Тяжелый день

Мистер Джонсон открыл глаза и обнаружил себя сидящим в очереди в каком-то госучреждении. Должно быть, он задремал в этом маленьком уютном оранжевом кресле, сжимая в руке бумажный талон с номером «667». Джонсон огляделся. По долгу службы ему часто приходилось бывать в подобных заведениях, но чтобы сидеть в очереди — такое с ним впервые. Наверное, он пришел сюда по личному делу. Вот только по какому? Джонсон огляделся. В основном в небольшом, но просторном зале, заполненном оранжевыми креслами и серебристыми металлическими стульями, были старики. Неподалеку бегали двое или трое ребятишек, которых, должно быть, бабушки и дедушки привели с собой. «Неужто я попал в пенсионный фонд? Боже, упаси, я же тут на полдня застряну!» Стоило ему только подумать, как рядом из ниоткуда возникла миловидная девушка в белой блузке с оранжевым галстучком. — Я могу чем-то Вам помочь? — спросила она, наклонившись. На лице девушки Джонсон не заметил ни грамма косметики, впрочем, она итак выглядела очень красивой. А ее волосы были настолько аккуратно собраны в пучок, что нельзя было разглядеть ни одной волосинки, торчащей в сторону. От этой девушки веяло чем-то таким правильным и совершенным, что Джонсон, привыкший пользоваться всеми оказываемыми ему привилегиями, впервые решил отказаться от чужой помощи и разобраться во всем сам. — Спасибо, мне ничего не нужно, — ответил он, невольно отползая на дальний конец кресла. Девушка улыбнулась, кивнула и куда-то пропала. Джонсон встал и поправил пиджак. Он хотел посмотреть время, но часов на запястье не оказалось. Оглядевшись, Джонсон нигде не увидел свой портфель, а обшарив карманы, он не нашел также ни бумажника, ни телефона. Взглянув на остальных участников очереди, он вдруг заметил, что никто из них не держит в руках сумки и никому не звонит. Даже молодые люди и его ровесники абсолютно спокойно ждут своей очереди, не пытаясь занять время прослушиванием музыки или игрушками на телефоне. «Чертовщина какая-то», — подумал Джонсон, сжимая в руке свой талон. Вдруг на его плечо упала чья-то тяжелая рука. Обернувшись, он увидел стоящего за спиной двухметрового охранника с метровым размахом плеч и квадратным подбородком. Мужчина был одет во все черное и смотрел на Джонсона очень сурово, из-за чего у него создалось впечатление, что сейчас его будут убивать. — Ведите себя прилично, — сказал амбал и убрал руку. — Пожалуйста, — добавил он чуть вежливее. — Простите, — прошептал Джонсон, хотя и не понимал, что он такого сделал. Прочистив горло, он все же осмелился спросить: — Скажите, а где здесь уборная? Охранник почему-то улыбнулся. — Прямо и направо, — ответил он, указывая рукой на выход из зала. — Спасибо, — поблагодарил Джонсон и направился к двери. Коридор был абсолютно пустым и каким-то безжизненным. Ни на пути туда, ни возвращаясь обратно, Джонсон не встретил ни единой живой души. Зато, прямо перед входом в зал, в углу приютился кулер с водой и башенкой из пластиковых стаканчиков на макушке. Джонсон отщепил себе один стаканчик, удивившись, что ему так легко удалось вытащить именно один, а не два и не три, как это обычно бывает. Вода в кулере оказалась на удивление приятной и не драла горло ледяной прохладой, как это, опять же, бывает обычно. Отправив стаканчик в урну, Джонсон вернулся в зал в приподнятом настроении. Как ни странно, но за время его отсутствия его кресло так никто и не занял. В обычной очереди это было бы неизбежно, но в глубине души Джонсон давно понимал, что очередь эта не совсем обычная. Опустившись в кресло, он посмотрел на свой талон, а затем на экран, где высвечивалась электронная очередь. На экране значилось «665» — еще два человека, и наступит его очередь. Так зачем же все-таки он сюда пришел? Погрузившись в собственные мысли, Джонсон вдруг услышал тихую струящуюся мелодию. Что-то из классики: может, Дебюсси, может, Вивальди. В искусстве Джонсон разбирался плохо, он в основном налегал на юридические науки. — Номер шестьсот шестьдесят семь, — огласил электронный голос. Джонсон подпрыгнул и посмотрел на свой талон. Как же он мог проспать свою очередь? Джонсон вскочил на ноги и огляделся. Решив, что идти больше некуда, он уже сделал решительный шаг к выходу из зала, как тот же голос вдруг подсказал откуда-то из-за спины: — Окно номер три. Оглянувшись, Джонсон увидел несколько кабинок с номерами, в которые по очереди заходили люди. Поправив пиджак, он подошел к кабинке с номером «3» и решительно вошел внутрь. В крохотной кабинке два на два метра половину помещения занимал оператор. Молодой улыбающийся мужчина в пиджаке сидел за столом, отгороженный от посетителей стеной из прозрачного стекла. — Мне кажется, — начал Джонсон неуверенно, — моя очередь еще не подошла. Я не слышал, чтобы вызывали человека передо мной. Оператор наклонился к селектору и нажал на кнопку. — Какого человека? — спросил он с улыбкой, его голос раздавался из небольшого динамика по ту сторону стекла. — С номером шестьсот шестьдесят шесть, — ответил Джонсон. — У нас нет такого номера. Сначала шестьсот шестьдесят пять, потом шестьсот шестьдесят семь, — беззаботно ответил оператор. — Почему так? — удивился Джонсон. — Примета плохая. Да Вы присаживайтесь. Джонсон посмотрел себе под ноги и уселся на стоявший рядом стул, прямо напротив динамика. Мужчина за стеклом взял в руки лист бумаги и начал читать с него. — Мистер Джонсон? — спросил он, нажав на кнопку. Джонсон кивнул — Знаете ли Вы, где сейчас находитесь? — Посетитель помотал головой. — А как сюда попали? — Джонсон задумался на секунду, и по его молчанию оператор понял, что внятного ответа мужчина дать не сможет. — Я сожалею, что приходится Вам это сообщать, — сказал оператор, отложив бумаги, — но два часа назад Вы умерли. — Как?! — Джонсон подскочил и вцепился руками в небольшую столешницу перед собой. — Вы переходили дорогу, видимо, торопились на работу, и не заметили автомобиль, — ответил оператор с неуместной улыбкой. — Ничего необычного, это случается сплошь и рядом. Водитель не пострадал, если Вам интересно. Джонсон осел, у него дрожали колени. — Нам нужно заполнить некоторые документы, — продолжил оператор и взял ручку. Как ни странно, но кнопкой селектора он больше не пользовался, динамик и микрофон прекрасно работали и без нее. Джонсон сглотнул. — Какие документы? — Чистая формальность, — улыбнулся оператор. — Вы, как юрист, должны понимать. — Я понимаю, — еле живым голосом ответил Джонсон. — Итак, где Вы родились? — Ньюкасл, — машинально ответил Джонсон. Он еще слабо верил в происходящее, но работа научила его держать себя в руках даже в самых непредсказуемых ситуациях. — Ньюкасл-апон-Тайн или просто Ньюкасл? — переспросил оператор. — Просто Ньюкасл. — Ага, — Оператор сделал пометку на листе, — Ваши родители: Марта и Роберт Форды? — Да, — Глядя на свое мутное отражение в стекле, Джонсон потихоньку приходил в себя. Умер он или нет, но даже на том свете ему приходилось возиться с бумагами, а в этом он был как рыба в воде. — Подтверждаете ли Вы, что являетесь католиком? — А это важно? — удивился Джонсон. — Нам все важно, — многозначительно ответил оператор. Джонсон задумался. Если он согласится, то есть вероятность, что его будут судить как христианина, а он ярым верующим явно не был и за свою короткую жизнь уж точно успел нарушить пару-тройку заповедей. — Я воздержусь от ответа, — схитрил Джонсон. Оператору это не понравилось, но он ничего не мог сделать — в анкете действительно был такой вариант ответа. — Хорошо. Случалось ли Вам испытывать сильное чувство вины за проступки, совершенные по принуждению или по неведению? Джонсон повернулся к оператору и посмотрел на него, приподняв брови от удивления. — А что Вы, собственно, пытаетесь узнать? — посетитель приподнялся, чтобы заглянуть в свою анкету, но оператор тут же прижал листок к себе, не позволяя ему это сделать. — Я что, прохожу какой-то тест на пригодность к загробной жизни? На лице оператора заходили желваки. На этой неделе ему попался уже третий клиент, который не тушуется и пытается любой ответ повернуть в свою пользу. Но жаловаться — грех. — Мы не имеем права распространяться на этот счет, — недовольно ответил оператор, положил листок анкеты на стол и поставил перед собой картонный планшет для документов, оперев его на стекло, чтобы посетитель не смог ничего увидеть. «Что-то это не очень похоже на государственное учреждение. Ведет себя как обиженный школьник, который не хочет давать списать», — подумал Джонсон. Оператор вдруг вскинул голову и гневно посмотрел на клиента, его лицо покрылось пунцовыми пятнами. — Знаете, что, — сказал он, отложив планшет, и вытянул на себя небольшую каретку в нижней части разделявшего их стекла. Он сунул туда лист и хлопнул сверху карандашом. Передвинув каретку посетителю, он заявил: — Заполняйте сами. Джонсон, немного напуганный, и в то же время удовлетворенный своим триумфом, достал из каретки бумагу. Вращая зажатый между указательным и средним пальцем карандаш, он несколько минут вглядывался в витиеватые закорючки. — Я ничего не понимаю, — сдался Джонсон, возвращая анкету в каретку. — Это енохианский, — ответил оператор со злорадной улыбкой. — Язык ангелов. Джонсон не переставал удивляться. — Так Вы — ….? — Угу, — буркнул оператор и, перетянув каретку на себя, достал анкету обратно. — Ну что, продолжим? Джонсон вздохнул. — Итак, — оператор заточил карандаш в электронной точилке и занес его над анкетой. — Случалось ли Вам испытывать сильное чувство вины за проступки, совершенные по принуждению или по неведению? — Нет, — ответил раздосадованный Джонсон. — Хотя, может, иногда. А что можно считать проступком? — Джонсоном вдруг овладел неподдельный интерес ко всему происходящему, он придвинул стул поближе и вплотную сел к окну, во все глаза глядя на ангела. — Вы вообще по каким канонам меня судите? У каждой религии свои правила. А если считать еще законы общечеловеческие: мораль, уважение, золотое правило гуманизма, — то как совместить их все в один большой рейтинг. Оператор откинулся на спинку стула, чтобы быть подальше от назойливого клиента, и пытался сообразить, что же ему ответить на этот шквал вопросов. — Ну-у, — протянул он, — мы в первую очередь смотрим, за что именно Вы хотите раскаяться, что считаете неправильным. Потом…. Джонсон не дал ему договорить. — Получается, если преступник не жалеет, что убил сто пятьдесят человек, Вы его за это осуждать не будете? — спросил он. — Преступниками занимается другая инстанция, — ответил ангел, раздражаясь. — А как вы распределяете всех по инстанциям? Как решаете, кто хороший, а кто плохой? Если я сижу в очереди с бабушками и детьми, значит ли это, что я невинен как ребенок или что мудр как старик? — Джонсон приподнялся на стуле и подобрал под себя одну ногу, чтобы сидеть повыше и лучше видеть оператора. Он уже почти коснулся стекла кончиком носа, но ему было все равно. Господи, как ему было все это интересно! Он бы душу продал, чтобы остаться на такой работе! — Осторожнее с желаниями! — бросил ангел, услышав его мысли. Джонсон взглянул на него непонимающе и немного сбавил напор. В кабинке на секунду повисла тишина. Оператор под пристальным взглядом своего любопытного собеседника протянул руку к стоявшему на столе кувшину и налил себе воды. Вода здесь была волшебная, успокаивающая, даже святая. Поставив стакан на стол, ангел сделал глубокий вдох и повернулся к своему клиенту. Тот сидел, вытянувшись, словно собачка, выпрашивающая угощения, и только и ждал, когда тот закончит пить, чтобы задать очередной сногсшибательный вопрос: — А буддисты здесь есть? Ангел закашлялся. — А мусульмане? Оператор вскочил на ноги и пинком задвинул стул под стол. — А христиане делятся по конфессиям или считаются за одну религию? Ангел подошел вплотную к стеклу и хлопнул по нему ладонью, глядя на посетителя красными из-за полопавшихся сосудов глазами. — У нас обед! — рявкнул он. Как только ангел отнял руку от стекла, оно сделалось непроницаемым, молочно-белым. — А чем вы питаетесь? — кричал ему вслед Джонсон, забравшись с ногами на стул, чтобы заглянуть за высокую перегородку. Ударившись головой о потолок, он свалился на пол и, потирая голову, сел обратно, мысленно задавая себе все новые и новые вопросы. Когда ангел номер три появился в «курилке» разъяренный и взбешенный, никого это не удивило. Ангелы в строгих костюмах, все на подбор миловидные блондины и блондиночки, сидели на мягких диванчиках небесно-голубого цвета и вдыхали благодатный аромат ладана и миры, дымящихся в золотистых курильницах. — Тяжелый день? — спросил один из ангелов новоприбывшего. — Опять попался этот, просвещенный, — ответил номер три и распластался на диване. — Надо бы уже эту «Википедию» закрыть, — сказал кто-то из глубины комнаты. — Да я бы весь Интернет закрыл, будь на то воля Его, — ответили ему. Третий махнул рукой. — Дело не в «Интернете» и не в «Википедии» — сказал он устало. — Люди идут в ногу со временем, а мы от него устаем. У них есть анкеты, рейтинги, а у нас — слишком сложная система внутренних ценностей. — Ну, а как иначе-то, брат мой? — ответил третьему чуть разморевший от успокаивающего действия благовоний ангел. Третий пожал плечами и на минуту задумался. В голову ему почему-то лезли мысли о буддистах. — А кто-нибудь слышал про карму?