***
На свежем воздухе сразу стало легче, волна паники отступила. Чарли подумал, что не так уж и обдолбан, просто слишком засмотрелся на мелькающие кадры из мультов. Самым главным сейчас было не уходить в свои мысли и не залипать на детали, чтобы снова не стало страшно. — Как ты, нормально? — заботливо спросил Стэн и взял Чарли под локоть. — Ага. — Хорошо. А то я думал, что тебя на лестнице вырубит. От воспоминания о спуске по пыльной скрипучей лестнице затошнило. — Нет, я в порядке. Провожу тебя до метро и пойду домой, — сказал Чарли, сглотнув комок. Стэн хмыкнул и ответил: — Нет, уж лучше я тебя провожу до дома. Возражения не принимаются. На самом деле Стэн был вовсе не Стэном, а Станиславом. Так было сказано на его водительском удостоверении, которое Стэн показал ему ради якобы дурацкой фотки. Фотка оказалась самая обычная — простое и светлое лицо Стэна было сложно испортить — а вот имя Чарли смог прочесть только со второго раза, да и то кое-как. — Давай еще раз, — издевался над ним Стэн. — У тебя почти получилось. Его родители приехали из Польши, когда Станиславу-Стэну не было и пяти, поэтому он говорил и выглядел, как типичный нью-йоркер. Только длинное славянское имя выбивалось из картины. Чарли это нравилось: вся его недолгая тоскливая жизнь прошла в Бруклине, между Бруклинским музеем, Бруклинской библиотекой, Проспект парком и чистенькими рядами браунстоун. Покинув родительскую квартиру, Чарли далеко не уехал. Он снял комнату на пересечении двенадцатой улицы и пятой авеню, в пяти блоках от того места, где провел детство; иногда ему казалось, будто он проживет в Бруклине всю жизнь, до самого конца. Эта мысль была унылой, но Чарли часто возвращался к ней. В этом мазохистическом постоянстве размышлений было что-то неуловимо приятное и немного стыдное. На улице было так тихо, что в ушах звенело. Фонари светили холодным желтым светом. На секунду Чарли показалось, будто эркеры домов, украшенные грязно-белой лепниной, вибрируют. Он мотнул головой и вцепился в теплую руку Стэна. Без перчаток пальцы привычно мерзли. Нет, нельзя было ни на миг терять контроль и уходить в себя. Стэн был хорошим парнем, и мечты у него были хорошими. Они вместе учились в Городском Университете Нью-Йорка, и Стэн уже заранее знал, что хочет работать в благотворительной организации и помогать тем, кому нужна защита, а Чарли… Ну, он хотел стать журналистом. Так, по крайней мере, он говорил всем, это был хоть и сомнительный, но ответ. Наверное, если бы Стэн был более плохим, они бы начали встречаться. Никого другого Чарли попросту не мог выносить достаточно долго. Но Стэн не хотел давить, он был добрый и простой, он был рядом и ждал. Чарли знал, что ждать ему придется вечность, и это была еще одна стыдная и приятная мысль. Они шли вниз по улице, в самую гущу темноты, где фонари не горели. Чарли снова прикрыл глаза: темнота была слишком непроглядная и оттого как будто бы живая. Они приближались к ней до тошноты быстро. — Послушай… Погоди! — Чарли замер на самой границе, разделяющей свет и тьму. Стэн послушно остановился вместе с ним. — Ты же не спешишь, правда? Пойдем в парк. Я не хочу… туда. В смысле, домой, — быстро соврал он. — Мне не очень хорошо, надо еще подышать. А то еще перебужу всех соседей. Он знал, что Стэн раскусил его ложь и догадался, что на самом деле Чарли испугался темноты. Очевидным было и то, что поезд G ходит по ночам с гигантскими интервалами. Стэну придется целую вечность добираться до своего очень польского Гринпоинта, и все из-за глупого каприза Чарли. Но Стэн, разумеется, не отказал. — Не проблема, пошли. Еще не так уж и поздно.***
В Проспект парке было безлюдно и почти по-зимнему холодно. Чарли спрятал руки в рукава тонкого пальто. Он вечно мерз, но сейчас прохлада отрезвляла и отвлекала от темноты, что следовала по пятам, и от беспокойных мыслей. Так было нужно. Стэн шел рядом и все еще придерживал под локоть. — У тебя есть с собой? — спросил Чарли, втайне уверенный в положительном ответе. — Не хочу простудиться. — Да. — Стэн достал из-за пазухи массивную фляжку и протянул ему. Чарли улыбнулся и сделал быстрый глоток. Крепкая травяная настойка неприятно обожгла рот, но уже через пару секунд под ребрами стало тепло, а на душе - очень спокойно, как будто темнота совсем рассеялась. Стэн забрал у него фляжку, отпил из нее и убрал во внутренний карман. Они пошли вперед, по узкой освещенной аллее. Людей вокруг совсем не было. — Ездил к Мэл в выходные, — зачем-то сказал Чарли и сразу же рассердился на себя за это. Он не любил говорить о сестре, даже со Стэном. От каждого сказанного о ней слова внутри черепной коробки больно царапало. Но сегодня был странный вечер, и смолчать не вышло. — Ты поэтому такой… — Стэн осекся, стараясь подобрать нужное слово. — Какой? — Чарли вскинул подбородок повыше, словно бы пытаясь защититься. — Напряженный. — Да. Нет. Наверное. Черт. Я не знаю, Стэн. Чарли потер переносицу. Руки были ледяными и лицо тоже, и поэтому он почти не почувствовал собственного прикосновения. Смешно, конечно, вышло: многие годы никто не понимал, что Мэл больна. Ей потребовалось выйти в окно, чтобы это стало заметно. — Ей стало хуже? — тихо спросил Стэн. — Нет. — Чарли покачал головой. — Все без изменений. Она очень молчаливая, но все в порядке. Сейчас Мэл почти не разговаривала, но Чарли помнил ее истории. Иногда они были смешными, иногда страшными, но чаще всего странными, без начала, без конца и без морали. «Без смысла», — так сказали бы многие, но Чарли знал: смысл был, всегда был, даже если он не понимал. Мэл была на пять лет старше, и в детстве их часто оставляли вдвоем. Это было весело, потому что Мэл любила рассказывать истории, а Чарли — слушать. — Мне жаль. — Стэн коснулся его плеча. — Мне правда жаль, ты же знаешь. — Да. Мне тоже. Когда Чарли хотелось вспомнить, какой была Мэл до шага из окна, до тонн сожранных колес, он вспоминал одно и то же, один и тот же вечер: за окном ненастный ноябрь, тускло светит плоская лампа на потолке, Мэл, худая и маленькая, заплетает тонкие темные волосы в косу. Она молчит, но Чарли знает: она подбирает слова для новой истории. Они с Чарли так похожи, совсем как близнецы, несмотря на пятилетнюю возрастную пропасть. — Однажды Мэл рассказала мне кое-что про ад, — сказал Чарли, снова невпопад. — Давно, мы тогда еще были мелкими. Стэн ничего не ответил, только чуть крепче сжал локоть. Это было даже приятно: крепкий захват возвращался в реальность. «В ад легко спуститься, — так говорила Мэл. — Очень простой обряд, даже ребенок справится. Главная сложность — портал». — В ад может спуститься любой, — проговорил Чарли. Почему-то он был уверен, что Стэн поймет его или хотя бы не станет смеяться. — Но для этого нужен портал. Этим порталом можно сделать человека, но не любого. Только того, кто носит истинный ад внутри. Стэн посмотрел на него очень пристально и кивнул. Кажется, ему было интересно. Чарли невпопад вспомнил, как однажды был у него дома и видел полки, забитые книгами. Он взял одну наугад; на обложке не было ни имени автора, ни названия, а текст внутри был написал еврейскими квадратными буквами. Стэн тогда сказал, что понятия не имеет об их содержании. Досталось в наследство от бабушки, так он ответил. Чарли в тот момент показалось, что Стэн впервые ему соврал. — Мэл рассказала, что однажды, еще до охоты на ведьм, в Салеме жила одна колдунья. И у нее была воспитанница, сирота. «Это был самый грустный и одинокий ребенок во всей Новой Англии, — говорила Мэл, она всегда находила точные слова. — И совсем скоро ребенок вырос в прекрасную и печальную деву. Колдунья не была с ней по-настоящему доброй, но и совсем злой не была. Она одной рукой лупила ее, а другой гладила по волосам. Она почти не выпускала ее из дому и говорила, что этим защищает ее. Все юноши, что пытались заговорить с ней, умерли таинственной смертью. Однако печальная дева не слишком о них грустила. Колдунья твердила, что никто из них не любил ее по-настоящему, что им хотелось лишь получить свое, и печальная дева ей верила. Верила, что никто, кроме колдуньи, не любит ее, и была несчастна оттого, что вечно разочаровывает свою благодетельницу. Лучшего портала в ад было не найти». — В общем, она эту сироту вроде как мучила, привязывала к себе, — продолжил Чарли, злясь на себя за пьяный неповоротливый язык. — Почти свела с ума. А потом провела ритуал и превратила ее в портал. Вскрыла грудную клетку и шагнула в черный вихрь, который из нее вырвался. Звучит как бред, да? — Почему же? — Стэн покачал головой. — Это красивый образ. Твоя сестра очень талантлива. Жаль, что с ней случилось… то, что случилось. «Она чокнутая, — горько подумал Чарли. — Чокнутая, и все». Зря, наверное, он заговорил об этом. Хотя Стэн, наверное, и правда видел в этом красоту. Ему вообще иногда нравились странные вещи. Например, гербарий или как это называется. Засушенные цветы, которые Стэн клал в рамку за стекло и вешал на стены. Утверждал, что это приносит удачу. — И что случилось потом? Колдунье удалось спуститься в ад? — спросил Стэн, будто бы это было самым обычным делом. Чарли подумал, что не отказался бы от еще одного глотка травяной настойки, но просить об этом… Нет, рядом со Стэном он и так употреблял слишком много веществ и слишком легко терял контроль. Разумеется, Стэн никогда бы не воспользовался его состоянием, но… Стэн остановился посреди дороги и молча протянул ему фляжку. Чарли сделал глоток и отчего-то вспомнил, что у Стэна на предплечье было выбито слово — одно слово на иврите. Они, собственно, и познакомились из-за этого слова. В первый учебный день Чарли спросил, какой это язык, идиш или иврит. Стэн ответил, что иврит. Чарли постарался запомнить, как это слово выглядело, чтобы отыскать перевод, но так и не смог, буквы казались слишком сложными. Разумеется, можно было просто спросить, но что-то вечно останавливало. — Мэл сказала, что у колдуньи все получилось, однако вернуться назад она не смогла, так и осталась в аду. Но, возможно, ей там было не так уж и плохо, кто знает. «Колдунья была тщеславна, и земной власти ей всегда было мало. Это и привело ее в ад», — так закончила Мэл. — Да, может, не так уж и плохо, — повторил Чарли. Они помолчали. С неба начал накрапывать колючий холодный дождь. Чарли поежился и подумал, что нужно идти домой. Однако Стэн не шевелился, словно бы ожидая некого продолжения. Чарли не знал, чего еще сказать. Он поднял взгляд к мутному беззвездному небу и попытался ни о чем не думать. Но в голове упрямо вертелось одно и то же. «Если бы я захотела спуститься в ад, лучшего портала, чем ты, мне было бы не найти. Но ты не принадлежишь мне. Ты скоро будешь готов», — так сказала Мэл в их последнюю встречу. Это было единственным, что она сказала за все тридцать минут посещения; ее истощенные руки ужасно дрожали. Чарли знал, что Стэн смотрит на него, но не торопился встречаться с ним взглядом. — На самом деле твоя сестра не совсем права, — медленно проговорил Стэн. — О чем ты? — спросил Чарли и понял, что знает ответ. А еще — что ему больше не страшно. — Портал не должен быть действительно несчастным, — продолжил Стэн так, словно читал лекцию. — По-настоящему несчастные люди формируют нестабильные порталы. Это приводит к ошибкам в перемещении. Самое важное — искренняя привязанность и то, что внутри. Внутренний ад, точнее и не скажешь. Этого в тебе достаточно. Твои страхи, сомнения, зависимости, неспособность быть в одиночестве… Они вредны для тебя, но полезны для меня. В звенящей тишине послышался надсадный птичий крик. Чарли захотелось прикрыть уши. Все его потаенные кошмары вдруг стали реальными, но он вдруг почувствовал себя слишком усталым, чтобы бояться. — Ты действительно думаешь, что это возможно? — Чарли опустился на землю, чтобы голова не так кружилась. — А если и возможно, то… Зачем? — Мне любопытно, — коротко ответил Стэн. — Научный интерес. Не бойся, — прибавил он мягче. — Не думаю, что ты умрешь. Смешно звучит, но ты мне понравился. Пожалуй, я даже немного к тебе привязался. Я бы хотел сохранить тебя. По возможности. «Как гербарий на стене», — подумал Чарли и эта мысль показалась ему забавной. Как и его глупая уверенность, будто слишком хороший Стэн будет вечно ждать его инициативы. Ожидание закончилось сегодня. — Ты чем-то напоил меня, — сказал Чарли и улыбнулся. — Я не могу идти. Теперь тебе придется тащить меня на себе. Стэн опустился рядом с ним и мягко погладил по щеке. Пальцы у него были горячие. — Не волнуйся, пожалуйста. Скоро ты уснешь и проснешься, когда все закончится. Тебе не будет больно. Темный парк расплывался перед глазами, превращался в черную кляксу, но Чарли все же нашел в себе силы задать последний важный вопрос: — Что значит слово на твоей руке? Стэн ухмыльнулся, притянул его к себе и коротко шепнул на ухо: — Ад.