты. — О, что это за картина, покрытая тканью? Чонгук почти доходит до картины, но Тэхён, вовремя очнувшись, его определяет и выскользает прямо перед ним, закрывая телом образ на ту картину. — Эй, не трогай это. Это секрет, получишь, когда придёт время. — Так это мне? – заулыбавшись, Чонгук подходит к окну. — Подаришь завтра на новый год? Тэхён закатывает глаза и что-то мямлит. Чонгук выглядывает в окно: полицейский выходит из служебной машины и оглядывает окна, видимо, просчитывая номер квартиры, и парень готов поклясться, что офицер посмотрел прямо ему в глаза в этот момент. — Что тут делают копы? – шипит Чонгук, резко прячась от окна. — Я откуда знаю, – в ответ Тэхён кричит ему шёпотом, который тоже вскоре смотрит вниз с окна. — Это, кажется, из-за моего клиента. Он недоволен тем, что я потерял его заказ. Чонгук поворачивает голову в его сторону и долго изучал обеспокоенное лицо Тэхёна. Он тревожно кусал губу и вообще выглядел, как маленький мальчик, которого очень захотелось спрятать ото всех. — Чёрт, – усмехается Чонгук, почесав глаза. Тэхён переводит свой обеспокоенный взгляд с окна на него. — Никогда не имел проблем с законом, – он покачает головой и поднимает глаза на испуганного Тэхёна. — Почему за тобой пришли полицейские? Ты что-то натворил? — Нет, давай потише. Валим отсюда. Он крепко хватает за руку Чонгуку и двигается к выходу. Для того чтобы пройти в коридор, ему приходится нагнуться. «Я сажаю самолёты, а не убегаю от копов», шипит Чонгук, но послушно, как собачка на поводке, плетётся за художником. Вместо лифта, они спускаются вниз по лестнице. — Боже, что я делаю? – шепчет Чонгук, высунув голову через проём, и удоверствовавшись, что в холле никого нет, тащит за собой Тэхёна, после отвечает на свой же вопрос. — Помогаю преступнику. — Да не преступник я! – раздражённо вырывает свою руку Тэхён от чужой. Тёплой. — Ну, тогда, кто ты? – всё больше раздражённо рявкает Чонгук. — Кем является настоящий ты? — Ким Тэхён, художник, которому очень нравится Чон Чонгук. В тишине комнаты его голос звучит как-то слишком громко и остановил после себя эхо. Его щеки заметно покраснели, а в глазах сверкают тёмные искры. Вот и сейчас он порывисто ерошит пальцами пепельного цвета волосы, которые сразу встали дыбом. Мягкая, неловкая улыбка и бархатистый взгляд, казалось, гипнотизировали Чонгук. Его сбивает прямой взгляд. Чонгук мог испугаться, потому что такой взгляд проникает глубоко внутрь и ему хотелось спрятаться подальше. Но Тэхён заставляет его просто застыть. Он пользуется слабостью парня, подчиняет себе, умело манипулирует его сознанием. 2:1, Тэхён, твоя очередь побеждать. — Я чувствую какую-то необъяснимую тягу к тебе, Чонгук, – также горячо шепчет он. От его низкого голоса по спине Чонгука пробегают мурашки, как от марафона. — Со мной, наверное, то же самое, – почти сразу признает он. Чонгук тоже ерошит тёмные волосы и сильно старается привести мысли в порядок. Но его мысли путаются, устраивают в мозгах бардак, как ниточка, как клубок. — Но это же не значит, что... – он специально не договоривает, надеясь, что Тэхён его поймёт без слов. И Тэхён его понимает. Улыбается тепло и кивает. — Вовсе не значит. И Чонгук слабо улыбается ему, но весьма неуверенно. Он чувствует, что тяга к Тэхёну не доведёт его до добра, но в тот момент желает только одного — попробовать эти губы на вкус. И к чёрту те сомнения, которые завалили его с головы несколько минут назад. Просто к чёрту всё. (Что за мысли?) — Но я не могу смотреть на тебя, как ты смотришь на меня, Чонгук, – Тэхён говорит так, словно Чонгука ударили в голову чем-то тяжелым, что кажется, что тот из-за этого удара умер на месте. — Я не способен ответить на чувства. И воскрешается. Немного позже. И снова умирает. Когда Тэхён появляется ночью того же дня в аэропорт с чемоданом в руках. Стоит около больших часов и по сторонам оглядывается. Словно ждёт кого-то, ищет, и не устаёт. Словно боится чего-то, прячется. Он почти сразу замечает Чонгука, вернувшегося на ночную смену, и его приветливое лицо обращается к нему. При виде Тэхёна, кровь будораживает и заставляет чаще биться взволнованное сердце. За этот вечер он из таинственного незнакомца превратился в друга, который теперь больше, чем друг. И от Тэхёновой мягкой улыбки, которая всё ещё играет на его губах, говоря больше, чем его слова и поступки, и из-за которой у Чонгук складывается такое ощущение, что их чувства взаимны. Но Чонгук пока строит теории, которые он сам может разрушить, а Тэхён просто не принимает в этом участие. Чонгук из-за своего привычного образа жизни, от которой он не может отказаться, а Тэхён – таинственных мотивов. Тем не менее Чонгуку интересно, почему Тэхён здесь. И подходит ближе к нему. И с каждым шагом при приближений к хрупкому силуэту, его нога еле ступает по земле, а сам Чонгук хочет развернуться и исчезнуть, как солнышко после заката. — Ты улетаешь? – разочарованно выдыхает он прямо в лицо парня. Проходит ещё несколько мгновений, Чонгук растерянно слушает стук своего сердца и взволнованное дыхание художника. Он молчит. И кивает. — Куда? — Мне надо. Не знаю надолго ли. В аэропорту очень мало людей, они почти незаметны. Словно кто-то наверху включает «быструю перемотку», и люди быстро снуются туда-обратно, как тени, и после вовсе исчезают. Все они находятся в своих тёплых домах в окружении любимых и близких людей, с нетерпением ожидающих Нового года. Тэхён же такой домашний. От него пахнет мандаринами и пряниками. И Чонгуку вовсе не хочется его отпускать. Он даже не знает куда и зачем улетает Тэхён. Зачем обманывает? Ведь Чонгук чувствует, что Тэхён ему врёт. Рука Чонгука медленно поднимается вверх в сторону своего кармана, спрятанный за тёмным пальто, и он готов поклясться, что Тэхён этот жест хорошо заметил. Ну и пусть. Пусть узнает что Чонгук пытается сделать. К чёрту всё. Ким Тэхён не должен улетать, его следует задержать в этом аэропорту. Но Чонгук не может. Чонгуку холодно. Он хочет просто кивнуть, развернуться и направиться на тёплое рабочее место. И Чонгук уходит. Но вдруг, прежде чем он успевает опомниться, ловкие руки внезапно разворачивают его лицом к себе, мягко хватают за щеки и впиваются в его губы, заглушив недоуменный вопрос. Чонгука прошибает током, мощным разрядом, когда он чувствует ледяные пальцы на своей щеке. Тэхён не отстраняется, чтобы оставить там ожоги. Чонгук прикрывает глаза, вдыхая аромат волос парня, его сердце бьётся быстрее, и лёгкая, странная эйфория. Чонгук словно опьянел. Тэхён сводит его с ума. 2:2 на счету. Медленно проведя ладонью по щеке, Тэхён неохотно, но так же быстро отстраняется и неуверенно делает шаг назад. — Удачного полёта, – горячо выдыхает авиадиспетчер, и у него ничего не остаётся, кроме как растерянно развернуться и быстро зашагать в сторону башни, оставляя позади грустного, одинокого Тэхёна, самого загадочного художника в его жизни. 2:2 на счёту, я напомню. Чонгук принимает разрешение на посадку и взлёт множества самолётов за эти несколько часов, и, безостановочно, упорно не перестаёт гадать, какой же рейс у Тэхёна. Улетел он или всё ещё ждёт своего рейса в зале ожидания? Мюнхен, Афины, Инчхон, Лондон, Мадрид, Вена, Берлин, Флоренция, Малага, Осло, Рио-де-Жанейро... Много рейсов с Амстердама. Куда же он улетел? Чтобы привязать человека к себе, отталкивай его от себя. Вот оно. Видимо, не зря так говорят. — Хэй, чува-а-ак, – заваливается в башню Хосок, оборвав все смутные сомнения Чонгука, и кладет руку на плечо младшего. — Присоединишься к нам? Сам Харпер тебя зовёт. Коллективу, наверное, удалось выбраться на улицу, чтобы встретить Новый Год. Собрались именно те, у которых рабочая смена уже закончилась. Именно те, которые работают с Чонгуком. — Но работа... — Тебя кто-то заменит, – Хосок разворачивает его, кидает своё лапище к Чонгуку, обвивает его шею, как змейки, и тащит к выходу. — Не волнуйся, крепкого алкоголя в нашем меню нет. Просто махнём пару бутылок колы. Мы же все на работе. Встретим праздник вместе, поболтаем и всё. Хосок был прав. Хосок всегда прав. Он иногда напоминает Юнги. Хосок добрый, весёлый и слишком заботливый, иногда сентиментальный, очень чуткий и отзывчивый человек. Про него можно целый список написать, нацепить лист на самолёт и показать всему миру какой он замечательный человек. Вот Хосок так о себе не считает. Он говорит: «Я простой человек, и я наслаждаюсь жизнью и люблю окружающих меня близких людей». Хосок хороший, и заслуживает особого внимания и уважения. Но иногда сильно раздражает, потому что он, захихикав, пихает в губы холодную банку колы. Чонгук уворачивается, но банку благодарно принимает. Хосок не может спокойно смотреть на грустного Чонгука, и даже пытается шутить, чтоб хотя бы на мгновение вызвать улыбку на его лице. Харпер стоит на краю барной стойки, прислонившись локтями и немного нагнувшись. Хосок вертел рукой рядом и что-то увлечённо болтал с остальными коллегами, и поэтому Чонгук не увидел грустной улыбки, промелькнувшей на губах мужчины и его понимающего взгляда. Харпер пусть и выглядит суровым, слишком строгим мужиком, и характер у него не сахарный, но рядом с коллегами он открытый и общительный, даже улыбался над шутками Хосока. Чонгук ставит почти опустевшую банку на стойку. Чем дольше тикал часовой механизм на его левой руке, тем чаще мысли о его последней встрече с художником невольно возвращались, устроив такой гомон в голове. Словно ловушка для разума, лабиринт, в котором он снова и снова возвращается на свое первоначальное место. А вместе с ними приходит дикая слабость. Перед собой. Потому что Чонгуку сложно противостоять этим воспоминаниям. Теперь сложно. И жалеет, что вообще согласился на это предложение и одновременно не жалеет. Если бы он тогда не подошёл к пепельноволосому пассажиру, что было бы? Продолжал бы искать дальше и следить? Представлять его профиль? Однако всё же Чонгук пытается отгонять эти воспоминания, повторяя себе, ту фразу, что привык слышать от других, а особенно, от Юнги: «Чонгук, тебя ведь напрягают однополые отношения». И эти слова прозвучали в голове точным голосом Юнги. Чонгук чувствует острое чувство вины. Перед Юнги. Перед всеми. Стоит извиниться перед лучшим другом и как-нибудь познакомиться с его женихом. Юнги как-то упомянул, что его человек работает бортпроводником, и, что они познакомились на небе. А Чонгук, здесь, на земле в большом аэропорту Амстердама, и познакомился со своим человеком. Хотя, его ли человек этот Тэхён? Тэхён как был незнакомцем, так и остался незнакомцем, который прилетел откуда-то и улетел куда-то. Нет, Чонгук знал из его паспорта его фамилию, имя, инициалы, возраст, но для него он все же странник, прилетевший из ниоткуда. Просто путешественник. Инопланетян. Чонгук вздрагивает. Его окончательно прошибают свои же противоречивые чувства. И теперь он не уверен в свои собственные убеждения, что он ничего не чувствует к тому несносному художнику. — Дать совет? Чонгук поднимает глаза, сильно кусает нижнюю губу и обречённо кивает. Софи в ответ грустно ему улыбается, легко так, уголками губ, ногтями трогает край алюминиевой банки. — Как это хорошо – влюбиться, – начинает она, бросив кому-то мимолётный взгляд из-под пышных ресничек. Чонгук хочет возразить, что всё не так, он не влюблён, но не может. — Если ты любишь человека, то он для тебя самый лучший. Ты не видишь ни одного недостатка в нем. Тебе не важно какой он, кто он. И ты поймёшь, что не сможешь без него, когда он так далеко от тебя, – девушка снова поднимает глаза, и Чонгук успевает проследить за объектом. Её взгляд задерживается и следит за новеньким из их коллектива авиадиспетчеров, который вежливо отвечает Харперу, а затем смеется над безобидной шуткой Хосока. — Когда ты один, ты предпочитаешь, чтобы он был рядом с тобой, – её мягкий тон немного повышается, она откидывает волосы с плеч. — Вот представь себе, что его нет рядом. Вот и все, уехал, улетел, исчез и больше не появится, – Софи пожимает плечами, но глаза всё ещё не поднимает. «Ты улетаешь?». «Мне надо. Не знаю надолго ли». — Что ты почувствуешь? Если где-то в груди есть печаль, тоска и даже боль, это значит, что ты его любишь, тебе нужен этот человек, ты его ценишь и боишься потерять. Иногда он рядом, вот протяни руку и дотронешься, но боишься, – она наконец поднимает голову и пристально так, с грустью смотрит прямо в глаза парня. — Боишься быть отвергнутым. «Но я не могу смотреть на тебя, как ты смотришь на меня, Чонгук». Чонгук задумывается. Заблуждается. Когда все дружно кричат «Пять, четыре, три, два, один», после радостное «Ура!», после весёлое «С новым годом вас, ребята!» и крика Хосока «За то, чтобы количество взлётов совпадало с количеством посадок!», Чонгук продолжает тонуть в плен раздумий. «Я не способен ответить на чувства». . В темноте тикает будильник, напоминая одновременно о дне сурка, хомяка в колесе, от которой хозяева что-то скрывают, и печальной необходимости вставать на работу. Первым делом Чонгук смотрит на часы, резко вскакивая с кровати; на табло светились зелёные цифры – 6:01. Натягивает на себя лишь вчерашние домашние штаны. Ерошит помятые после сна волосы, приведя их в совершеннейший беспорядок. Потягивается, разводя руки в стороны, с трудом сдерживая желание зевнуть. И направляется босыми ногами на кухню. На телефоне не было никакого сообщения, кроме подмигивающего смайлика от Хосока, который он отправил две недели назад, и большого пальца от Юнги, отправленного шесть дней назад. Времени до начала работы оставалось ещё много. Чонгук бросает телефон обратно на столик рядом с диваном, поправляет неровные стопки книг на журнальном столике под линейку, берёт с оттуда пульт от телевизора и включает первый попавшийся канал. Программа новостей заканчивается прогнозом погоды, и сообщает, что за ночь в городе скопилось около полуметра снега, но в то же время они не были уверены, какая погода будет на выходные, но вполне вероятно, что зима в этом году будет самой холодной за последние десятилетия. И, конечно же, они упомянули о прошедшем празднике. Слушая новости о сегодняшнем прогнозе погоды, Чонгук делает отжимания с отрывом рук от пола и прикладисто дышит и хватает ртом воздух, когда опускается на руки. Машина по автоматической установке заваривает кофе, после наливает его в заранее подставленный стакан. Чонгук пару раз подтягивается на перекладине, разминая руки, и возвращается на кухню. Он пьёт без сахара и молока. И допивает кофе медленно, глядя в окно. За окном снег продолжает падать тяжёлыми хлопьями, и холодный ветер несёт их через большой и красивый город Амстердам. Ещё не рассвело. Постояв некоторое время под душем, Чонгук пытается выбросить из головы мысли о случившемся и не запоминать это ощущение. Тёплые струйки бегут по вздувшимся венам на его руках. Загадочный художник никак не хочет покинуть чужой разум и капризно мотает головой, не желая выходить из головы. Особенно когда Чон под душем. Их встреча проигрывается от начала до конца уже вторую, десятую дюжину раз, снова и снова. Тёплая вода в одно мгновение показалась чьим-то горячими, тонкими пальцами, обхватывающие кисти и рисующие цветы. Голова занята не пойми чем. Чонгук мотает головой, отгоняя эти мысли, чтобы справиться с этим сам. Чонгук выходит из ванной мокрыми волосами, не спеша переодевается, и выглядит просто сногсшибательно великолепно в чёрных идеально отутюженных брюках и тёмно-синей рубашке, закатанными рукавами до локтя. Накидывает поверх чёрное пальто. На правой руке болтается тонкие браслеты. Он щёлкает на левой запястье золотистый ремешок часов. Забирает ключи от квартиры, телефон, и неспеша направляется в сторону лифта и нажимает на самый первый этаж. На выходе он кивает консьержу. Даже если простой авиадиспетчер живёт в дорогой квартире в центре города, он ходит на работу пешком по тротуарам, наблюдая замершим каналам, и потом двадцать минут в метро, слушая музыку в наушниках. «Bury a lie» исполнителя «Slaves» – его любимая, Чонгука, музыка. Для входа в башню Чонгук предъявляет пропуск через турникет и заходит внутрь. Ровно восемь ноль-ноль. — Хэй, чувак, – приветствующее махает ему рукой Хосок, и ловко кидает в мусорное ведро скомканную бумагу. Чонгук подходит к нему. — Твоя смена, – и в ответ жмёт руку младшего и подскакивает с места, словно пружина. Чонгук проводит его взглядом и качает головой. Этот хён... И натягивает на уши наушники, уставившись на большой навигатор и анализируя воздушную и наземную обстановку, задумчиво кладёт руки на пояс. Сегодня всё идёт по плану. — AE6-18, – дотрагивается он рукой к микрофону. — Пятая взлеточная полоса, взлёт через пять минут. — AE6-18, полоса пятая, понял вас. Ждём. — NA20-15, ждём инструкцию по взлёту, – с помехами отвечает уже другой пилот. Чонгук переводит беспричинно тревожный взгляд в большое окно перед собой. Тумана сегодня нет, но небо всё же закрыли тяжёлыми тёмными тучами. Снег прекратился. Чонгук нажимает на микрофон. — NA20-15, ветер десять на десять. Полоса восьмая, взлёт разрешаю. — NA20-15, понял вас, взлёту готов. Мысли снова невольно возвращаются к художнику. Становится очень интересно, где этот милый парень, ходит ли он по мостам прекрасного города с мольбертом в руках, и ищет уютные уголки, где можно будет поставить мольберт и нарисовать архитектуру города, где он сейчас находится. Тонкими пальцами сжимает палитру и внимательно рассматривает засохшие разноцветные мазки, делает глубокий вздох и решительно пишет густыми красками на чистом холсте. Совсем одинокий в большом городе, в чёрном берете, снег запутывался в его серой кудрявой шевелюре, и он стоит, раскрасневшийся, с разводами от краски на нежной коже рук и лиц. А в глазах завораживающие искорки вдохновения. Ощущение было таким, словно Тэхён не создавал шедевр. Тэхён сам был произведением искусства, шедевром. Как будто его вообще не существует. Все это – плод воображения Чонгука. Никого Тэхёна нет. Словно разница между ними состоялась лишь в том, что один был плодом воображения другого; что герой был одержим страстью к искусству, а его создатель — к небу. Чонгук проваливается в эти мысли и поддаёт в себе странный порыв найти художника даже в эту непогоду. Как же эти мысли о нем появляются совсем не вовремя, всегда вводя сознание в ступор, также как Хосок, который плюхается на своё свободное место. — Ты вроде говорил про какого-то художника, который потерял свою картину, – он откусывает большой кусок яблока и принимается его медленно жевать, с внимательным прищуром смотря на навигатор. Чонгук осторожно проводит пальцем по бровям и с волнением пробегает взглядом по навигатору. Хосок перестает всё там проверять, поворачивает свою любопытную голову, забитую непонятно чем, к Чонгуку. Он ждёт ответа, вглядываясь в побледневшее лицо парня. Чонгук не хочет на него смотреть и отвечает тревожным голосом. — Про какую картину, которая потерял...? Он тут же замолкает. Что за бред он несёт? — Про художника, – повторяется Хосок и, сделав вид, что ничего не заметил, лишь пожимает плечами. — Он нашёл свой багаж? — К сожалению, нет, – находит в себе силы ответить Чонгук. Он не понимает, почему так сильно волнуется из-за этого. — Интересно, – бормочет Хосок и больше ничего не говорит в адрес коллеги. Некоторое количество времени он крутится в кресле, никак не находя удобное положение, и только после сосредотачивается на работе. — Что с тобой? После ухода того художника, ты сам не свой, – как бы между делом упоминает он и неожиданно вскакивает с места, выпучив глаза и как-то совсем не заметив побледневшее лицо младшего. — Стой, мелкий, ты заинтересован в постоянном клиенте, который летает с одной страны к другой и разыскивается? – восклицает он удивлённым тоном, но затем, осознавшись, снижает свой голос. — Ну, я имею в виду, что он очень известный художник, все его ищут, а ты видел его на днях и даже разговаривал. Он не сказал, когда вернётся в Нидерланды? Чонгук мотает головой. Не сказал. Тэхён ему ничего не сказал. — Э-эх, – тянет Хосок. — Реально ван Гог. Художник, любит Амстердам, день рождение в декабре. Сомнительные факты и осознание резко ударяются в голову Чонгука, как упавшие на Землю астероиды, погубившие динозавров. И он мгновенно поворачивается к коллеге. — Что ты сказал? — Э-э, – недоумевает тот, — декабрь? — Нет. Ван Гог... Точно... «Интересно», – повторяет слова коллеги Чонгук, когда встречает его снова в стойке регистрации с указателями рейсов, когда утренняя и дневная смена авиадиспетчера заканчивается в восемь вечера. Он выглядит точно так же, как в их первую встречу. То самое бежевое пальто с длинным шарфом, тёмные очки, скрывающие его загадочные глаза. И Чон готов поклясться, что бешеный стук его сердца слышат абсолютно все пассажиры и работники аэропорта. — Привет, – как ни в чем не бывало, здоровается с ним Тэхён и избавляется от тёмных очков. Его глаза все ещё сверкают, словно миллионы звёзд на ночном небе. Чонгук ничего ему не отвечает, но на приветствие вежливо кивает. Тэхён опускает голову, не зная как начать разговор. — Как дела? — Отлично, – плжимает тот плечами, и тоже не знает, как отреагировать на его слова. На самого Тэхёна. — Ты как? — Нормально, – невнятно мямлит светловолосый, и Чонгук сильно хочет его обнять, но не успевает. Тэхён перебивает его весьма неуверенно. — Эм-н, у меня к тебе просьба. — Слушаю, – голос у Чонгука неестественно твёрдый, и он сильно волнуется, когда Тэхён едва вздрогнув от такого резкого тона, резко поднимает ему испуганные глаза. За эту неделю Тэхён ни разу не изменился. Всё такой же мягкий, одинокий. — Мой друг...он...со своей половинкой в моей квартире. И он попросил и... в общем вот... Чонгук с подозрением щурится. — Я не совсем уверен, что понял тебя, Тэ... — Можно я у тебя один день переночую? – прямо в лоб бросает художник. Чонгук снова загипнотизированно застывает. Застывает и его сердце и вся кровь в жилках. — А... Почему? Что с твоим домом? — Я же объяснил! – злится почему-то Тэхён в жутком смущении. — Я сказал, что мой друг со своей девушкой у меня дома. А мне деваться некуда. Мы с собой, конечно, не совсем хорошо знакомы. Но, пожалуйста, разреши. Он смотрит на Чонгука такими умоляющими глазами, что тот совсем задыхается в таком же смущении и кашляет. — Гхм...Да...Ты. Ты можешь... Можно на денёк. От согласия Тэхён весь сияет, подобно солнцу, и первым тискает растерянного авиадиспетчера в свои объятия. Его давно ни к кому так не вело. Идея отправиться в квартиру возникла спонтанно. . Тэхён оказывается во второй раз в его квартире. Которая даже два раза больше его. — По натуре я перфекционист, и хочу, чтобы всё у меня было идеально, – объясняется ему Чонгук, избавляется от своего пальто, помогает гостю и поспешно направляется на кухню и уже оттуда обращается к Тэхёну. — Будешь пряники? – сыпает он в электрическую кофеварку молотый кофе, и художник, появляется за спиной, словно из ниоткуда, словно по ниточкой аромата. Они ведут себя как обычные друзья, которые заваливаются домой друг другу и начинают обычную беседу, но их глаза молча говорят за них, когда они случайно сталкиваются взглядами. Глаза говорят больше слов. Больше и совсем о другом. Намного больше. — Буду, – болванчиком кивает ему радостный Тэхён и заинтересованно следит за жилистыми руками парня, после покраснев, уходит в гостиную. Чонгук улыбается ему через плечо, следит как его спина исчезает, а потом снова появляется в стенах гостиной. Кухню и гостиную разделяла лишь пустующая перегородка и дверной проём. Чонгук появляется в той большой комнате с двумя чашкой ароматного напитка и мягкими пряниками. — Ты не спросишь, где я был? – тихо спрашивает Тэхён, обхватив как всегда холодными руками горячую кружку. Чонгук смотрит на него, затем отрицательно мотает головой. — Нет. Это не моё дело. Ты моя загадка. Останься загадкой для меня, чтобы я дальше искал встречи с тобой. — Ты не хочешь обо мне что-то узнать? Чонгук заинтересованно вскидывает бровь, задумываясь над вопросом. И Тэхён окончательно теряет уверенность раскрыть свою личность. – Нет. И в то же время да, – спокойно отвечает Чонгук, откинувшись на спинку дивана. — Хочешь рассказать? Нет. И да. Тэхён мешкается. Чонгук замечает это и быстро переводит тему. — Давай сначала прими душ. Весь дрожишь. Тебе тут холодно? Ким мотает головой. "Не холодно". Монотонный шум воды в душе даёт понять, что спешить не стоит. Тэхён, расслабленный после душа, животом лежит на кровати, оперевшись щекой о ладонь, и разбирает пластинки в разорванных бумажных конвертах. Чонгук, как-то между делом упомянул, что ему нравится старинные вещи и артефакты. Тэхён кусает нижнюю губу – они пахли гигиенической помадой с привкусом клубники, – и мечтательно улыбается, нюхая запах пластинок. Представляет себе эту шершавую поверхность винила, еле слышный характерный шум в динамиках граммофона. Тэхён творческий человек, он тоже интересуется антиквариатом. Дверь ванной комнаты тихо открывается. — Ты что, коллекционер? – тихо смеётся Тэхён. — Мы можем послушать музыку... – он резко оборачивается через плечо и замирает с открытым ртом. Пластинка выпадет с рук. Вернувшийся Чонгук после душа весь мокрый, вытирает бордовым полотенцем волосы, и он обнажён до пояса. С влажных каштановых длинных волос капает вода на татуированное плечо, стекает по мускулистому торсу. Тэхён бесстыдно разглядывает его. Чонгук выглядит просто превосходно в одном полотенце на бёдрах. Как бы пошло не звучало. Он замечает пристальный взгляд художника, устремлённый на себя, и вопросительно смотрит на него. Но вскоре, что-то осознав, улыбается краем губы и, судя по прищуре тёмных глаз, форменно издевается. И их молчаливое разглядывание друг друга становится просто неприличным. И Тэхён густо покраснев, отводит взгляд и неловко чешет шею. Чонгук не без удовольствия наблюдает за его волнением. — Я спросил про граммофон, – низко хрипит Тэхён, а Чонгук судорожно вздыхвает от такого тона. Тэхён кусает губу, переворачивается на спину и, широко раскинув руки за спиной и слегка откинув голову назад, уже с уверенностью смотрит вперёд. Они снова странно и весьма пристально переглядываются, теперь во взглядах их сквозит нескрываемое удовольствие от такого момента. Чонгук в удивлении вскидывает брови. Тэхён выглядит так, будто соблазняет его своим взглядом. Да он делает это прямо сейчас, чёрт возьми! Лежит на кровати Чонгука, смотрит своими бездонными глазами и бесстыдно соблазняет. Его длинные худые ноги чуть раздвинуты, колени немного согнуты. Мягкие пряди волос лезут в глаза, Тэхён сдувает их губами. Чонгук следил, как его мокрые губы вытягиваются в трубочку, затем тот многозначительно облизывает их, но потом помедлив, покачает головой. — Ну и что? — Что? — Ты медлишь. — Над чем? – Чонгук делает вид, что не понимает его слова, на самом деле понимает, а сам держится до последних сил, но потом обречённо вздыхвает и поставляет перед фактом. — Ты всё равно уйдёшь. — Тогда дай этому произойти. Если не дать вещам произойти, они не произойдут. Но Чонгук на его слова с явным и жирным намеком не реагирует, как ожидалось, лишь легко улыбается уголками губ, опускает свою голову, взлохматив волосы, и больше ничего не говорит. Тэхён думает, что парень сдался и не будет действовать, что он сам Чонгуку вовсе не интересен в этом плане, и отчаянно двинув бровями, собирается встать с постели, покинуть комнату, чужую квартиру, а вообще лучше покинуть жизнь Чонгук без обратного билета в один конец. Но Чонгук, он же авиадиспетчер, не даёт разрешение на полёт, говорит, это всё временные неполадки, мне нужно было подумать, устранить сомнения и быть уверенным в том, что самолёт в идеальном состоянии и не покинет его жизнь. Чонгук понял себя только недавно. Избавился от своего страха и мыслей про странность, как будто их и не было. Зато на их место восседал другой страх: никогда не увидеть Тэхёна и потерять его навсегда. Он поднимает голову, довольно облизнув кончик губ кончиком языка, за секунду преодолевает метры. Глаза не по-человечески сверкают. Чонгук словно хищник, охотившийся и выслеживающий ночью за антилопу, чтобы съесть живьем. Сильно толкает художника, не успевшего даже подняться и подготовиться к полёту, за плечи, и падает спиной, ошарашенно смотря на брюнета. Чонгук склоняется над ним. Вода с волос капает теперь на лицо Тэхёна. Красивые брови, нежные губы и трепетное чувство всё больше овладевает им. — Я вернулся ради тебя, – тихо шепчет Тэхён. — Ты не уйдёшь, ведь? — Чонгук нежно и ласково поглаживает ладонью по раскрасневшейся щекой Тэхёна. Тэхён улыбается ему сладко, победно так, словно он здесь хищник, хозяин, и покачает головой. "Не уйду". Чонгук удовлетворённо вздыхает, наклоняется и накрывает губы очень горячим, невероятно властным поцелуем. Блуждает и изучает его тело своими широкими ладонями , скользит по коленке и вверх, чувствуя, как в нём нарастает неодолимое желание слиться с тонким, нежным телом, трепетавшим в его объятиях. Прикосновения наэлектризует его. Если бы это продлилось ещё хотя бы мгновение, он бы лишился чувств. Тэхён действует на него словно наркотик, убивающий его за мгновение. — Сними, – рычит Чонгук властным, приказным тоном. От такого тона у Тэхёна мурашки устраивают на спине марафон. И Тэхён его слушается. Подчиняется этому поведению. Дрожащими пальцами он расстёгивает пуговицы дорогущей рубашки одного популярного бренда, Чонгук не отрываясь от удовольствия растерзать пухлую губу, помогает ему приподняться, обхватывает его одной рукой за талию, Тэхён избавляется от рубашки и откидывает её куда-то в пол. Чонгук не может контролировать себя, когда чувствует, как гибкое тело прижимается к нему. Полотенце было готово соскользнуть с его бёдер. И Чонгук вовсе отшвыряет полотенце в сторону. Тэхён крепко обнимает его за шею мягкими ручками, и Чонгук всего наполняет такое тёплое и сладостное чувство, которое он ещё не испытывал ни разу в жизни, и такого не мог подарить абсолютно никто. Тэхён тонет в его горячих широких руках, он словно человек, находящийся под гипнозом, словно игрушкой в руках кукловода, в то время как Чонгук, расположившись напротив, отрывается на минуту и смотрит на него вожделеющим, нечеловеческим взглядом. Тэхён настоящий образец чувственной красоты. На него в ответ смотрят бездонные глаза Тэхёна. И Чонгук мог поклясться, что он пропал там. Без возможности вернуться обратно. Казались бездонной, словно чёрная дыра, из которой выглядывала тьма. Словно небо или луна, отражали бесконечность. Рука Чонгука руки бесстыдно блуждают под рубашкой, скользят по позвоночнику до пояса джинсов. Прикосновение Чонгука не оставляет художника равнодушным: пульс учащается, сердце бьётся с бешеной силой, с радостным трепом, и готов вовсе выпрыгнуть из грудной клетки. И у него рождается и не даёт покоя острое желание запустить пальцы в шелковистые тёмные волосы и прикоснуться губами жилистой шее, покусать до крови и долго любоваться над своим собственным шедевром. Поэтому он, не сдержавшись, уверенно приподнимается, и с увольнением наслаждается низким стоном где-то за ухом, когда выполняет своё желание и впивается губами в нежную шею Чонгука, а затем кусает, видимо, желая снова услышать хриплый стон. От захлестнувших его ощущений Тэхён не может сдвинуться с места, и ласки заставляют выгнуться от невероятного наслаждения. Он обвивает Чонгука за шею руками, желая соединиться с ним. — Мой... – горячо шепчет Тэхён и дальше не может закончить свою фразу. — Сделай уж-ж...е... Сделай что-нибудь, чёрт возьми! Он сильно дёргается бёдрами, заставив партнёра охнуть от неожиданности, ныряет дрожащими рукой в карман своих брюк, который он не захотел обменять на домашние штаны хозяина квартиры, и вынимает оттуда что-то маленькое и сует в ладонь Чонгука. Тот удивлённо отрывается от важного дела, прощупав вещь, а потом до него доходит, что это может быть. Ах, ты хитрая жопа! – хочется ему обиженно кричать, но из уст вырывается бесстыдный тихий стон. У него уходит несколько минут, чтобы подготовить партнёра. И в один момент, он видимо, что-то задевает, потому что Тэхён резко ругается, разбрасывается грязными словами вперемешку с бесконечным именем светлого Чонгука. Чонгук дальше не позволяет, накрывает чужие губы поцелуем, заглушая вскрик, прикусывает губу, ловя его дыхание. И шепчет ему что-то вроде «Люблю тебя» и прерывистое «Ты чудо, Тэхён». Склоняется над ним и медленно толкается вперёд. Весь. До самого конца. Светловолосый издаёт низкий, протяжный стон, отчего у Чонгука просто сносит крышу, что их удовольствие было довольно взаимным. При каждом движении, он извивается и выгибается, подобно песчаной белой рогатой гадюке. Чонгук с любовью наблюдает за живой картиной, но продолжает двигаться всё быстрее и быстрее. Гибкое тело под ним изгибается в дугу, кусает нижнюю губу, наслаждается, дёргается, словно его подключили к электрическому току. Вот в этот момент брюнет задевает что-то, который стрелой прошибает тело художника, пронзает его, заставляя выгнуться, резко закрыть рот тыльной стороной своей руки и низко застонать себе под нос. — Я сошёл с ума, – хрипит Чонгук, прижимаясь горячим лбом ко лбу парня. — Обезумел от мысли, что ты теперь, Тэхён, действительно мой. Только мой. 0:0, господа, оба проиграли и лишились своих очков. . — Кучки, – тихо комментирует Хосок, смотря на чёрные облака через широкое стекло, и тем больше раздражает Чонгука. — Ну и кизяк. Надеемся на четыре девятки. Один тошнотик когда-то пожаловался на нас за то, что мы не контролируем плохую погоду. Тебя тогда не было у нас, Чонгук. (авиационный сленг. кучки - кучевые облака кизяк - плохая погода четыре девятки - хорошая погода тошнотики, бандерлоги, пикули - пассажиры) Чонгук хочет кивнуть и сказать, что тоже надеется на хорошую погоду, но не может. Даже думать у него желания нет. — Мы летим низко над океаном, – вмешается Юнги в наушниках, возмущается на совсем плохую погоду. — Тут мряка. (мряка - метель) И ему Чонгук хочет ответить, что туман с осадками и метель у него сейчас в голове и мешает думать. Хочется наорать на них, чтобы они заткнулись, ляпнуть что-то очень обидное. Но как-то выходит: — Не забудь позвать на свадьбу. — Ха-ха, – друг за наушником нервно смеётся. — Чонгук? Что с тобой? – затем меняется на серьёзный тон. — Ты же был против однополых браков. Чонгук невесело хмыкает. — Был. Кто-то выпрямил мне мозги и показал мне, что любовь может быть разной, и ты до самого конца не понимаешь, что влюблён в этого человека, пока не потеряешь его его. — О, так это парень? — Ага. Чонгук видит, как его коллега агрессивно чешет шею и чешуйки образуются во воротнике рубашки и Чон скривится, вышвырнув в голову Хосока бумажный скомканный шарик. — Хватит чесаться, хён. — Хэй, мелкий, ты чего такой агрессивный? – не понимает тот, обиженно трогая пострадавшую голову, затем застыв, ехидно щурится. — Дай угадаю? Ночка не удалась? — Не несу чушь, – закатывает глаза Чонгук. — А что, не правда что ли? — Заткнись. — Ты чего так покраснел? Младший раздражённо отмахивается рукой, и Хосок, наконец, отстаёт от него и перестаёт донимать его бессмысленными, колючими комментариями. Может, стоит попробовать забыть этого художника? Этот похититель снов, который манил своей умелостью, получил то, что хотел и просто исчез. Как-то в фильмах бывает по-другому и наоборот, – но это же не чертов сопливый фильм! – кричит мысленно Чонгук. Ему правда больно. Тэхён правда исчез. Просто ушёл. Ничего не сказал. Как всегда. Испарился. С того момента прошло больше недели. — Башня Амстердам, нам разрешена посадка? Чонгук резко приходит в себя, краем глаз замечает зоркий взгляд Харпера, устремленного на него, и пытается максимально сосредоточиться на работе – а такая экстремальная работа требует стопроцентное внимание, никто не должен витать в облаках, – и смотрит в навигатор. — CAA-9, седьмая полоса, разрешаю посадку. — CAA-9, седьмая. Понял вас, – тут же пилот подтверждает его слова. Чонгук переводит взгляд на рейс. Канада – Амстердам. — Принимай Арбуза, – говорит ему Хосок. — А230, третья взлётная полоса, разрешаю взлёт. Хорошего вам дня. — А230. Понял. Спасибо, и вам того же. Чонгук наблюдает, как Airbus 230 готовится к взлёту, и переходит к другому рейсу. — HDS-40. Десятая полоса, вы вторые. Взлёт через пять минут. Или может быть не стоит? Чонгук ловит его вечером того же дня. Но с сегодняшнего дня у него нет ни рабочего дня, ни смены, и он полностью свободен от работы авиадиспетчера в международном аэропорту Схипхол в самом красивом городе Амстердама в Нидерландах. Он не одет в рабочую форму авиадиспетчера, а долго сидит в аэропорту и кушает простой бутерброд, внимательно вглядываясь в лица пассажиров и прислушиваясь к их разноязычным разговорам. Украдкой взглянув по сторонам, Чонгук выпрямляется. Мужчина средних лет в чёрном пальто, закрывший лицо большой газетой и сидевший неподалёку от Чонгука, на мгновение странно косится на него, тихо откашливается и снова хмурится, глядя на маленькие буквы. Второй парень слева от Чонгука стоит у большого окна, вцепившись зубами в ободок пустого пластикового стаканчика из-под кофе, искоса взглядывает на такого же спокойного Чонгука и тут же снова поворачивается к самолётам из окна. Нервно покачиваясь, он прячет руки в карманы темных брюк. Молодой человек выглядит примерно того же возраста, что и Чонгук, с привлекательными чертами лица и выразительными глазами. Его можно принять за служащего аэропорта, который отдыхает от своей смены, как Чонгук. Но Чонгук здесь больше не работает. Теперь у него на поясе болтается пистолет. Он чувствует себя совершенно опустошённым, как будто в его душе образовалась пустота, дыра, которая могла растягиваться, сжиматься, но не могла заполняться ничем. Он чувствует себя угнетённым и обманутым, что ради того же самого обмана он пошёл против системы. Ради Тэхёна, который не должен был слишком близко подходить к Чонгуку с первых дней. Не надо было ему даже приближаться к разуму ещё ближе, а затем поселиться в сердце. А Чонгук ради долга не должен был позволить этому случиться. Кто именно виноват в этой ситуации? Тэхён, который совсем не тот, за кого себя выдаёт, и внушает каждому абсолютное доверие своими словами, или Чонгук, который тоже совсем не тот, кем является и не доверяет ни одному живому человеку? Их отношения не привели ни к чему хорошему. Но Тэхён, прилетевший обратно в Амстердам, утверждает обратное. Парень на этот раз без солнцезащитных очков и маски, чтобы скрыть своё лицо от прохожих. В руках у него нет больших планшетов или чемоданов. Пришёл, словно с проигрышем в этой игре. Сдался. Тэхён выглядит совершенно безразличным к напряжённой ситуации, как будто чувствовал и знал, что ждёт его через несколько минут. Его тёмные глаза внимательно обшаривают каждый уголок аэропорта, изучая лица пассажиров в поисках конкретных людей. Он в том же настрое, что и в первый день, когда упомянул о полицейских в разговоре с Чонгуком. Неужели, он сам пришёл? – мелькает мысль в голове Чонгука и боится, что Тэхён его заметит. Чонгук получает поражение над собственной нерешительностью и быстро поднимается на ноги. Человек справа вскакивает вслед за ним, выбросив газету, а парень у окна реагирует запоздало, случайно роняет стакан, которым играл, убивая время, и срывается на бег за ними. Собрав всю свою уверенность и мысли о долге, Чонгук останавливается прямо перед Тэхёном, на лице которого, однако, не дрогнул ни один мускул, и несколько секунд они смотрят друг другу в глаза. Выражение лица Тэхёна настолько отстранённое, что можно предположить, что он вообще не знает Чонгука, как будто он не разговаривал с Чонгуком той ночью, не улыбался вместе с ним под большими снежными хлопьями в его день рождения, не целовал его перед полётом, не был вместе с ним тогда в квартире. Но глаза Тэхёна говорят об обратном. Они кричат. Они пылают, как пламя, под пристальным взглядом Чонгука. Чонгук видит столько боли и растерянности в глубине чужих глаз, противоречит своим внутренним ощущениям, крикам своего сердца, и не хочет отдавать Тэхёна никому, но эти ранимые чувства исчезают с лица художника в одно мгновение, когда холодные наручники щёлкаются на его запястьях. Чонгук прижимает его к себе, и грустно усмехнувшись, шепчет ему прямо в ухо: — Я рад, что это именно я поймал тебя, международный мошенник Ким Тэхён, под псевдонимом ван Гог. — Хм, – в ответ преступник ему тоже усмехается. — Я должен сказать, что я тоже рад, что это ты меня поймал, специальный агент под прикрытием Чон Чонгук? – его хватают с двух сторон коллеги Чонгука, мужчина с газетой и кофейный молодой парень, потому что Чонгук больше не в силах смотреть на это. Тэхён всё ещё стоит перед ним и выплёвывает последнюю фразу с омерзением. — Ну, я рад, коп. Удивлен, что мы оба раскрыли друг друга? Ты знал меня самого начала, а я только недавно. Я польщен, что уж сказать. Скрываться ты умеешь, но не долго. Я умнее. Тэхён держится, скрывается за своей выдуманной маской преступника. Но ему больно. Очень больно. И он не жалеет, что сдался. Дело было сделано, преступник пойман. Так совпало, что задержание международного мошенника стало огромной новостью для всех, которая обошла весь мир. Каждый второй знал о нем как о неуловимом мошеннике, но никто не знал, кто он такой на самом деле. Когда того мошенника, увели, Чонгук увидел, что глаза у него были наполнены бесконечной ненавистью, смешанной с болью предательства и неконтролируемой любовью. Также чувствовал и Чонгук. Один-один, Тэхён. — Я подозревал, что ты грёбаный коп, Чонгук, – сказал он тогда. — Ты всегда тянулся к своему пистолету за поясом, чтобы остановить меня, когда я уходил от тебя. Это было правдой: Чонгук чуть не застрелил его, чтобы не упустить преступника прямо перед носом, но ни в коем случае не мог себе позволить такому случиться. Тэхён был лишь приманкой, самый главный козырь, от которого никто не мог избавиться раньше времени. — Для меня честь поработать с тобой, агент Чон, – гордо пожимает ему руку Харпер тем же вечером. Вестибюль аэропорта переполнен полицейскими в бронекостюмах и с оружием. Ещё десятки высыпались из тяжёлых темных фургонов, которые стояли на этой улице и ограничивали въезд, потому что целая толпа зевак и журналистов, собравшихся поглазеть на место поимки преступника, громко задавали свои вопросы один за другим и их слова сливались в одну сплошную неразбериху, операторы вытягивались над головами журналистов и щелкали фотоаппаратами, камерами. Харпер знал это с самого начала, когда Чонгук лично предложил ему сотрудничать в операции по поимке преступника. Так что мужчина просто вжился в роль. Но операция была начата довольно быстро. Две недели спустя, тридцатого декабря, Ван Гог сам попал в ловушку. — Вау, – восхищённо ахает Хосок и подходит ближе. — Я до сих пор не могу в это поверить. Если бы ты не сказали мне раньше, кто ты и почему здесь, я был бы оскорблён, если бы узнал об этом прямо сейчас на каком-нибудь новостном канале, – он забавно морщится, мотает головой и щупает плечо Чонгука. — Ты так хорошо выглядишь в офицерской форме. Я рад, что мы поработали вместе. — Это было трудно, – еле отвечает ему Чонгук, поворачивает голову в стеклянное большое окно на журналистов и отходит оттуда. Хосок молча следует за ним. — Я больше года учился на авиацию, получил работу именно здесь и надеялся, что поймаю его. Специальный агент под прикрытием Чон Чонгук был известен тем, что во всех разведках мира он проявил себя как наиболее талантливый, высокоинтеллектуальный агент. И, тем не менее, как опытный и гениальный следователь. Он мог за короткое время раскрыть даже самые страшные преступления и распутать самые трудные головоломки. Ему было поручено это дело. Личность Ван Гога никто не мог раскрыть, а Чонгук сделал это с первой секунды их разговора. — Как ты узнал, что преступник прилетит именно сюда? – интересуется Хосок, и они останавливаются перед огромными часами, расположенными посередине холла. Чонгук вдалеке замечает агента ФБР, который и предложил это дело, и который разговаривает с кем-то и бросает взгляд на Чона. Предстоит долгий разговор с ним. — Нидерланды – для него важная страна. Тут родился его кумир. Сам Винсент ван Гог, самый известный художник, – обясняет Хосоку Чонгук. — У меня была информация, что у него здесь есть дом и наш "фальшивый Ван Гог", ну он же Ви, прилетает сюда на каждый свой день рождения. Но я поменял его планы. Прежде всего, мне пришлось задержать его в аэропорту, что я и сделал. Я забрал его одну из его картин среди чемоданов, то есть не его картину. Это была украденная подлинная картина из самой Австралии. — О, Боже, – ошеломлённо воскликает Хосок, — как он умудрился притащить её через аэропорт? Везде проверяют же. — Он же опытный мошенник, – пожимает плечами агент. — Придумал что-нибудь. — Но на второй день ты его упустил, да? — Да, – прикусив губу, Чонгук вспоминает тот день, когда Тэхён поймал его прямо перед входом в аэропорт и потащил его куда-то далеко. — Он оказался не только вором, ну и гипнотизёром, манипулятором, не знаю. Я кое-как уломал его отвезти меня в его квартиру, он сначала не хотел этого, но я настоял, как мог и привёл за собой хвост. Я притворялся, что не имею ничего общего с полицейскими. Но... – но тут вдруг почему-то мнется и, помолчав, тихонько добавляет. — Я не мог отдать его. Просто не мог. Я помог ему убежать от самого же себя, хён. — Аа, тридцать первое декабря. Помню, ты был таким подавленным. — Я намекнул ему, что он похож на Ван Гога, произнёс вслух его псевдоним, что он застыл, как убитый пулей в лоб, и он чуть не выдал себя, начал что-то лепетать мне. Мошенники обычно бывают весёлыми, обаятельными и быстрые, как молния, ужасно ловкие и пользуются доверием, которое современные люди имеют к учёным и врачам. На этот раз учёным стал Тэхён, который мог отказаться от своей идеи и приступать к другому делу, а врачом был Чонгук, который допустил большую ошибку во время операции. Ви, неуловимый мошенник, пропадавший в разных концах света, был остроумен и умел выйти из воды совершенно сухим. Согласно психологическим данным, его IQ составлял около 148 баллов. Он рос сиротой и обладал не только чистой логикой, но и высоким уровнем знаний, чётко составлял картину мира и умел запоминать сложные последовательности с одного взгляда. Он знал несколько языков на уровне носителя и солгал Чонгуку, сказав, что знает только свой родной корейский и не упомянул про английский, немецкий, испанский, голландский, французский, китайский, японский, тайский, итальянский и норвежский. Но настоящий Тэхён был абсолютно другим – энергичным, жизнерадостным, радовался каждым мелочам, мило краснел от смущения и всячески пытался это скрыть. Любил лепить снеговика, наслаждаться мандаринами за просмотром новогоднего фильма, Больше всего любил фильмы про пиратов и инопланетян, что мог пересматривать их по десятому кругу. Очаровательно улыбался, как невинный ребёночек. Боялся громких звуков. Ему было три, он прятался внизу трюмо, и дрожал от страха, обнимал себя, не сумев даже звука издать от шока, горькие слезы утраты текли по его щекам, когда его разорённый отец, опьяневший от зверской ревности, растрелил жену прямо на глазах Тэхёна. Любил пряники. Его мама раньше пекла их ради маленького сына. — Я думал, что задержу его прямо там и не позволю покинуть страну. Но он... – Чонгук вздыхает полной грудью, облизнув губы. — Он сделал нечто такое, что выбило меня из колеи. Я поддался своим чувствам. И упустил его. Тогда люди свыше пообещали, что я заплачу за это. Но в четвертый раз, он пришёл ко мне по своей воле. На следующий день он снова исчез. В тот день, когда Тэхён подошёл к нему, с просьбой остаться на ночь, и Чонгук знал, что квартиру Тэхёна обыскивают криминалисты. Тэхён, должно быть, увидел это, убежал оттуда, и Чонгук для него был единственным, кому он мог доверять. Тело, душу и разум. — А это наша пятая встреча. Конец истории. Чонгук находит в себе силы к более хладнокровному обсуждению случившегося, говорит всё это спокойно, чтобы не выдать волнения. В душе он плачет, что его вопль мог даже услышать весь аэропорт, весь гребаный мир, и даже несчастный Тэхён в тюремной камере. Ему очень плохо. — Ты упустил его два раза за день. Ты дал волю чувствам. Уже теперь перед Чонгуком стоит начальник отдела, скрестив на груди руки. Тщательно разработанный план поимки преступника сорвался, когда Чонгук окончательно потерял разум. Чонгук взялся за дело очень давно и был уверен, что завершит начатое очень быстро. Был слишком самонадеян. Пока не начал копать под преступника под псевдонимом «ван Гог», пока не стал изучать его в неведении, в далеке, в тени, пока не начал его узнавать всё ближе и ближе, видеть его лицо каждый день на фотографиях. Его погоня за этим человеком стало причной того, что он стал одержим им. Мотив «поймать преступника» стало его прикрытием, он несколько раз давал «ван Гогу» сбежать, чтобы его поймал именно он, – Чонгук. Ему не хотелось, чтобы Тэхёна ловил кто-то другой. А сам стал одержим демоном, который на самом деле лишь тень этого демона. Чонгук влюблён в эту тень. Ведь Чонгук – мрак, а там только «тень». — Я, как и ты, после трудных дел чувствую себя совершенно разбитым, – начальник Ким Сокджин продолжает убедительным голосом, изучая Чонгука с опущенной головой, осматривает детектива с головы до ног и обратно. — Ты знал последствия. Он тоже причастен к делу. Пусть он второстепенный персонаж в этом преступлении, но он должен отбывать своё наказание, ты понимаешь меня, Чон? Он чистосердечно признался, что сдался по своей воле. Чонгук голову не поднимает, внимательно вслушивается в каждое слово, и кое-как находит в себе силы молча кивнуть, не в состоянии обличить перед ним свою несостоятельность к продолжению операции. Он не хочет больше здесь присутствовать. Копы в стандартной форме крестом натянули жёлтую ленту перед входной дверью, а рядом стояли двое полицейских с рапортами в руках. Чонгук пробормочет им про оценку место пребывания мошенника, и они быстро кивают и впускают его. Чонгук склоняется над лентой, и сбитый с толку, осматривает квартиру, в которой царит ужасный беспорядок. — Кто вам позволил такой бардак разводить?! – рычит он сквозь зубы. Тэхёну определённо не понравилось бы такое. По полу разбросаны листы бумаги, развёрнуты холсты, а незаконченные картины были чем-то измазаны, скорее всего краской, упавшей во время обыска и неразберихи. В этом хаосе можно было заблудиться. В следующей комнате было небрежно брошенное одеяло, разномастные подушки, одежда. Согласно обыску и отчётам криминалистам, в этой квартире не было украденных вещей, то есть все имущество принадлежало только Тэхёну. Обойдя каждый сантиметр комнаты сожалеющим взглядом, Чонгук замечает спрятанную за креслом около окна ткань. «О, что это за картина, покрытая тканью?». «Эй, не трогай это. Это сюрприз, получишь, когда придёт время». Чонгук осторожно шагает через разбросанные картины. Затем также с осторожностью вытаскивает за креслом картину, обёрнутую тканью, и водрузив его на подоконник. Разворачивает ткань, и замечает мелкие, но аккуратные и красивые буквы. *«К настоящему Чонгуку от настоящего Ким Тэхена.* *«Я лгал всем, лгал тебе, лгал даже самому себе. Но в моей жизни только одна вещь была настоящей, без притворства. Это мои искренние чувства к тебе. Моя истинная любовь к тебе».* С замиранием сердца прочитав письмо и перевернув картину, он видит, что на другой стороне был его портрет. Сидит боком к наблюдателю, смотрит на свои раскрытые и прижатые друг к другу ладони, глаза нечитаемые. Фон цвета морских волн, белые перья застыли в воздухе от ладони. Художник передаёт свою сущность, свои чувства в данный момент, как будто он понимает все чувства Чонгука и желает ему долгожданной свободы. Тэхён – свободный художник, ведёт себя крайне независимо и делает только то, что хочет. Но все последние годы жизни Тэхёна как художника указывают на кризис в его творчестве. Он не создавал практически ничего нового, он лишь варьировал предыдущие работы других. Чужие. Скопированные. Он не уверен. Портрет Чонгука был его первой картиной. Первой любовью. Тэхён не мог позволить себе, чтобы Чонгук был рядом с ним. Тэхён всячески пытался исчезнуть из жизни Чонгука, но каждый раз он возвращался по зову сердца, как потерянная птица. *«Кто ты?».* *«Ким Тэхён, которому нравится Чон Чонгук».* . Он дёргает полы классического смокинга, сшитого на заказ по требованию его матери, расправляет рубашку с оборками на груди и покорно приближается к входной двери. В кармане уже сотни раз вибрирует его мобильный телефон. Юнги, наверное, ему звонит. Волнуется. Очень стыдно перед ним. Перед его женихом тоже. Чонгук плохо знает его, но надеется, что он его поймёт. — Что я, чёрт возьми, творю? – шёпотом бормочет Чонгук и останавливается перед охранниками, как самый влиятельный и богатый мужчина в дорогом смокинге. — Вам помочь, детектив Чон? – интересуется один из охранников около тюремного отделения. — Да, мне нужен ключ от секторов, – говорит Чонгук, пытаясь сделать голос как можно вкрадчивым, но у него плохо получается. В его голосе проскакивают нотки волнения. Чонгук видит вопросительные огоньки в глазах охранников, которые нерешительно переглядываются, и он спешит объяснить причину своего визита. — Одна картина все же не найдена, мне необходимо выманить у него правду. Конечно же, он нагло врёт, но лучше уж вызывать одобрения, чем подозрения. Противоречить просьбе влиятельного человека и известного детектива, надзиратели не хотят и, поручив большую, тяжёлую связку ключей, они пропускают Чонгука в зону. Стены тюрьмы наполнены предательством, печалью, гневом и страхом. Сколько раз Чонгук видел десятки угрюмых лиц, выглядывающих из этих дыр в стенах, владельцы которых Чонгук лично лишил их свободы, и как только преступники покинут тюремные стены, возмездие настигнет их, или, возможно, они попытаются изменить свою жизнь к лучшему и больше будут наступать на те же грабли, чтобы не повторить ошибки прошлого, но Чонгук конкретно не задумывался об этом. Чонгук останавливается перед решеткой. Трое суток назад Ви был посажен в эту одиночную камеру тюрьмы. Пытаясь успокоить дикое сердцебиение, он делает вид, что не замечает целую кучу камер видеонаблюдения, следящих за каждым шагом в тюрьме, и шумно гремит ключами, дрожащими руками пытаясь отпереть решётку. — Чёрт, – ругается он, не сумев попасть с первого раза. — Что я делаю? Поодаль в темноте, у дальней стенки, болезненно охая, кто-то ворошится. — Чонгук? – спрашивает тихий Тэхёнов голос. Затем, поняв, что за решеткой действительно стоит Чонгук, он вскакивает с холодного пола, подрывается ближе и прижимается ладонями к решетке. — Ты пришёл спасать меня? Чонгук не хочется смотреть, как страдает Тэхён. Его дыхание хриплое, губы сухие и кровоточат, на скуле синяк. Чонгук пытается держать себя в руках. Ведь если бы он знал, кто именно, какое бесчувственное существо осмелилось так поступить с его Тэхёном, он бы задушил его собственными руками. Но вместо этого он говорит, глядя прямо в блестящие глаза Тэхёна: — Я пришёл спасать наши чувства, тебя, и себя заодно. С трудом попав ключом в скважину замка, он с скрипом открывает дверь, протягивает одну руку к Тэхёну и бегло оглядывается по сторонам, затем снимает с арестованного наручники. И как только железки падают на пол, Чонгук без слов притягивает его в свои объятия, крепко сжимая у груди. Тэхён, несмотря на свою сущность, очень тёплый и мягкий. — Это не ты, – детектив склоняется ближе к Тэхёну и тихо говорит. — Ты просто выполнял все приказы своего заказчика. RM, да? – пусть он знает правильный ответ, очень хочет услышать его от самого Кима. Тэхён мгновенно напрягается в чужих руках. — Как ты узнал о нём? — В тот самый первый день, когда он тебе позвонил по телефону. Я запомнил эти чёртовы цифры. Отправил номер коллеге, он пробил, пока Арэм не вышел из сети. Мы его задержали только вчера, Тэхён. Тэхён в этой истории был всего лишь маленькой птичкой в клетке, которого просто поймали в темноте. Он выполнял поручения главы одной банды мошенников, к которой он попал в юношестве по ошибке и не смог больше выйти. Теперь. Эта история, которая привлекала к себе ещё больше второстепенных персонажей закончилась не совсем лучшим образом, особенно для Тэхёна, но теперь он абсолютно свободен как ветер. Чонгук открыл его золотую клетку и выпустил. — Ты чего такой при параде? – криво усмехнувшись, Тэхён осматривает его с ног до головы и трёт запястья от тяжёлых наручников. — Сбежал со свадьбы, – безразлично махает рукой Чонгук, рассматривая возможные пути отступления. — Со своей? — Лучшего друга. — А... – не договоривает Тэхён свой вопрос, как Чонгук хватает его за руку. — Обсудим подробнее о нашей свадьбе на небе потом, а теперь валим, – и тянет к выходу.

*****

— Что было бы, если бы я тогда разбился на том самолёте? — Ну, в тюрьму попал бы я. — Нет. Мы бы не встретились. И нас бы не было. — Но этого же не случилось. Теперь мы не одиноки. Мы есть у друг друга.

*****

Это было в Амстердаме в конце декабря, когда снежинки хлопьями падали и путались в его пепельных волосах, а его глаза сверкались от ярких праздничных гирлянд. Он пах мандаринами, красками и вдохновением. В атмосфере витал праздник, любовь и страсть. Они были разными, словно разница между этими двумя состояла лишь в том, что один был плодом воображения другого; что герой был одержим страстью к искусству, а его создатель — к небу.